пособствовала успеху
перевоплощения. Я попытался припомнить, когда состоялись покушения на
жизнь Бонфорта и кто из моих коллег, способных сыграть такую роль, умер
или пропал из поля зрения в это же время. Но это было бесполезно. И не
только потому, что я не был уверен в том, что точно помню все перепитии
современной политической жизни, но и потому, что акт„ры и просто так
довольно часто выпадают из поля зрения: в нашей профессии даже лучших из
нас подстерегает множество случайностей.
     Тут я поймал себя на том, что внимательно слежу за прототипом.
     Я понял, что смогу сыграть его. Дьявол, да я смог бы сыграть его,
даже если бы одна нога у меня была бы в ведре, а за спиной горела сцена.
Начн„м с того, что никаких проблем с телосложением не было: мы с Бонфортом
могли бы спокойно обменяться одеждой, при этом на ней не образовалось бы
ни одной морщинки. Эти наивные конспираторы, которые завлекли меня сюда
обманом,сильно преувеличивали важность физического сходства, потому что
оно ничего не значит, если не подкреплено искусством - и ни к чему, если
акт„р достаточно компетентен. Я, конечно, готов допустить, что в некотором
роде такое сходство даже полезно, и им просто повезло, что их глупая игра
с Машиной кончилась (совершенно случайно), выбором действительно
настоящего артиста, да ещ„ такого, который размером и телосложением
является близнецом политика. Его профиль был очень похож на мой; даже руки
его были также длинны, узки и аристократичны, как мои - а руки гораздо
выразительнее лица.
     А эта л„гкая хромота, возможно, явившаяся результатом одного из
покушений - да это сущая ерунда! Понаблюдав за ним несколько минут, я уже
знал, что могу встать со своего ложа (при нормальном тяготении,
естественно) и пройтись точно так же, даже не замечая этого. А то, как
потирает кадык и поглаживает подбородок - едва заметная привычка - начиная
говорить, вообще не представляло трудности; такие вещи впитывались в мо„
подсознание, как вода в песок.
     Он был примерно лет на пятнадцать или двадцать старше меня, но играть
роль человека, более пожилого, чем ты, действительно легче, чем более
молодого. В любом случае, возраст для акт„ра является вопросом просто
внутреннего отношения: он не имеет ничего общего с естественным процессом
старения.
     Я мог бы сыграть его на сцене или прочитать вместо него речь уже
минут через двадцать. Но, как я понял из нам„ком Дэка, этого явно было
недостаточно. Возможно мне прид„тся иметь дело с людьми, которые хорошо
его знали, да ещ„ в интимной обстановке. Это уже значительно сложнее.
Клад„т ли он сахар в кофе. А если клад„т, то сколько? В какой руке он
держит сигарету и каким образом? На последний вопрос я почти сразу получил
ответ и поместил его глубоко в подсознание: мой прообраз курил сигарету
так, что стало ясно - он привык пользоваться спичками и старомодными
деш„выми сигаретами задолго до того, как стал одним из движителей так
называемого прогресса.
     Хуже всего то, что человек не является просто суммой каких-то
качеств, черт и привычек; для каждого, кто знаком с ним, все они
представляются в разном свете, а это означает, что для полного успеха
имперсонация должна быть разной - для разных людей - для каждого из
знакомых человека, роль которого мне прид„тся играть. Это не просто очень
трудно, это статистически невозможно. Именно мелочи и могут подвести.
Какие взаимоотношения были у прообраза с неким Джоном Джонсом? С сотней,
тысячей других джонов джонсов?  Откуда это знать двойнику?
     Обычно игра на сцене, как и любое искусство, является отвлеч„нным
процессом, обнаж„нным обычно только одной характерной чертой. Но в
имперсонации л ю б а я деталь может быть значительной. В противном случае
рано или поздно найд„тся человек, которому не затуманишь мозги, и выпустит
кота из мешка.
     Потом я обреч„нно вспомнил, что мо„ представление, возможно, должно
быть убедительным столько времени, сколько потребуется снайперу, чтобы
прицелиться в меня.
     Но я вс„ же продолжал изучать человека, место которого мне предстояло
занять (да и что мне оставалось делать?). Вдруг дверь открылась и я
услышал, как Дэк в своей обычной манере ещ„ с порога ор„т:
     - Кто-нибудь есть дома?
     Заж„гся свет, изображение побледнело, и у меня возникло такое
ощущение, как будто я пробудился ото сна. Я повернул голову: девушка,
которую звали Пеэнни, пыталась приподнять голову со своего гидравлического
ложа, а Дэк стоял в обрамлении дверного про„ма.
     Я взглянул на него и удивл„нно спросил:
     - Как вы ухитряетесь стоять? - Какая-то часть моего мозга в это
время, работая совершенно независимо от меня, отмечала как он стоит и
укладывала это в папку с надписью: "Как человек стоит при двойном
ускорении".
     Он улыбнулся мне.
     - А что такого? На мне специальный корсет.
     - УФФФФФ !
     - Вы тоже можете встать, если хотите. Обычно мы не рекомендуем
пассажирам вставать из противоперегрузочных танков, если ускорение больше
полутора - слишком велика вероятность, что какой-нибудь олух свалится с
копыт долой и сломает ногу. Правда, однажды я видел действительно крепкого
человека, который телосложением напоминал штангиста. Так тот выбрался из
пресса при пятикратном ускорении и принялся ходить - конечно, после этого
он был уже больше ни на что не годен. А двойное ускорение - это почти
ничего, вроде как нес„шь кого-то на закорках. - Он взглянул на девушку. -
Ну как, Пенни, просвещаешь его потихоньку?
     - Пока он ничего не спрашивал.
     - Вот как? Лоренцо, а мне почему-то казалось сначала, что вы из тех
людей, которые хотят вс„ знать.
     Я попытался пожать плечами.
     - Теперь мне кажется, что вс„ знать вовсе не обязательно, особенно
если прожить оста„тся слишком мало, чтобы насладиться этим знанием.
     - Что? Отчего ты скис, старина?
     - Капитан Бродбент, - тв„рдо сказал я. - В выражении моих чувств меня
сковывает присутствие леди; только из-за этого я не имею возможности
достойно охарактеризовать ваших предков, ваши привычки, вашу мораль и
дальнейшую судьбу. Будем считать, что мне известно, в какую авантюру вы
обманом вовлекли меня. Я понял это, как только узнал, кого мне предстоит
сыграть. Я хотел бы задать вам один вопрос: кто собирается убить Бонфорта?
Ведь даже глиняный голубь имеет право знать, кто стреляет в него.
     Тут я впервые увидел, что Дэк по-настоящему изумл„н. Потом он вдруг
так расхохотался, что ускорение оказалось непосильным для него - он сполз
по стене вниз и продолжал хохотать, сидя на полу.
     - Не вижу в этом ничего смешного, - сердито заявил я.
     Он перестал смеяться и вытер сл„зы.
     - Ларри, старина, неужели вы в состоянии были всерь„з подумать, что я
собираюсь использовать вас в качестве подсадной утки?
     - Это очевидно, - и яповедал ему свои соображения насч„т предыдущих
покушений.
     У него хватило здравого смысла не рассмеяться вновь.
     - Понимаю. Значит, вы решили, что это что-то вроде работы
отведывателя пищи при дворе какого-нибудь средневекового короля. Ну что
же, попытаемся разубедить вас в этом: мне кажется, постоянная мысль о том,
что вас вот-вот сожгут на месте, не способствует вхождению в образ. Так
вот, послушайте, я с шефом уже шесть лет. И за вс„ это время, я точно
знаю, он ни разу не воспользовался двойником... Зато я лично присутствовал
при двух попытках покушений на его жизнь - при одном из них я сам
застрелил на„много убийцу. Пенни, ты дольше знакома с шефом. Использовал
ли он когда-либо раньше двойника?
     Она холодно посмотрела на меня.
     - Никогда. Даже мысль о том, что шеф позволил бы кому-нибудь
подвергнуться опасности вместо себя... это... я просто обязана дать вам
пощ„чину.  Да, это было бы самым правильным!
     - Тише, тише, Пенни! - мягко сказал Бродбент. - Вам обоим ещ„
предстоит много дел, да к тому же работать вам прид„тся вместе. Кроме того
его ошибочное предположение не так уж глупо, по крайней мере для
постороннего человека. Кстати, Лоренцо, позвольте представить вам Пенелопу
Рассел. Она личный секретарь шефа и тем самым ваш наставник номер один.
     - Счастлив познакомиться с вами, мадемуазель.
     - К сожалению, не могу сказать этого про себя.
     - Перестань, Пенни, или мне прид„тся отшл„пать тебя - учти, при
двойном ускорении. Лоренцо, я должен признать, что работа двойника
Бонфорта не так безопасна, как езда в инвалидном кресле - да, ч„рт возьми,
мы оба знаем, что было предпринято несколько попыток прикрыть его
страховой полис. Но на сей раз опасаться приходится не этого. Дело в том,
что в настоящее время по причинам политического свойства, которые станут
вам понятны через некоторое время, ребята, играющие против нас, не
осмелятся убить шефа - или вас, когда вы окажетесь в роли его двойника.
Играют они действительно грубо - с а м и з н а е т е ! - и при малейшей
возможности укокошили бы меня и даже Пенни.  Если бы они смогли достать
вас сейчас, то тоже убили бы. Но стоит вам появиться на людях в роли шефа,
как вы окажетесь в полной безопасности:  обстоятельства таковы, что они не
посмеют тронуть вас пальцем.
     Он пристально посмотрел на меня.
     - Ну?
     Я покачал головой.
     - Не понимаю.
     - Пока ещ„ нет, но со временем пойм„те. Это очень сложный вопрос,
включающий в себя марсианский взгляд на вещи. Поверьте мне на слово. Пока.
Когда мы прибудем на место, вы будете знать вс„.
     И вс„ же мне это было не по душе. До сих пор Дэк не обманывал меня в
открытую - по крайней мере поймать его на этом мне до сих пор не удалось.
Но я знал по собственному печальному опыту, что он прекрасно может лгать,
попросту скрывая часть того, что знал. Я сказал:
     - Судите сами, у меня нет никаких оснований верить вам или этой юной
леди - прошу прощения, мисс. Но, хотя лично я не симпатизирую мистеру
Бонфорту, у него репутация человека болезненно, даже оскорбительно
честного.  Когда я смогу побеседовать с ним самим? Когда мы добер„мся до
Марса?
     Угловатое, располагающее к себе лицо Дэка вдруг стало печальным.
     - Боюсь, что нет. Разве Пенни не сказала вам?
     - Не сказала чего?
     - Понимаете, старина, именно поэтому мы и вынуждены прибегнуть к
услугам двойника шефа. Его похитили.

                                 * * * * *

     У меня нестерпимо разболелась голова. Может быть от двойной тяжести,
а может быть от того, что за короткое время я пережил столько потрясений.
     - Теперь вы знаете, - продолжал Дэк, - почему Джек Дюбуа не хотел
говорить вам этого до того, как мы выйдем в космос. Это самая крупная
сенсация с тех пор, как человек впервые ступил на Луну, и мы сидим на ней,
делая вс„ возможное, чтобы об этом никто не узнал. Мы рассчитываем
попользоваться вашими услугами до тех пор, пока не найд„м его и не верн„м
обратно. К тому же, вы начали вживаться в образ. На самом деле этот
корабль называется не "Банкрот". Это "Том Пэйн" - личная космическая яхта
шефа и его передвижная канцелярия. А "Банкрот" крутится по орбите вокруг
Марса, посылая в эфир позывные "Тома Пэйна", прич„м знают об этом только
двое - его капитан и первый помощник - а тем временем "Томми" сломя голову
мчится на Землю, чтобы найти замену шефу. Ну как, начинает доходить,
старина?
     Я отвечаю, что пока, мол, ещ„ не очень.
     - Хорошо, капитан, но смотрите, если политические противники Бонфорта
похитили его, то зачем держать это в секрете? Вам скорее следовало бы
объявить об этом на каждом перекр„стке.
     - На Земле, да. В Новой Батавии, тоже, да. И на Венере, да! Но здесь
мы имеем дело с Марсом. Вы знаете предание о Ккхаграле Младшем?
     - Что? Боюсь, что нет.
     - Вам следует изучить его, это позволит вам понять, что движет
марсианами. Вкратце оно гласит: тысячи лет назад, этот самый парень Ккха
должен был явиться в определ„нное время в одно место, чтобы быть
удостоенным чести - что-то вроде посвящения в рыцари. Не по своей вине (с
нашей точки зрения), он не смог явиться во-время. Поэтому единственно
правильным было казнить его - по марсианским понятиям. Но, учитывая его
молодость и прежние заслуги, некоторые радикалы стали выступать за то,
чтобы ему дали ещ„ одну возможность начать вс„ сначала. Но Ккхаграл и не
подумал согласиться. Он настоял на том, чтобы ему разрешили самому решить
свою судьбу, и по своей же собственной просьбе был казн„н. И, представьте
себе, это сделало его воплощением пристойности, святым покровителем на
Марсе.
     - Но ведь это сущее безумие!
     - Вы так считаете? Мы - не марсиане. Они - очень древняя раса,
которая выработала целую систему долгов и обязательств, удовлетворяющую
любой возможной ситуации. Одним словом, марсиане - самые великие из всех
мыслимых формалистов. По сравнению с ними древние японцы с их "гири" и
"гиму" были самыми что ни на есть отъявленными анархистами. Марсиане не
оперируют понятиями"правильно" и "не правильно". Вместо этого у них есть
понятия "пристойность" и "непристойность", в квадрате, в кубе, да к тому
же ещ„ и приправленныеч„рт знает чем. А почему я вс„ это вам рассказываю,
так это потому, что шефа на днях должны принять в гнездо самого Ккхаграла
Младшего. Теперьто вы понимаете?
     Нет, я решительно не понимал. На мой взгляд этот Ккхаграл напоминал
один из самых отвратительных персонажей из "Я -Грант Гвиннель". Бродбен
между тем продолжал:
     - Это достаточно просто. Шеф, возможно является крупнейшим из
существующих специалистов по марсианским обычаям и психологии. Он посвятил
их изучению многие годы. В среду в Лакус Соли, в полдень по местному
времени, состоится церемония принятия в гнездо. Если шеф окажется на месте
и правильно пройд„т все положенные церемонии, то вс„ олично. Если же его
там не будет - прич„м вопроса, почему его там нет, просто не существует -
его имя на Марсе смешают с грязью в каждом гнезде от полюса до полюса - и
тогда величайший межпланетный и межрасовый политический успех, из
достигнутых когда-либо, оборачивается крупнейшим поражением. Более того,
он привед„т к тяж„лым последствиям. На мой взгляд, самое меньшее, что
может случиться, это то, что Марс откажется даже от нынешнего
ограниченного сотрудничества с Земл„й. Ещ„ более вероятно, что на Марсе
произойдут волнения, в ходе которых погибнут люди - возможно все люди,
находящиеся сейчас на Марсе. Тогда верх возьмут экстремисты из партии
Человечества, которые будут проводить свою политику и тогда Марс будет
присоедин„н к Империи силой - но только после того, как будет убит
последний из марсиан. И вс„ это будет вызвано тем, что Бонфорт не смог
явиться на церемонию принятия в гнездо... Марсиане очень серь„зно
относятся к таким вещам.
     Дэк вышел также внезапно, как и появился, и Пенелопа Рассел снова
включила стереопроектор. Я с раздражением сообразил, что мне следовало
спросить его, почему враги не могут просто убить меня, если вс„, что
требовалось, чтобы опрокинуть политическую тележку с яблоками, было не
дать Бонфорту (или самому, или мне в его обличье) попасть на какую-то
церемонию марсиан. Но спросить я забыл - возможно я просто подсознательно
боялся ответа.
     Но через некоторое время я уже опять изучал Бонфорта, следя за его
движениями и жестами, пытаясь почувствовать его мысли, пытаясь в уме
повторить интонации его голоса, и вс„ глубже и глубже погружался в эту
отреш„нную, т„плую бездну артистического творчества. Я уже "обр„л его
лицо".
     Вывело меня из полузабытья место, где Бонфорта окружали марсиане и
касались его своими псевдоконечностями. Я так глубоко вжился в
происходящее на экране, что почувствовал их прикосновения - да и запах был
невыносим. Я издал сдавленный возглас и замахал руками: "Уберите это!!!"
     Заж„гся свет и изображение исчезло. Мисс Рассел смотрела на меня.
     - В ч„м дело?
     Я попытался придти в себя и унять дрожь.
     - Мисс Рассел, извините меня, но пожалуйста, не показывайте мне
больше ничего такого. Я не в ы н о ш у марсиан.
     Она взглянула на меня так, как будто не верила своим глазам и вс„ же
презирала то, что предстало е„ взору.
     - А ведь я предупреждала их, - медленно сказала она с презрением в
голосе, - что этот смехотворный план не сработает.
     - Мне очень жаль. Но я ничего не могу с собой поделать.
     Она ничего не ответила и молча выбралась из "пресса для яблок". Хотя
она двигалась не с той л„гкостью, с какой передвигался при двойном
ускорении Дэк, но вс„ же справлялась с ними неплохо. Так ничего и не
сказав, она вышла, закрыв за собой дверь.
     Обратно она не вернулась. Вместо не„ появился человек, который
казалось находился в ч„м-то вроде огромной детской коляски на кол„сиках, с
помощью которых детей учат ходить.
     - Ну, как мы себя чувствуем, молодой человек? - пророкотал он. На вид
ему можно было дать лет шестьдесят, и на мой взгляд он был несколько
полноват. Почувствовав ласковость в его вопросе, я уже мог не заглядывать 
в диплом, чтобы определить повадку врача у постели больного.
     - Здравствуйте, сэр. Как поживаете?
     - Спасибо, ничего. Конечно, чем меньше ускорение, тем лучше, -
ответил он, окинув взглядом сложное сооружение, в которое был буквально
вплет„н. - Как вам нравится мой корсет на кол„сиках? Конечно, он не очень
красив, но зато снимает с моего бедного больного сердца часть нагрузки.
Да, кстати, просто чтобы мы могли обращаться друг к другу по имени, меня
зовут доктор Кэнек, личный врач мистера Бонфорта. Кто вы такой, мне
известно. Так что там насч„т вас и марсиан?
     Я попытался объяснить ему вс„ понятно и без лишних эмоций.
     Доктор Кэнек кивнул:
     - Капитану Бродбенту следовало предупредить меня. Тогда я бы изменил
последовательность вашего приобщения к программе. Капитан весьма знающий
молодой человек, но только в своей области. А в остальном он сначала
действует руками, а уж потом головой... Он настолько бездумен время от
времени, что это пугает меня. Но, к счастью, он совершенно безвреден.
Мистер Смайт, я хотел попросить у вас разрешения загипнотизировать вас.
Даю вам слово врача, что это будет сделано с единственной целью избавить
вас от неприятных ощущений, связанных с марсианами, и что я больше ни коим
образом не намерен вмешиваться в ваш внутренний мир. - Он вытащил из
кармана старомодные карманные часы, которые стали почти символом его
профессии и измерил мой пульс.
     Я ответил:
     - Доктор, я охотно разрешаю вам это, но ничего хорошего из этого не
выйде. Меня невозможно загипнотизировать. - Сам я изучил искусство гипноза
ещ„ когда выступал с чтением мыслей, но мои учителя так и не смогли
загипнотизировать меня самого. Немного гипноза вовсе не вредно в таком
выступлении, особенно если местная полиция не поднимет слишком много шума
из-за того, что нарушены правила, которыми медицинская ассоциация
буквально обложила нас.
     - Вот как? В таком случае нам просто прид„тся попробовать сделать
вс„, что можно. Представьте себе, что вы расслабляетесь, устраиваетесь
поудобнее, и мы поговорим о том, что вас беспокоит. - Часы он продолжал
держать в руке, вертя их так и сяк, или покачивая на длинной цепочке, хотя
давно измерил мой пульс. Я хотел попросить его убратьих, так как блеск
отражаемого ими света слепил мне глаза, но решил, что это, должно быть,
что-то вроде нервного тика, которого он не замечает, да и вообще это не
стоило того, чтобы делать замечания практически незнакомому человеку.
     - Я расслабился, - заверил я его. - Спрашивайте меня о ч„м угодно.
Или можем попробовать свободные ассоциации, если конечно хотите.
     - Просто постарайтесь сосредоточиться на том, что вы плаваете в
жидкости, - мягко сказал он. - Ведь двойное ускорение заставляет вас
чувствовать тяжесть во вс„м теле, не так ли? Я обычно стараюсь перенести
е„ во сне. При такой нагрузке кровь отливает от мозга, очень хочется
спать. Они собираются снова включить двигатели. Нам всем лучше заснуть...
Нам будет тяжело... Нам нужно будет поспать...
     Я начал было говорить ему, чтобы он уб