рал часы, иначе они вылетят и
разобьются. Но вместо этого я заснул.
     Когда я проснулся, соседний противоперегрузочный танк был занят
доктором Кэнеком.
     - С добрым утром, юноша! - приветствовал он меня. - Я немного устал
от этой утомительной процедуры знакомства с состоянием вашего здоровья и
решил прилечь здесь, чтобы немного перераспределить нагрузку.
     - А мы что, снова на двойном ускорении?
     - О, да! На двойном.
     - Прошу прощения, я отключился. Сколько времени я спал?
     - О, совсем недолго. Как вы себя чувствуете?
     - Прекрасно. Замечательно отдохнул в самом деле.
     - Это часто да„т подобный эффект. Я имею в виду сильное ускорение.
Может хотите продолжить просмотр лент?
     - Конечно, как скажете, доктор.
     - О'кей. - Он протянул руку и комната погрузилась во мрак.
     И вдруг меня пронзила уверенность в том, что он снова собирается
показывать мне марсиан. Я попытался приказать себе не впадать в панику.
Кроме того, я решил, что мне следует помнить о том, что на самом деле их
здесь нет. И правда - ведь это всего-навсего их изображение, отснятое на
пл„нку.  Конечно, они не должны действовать на меня - в тот, первый раз я
просто растерялся от неожиданности.
     И действительно, у меня перед глазами появились обычные изображения
марсиан, как с мистером Бонфортом, так и без него. Я обнаружил, что
способен разглядывать их совершенно безразлично, не испытывая при этом
страха или отвращения.
     И вдруг я понял, что смотреть на них доставляет мне удовольствие!
     Я издал какой-то возглас и Кэнек тут же выключил проектор.
     - Что-нибудь случилось?
     - Доктор - вы загипнотизировали меня!
     - Но вы сами разрешили мне сделать это.
     - Но меня невозможно загипнотизировать.
     - Очень прискорбно.
     - Так... так значит, вам удалось сделать это. Я не такой уж кретин,
чтобы не понимать этого, - сказал я с удивлением и добавил: - Может быть
попробуем ещ„ раз те кадры. Я никак не могу поверить тому, что вы со мной
сделали.
     Он снова вернул пл„нку к тому месту и я снова смотрел и удивлялся.
Марсиане, если смотреть на них без всяких предрассудков, вовсе не
омерзительны, более того, они даже чем-то симпатичны. В действительности
их необычная грация чем-то сродни изяществу китайских пагод. Они, конечно,
внешне ничем не походили на человека, но ведь на людей не похожи и райские
птички - самые прелестные из живых существ.
     Я также начал осознавать, что их псевдоконечности могут быть очень
выразительными: их неловкие движения были чем-то сродни неуклюжей
дружелюбности щенков. Теперь я понял, что всю жизнь смотрел на марсиан
сквозь т„мную призму ненависти и страха.
     Конечно, думал я, мне ещ„ прид„тся привыкать к их вони, но... и тут я
вдруг понял, что обоняю их, чувствую запах, который ни с чем невозможно
перепутать - и он ни в малейшей степени не был для меня отвратительным! Он 
даже нравился мне!
     - Доктор! - поспешно позвал я. - Ведь этот ваш проектор наверное
имеет "приставку запахов", не так ли?
     - А? Нет, думаю, что нет. Совершенно точно - она слишком много весит,
чтобы можно было разместить е„ на яхте.
     - Но она должна быть. Я явственно ощущаю их запах.
     - Так и должно быть. - На его лице отразилось л„гкое смущение. -
Молодой человек, я сделал одну вещь, которая, надеюсь, не причинит вам
никаких неудобств.
     - Сэр?
     - Роясь в вашей черепушке, мы обнаружили, что ваше отрицательное
отношение к марсианам во многом связано для вас с запахом их тела. У меня
не было времени всерь„з заняться этим, поэтому пришлось придумывать что-то
на скорую руку. Я попросил Пенни - это та девушка, которая была с вами -
одолжить мне немного своих духов. И теперь, боюсь, юноша, марсиане будут
пахнуть для вас, как парижский парфюмерный магазин. Будь у меня время, я
бы, конечно, использовал какой-нибудь простой, но приятный запах,
например, свежей земляники, или свежего пирога с вареньем. Но пришлось
сымпровизировать.
     Я принюхался. Да, запах действительно напоминал благоухание дорогих
духов - и вс„, ч„рт бы его побрал, было запахом марсиан.
     - Мне нравится этот запах.
     - А он и не може вам не нравиться.
     - Вы, должно быть, извели весь флакон. Воздух насквозь пропитан этим
запахом.
     - Что? Вовсе нет. Просто полчаса назад я немного поводил у вас под
носом пробкой от флакона, а потом вернул флакон Пенни, и она унесла его. -
Он потянул воздух носом. - Запаха совершенно не чувствуется. Кстати, духи
называются "Вожделение джунглей". На мой взгляд в них многовато мускуса. Я
обвинил Пенни в том, что она собирается свести с ума весь экипаж, но она
только посмеялась надо мной. - Он потянулся и выключил стереопроектор. -
На сегодня достаточно. Хочу предложить вам кое-что более полезное.
     Как только исчезло изображение, вместе с ним ослаб, а затем и
совершенно исчез запах, точно так же, как это бывает при выключении
"приставки запахов". Я был вынужден признаться сам себе, что запах
существует только у меня в голове. Но мне, как акт„ру, до сих пор с трудом
верилось в это.
     Когда через несколько минут вернулась Пенни, она благоухала
совершенно как марсианин.
     Кажется, я начинал влюбляться в этот запах.
                                  Глава 4


     Мо„ образование продолжалось в той же самой каюте (как
оказалось,гостиной мистера Бонфорта). Я не спал, если не считать сна под
гипнозом и, казалось, совершенно не нуждался во сне. Со мной постоянно
были или доктор Кэнек или Пенни, которые очень помогали мне. К счастью,
мой прообраз, как и всякий крупный политический деятель, был множество раз
сфотографирован и отснят на кинопл„нку, да к тому же большим подспорьем в
изучении образа было тесное содействие его близких. Материал был
бесконечен: проблема состояла в том, чтобы узнать, сколько материала я
могу усвоить и бодрствуя, и под гипнозом.
     Не знаю, в какой момент я почувствовал симпатию к Бонфорту. Кэнек
уверял меня - и я верю ему - что он не внушил мне этого под гипнозом; я не
просил об этом и совершенно уверен, что Кэнек скрупул„зно честен,
прекрасно понимал всю этическую отвественность врача и гипнотерапевта. Но
у меня есть все основания предполагать, что эта симпатия - неизбежная
спутница роли; я даже склонен думать, что если бы мне пришлось осваивать
роль Джека Потрошителя, он бы начал нравиться мне. Посудите сами: чтобы
вжиться в роль, человек на время должен превратиться в своего персонажа. А
у человека выбор только один: либо он нравится сам себе, либо кончает
жизнь самоубийством - третьего недано.
     "Понять - значит простить" - я начал понимать Бонфорта.
     Во время торможения мы получили тот обещанныйотдых при одном G,
который обещал Дэк. Мы ни на мгновение не оказывались в невесомости.
Вместо того, чтобы включить двигатели, чего, как мне кажется, космонавты
очень не любят делать, корабль описал, как выразился Дэк,
стовосьмидесятиградусную кривую.  При этом корабль продолжает сохранять
ускорение и делается это очень быстро.  Вся эта операция оказывает очень
странное воздействие на чувство равновесия.  Кажется, это воздействие
называется то ли кориолановым, то ли, может быть, кориолисовым?
     Вс„, что я знаю о космических кораблях - это то, что те, которые
взлетают с поверхности плланеты, являются настоящими ракетами, но
космонавты называют их "чайниками" из-за реактивной струи воды или
кислорода, с помощью которой они движутся. Они не считаются настоящими
кораблями с атомным двигателем, хотя и в них нагрев производится с помощью
атомного реактора. Межпланетные корабли, такие как, например "Том Пэйн",
являются (как мне говорили) настоящими, приводящимися с помощью„ Е равного
МС в квадрате? Ну, в общем, сами знаете: того, что изобр„л Эйнштейн.
     Дэк как мог старался объяснить мне вс„ это и, несомненно, для тех,
кто интересуется такими вещами, вс„ это было очень и очень интересно. Но
лично мне совершенно не понятно, зачем настоящему джентельмену знать такие
вещи.  Мне вообще кажется, что каждый раз, как эти уч„ные ребята
придумывают что-то новенькое, жизнь сразу становится намного сложнее. И
что было плохого в том, как мир был устроен раньше?
     На те два часа, которые мы находились при обычном ускорении, меня
отвели в каюту Бонфорта. Я переоделся в его платье, в его лицо и все
вокруг старались звать меня "мистер Бонфорт" или "шеф" или (это относится
к доктору Кэнеку) просто "Джозеф", прич„м вс„ это делалось только для
того, чтобы помочь мне вжиться в образ.
     Все, кроме Пэнни, которая... Она просто не захотела звать меня
"мистером Бонфортом". Она изо всех сил боролась с собой, но ничего не
могла с этим поделать. Было ясно, как божий день, что она была
секретаршей, которая молча и безнад„жно любит своего босса. Поэтому я
вызывал у не„ глубокое, неразумное, но весьма естественное ожесточение.
Это было тяжело для нас обоих, так как я находил е„ весьма
привлекательной. Ни один мужчина не смог бы спокойно работать, когда рядом
с ним постоянно находится женщина, глубоко презирающая его. Я же, со своей
стороны, не чувствовал по отношению к ней никакой антипатии: мне было жаль
е„ - даже несмотря на то, что вс„ это меня решительно раздражало.
     Теперь мы достигли стадии генеральной репетиции, так как на борту
"Тома Пэйна" не все знали, что я не Бонфорт. Не могу сказать точно, кто
догадывался о подмене, а кто нет, но мне было позволено расслабиться и
задавать вопросы только в присутствии Пенни, Дэка и доктора Кэнека. Я был
совершенно уверен, что главный делопроизводитель Бонфорта, мистер
Вашингтон, знал о подмене, но ни разу не дал понять этого; он был
худощавым, зрелых лет мулатом с тв„рдо сжатыми губами святого. Было ещ„
двое, которые знали точно, но их не было на борту "Тома Пэйна". Они
находились на "Банкроте" и прикрывали нас, посылая сообщения для прессы и
текущие указания. Это были Билл Корисмен, который у Бонфорта отвечал за
связи со средствами массовой информации, и Роджер Клифтон. Даже не знаю,
как определить то, чем занимался Клифтон.  Политический заместитель? Он
был министром без портфеля, может помните, когда Бонфорт ещ„ был Верховным
Министром, но это ещ„ ни о ч„м не говорит. Символически это можно описать
так: Бонфорт разрабатывал политику, а Клифтон осуществлял надзор и
контроль за е„ проведением в жизнь.
     Эта маленькая группа знала вс„, а если в курсе дела был кто-то ещ„,
то сообщать об этом мне было признано нецелесообразным. Ясно было одно,
остальные члены персонала Бонфорта и весь экипаж "Тома Пэйна" знал, что
происходит что-то странное, но что именно, они не знали. Входящим на
корабль меня видело множество людей - но только в образе "Бонни Грея". А к
тому времени, как они снова увидели меня, я уже был "Бонфортом".
     Кто-то предусмотрительный догадался запастись принадлежностями для
настоящей гримировки, но я ими почти не пользовался. Грим можно заметить
на близком расстоянии; даже силикоплоть не совсем похожа на кожу. Я
удовольствовался тем, что немного оттенил сво„ лицо несколькими мазками
семикорна снаружи, а внутри я постарался придать своему лицу Бонфортовское
выражение.  Мне пришлось пожертвовать значительной частью своей шевелюры,
после чего доктор Кэнек умертвил корни волос. Это меня мало беспокоило:
акт„р всегда может воспользоваться париком - а я был совершенно уверен,
что за эту работу получу столько, что смогу на весь остаток дней своих
удалиться от дел, если, конечно, пожелаю.
     С другой стороны, иногда я начинал бояться, что "остаток дней" может
оказаться не таким уж длинным - вы, вероятно, тоже помните эти старинные
поговоркио парне, который слишком много знал, и ту, в которой говорится,
что лучше всего хранят тайну покойники. Но, честно говоря, мало-помалу я
начал доверять этим людям - они рассказали мне о Бонфорте неимоверно много
- они буквально поклонялись ему. Политическая фигура не может быть одним
человеком, постепенно начал понимать я, а обязательно должна состоять из
группы хорошо сработавшихся людей. И если сам Бонфорт не был бы приличным
человеком, он бы никогда не смог бы сгруппировать вокруг себя всех этих
людей.
     Самым большим препятствием для меня оказался марсианский язык. Как и
большинство акт„ров, я в сво„ время нахватался достаточно марсианского,
венерианского, внешнеюпитерианского и т.д., чтобы пробормотать несколько
слов, необходимых по роли перед камерой или на сцене. Но эти округл„нные
или дрожащие согласные очень трудны. Голосовые связки человека не так
гибки, как типаны марсиан, по крайней мере на мой взгляд, да к тому же
полуфонетическая передача этих звуков латинскими, например "kkk" или "ggg"
или "ppp" имеет с подлинным звучанием этих фонетических значений не больше
общего, чем звук "г" в слове "гну" походит на действительный щелчок с
придыханием, с которым банту произносят слово "гну". Например, марсианское
"ggg" больше всего напоминает вес„лое приветствие, принятое в Бронксе.
     К счастью для меня, у Бонфорта не было больших способностей к языкам
- а я ведь профессионал: мои уши слышат по-настоящему, я могу имитировать
любой звук, начиная со звука пилы, напоровшейся на гвоздь в бревне, и
кончая нервным кудахтанием курицы, которую побеспокоили во время
насиживания яиц.  Мне нужно было овладеть марсианским в той ступени, в
которой владел им Бонфорт. Он приложил много усилий к тому, чтобы 
преодолеть недостаток способностей, и каждое слово и фраза, произнес„нные 
им по-марсиански были тщательно записаны им на пл„нку и отсняты, чтобы он 
мог изучать свои ошибки.
     Вот и мне пришлось изучать его ошибки. Проектор перенесли в оффис и
рядом со мной усадили Пенни, в обязанности которой входило менять бобины и 
отвечать на вопросы.
     Все человеческие языки делятся на четыре группы: флективные, такие,
как например, англо-американский; позиционные, как китайский;
агглютинативные, как турецкий, и полиспитетические (с синтаксическими
единицами), как эскимоский - к которым, само собой, мы теперь добавили
внепланетные языки, диковинно-чуждые и непосильные для человека, как с
огромным трудом воспринимаемый и с человеческой точки зрения совершенно
невозможный венерианский. К счастью, марсианский язык во многом напоминает
земные языки. Базисный марсианский, торговый язык, позиционен и содержит в
себе только самые конкретные идеи - вроде приветствия "Я вижу тебя".
Высший марсианский полиспитетичен и чрезвычайно стилизован, обладая
специальным выражением для каждого нюанса их сложной системы поощрений и
наказаний, обязательств и долгов. Вс„ это оазалось почти непосильным для
Бонфорта. Пенни сказала, что он ещ„ мог читать эти полчища точек, которые
они используют в качестве письменности, и довольно бегло, но что касается
разговорного высшего, то на н„м он мог произнести едва ли несколько сотен
фраз.
     Боже, сколько мне пришлось потрудиться, чтобы овладеть тем немногим,
что он знал!
     Пенни пребывала в ещ„ большем напряжении, чем я. И она и Дэк немного
говорили по-марсиански, но львиная доля нагрузки по обучению пала на е„
плечи, так как Дэку приходилось большую часть времени сидеть в рубке у
приборов: смерть Джека лишила его над„жного помощника. На протяжении
последних нескольких миллионов миль, оставшихся до Марса, мы перешли с
двойного ускорения на одинарное и за вс„ это время Дэк вообще ни разу не
наведался к нам.  Я посвятил вс„ это время изучению ритуала, который
необходимо было знать, чтобы принять участие в церемонии принятия в
гнездо. Само собой, не без помощи Пенни.
     Я как раз кончил изучать речь, в которой благодарил за принятие в
гнездо Ккаха - речь, довольно похожую на ту, которую произн„с бы еврейский
юноша, принимая на себя все обязанности мужчины, но гораздо более
выразительную и стройную, как монолог Гамлета. Я прочитал е„, со всеми
ошибками в произношении, характерными для Бонфорта, и с его особым тиком.
Закончив, я спросил:
     - Ну как?
     - Очень хорошо, - серь„зно ответила она.
     - Спасибо, завиток, - это было выражение, подхваченнное мной с одной
из бобин с уроками языка. Так Бонфорт называл е„, когда приходил в хорошее
настроение - и это прозвищевполне отвечало роли.
     - Никогда не смейте называть меня так!
     Я посмотрел на не„ с откровенным недоумением и, вс„ ещ„ продолжая
играть, спросил:
     - Но почему, Пенни, деточка?
     - Не смейте называть меня деточкой! Вы, мошенник! Болтун! Акт„ришка!
     Она вскочила и бросилась было бежать, куда глаза глядят - оказалось,
что это дверь - и остановилась у не„, отвернувшись от меня и уткнувшись
лицом в ладони. Плечи е„ вздрагивали от рыданий.
     Я сделал над собой нечеловеческое усилие, вышел из образа - втянул
живот и позволил своему лицу сменить лицо Бонфорта - и заговорил своим 
собственным голосом:
     - Мисс Рассел!
     Она перестала всхлипывать, обернулась ко мне, и у не„ отвалилась
челюсть. Я добавил, вс„ ещ„ оставаясь самим собой:
     - Идите сюда и присядьте.
     Мне показалось, что она собирается отказаться, но потом видимо она
передумала, медленно вернулась к своему креслу и села, сложив руки на
коленях. Но лицо е„ вс„ ещ„ хранило выражение маленькой девочки, которая
вс„ ещ„ дуется.
     Какое-то мгновение я помолчал, а затем тихо произн„с:
     - Да, мисс Рассел, я - акт„р. Разве это повод, чтобы оскорблять меня?
     Теперь е„ лицо выражало просто упрямство.
     - И как акт„р, я здесь для того, чтобы выполнять работу акт„ра. Вы
знаете почему. Вы также знаете, что я был завлеч„н сюда обманом - я
никогда в жизни, будучи в здравом уме, не согласился бы на такое дело
сознательно. И я ненавижу эту работу значительно сильнее, чем вы
ненавидите меня за то, что мне приходится выполнять е„ - потому что
несмотря на все заверения капитана Бродбента, я вс„ ещ„ далеко не уверен,
что мне удастся вернуться с неиспорченной шкурой, а ведь она у меня только
одна. Мне также кажется, что я знаю, почему вы с таким трудом выносите
меня. Но разве это может служить причиной тому, что вы значительно
осложняете мне работу?
     Она что-то пробормотала. Я резко сказал:
     - Говорите, говорите!
     - Это нечестно! Это непорядочно!
     Я вздохнул.
     - Конечно, это так. Более того - это просто невозможно при отсутствии
безоговорочной поддержки всех членов группы. Поэтому позовите сюда
капитана Бродбента и вс„ расскажите ему. Надо кончать с этой затеей.
     Она вздрогнула и, подняв ко мне лицо, быстро сказала:
     - О, нет! Этого ни в коем случае нельзя делать.
     - А почему? Гораздо лучше отказаться от этой затеи сейчас, чем тянуть
вс„ это и в конце концов с треском провалиться. Я не могу выступать в
таких условиях, согласитесь сами.
     - Но... но... мы должны! Это необходимо!
     - А что за необходимость, мисс Рассел? Какие-нибудь политические
причины? Но я ни в малейшей степени не заинтересован в политике - да и
сомневаюсь, чтобы вы интересовались ею по-настоящему глубоко. Так зачем же
тянуть эту волынку?
     - Потому что... потому что... Он... - она запнулась, не будучи в
состоянии продолжать из-за подступивших к горлу рыданий.
     Я встал, приблизился к ней и положил руку на плечо.
     - Я понимаю. Потому что если мы не сделаем этого, то то, на что он
угробил многие годы своей жизни, пойд„т прахом. Потому что он не сможет
этого сделать сам и его друзья пытаются скрыть это и сделать вс„ за него.
Потому что его друзья верны ему. И тем не менее больно видеть кого-то на
месте, которое по праву принадлежит ему. Кроме того, вы почти обезумели от
мрачных мыслей и тоски по нему. Не так ли?
     - Да, - ответ был едва различим.
     Я взял е„ за подбородок и приподнял е„ голову.
     - Я знаю, почему вам так трудно видеть меня на его месте. Вы любите
его. Но ведь я изо всех сил стараюсь во имя его. К ч„рту, женщина! Или ты,
обращаясь со мной как с грязью, хочешь сделать мой труд шестикратно
сложней?
     Видно было, что она потрясена. На какой-то момент мне показал