енщина,
мог быть сообщником грабителей?
   - Честно говоря, напарница Ли, мы не спали почти двое суток и уже
довольно худо соображаем. Оба. Нужно прерваться на какое-то время.
   - Вы можете отдохнуть здесь, - явно обрадованная, что может предложить
напарникам нечто действительно им нужное, буквально вскинулась принцесса.
- Я не подумала, когда приглашала...
   Нет, правда! Пустует столько помещений. Пять павильонов, три террасы и
Левая Высокая Палата Созерцания Дамбы. Вам постелют, где угодно!
   Предложение было соблазнительным - Богдан действительно с ног валился,
перед глазами, несмотря на крепчайший чай, все уже плыло. Но дома ждали...
Хорош он будет, вторую ночь не навестив жен! Он покосился на Бага. Тот был
в буквальном смысле слова испуган.
   - Нет, прин... то есть, единочаятельница... напарница Чжу.
   Ли. Нет! Надо ехать...
   - Благодарим за любезность, еч Ли, - сказал Богдан, - но дома
заждались. Я и так сорвался в середине ночи не в самый подходящий момент...
   Принцесса вдруг отчаянно покраснела.
   - Понимаю... - сказала она. Баг горестно тряхнул головой, взял бутылку
и вторым глотком приговорил ее. По неистребимой привычке не возвращать
пустую тару туда, откуда взял ее полной, искательно огляделся и, не найдя
ничего подходящего, поставил ее прямо на устилавший весь пол длинношерстый
ковер, рядом со своими подушками.
   - Хорошо, - сказала принцесса. - Через несколько минут я дам вам
разрешение удалиться. Просто я хочу уяснить для себя все и тоже
поразмыслить ночью. Может, придет что-нибудь в голову. Удалось ли
выяснить, в котором часу инок увел Бибигуль из помещения с крестом?
   - Точно ни она, ни он не помнят, но ориентировочно - без двадцати час.
   - Значит, нужно найти человека, который, не участвуя в ограблении,
между без двадцати час и двадцатью минутами второго был на территории
ризницы?
   Богдан чуть поклонился.
   - Напарница Ли все схватывает на лету.
   Принцесса усмехнулась.
   - И при этом все, кто был в ризнице, одинаково чисты, - подытожила она.
   - Вернее, в равной степени чисты, - подал голос Баг. Богдан кивнул. -
То есть они все могут оказаться как замешаны, так и ни при чем. В
совершенно равной степени.
   Богдан снова кивнул, а чуть погодя пояснил:
   - Показания каждого из них не подтверждаются ничьими другими
показаниями. Каждый может говорить и кривду, и правду.
   Свидетелей нет ни для кого.
   Принцесса досадливо поджала губки.
   - Как вы думаете, кому мог понадобиться крест? - спросила она после
паузы.
   - Ну, мало ли... - проговорил Баг с безнадежностью в голосе. - Камушки
там цены немалой.
   - То есть надо ждать, когда камни всплывут на нелегальном рынке?
Возможно, вне страны?
   - Если всплывут, то скорее всего - вне страны, - согласился Баг. - Тут
с ними делать нечего, разве что держать дома, любоваться и никому не
показывать. Узнают сразу.
   Помолчали.
   - Но мало ли на свете красивых аметистов, - вдруг даже чуть раздраженно
сказала, встряхнув головой, принцесса. - Почему именно крест? Кому мог
понадобиться именно крест?
   - А я сейчас думаю о другом, признаться, - тихо сказал Богдан, глядя в
пространство. - Кому мог понадобиться НЕ крест.
   - Не понимаю, - призналась принцесса, а Баг вообще смолчал.
   - Я и сам не понимаю, - признался в ответ Богдан. - Только вот... Коль
скоро в том же здании было так много не менее ценных вещей, а взят был
только крест, мы уверили себя, что нужен был крест. А действительно, если
подумать спокойно: ну почему именно он? Не самый древний. Не самый
дорогой. Почему?
   Может, лишь потому, что нас хотят уверить, будто нужен был именно
крест, а на самом деле...
   - Что - на самом деле? - завороженно спросила принцесса.
   - Не знаю.
   - Мудришь опять, - буркнул Баг.
   - Угу, - с усталой улыбкой ответил Богдан. - Спать пора.
   - Что же, - принцесса повела веером. - Время позднее.
   Драгоценные преждерожденные могут нас покинуть.
   Напарники встали и совершили глубокий поклон.
   - Спасибо за чай, еч Ли. - молвил Богдан.
   - И за пиво, - добавил Баг и ухмыльнулся. Он уже простил Богдана и даже
чуточку жалел, что пнул его пониже поясницы.
   Демократизация в Павильоне Красного Воробья дошла в тот вечер до такой
степени, что принцесса Чжу изволила подняться со своих подушек и проводила
напарников до выхода, сделав целых семь шагов.
   Пока все тот же проводник не вывел их к вратам и не оставил одних,
Богдан и Баг хранили молчание. Усталость брала свое.
   Говорить не хотелось, думать не получалось. Вихрь честной службы
вымотал их нынче до последнего предела. И все же, оставшись одни,
напарники не могли не обменяться парой фраз хотя бы о самом главном.
   - Славная девушка, - с не свойственной ему легкой дрожью в голосе
сообщил Баг ночному пространству.
   - Да, - подтвердил Богдан. - Очень. А поначалу показалось - такая казнь
египетская!
   Они уселись в повозку, Баг взялся было за ключ зажигания - и вдруг в
сердцах звонко хлопнул себя ладонью по лбу.
   - Переродиться мне навозной мухой!!!
   - Что такое? - перепугался Богдан.
   - Бутылку-то я оставил!
   Богдан только расхохотался.
   - Тебе смешно!
   - Действительно, сдать же можно было, - сказал Богдан с серьезным
видом. - Тридцать чохов зачем-то подарил принцессе...
   - Да не в чохах дело, чурбан ты бесчувственный!
   - Еще какой чувственный, - ответил Богдан, демонстративно помассировав
ушибленное Багом место.
   - Это же сувенир! Хоть что-то на память об этом вечере и о ней...
   - Думаю, она тебе обязательно что-нибудь подарит, - сказал Богдан.
   - Почем ты знаешь?- подозрительно покосился на него Баг.
   - Мне так кажется, - ответил Богдан.
   - Вечно тебе что-то кажется, - проворчал Баг и провернул ключ
зажигания. Мотор с готовностью заурчал.
   Обоим странно было даже вспомнить о том, что еще сутки назад они не
знали друг друга.
    
 
 
 
   Апартаменты Богдана Рухович Оуянцева-Сю, 
   25 день шестого месяца, отчий день, 
   ночь 
 
 
   До дому Богдан добрался уже в полуневменяемом состоянии.
   Баг, от усталости тоже осунувшийся, с проступившей антрацитово-черной
щетиной и запавшими глазами, подвез его к стоянке воздухолетного вокзала,
где Богдана мирно дожидался его мокрый снаружи и сухой внутри "хиус",
оставленный здесь днем; и там они с напарником разъехались, уговорившись
встретиться спозаранку завтра же, невзирая, увы, на отчий день. Бывают
такие обстоятельства в жизни, бывают. Слава Богу, не так уж часто.
   На последних крохах сил Богдан аккуратно, соблюдая все
дорожно-транспортные уложения и стоически выполняя наставления дорожных
знаков, по пустым ночным улицам доехал до дому, кое-как вскарабкался на
свой этаж - и пал на руки жен.
   Уже через полчаса он, накормленный, умытый и целомудренно,
нетребовательно зацелованный, лежал на своем ложе в сладкой полудреме -
несмотря ни на что, жаль было засыпать совсем, хотелось продлить миг
глубокого, почти полного, но еще сознательного отдохновения. Так уютно
было, так иначе, чем в распотрошенной мерзавцами ризнице, или в убогой
квартирке Бибигуль, которую не покидает и, вероятно, никогда уже не
покинет печаль... Впрочем, Бог милостив.
   Сквозь дремоту Богдан слышал, как за плохо прикрытой дверью воркуют
Фирузе и Жанна. "Как ты думаешь, это взять с собой?" - "Конечно! Сейчас
так очень даже носят! Вот родишь, фигура немножко придет в норму - и
вперед!" - "Возьму. Ох, бусы, бусы! Чуть не забыла! Это же Богдан подарил,
когда еще только ухаживал за мной, это же талисман, я без них никуда!" -
"Послушай, преждерожденная сестрица. Ты правду говоришь, что он не всегда
так работает? Это же на износ! На нем же лица не было, когда вошел!" -
"Нет, нет, не бойся. Бывает, конечно, всякое - но редко. Это уж так
совпало, не гневайся..." - "Да я не гневаюсь, жалко просто. Ну и,
конечно... да".
   И чувствовалось при всем дружелюбии их, с каким удовольствием -
наверное, сама не отдавая себе в том отчета, произносит Жанна вежливое
обращение "преждерожденная сестрица", бессознательно напирая на
"преждерожденная" - я, мол, моложе. Обязательно надо ощущать себя хоть в
чем-то лучше того, кто рядом - пусть любящего тебя, пусть приятного и
родного тебе самому, но ощущать такое надо обязательно, иначе и жизнь не
жизнь... Все-таки варварка. Но, если вдуматься, в этом ничего
по-настоящему плохого нет; забавно, конечно, но - ничего плохого. Пусть
гордится - ведь это ей приятно.
   Пока ничего плохого нет - то и нет ничего плохого.
   И чувствовалось, с каким мудрым спокойствием и пониманием, лишь
чуть-чуть усмехаясь про себя, отвечает ей в душе Фирузе:
   глупышка наша милая, это в твои двадцать три тебе разница в шесть лет
кажется значительной...
   "Хорошо...", - подумал Богдан и заснул окончательно.
    
 
 
 
   Апартаменты Багатура Лобо, 
   25 день шестого месяца, отчий день, 
   ночь 
 
 
   Когда Баг вышел из лифта на своем этаже и, привычно бросив взгляд в
сторону апартаментов сюцая Елюя, подошел к своей двери, он застал рядом с
нею здоровенного рыжего кота. Кот был вполне ухоженный и даже упитанный. С
независимым выражением на морде он сидел у порога и равнодушно смотрел на
Бага.
   - Добрый вечер, драгоценноприбывший, - сказал ему Баг. - Слушаю тебя
внимательно.
   Кот ничего не ответил, а просто посмотрел на дверь, и снова перевел на
Бага взгляд зеленых глаз.
   Баг пожал плечами, достал ключ и открыл дверь. Кот ленивым прыжком
преодолел багову ногу, которую тот выставил было, намереваясь закрыть
пришельцу доступ в квартиру, и неторопливо двинулся вглубь.
   - Э! - сказал ему Баг. - Милый, тут я живу, между прочим.
   Похоже, кот откуда-то уже знал об этом - и отнюдь не был сим фактом
обескуражен. Он сделал неторопливый круг по гостиной, обнюхивая мебель и
подергивая хвостом, а потом беззвучно вознесся на стоявший подле окна
диван и, немного потоптавшись там, улегся на подушке. Закрыл глаза.
   - То есть, ты хочешь сказать... - начал было Баг, но кот, очевидно,
даже не думал что-либо говорить.
   Баг приблизился к наглому захватчику подушки и некоторое время
размышлял, выкинуть ли его в окно, или всего лишь обратно, на лестницу.
Кот развернул в его сторону одно ухо и ударил по подушке хвостом.
   - Ясно! - Баг махнул на кота рукой, решив, что разберется с ним завтра.
Сейчас на выяснение отношений даже с этим хвостатым у него просто не было
сил. Ведь и Конфуций, призывая выпрямлять кривое посредством наложения на
него прямого и отсечения всего, что осталось торчать, не упоминал, что при
этом следует проявлять поспешность.
   Баг подкрепил себя извлеченной из холодильника "Великой Ордусью",
поставил опустевшую бутылку посреди стола, пытаясь уговорить себя, что она
с успехом способна заменить оставшуюся в Павильоне Красного Воробья, а
затем велел "Керулену" издать мелодичные переливы, способствующие
пробуждению, в восемь утра. После чего бросился на кровать и провалился в
сон.
   Рыжий кот спал уже давно.
    
 
 
 
   Харчевня "Алаверды", 
   25 день шестого месяца, отчий день, 
   утро 
 
 
   Непроизвольно соблюдая уже успевший, как оказалось, вчера возникнуть
ритуал - демонстративное полное равенство и отсутствие формальной
подчиненности кого-либо кому-либо, Баг с Богданом договорились встретиться
на ничьей территории.
   Почему-то даже мысли не возникло, что Богдан поедет в кабинет к Багу, в
следственное управление Палаты наказаний. И не возникло мысли, что Баг
поедет к Богдану в Возвышенное Управление этического надзора, в его
кабинет. Да и странно это было бы - в отчий-то день.
   Они встретились у Ябан-аги. Тот только диву дался - преждерожденный
Лобо явился не один и даже не посмотрел на свой именной табурет, а сразу
прошел вместе со своим спутником к обыкновенному, для простых смертных,
столику; но опытный старый кабатчик взял себя в руки с похвальной
быстротой. Его подстерегал еще один удар - драгоценный преждерожденный
Лобо из питья заказал себе... страшно выговорить... только кофей!
   Черный кофей! С утра!!
   В ранний час отчего дня напарники оказались в еще полусонной харчевне
одни - если, конечно, не принимать во внимание вечно бродящего по астралу
йога Алексея Гарудина и его неизменную, как всегда уже полупустую, кружку
пива. Баг ткнул пальцем в сторону Гарудина и сказал Богдану:
   - Это Алексей, йог.
   Потом указал на Бага и сказал йогу:
   - Это Богдан Оуянцев, минфа.
   Йог чуть моргнул опущенными веками, и уровень пива в его кружке
существенно понизился. Богдан уважительно поджал губы и с пониманием
поглядел на Бага. Истинно свободный человек достоин всяческого почтения,
говорили его глаза.
   Подошел Ябан-ага и принял заказ, мимоходом пополнив кружку
просветленного.
   Через десять минут Баг лихо завтракал; видно было, что он ушел из дому,
ни крошки не кинув в рот. Богдан, преданно и заботливо накормленный в
четыре руки, лишь поклевал за компанию какой-то острый салат, да запил
бокалом мангового сока.
   - Знаешь, еч Богдан, - за обе щеки уплетая дымящиеся, раскаленные
цзяоцзы, сказал Баг. - Ко мне вчера кот пришел...
   - Какой кот? - не понял Богдан.
   - Рыжий такой... С наглой мордой.
   - И как он пришел?
   - Элементарно, еч Богдан, элементарно. Ввалился в квартиру, залез на
диван и уснул, будто всю жизнь там спал.
   - Ну, так что с того? - На лице Богдана было написано недоумение.
   - Да ничего, в общем-то. Просто сегодня утром я проснулся от того, что
этот наглый котяра забрался мне на грудь и смотрел - неотрывно так, пока я
глаза не открыл. Знаешь, это довольно забавно: просыпаешься и видишь
щекастую рыжую морду с немигающими глазами... Это я все к тому, - Баг
отправил очередную пельменину в рот, - что, когда я проснулся нос к носу с
котом, мне пришла гениальная идея. Это было как озарение.
   - И у меня появились некоторые соображения. Правда, без вмешательства
братьев наших меньших. Просто я мысленно по десять раз все вчерашние
беседы со свидетелями в уме прокрутил. Бумажки писать будем?
   Баг усмехнулся. По лоснящейся от жира пельменей щеке пробежал
глянцевитый блик.
   Йог Алексей вдруг шумно вздохнул.
   - Будем, - сказал Баг. - У меня действительно гениальная идея. Не хочу,
чтобы ты, хитрый законник, имел возможность сделать вид, будто она и твоя
тоже.
   Вот и еще ритуал сложился, подумал Богдан, доставая из одного из
бесчисленных карманов варяжской ветровки блокнот.
   Что, интересно, сказал бы Учитель наш Конфуций, увидев, как быстро и
как невзначай зарождаются правильные, сообразные церемонии... Наверное,
одобрил бы. Сообразное - оно сразу заметно, и в душу входит легко и
приятно.
   Идею надо было написать максимально доходчиво. Потому что ничем, кроме
правильно подобранных слов, убедить собеседника в ее справедливости было
невозможно. Бог весть, как там с идеей Бага, но свою идею Богдан и впрямь
считал гениальной. У нее был единственный недостаток - ее ничем нельзя
было подтвердить.
   Поэтому Богдан писал долго и старательно, вдумчиво взвешивая не то что
каждое слово - каждую запятую. Может быть, со времен первого в жизни
государственного экзамена на общегуманитарную степень сюцая он так не
мучился над текстом.
   Впрочем, не меньше страданий терпел сейчас и его напарник.
   От усердия он даже кончик языка прикусил.
   Через пять минут Богдан прочитал: "Этот благоухающий хмырь Ландсбергис
ляпнул про то, что у всех свои способы пополнять финансы, будто знал, что
Бибигуль получила перевод, и проговорился. То ли по злобе, то ли от
зависти. То ли нарочно, то ли непроизвольно. Если человек не следил
специально за другим человеком, откуда он мог это знать. А к тому же он
покинул территорию ризницы в ноль пятьдесят три, то есть мог отключить
сигнализацию".
   А Баг прочел: "Во-первых, цзюйжэнь Берзин Ландсбергис в течение почти
половины временного интервала между уходом Хаимской из хранилища в
канцелярию и началом взлома находился на территории ризницы, а значит,
вполне может быть тем человеком, который отключил сигнализацию. Во-вторых,
то, что он абсолютно достоверно прошел через охранный пост и
зарегистрировал уход до начала ограбления, обеспечило бы ему абсолютно
надежное алиби на случай, если бы мы приняли версию грабежа со взломом.
В-третьих - но это, по-моему, самое подозрительное - он, даже если бы не
был замешан в преступлении и искренне подозревал Бибигуль Хаимскую,
поступил вопиюще аморально, не сказав нам о своих подозрениях открыто и
честно, в присутствии подозреваемой, а попытавшись мерзкими намеками
набросить на нее тень. Более всего это похоже на сознательное стремление
навести нас на ложный след".
   Они даже не засмеялись. Не улыбнулись даже. Наоборот, подняли взгляды
от записок друг на друга и долго, серьезно смотрели один другому в глаза.
   "Его мне Господь послал", - думал Богдан.
   "Это карма, - думал Баг. - Что тут сделаешь".
   Никто из них ничего подобного вслух, разумеется, не сказал.
   - Ты как кота-то назвал? - спросил Богдан.
   - Никак пока.
   - Назови судьей Ди.
   - Это мысль.
   Помолчали, а потом Баг сдержанно проговорил:
   - Ландсбергиса надо немедленно брать в разработку.
   - Не просто в разработку, еч Баг. За ним немедленно надо начинать
плотно ходить. Если крест еще у него...
   - Ты думаешь, он не только сигнал обрубил, но и крест снял, а все эти
автогены и ломы - для картинки?
   - Не исключаю. Можно уточнить у Хаимской, но не хочется ее беспокоить
лишний раз... Убегая к телефону ненадолго, будучи на охраняемой территории
- она наверняка ключи не прятала никуда, оставила но на виду. Входную
дверь захлопнула, конечно - так сделать один-единственный лишний ключик,
работая в хранилищах изо дня в день... не штука.
   - Слушай, еч Богдан. А может, мне просто поспрошать его...
   ну... как следует?
   "Началось", - подумал Богдан.
   - А если крест уже ушел? Ты Берзина тогда вообще ничем не прищемишь.
   Баг в ответ молча показал, чем и как он в любом случае сможет прищемить
Берзина.
   - Нет-нет, - проговорил Богдан. - Об этом и думать нечего.
   - А ты что же, полагаешь, будто на основании вот этих двух филькиных
грамот, - Баг сделал небрежный жест в сторону их записочек, - твое или мое
начальство разрешит брать человека под нефритовый кубок? Вот тебе -
разрешит! Переродиться мне червяком!
   - Тут счет идет, возможно, на часы, - задумчиво ответил Богдан. -
Сегодня отчий день, в наших конторах - из начальства никого. Можно,
конечно, позвонить, например, Раби Нилычу домой, но... Ты прав - это мы
друг друга так легко убедили, потому что и убеждать не надо было, каждый
сам к этому выводу пришел. А с начальниками мы попотеем... Нет, Баг. У нас
сейчас одна дорога.
   - Куда?
   Богдан решительно встал и, расплачиваясь за салат и сок, кинул на стол
связку чохов. Связка глухо брякнула.
   - В Храм Конфуция, - сказал Богдан.
    
 
 
 
   Храм Конфуция, 
   25 день шестого месяца, отчий день, 
   часом позже 
 
 
   Огромный и великолепный снаружи, знаменитый на весь мир Храм, помимо
многочисленных иных помещений, вмещал в себя не слишком-то просторный,
очень скромный главный зал, именовавшийся Покоями Совершенномудрого, где
за невысокой деревянной оградой стояло раскрашенное изваяние Конфуция в
два человеческих роста; здесь и совершались приятные духу Учителя
сообразные ритуалы. Лицо Учитель имел одухотворенное и торжественное, а
проникновенный взгляд добрых черных глаз был устремлен прямо на того, кто,
дабы возжечь перед высокочтимым образом благовонные сандаловые палочки,
приближался к статуе.
   Легкая дымка медленно поднималась от старинной бронзовой курильницы, в
песке которой тлели десятки таких палочек, и незаметно рассеивалась под
сводами.
   По сторонам, от теряющегося в вышине потолка до самого пола, белели в
сумраке длинные свитки с полным текстом "Суждений и бесед"; текст был
выполнен головастиковым письмом.
   Свитки относились к сравнительно позднему времени, но любой желаю