щий
мог приникнуть к исконному начертанию этого кладезя правильного
упорядочивания, выгравированному на двадцати двух древних треножниках, по
главе на треножник, которые помещались в специальном храмовом дворе,
именуемом Средоточием Мудрости.
   У боковых стен зала, за такой же низкой оградой, между колонн,
подпирающих свод, располагались расписные статуи семидесяти двух
приближенных учеников Учителя.
   Атмосфера в зале царила возвышенная и серьезная, настраивающая на
раздумья о главном.
   В храме располагалось также множество небольших, укромных помещений. В
одно из них в половине десятого вошли напарники.
   Здесь тоже было сумеречно и тихо, и гораздо обильнее дымилась
единственная курильница посредине. Передняя стена тонула в мягком
ароматном дыму, сквозь который лишь едва-едва проглядывали висящие
вплотную один к другому вертикальные свитки с наиболее известными
речениями Учителя, украшенные понизу простыми шелковыми кистями. Обе
боковые стены, полускрытые двумя рядами тонких деревянных колонн,
выкрашенных в красный цвет, были безыскусно просты. Аскеза. Скромность.
   Воистину: благородный муж не думает о вещах и удобствах.
   - Два смиренных путника почтительнейше просят наставлений, - негромко и
внятно выговорил Богдан.
   Прошло несколько мгновений, и невесть откуда, словно бы из облака дыма,
степенно клубившегося у передней стены, тоже негромко и внятно, прозвучало:
   - Важное ли дело у вас, путники?
   - Наше дело крайне важно и очень щекотливо, - сказал Богдан. - Мы
хотели бы удостоиться наставлений самого настоятеля.
   Долго ничего не было слышно, но наконец в дыму негромко ударил
медлительный гонг. Другой, старчески надтреснутый, но ясный голос сказал:
   - Я слушаю.
   - Тень Учителя! Мы оба - работники человекоохранительных служб. Мы
столкнулись со сложной моральной проблемой и хотим, чтобы ты наставил нас
на верный путь. Мы уверены, что напали на след опасного преступника, но у
нас нет доказательств. За ним нужно установить слежку. Но, не имея
доказательств, мы не можем испросить на то разрешения от начальства. А, не
установив слежки, мы никогда не добудем доказательств. Поэтому мы хотим
действовать как частные лица, на свой страх и риск.
   Разреши наши сомнения и укрепи нас в нашем намерении, если сочтешь его
благородным.
   После некоторой паузы голос вопросил:
   - Изложи дело подробнее, путник, пекущийся о безопасности людей.
   Богдан, стараясь говорить как можно понятнее и четче, перечислил все те
незначительные, почти микроскопические поводы, которые заставили их
заподозрить цзюйжэня. Вслед за ним заговорил Баг, и по-своему повторил то
же самое.
   Снова воцарилась тишина. Напарники стояли пять минут, десять,
пятнадцать, но слышали лишь оглушительный стук собственных сердец. Дым из
курильницы медленно плавал у них перед глазами, стелился у ног.
   Настоятель размышлял.
   Наконец вновь ударил негромкий, медлительный, басовитый гонг. Его
отзвук еще дышал между стенами и колоннами маленькой кумирни, а голос
настоятеля раздался снова, и Богдану показалось, что он - печален.
   - Учитель сказал: благородный муж содействует людям, если они совершают
добрые дела, а мелкий человек поступает наоборот. Еще сказал: искусное
плетение словес способно перемешать правду с ложью, а нетерпение в мелочах
способно расстроить великие замыслы. Еще сказал: человеколюбие есть
скромность в быту, скрупулезность в делах и честность с людьми; даже
находясь среди варваров, нельзя отказываться от всего этого!
   Голос на миг умолк.
   - Еще сказал: не уступай Учителю в человеколюбии!
   Снова пауза. Богдан чувствовал, как растет напряжение. Его тронул
предательский озноб. От того, что прозвучит сейчас, зависело слишком
многое. Баг переминался с ноги на ногу.
   - Поэтому, учитывая слабость доказательной базы, представленной
путниками, я полагаю установление слежки за упомянутым подданным этически
не оправданным.
   Гром грянул. Земля разверзлась. Атлантида надежды дрогнула, встала на
дыбы и косо, как тонущий корабль, рухнула в бездну.
   Напарники не помнили, как оказались снаружи. Богдан машинально
стискивал пальцами врученную им при выходе компьютерную распечатку
полученного наставления, заверенную квадратной красной печатью Храма.
   На улице мело и секло. Косой мелкий дождь уныло щекотал тротуары и
стены домов. Крыша "хиуса" нескончаемо, тоненько скворчала от пляски
капель.
   - Нет, это не дело! - непонятно что имея в виду, вдруг сказал Баг,
когда Богдан взялся за ручку дверцы своей повозки.
   Богдан поднял голову. Лицо напарника было влажным, глаза сверкали.
   Богдан не ответил. Что было без толку тратить слова.
   Наставление Тени Учителя в подобных вопросах было непререкаемым, как
закон. Нарушить - грех.
   Мерзкая влага потекла за шиворот. Богдан поднял воротник ветровки.
   Нет, это была не влага. Это была безысходность.
   Ужас.
   - Слушай, Баг, - тихо проговорил Богдан. - А ведь он... он работает с
Ясой. Понимаешь? Именно он.
   Можно было не повторять. До Бага дошло сразу.
   - Ну надо же что-то делать, Богдан! - заорал он, мельтеша руками. -
Надо что-то делать!
   - Надо, надо, - угрюмо согласился Богдан, прислонившись задом к капоту
"хиуса". Потом не выдержал, поднял лицо к сеющему водяную пыль небу и
закричал: - Господи, надоумь!
   При этих его словах Бага будто кинули в жидкий кислород. Он перестал
жестикулировать, остекленел на миг, глядя на напарника ошалелыми глазами,
и неожиданно взял его обеими руками за воротник.
   - Богдан... - хрипло выдохнул он. - Богдан, ты же православный...
   - Ну? - просипел Богдан, непроизвольно пытаясь вырваться.
   Вотще.
   - Христом-Богом твоим прошу... заклинаю... - Баг был похож на безумца.
- Ты же отмолишь, Богдан. Христос добрый, я знаю... Я бы сам - но с кармой
не шутят... вдруг и впрямь червяком... А ты... Богдан, на колени встану.
Надо взять эту сволочь!!! С поличным! А ты отмолишь, Христос добрый... А я
- я как бы ничего не знаю, ты мне приказывай просто... каждому слову
повиноваться буду, как бы не знаю ничего, приказали и все... Ты отмолишь!
   Богдан понял.
   Он стряхнул мигом обессилевшие пальцы Бага. Повернулся в сторону
невидимого в пелене дождя Александро-Невского собора.
   И, что-то беззвучно бормоча, несколько раз широко перекрестился.
    
 
 
 
   Апартаменты Богдана Рухович Оуянцева-Сю, 
   25 день шестого месяца, отчий день, 
   день 
 
 
   - Жанночка, я буквально на минуту. Фира где? Отдыхает?
   - Из мечети пришла совсем без сил. Да и со сборами замучилась. Вот
только что в пятый раз все переложили.
   - Ладно, не тревожь ее. Познакомься, это мой напарник и друг, еч
Багатур Лобо. Баг, это Жанна, моя жена.
   - Рада познакомиться, Багатур.
   - Очень приятно, Жанна.
   - Жанна.
   - Да, милый.
   - Мне нужна твоя помощь.
   - Как интересно! Я к услугам повелителя, и готова служить совком и
метелкой, и... это... и чем угодно.
   - Нет, совсем не интересно. Строго говоря, у меня нет никакого права
тебя об этом просить, но мы в безвыходном положении. Человек, о котором
пойдет речь, знает обе наши морды, а...
   - А мою морду - не знает, - насмешливо сказала Жанна.
   - Вот именно, - Богдан вымученно улыбнулся. - Если ты согласишься, мы
сейчас спустимся, сядем в повозку и довольно долго будем кататься. Может,
придется даже постоять...
   - Наконец-то я побуду с тобой подольше.
   - Баг будет за рулем, а я постараюсь показать тебе одного человека...
Неважно, кто он, может быть, после расскажу, когда буду сам это знать
точно. Я тебе его покажу, мы отъедем немножко, я тебя высажу, и ты пойдешь
ему навстречу. И на улице как бы так с ним столкнешься... Сумеешь?
   - Спрашиваешь!
   - И вколешь ему в одежду... в брюки, в рубашку, куда получится, но
лучше, конечно, не в верхнюю одежду, в помещении он снимет ее быстрее
всего... вколешь вот эту штучку. Видишь, маленькая булавочка.
   - Конечно, вижу. Это микрофон?
   - Какая умная девочка, - сказал Баг.
   - Ты... - голос Богдана дрогнул. - Ты согласна? Тебе это не очень
претит?
   Жанна помедлила мгновение и задумчиво сказала:
   - Раз уж я взялась быть ордусской женщиной - буду ею до конца. Правда,
я еще не очень достаточно погрузилась в вашу культуру. Не знаю, когда муж
обращается к жене с такой вот просьбой чисто а-ля жандармери, она должна
изъявлять согласие как преданная любящая жена, или как рядовой ажан
комиссару?
   Богдан опять чуть улыбнулся.
   - Как хочешь. Как тебе больше нравится.
   Жанна шагнула к нему. Нимало не стесняясь Бага, обняла мужа, прильнула
к нему всем телом и, подняв лицо навстречу его лицу, сказала:
   - Будет исполнено, мон женераль!
   Баг закурил.
    
 
 
 
   Багатур и Богдан, 
   Улицы Александрии Невской, 
   25 день шестого месяца, отчий день, 
   день 
 
 
 
   Просторный и мощный цзипучэ Бага, оборудованный всей необходимой
аппаратурой, был куда более приспособлен для ведения деятельных
мероприятий, нежели скромный, уютный "хиус" Богдана. Поэтому на сей раз
все загрузились в цзипучэ - Баг за рулем, Богдан с молодой женой на заднем
сиденье. Жанна цвела.
   Положив голову на плечо супруга, она умиротворенно улыбалась и явно
ощущала себя в своей тарелке. Ее весьма экзотический и, что греха таить,
действительно очень обаятельный муж был при ней, их бесплатно катали по
прекрасному городу, она стремительно погружалась в любимую культуру, а
впереди было Приключение.
   Однако сгорбившийся за баранкой Баг буквально всею кожей ощущал, как,
несмотря на радость молодой, гложет совесть его напарника. И перед Жанной,
и перед наставником Храма, и перед законом... Ради торжества
справедливости Богдан взял на себя нелегкий груз.
   Ландсбергис был отслежен на углу Лигоуского проспекта, названного так в
свое время из уважения к знаменитому литератору и реформатору Сунской
династии Ли Гоу, и Расставанной улицы, где в старину была городская
застава, и отъезжающие, расставаясь с провожающими, в последний раз
обменивались с ними стихами и чарками вина. Подозреваемый, не обращая
внимания на промозглый ветер, размашистой походкой двигался от своего дома
к лавочке, торгующей трубочным табаком.
   - Вот он, злодей, - Баг первым заметил Берзина. - Смотрите, вот он.
   Жанна подняла голову с плеча Богдана и кинула быстрый взгляд сквозь
затемненное стекло.
   - Противный, - убежденно сказала она то ли от души, то ли чтобы сделать
приятное супругу.
   - Как шагает бесстыдно... - протянул Богдан, внимательно глядя на
остановившегося перед витриной Ландсбергиса. Тот разглядывал табаки и
вертел в руке складной зонтик. - Походка человека с совершенно спокойной
совестью. Сворачивай, еч Баг!
   Цзипуче завернул за угол.
   Настал черед Жанны. Озорно посмотрев на Богдана, она погляделась в
зеркальце, провела помадой по губам и выпорхнула из повозки. Мягко
захлопнулась дверца. Баг снова тронул цзипучэ и, развернувшись, снова
выехал на проспект шагах в сорока от предполагаемого места действия.
Притормозил.
   Верная молодица сработала виртуозно, словно всю жизнь только и
занималась тем, что навешивала микрофоны-невидимки на разных лиц, по тем
или иным причинам того заслуживающих. С гордой грацией молодой лани
проходя мимо погруженного в созерцание Ландсбергиса, она подломилась на
высоком каблучке, потеряла равновесие и для обретения оного была
просто-таки вынуждена пару раз взмахнуть руками и ухватиться за стоявшего
к ней спиной Берзина.
   Не ожидавший этого Ландсбергис чуть было и сам не свалился - сначала
назад, на Жанну, а потом, качнувшись в противоположном направлении,
личностью прямиком в витрину; Баг, внимательно наблюдавший за действием
(мучимый совестью Богдан, стоило Жанне приблизиться к подозреваемому,
несколько малодушно отвернулся), успел ясно представить себе поток
осколков стекла и облака выпущенного на свободу и взметнувшегося к
насквозь отсыревшим небесам нюхательного табака. Но, к счастью, до того не
дошло. Ландсбергис извернулся и ухватил Жанну обеими руками ("Хорошо, что
Богдан не смотрит, - подумал Баг, - а руки я Берзину лично оборву...
   позже"), Жанна же с видом "э, нет, это рановато" Ландсбергиса
отодвинула. Подозреваемый послушно отступил ("Воспитанный!" - с
отвращением продумал Баг), и уж тогда между ним и юной чаровницей
завязался, похоже, некий разговор: Ландсбергис, что-то тараторя,
поклонился Жанне, поцеловал ей на западный манер ручку и даже вручил
визитную карточку. Жанна смущенно улыбнулась, что-то ответила и покинула
негодяя при первой возможности; Берзин же остался стоять у витрины,
потрясенно глядя ей вслед. Зонтик его валялся на брусчатке. Младшая жена
Богдана явно произвела на пожилого сердцееда неизгладимое впечатление.
   Дело было сделано.
   Баг облегченно вздохнул.
   - Ну что? - подняв голову, спросил Богдан. - Как там?
   - Порядок! - улыбнулся Баг, подстраивая аппаратуру; откинул экран
"Керулена". - Сейчас проверим.
   - Все-таки некрасиво, что мы ее не взяли обратно в повозку, - запоздало
принялся расстраиваться Богдан.
   - Ей, конечно, до смерти интересно, что тут будет, - примирительно
ответил Баг. - Но, во-первых, мы можем проездить целый день, а то и всю
ночь караулить в зоне слышимости, а во-вторых, нам может срочно
потребоваться обсудить тот или иной связанный с расследованием вопрос, что
при ней делать несообразно.
   - И, в-третьих, Фирузе в ее положении не следует оставлять надолго
одну, - вздохнув, закончил Богдан.
   Внутри повозки отчетливо хлопнула дверь и коротко тренькнул звонок
входного колокольчика. Потом раздались шаги.
   - Что угодно преждерожденному?
   Продавец.
   Ландсбергис спросил пачку ароматического табаку. Голос его раздавался
громко и отчетливо - видимо, Жанна всадила булавку куда-то в воротник.
   - Ты записываешь? - от волнения сглотнув, спросил Богдан.
   Ему вдруг нестерпимо захотелось пить. - Все надо записать. Все его
разговоры.
   - А как же, еч Богдан! - отвечал Баг. - Еще бы я не записывал! Даже наш
Учитель Конфуций говорил: "Благородный муж лишь записывает и передает то,
что говорили совершенные мужи древности...".
   - "...И тем умножает гармонию мира", - закончил Богдан и нервно
рассмеялся.
   Ландсбергис между тем купил свой табак, поинтересовался ценами на
трубки из вишневого дерева, минут пятнадцать обстоятельно и неторопливо
беседовал с продавцом о преимуществах трубок с длинными мундштуками перед
трубками с мундштуками короткими, а затем покинул лавочку.
   - И куда его теперь понесло? Мы его не потеряем? - заволновался Богдан.
   - Обижаешь, напарник... - Баг вызывал на экран "Керулена" схематическую
карту Александрии, по которой маленькой красной точечкой двигался Берзин.
- Куда он от нас денется...
   Некоторое время не происходило ничего существенного.
   Богдан, на минутку выскочив из повозки, купил себе мангового сока и
выпил его.
   Баг выкурил полпачки "Чжунхуа".
   "Керулен" послушно записывал дыхание и шаги.
   По крыше цзипучэ снова забарабанил мелкий дождь, и снова пришлось
включить дворники. Надежды на то, что сильный ветер разнесет тучи, пока не
оправдывались.
   Позвонила Жанна и сообщила Богдану, что она благополучно добралась до
дома, что Фира чувствует себя хорошо, отдохнула и снова продолжает
собираться, и что Ландсбергис, по его словам, бывал в Париже. Он пытался
назначить мне свидание около Медного Всадника, всучил свою визитную
карточку, ах, как это все интересно, дорогой! Как захватывающе! Я сделала
все как надо, да? Вам его теперь слышно? Какой ужасный у него одеколон! Ты
когда домой сегодня вернешься? Фирюзе будет учить меня готовить пилав!
   Ландсбергис между тем в одиночестве шлялся по улицам.
   - Этак он весь день будет прогуливаться, - нетерпеливо сказал Богдан.
   - Ну, напарник, - ехидно отвечал ему Баг, гася в откидной пепельнице
окурок очередной сигареты, - так обычно и происходит деятельное
расследование. Бывает, сидишь дни напролет в засаде, чтобы получить
крупинку нужных сведений.
   Это тебе не Танские уголовные уложения листать - раз, два... И ведь еще
наш Учитель Конфуций говорил, что скоро только кошки производят на свет
потомство - а благородному мужу не приличествует уподобляться кошке.
   - Ну да, ну да, - махнул рукой Богдан, - только время-то уходит. И быть
может - крест.
   - А я однажды почти целый вечер простоял на карнизе, - Баг удобнее
откинулся на сидении и скрестил руки на груди. - На карнизе за окном у
одного нехорошего, гм, преждерожденного. На шестом этаже. И ветер дул,
между прочим. Может, три-четыре человека в мире способны на такое...
   - И зачем тебя туда понесло?
   - А затем, что этот нехороший человек внезапно вернулся домой, когда я
уже совсем было занес ногу над его подоконником. Пользуясь служебным
положением он, видишь ли, присваивал неограненные алмазы. Но осторожный
был - неимоверно. Вот я и решил, с благословения шилана, посетить его
жилище с целью сбора решающих доказательств. Неофициально посетить. А у
него неучтенный черный ход оказался. Но ничего, я упорный. Я подождал.
   Богдан хмыкнул.
   Ландсбергис зашел в ресторан "Кирилл и Мефодий", что на проспекте
Вознесения. Ресторан был известен тем, что в нем подавали блюда западной
кухни, а половых именовали исключительно гарсонами или, на худой конец,
официантами.
   Этакая своеобразная экзотика для любителей этнографии народов Европы.
   Баг завернул в тихий переулок шагах в двухстах от ресторана и
остановился.
   Некоторое время были слышны шумы обеденного зала, звон посуды,
приглушенные голоса, негромкая музыка.
   - Дзержин! - Это Ландсбергис.
   Приветственные возгласы: "Рад тебя видеть, брат!" - "Хорошо, что
выбрался". - "Да о чем ты! В такой день..." - "Ну проходи, проходи, я тут
отдельный кабинет занял, вон там. Как же хорошо, что ты сумел приехать".
   - Пошли в кабинет, кажется.
   - Что за персонаж этот Дзержин? - поинтересовался Богдан.
   Баг уже стучал по клавишам.
   Из микрофона слышалось, как Дзержин придирчиво заказывает блюда и
напитки.
   - Так... Он сказал - брат. Так. Вот оно... Дзержин Ландсбергис, сорока
четырех лет, житель Даугавского уезда, промышленник, владеет табачной
фабрикой "Лабас табакас"...
   о... здоровенная фабрика... - На экране "Керулена" появился план
какого-то крупномасштабного производства, затем несколько красочных
фотографий заводских корпусов. - Фабрика расположена на берегу речки
Лиелупе, близ ее впадения в Даугава-хэ.
   Красивые места! Так, пойдем дальше. Родственники. Мать, отец, младший
брат... Ну вот, круг замкнулся. Младший брат - Берзин Ландсбергис,
цзюйжэнь искусствоведения. Ага. Братья, стало быть.
   В ресторане между тем случился тост за долгожданную встречу; голос
Берзина звучал как-то уж чересчур взволновано - так и виделось, как он
искательно заглядывает в глаза старшему брату, уверенный басовитый говорок
которого размеренно повествовал о крайней занятости на ниве производства
табака разных сортов и о многочисленных успехах в этой важной области
("Кстати, Берзин, я решил новый сорт назвать в твою честь.
   "Берзин друм", как тебе, а? - И раскатисто: - Ха-ха-ха!").
   - Практически варвары, - задумчиво слушая неестественно оживленную речь
Ландсбергиса-старшего и звон бокалов, проговорил Богдан. - Употребляют
крепкие алкогольные напитки в середине дня! Нет, конечно, ныне день
особенный, отчий, к тому же братская встреча - но все-таки...
   - А у них там вообще диковато, - заметил Баг. - Я там, еч Богдан, вел
одно дельце. Места красивые - слов нет. А вот люди... Не побоюсь этих слов
- вороватый народец. Себялюбцы, так и смотрят, где что плохо лежит. Друг с
другом они еще ничего, по-соседски. А с остальными - исключительно по
принципу болотных варваров мань: что твое - то мое, а что мое - то дело не
твое. Слабого всегда толкнут, сильному всегда лизнут что-нибудь
несообразное...
   - Н-ну, не знаю, - с сомнением проговорил Богдан. - Я знавал нескольких
человек с Золотого побе