увствовал себя плохо при одной мысли обо вс„м этом -
виноваты в этом были страх и остаточные явления космической болезни.
     - Так ты, значит, собираешься выдать меня полиции? Ты грязный,
вонючий, - я запнулся, не в силах подыскать подходящее ругательство.
     - Э, нет! Знаете что,старина, я бы конечно мог отвесить вам сейчас
оплеуху и позволить вам думать, что я наведу на вас полицию - но я этого
не сделаю. А вот парный брат Рррингрпия Рррпагриина определ„нно знает, что
старина "Грпия" в ту дверь войти-то вош„л, а вот уж обратно выбраться не
смог.  Так вот он-то и навед„т ищеек. Парный брат - это такое родство,
которое нам не понять, потому что мы не размножаемся делением.
     Меня никогда не интересовало, каким образом размножаются марсиане -
как кролики или аист приносит их маленькими в ч„рном мешочке. В общем, по
словам Дэка, выходило, что мне никогда не вернуться на Землю. Я так и
сказал ему.  Он отрицательно покачал головой.
     - Это не так. Положитесь на меня, и мы верн„м вас так же чисто и
аккуратно, как доставили сюда. Вы выйдете из ворот того же или
какого-нибудь другого космопорта с пропуском, в котором будет сказано, что
вы - механик, которого вызвали в последнюю минуту устранить мелкое
повреждение. Кроме того, вы ведь будете загримированы, а на плече у
васбудет висеть сумка с инструментами. Наверняка такой акт„р, как вы,
сможет сыграть роль механика хотя бы несколько минут?
     - А? Ну конечно! Но...
     - Вот то-то и оно! Держитесь за старого шкипера Дэка: он о вас
позаботится. Для того, чтобы провезти меня на Землю, а потом нас с вами
отправить сюда, понадобились усилия восьми членов гильдии; и мы можем
проделать вс„ это ещ„ раз. Но если космические братья не будут помогать
вам, то ваши шансы равны нулю. - Он улыбнулся. - В глубине души любой
космонавт - вольный торговец. И оставляя в покое древнее искусство
контрабанды, каждый из нас в то же время всегда готов помочьдругому в
небольшом обмане охраны космопорта. Но человек, не входящий в нашу ложу,
вряд ли сможет получить от нас помощь.
     Я пытался успокоить свой желудок и собраться с мысл ями.
     - Дэк, это что - какая-то контрабандная операция? Потому что...
     - О нет! Если, конечно, не считать того, что мы вывозимм контрабандой
вас.
     - Я только хотел сказать, что с моей точки зрения контрабанда не
является преступлением.
     - А никто так и не считает. Естественно, не считая тех, кто
наживается на том, что ограничивает торговлю. Работа же ваша - это
действительно работа повоплощению одного человека, Лоренцо, и вы как раз
тот человек, который нам нужен. Ведь я не случайно наткнулся на вас в том
баре: вас выслеживали в течение двух дней. И как только я ступил на Землю,
я пош„л туда, где вы обычно бываете. - Он нахмурился. - Хотел бы я быть
уверен, что наш почтенный противник преследовал меня, а не вас.
     - Почему?
     - Если они следили за мной, то следовательно пытались выяснить, что я
собираюсь предпринять, так что вс„ уже было ясно, и они знали, что мы
враги.  Но если они следили за вами, то значит, они знали, что мне нужен
акт„р, который может сыграть роль.
     - Но откуда они могли узнать это? Если только вы сами не рассказали
им?
     - Лоренцо, это очень крупное дело, гораздо крупнее, чем вы можете
вообразить. Я даже сам до конца не представляю его размеров - и чем меньше
вы до поры до времени знаете о н„м, тем лучше для вас. Но я могу сказать
вам вот что: в большой компьюетер Бюро Переписи были заложены основные
характеристики одногочеловека и машина сравнила их с характеристиками
личности всех ныне живущих акт„ров. Это было сделано, по возможности
скрытно, но кто-нибудь мог догадаться - и проговориться. Условия выбора
кандидата были очень и очень строгими - лицо, роль которого нужно сыграть,
и тот, кто будет играть роль, должны быть похожи во вс„м - воплощение
должно быть и д е а л ь н ы м.
     - И машина поведала вам, что я как раз тот человек?
     - Да. Вы и ещ„ один человек.
     Мне ещ„ раз представлялась хорошая возможность придержать язык за
зубами. Но я просто не мог сдержаться, как будто от этого зависела вся моя
жизнь - в некотором смысле так оно и было. Мне просто необходимо было
узнать, кто же тот второй акт„р, которого сочли способным сыграть роль,
для исполнения которой требовался весь мой гений.
     - А тот, второй? Кто он?
     Дэк искоса взглянул на меня; я видел, что он колебался.
     - М-м-м... один парень по имени Орсон Троумбридж. Вы знаете его?
     - Эту деревенщину-то! - Я приш„л в такую ярость, что даже забыл
думать о тошноте.
     - Как! Я слышал, что это очень талантливый акт„р.
     Я просто не мог удержаться от негодования при мысли, что кто-то мог
хотя бы подумать о том, что Троубридж способен сыграть роль так же, как я.
     - Этот рукомахатель! Этот словоговоритель! - Я остановился; более
приличествует просто игнорировать таких коллег - если их так можно
назвать. Но этот кривляка был так низкопробен, что... Судите сами:
дажеесли по роли ему предстояло поцеловать руку даме, то Троубридж
непременно портил дело, целуя вместо этого свой большой палец. Нарцисисст,
поз„р, фальшивый акт„ришка - разве мог такой человек жить ролью?
     И скажите на милость, по какой-то иронии судьбы его дурацкая
жестикуляция и напыщенная декламация прекрасно оплачивалась, в то время
как настоящие артисты голодали.
     - Дэк, я просто не понимаю, как вы могли подумать, что он подходит
для этого?
     - Да мы в общем-то и не хотели его брать: сейчас он связан каким-то
долгосрочным контрактом. Поэтому его внезапное исчезновение могло породить
лишние слухи. И счастливым случаем было для нас то, что вы были в это
время... э-э-э "на свободе". Как только вы согласились на наше
предложение, я велел Джеку отозвать ребят, которые пытались договориться с
Троубриджем.
     - Я думаю!
     - Но видите-ли, Лоренцо, я вам сейчас хочу кое-что объяснить. Пока вы
сматывали свои кишки, я связался с "Банкротом" и приказал им просигналить
на Землю, чтобы там снова взялись за Троубриджа.
     - Что?!
     - Но вы же сами напрашивались на это, приятель. Понимаете, у нас
принято, что если взялся человек отвести корабль с грузом на Ганимед, то
он или доставит его туда в целости и сохранности, или погибнет, пытаясь
сделать это. Он не меняет вдруг решения, не ид„т на попятную, когда
корабль уже нагружен. Вы сказали мне, что согласны на предложение - прич„м
без всяких "если", "и", или "но" - вы сказали, что согласны безоговорочно.
Несколькими минутами позже при первой же опасности вы не выдержали. Затем
пытались убежать от меня в космопорте. Да что там говорить, всего десять
минут назадвы чуть ли не плача требовалидоставить вас обратно на Землю.
Может быть вы и действительно способны сыграть лучше чем Троубридж - мне
по крайней мере, это не известно. Но зато я отлично знаю, что нам нужен
человек, который не испугается при первой же опасности. И мне почему-то
сда„тся, что Троубридж как раз такой человек. Потому что, если нам удастся
договориться с ним, мы заплатим вам ничего не рассказывая, и отправим
обратно. Понимаете?
     Я понял его даже слишком хорошо. Хотя Дэк и не употреблял этого слова
- но из его слов явно следовало,что я никуда не годен и как акт„р, и как
товарищ. И самое неприятное состояло в том, что он был прав, хотя это и
была очень жестокая для меня правда. Я не мог сердиться на него. Я мог
только стыдиться своего собственного поведения. Конечно, это было сущим
идиотизмом - принимать предложение, не зная в ч„м оно заключается - но
ведь я согласился играть для них, прич„м не оговаривая никаких условий и
совершенно безоговорочно. А теперь я пытался пойти на попятную, как
неопытный акт„р, почувствовавший вдруг страх перед сценой.
     Спектакль должен продолжаться - древнейшая заповедь шоу-бизнеса.
Может быть с философской точки зрения это и не совсем справедливо, но
многое из того, что делает человек, не подда„тся логическому объяснению.
Мой отец свято соблюдал эту заповедь - я собственными глазами видел, как
он сыграл целых два акта после того, как у него прорвался аппендицит, и
потом ещ„ много раз выходил кланяться на сцену, и только после этого дал
увезти себя в больницу.  И теперь у меня перед глазами стояло его
презрительно глядящее на меня лицо акт„ра, сверху вниз взирающего на
предателя, готового дать публике разойтись несолоно хлебавши.
     - Дэк, - неуклюже сказал я. - Простите меня. Я был неправ.
     Он пристально взглянул на меня.
     - Так вы будете играть?
     - Да, - я сказал это совершенно искренне. Но тут я вдруг вспомнил об
одной вещи, которая могла сделать мо„ выступление таким же невозможным,
как невозможна для меня была например роль Сноу Уайта в "Семи карликах". -
Видите ли, играть-то я хочу, но есть одна загвоздка...
     - Какая? - спросил он презрительно. - Может быть опять ваш проклятый
характер?
     - Нет, нет! Но вот вы тут упомянули, что мы летим на Марс. Скажите,
Дэк, ведь мне, наверное, прид„тся играть в окружении марсиан?
     - Что? Конечно. А чего же вы хотели. Ведь это Марс.
     - Э... дело в том, Дэк, что я органически не переношу марсиан! Их
присутствие меня буквально бесит и выводит из себя. Я, конечно, попытаюсь
справиться с этим - постараюсь оставаться самим собой - но может выйти
так, что я выйду из образа.
     - Вот оно что! Если вас беспокоит только это, то можете даже не
думать о таких пустяках.
     - Но я не могу не думать об этом. Это выше моих сил...
     - Я же сказал: "Забудьте"! Старина, мы прекрасно знаем ваши довольно
дикие взгляды - мы знаем о вас буквально вс„. Лоренцо, ваша боязнь марсиан
- так же детска и неразумна, как страх перед пауками или змеями. Но мы
предвидели это и позаботились обо вс„м. Так что можете не думать о таких
пустяках.
     - Ну что ж - тогда вс„ в порядке. - Он не очень-то убедил меня, но
зато подковырнул словом "дикие". В самом деле, уж чьи-чьи, а мои взгляды
назвать дикими было очень трудно. Поэтому я промолчал.
     Дэк опять подн„с микрофон ко рту и произн„с в него, даже не пытаясь
говорить тише:
     - Одуванчик вызывает Перекати-поле: план Клякса отменяется.
Продолжаем выполнение плана Марди Грас.
     - Дэк? - позвал я его, когда он кончил говорить.
     - Потом, - отмахнулся он. - Пора переходить к сближению. Стыковка
может получиться не очень аккуратной, но времени делать ювелирную работу у
нас нет. Поэтому помолчите и не отвлекайте меня.
     Стыковка действительно оказалась неаккуратной. К тому времени, как мы
оказались на межпланетном корабле, я уже просто рад был снова очутиться в
невесомости: острый приступ тошноты куда хуже постоянного подташнивания
при космической болезни. Но в невесомости нам пришлось пробыть не более
пяти минут: те трое, которые должны были сменить нас на борту "Пострела",
уже стояли наготове у переходного люка, когда Дэк и я вплыли в шлюз
"Банкрота". В следующие несколько секунд я немного растерялся. Видимо, я
действительно закоренелый наземник, потому что в невесомости легко
теряюсь, не будучи в состоянии отличить где пол, а где потолок. Кто-то
спросил: "А где же он?"
     - Здесь! - ответил Дэк. Тот же голос в недоумении спросил:
     - Этот что ли? - как будто не веря своим глазам.
     - Да, да, - ответил Дэк. - Просто он загримирован. Так что вс„ в
порядке. Помогите мне втащить его в пресс для яблок.
     Кто-то ухватил меня за руку и, протащив по узкому коридору, втянул в
какое-то помещение. У одной из стен были расположены два
противоперегрузочных устройства или "прессы для яблок", похожие на ванны;
гидравлические танки, распределяющие давление равномерно ииспользуемые на
кораблях с высоким ускорением. Я никогда раньше не видел их, но в одном
фантастическом опусе "Рейд на Землю", мы использовали в качестве декораций
нечто похожее.
     Над танками на стене была сделана по трафарету надпись: "ВНИМАНИЕ!
Ускорение свыше 3 G без противоперегрузочного костюма воспрещается.
Согласно приказу..." Я продолжал вращаться и на этом месте надпись исчезла
из моего поля зрения, до того, как я успел дочитать е„ до конца. Тут
кто-то стал устраивать меня в пресс. Дэк и кто-то ещ„ стали торопливо
прист„гивать меня ремнями, и тут вдруг раздался вой сирены. После этого из
динамика послышался голос, повторяющий: "Красное предупрежение! Двойное
ускорение! Три минуты!  Красное предупреждение!Двойное ускорение! Три
минуты!". Затем снова завыла сирена.
     Краем уха я уловил, как Дэк спросил кого-то:
     - Проектор установлен? Ленты готовы?
     - Конечно! Конечно!
     - Где шприц? - Дэк повернулся ко мне и сказал: - Понимаете, дружище,
мы собираемся сделать вам укол. Ничего страшного. Частично он состоит из
пульграва,остальное - стимулятор, потому что вам прид„тся бодрствовать и
изучать роль. Может быть сначала вы почувствуете л„гкое жжение в глазных
яблоках и небольшой зуд, но вреда вам это не принес„т.
     - Подождите, Дэк! Я...
     - Нет времени! Мне ещ„ нужно раскочегарить эту кучу хлама! - он резко
оттолкнулся и исчез за дверью раньше, чем я успел возразить. Его напарник
закатал мой левый рукав и,приложив к сгибу локтя инъекционный пистолет,
всадил мне дозу раньше, чем я успел это осознать. Затем он тоже исчез. Тут
снова послышалось: "Красное предупреждение! Двойное ускорение! Две
минуты!".
     Я сделал попытку оглядеться, но лекарство сделало меня ещ„ больше
неуклюжим. Мои глазные яблоки действительно начало жечь, а заодно и зубы,
да к тому же стала нестерпимо чесаться спина - но ремни мешали мне
дотянуться и почесать е„, а может быть это и спасло меня от перелома руки
при начале ускорения. Сирена смолкла и на сей раз из динамика послышался
уверенный баритон Дэка:
     - Последнее красное предупреждение! Двойное ускорение! Одна минута!
Бросьте карты и примостите поудобнее свои жирные задницы. Мы начинаем
топить печку!
     На этот раз вместо обычной сирены послышались звуки Арксзяновской "К
зв„здам", опус 61, си мажор. Это была более чем спорная версия Лондонского
Симфонического, в которой панические нотки 14-го цикла были заглушены
звуками тимпани. В том состоянии, в каком я пребывал тогда, измученный,
растерянный и получивший дозу лекарств - мне казалось, что эта музыка не
оказывает на меня никакого внимания - нельзя ведь намочить реку.
     В дверь вплыла русалка. Никакого чешуйчатого хвоста у не„,
естественно, не было, но похожа она почему-то была на русалку. Когда мо„
зрение пришло в норму, я рассмотрел, что это девушка, весьма
привлекательная на вид, с прекрасно развитой грудью, и одетая в футболку и
шорты. То, как она головой впер„д вплыла в дверь, неопровержимо
свидетельствовало, что невесомость не была в новинку ей. Она без улыбки
взглянула на меня, устроилась в соседнем прессе и положила руки в
подлокотники, даже не удосужившись пристегнуться ремнями. Музыка как раз
подошла к раскатистому финалу, и тут я почувствовал тяжесть.
     В двойном ускорении в общем-то нет ничего страшного, особенно если
тело плавает в жидкости. Я просто ощущал тяжесть и небольшую
затрудн„нность дыхания. Вы, конечно, слышали эти истории про пилотов,
которые при десятикратном ускорении ещ„ ухитрялись управляться с корабл„м.
Я ничуть не сомневаюсь, что это сущая правда, но даже двойное ускорение в
"прессе для яблок" делает человека вялым и неспособным двигаться.
     Только через некоторое время я понял, что голос из динамика в потолке
обращается ко мне:
     - Лоренцо! Как вы себя чувствуете, приятель?
     - Вс„ в порядке.
     Эти три слова для меня потребовали таких усилий, что пришлось жадно
хватать ртом воздух. Собравшись с силами, я спросил:
     - Сколько же это протянется?
     - Около двух дней.
     Видимо я застонал, потому что Дэк рассмеялся.
     - Держитесь, приятель. Когда я первый раз летел на Марс, пол„т занял
тридцать семь недель, прич„м вс„ это время мы пробыли в невесомости на
элиптической орбите. По мне у нас сейчас просто увесилительная прогулка -
всего пара дней при двойном ускорении, да ещ„ некоторое время при одном во
время торможения. Да с вас просто бы деньги надо брать за это!
     Я начал было излагать ему, что думаю по поводу его сомнительного
юмора, да во-время вспомнил, что рядом со мной находится девушка. Папаша
говаривал бывало, что женщина может простить многое, вплоть до оскорбления
действием, но е„ очень легко смертельно ранить обидным словом. Прекрасная
половина рода человеческого в этом отношении очень чувствительна - это
довольно странно, если принять во внимнаие их крайнюю пракичность в
остальных вопросах. Во всяком случае, с тех пор как тыльная сторона ладони
моего отца разбила мне в кровь губы, с них никогда не срывалось грубое
слово, если оно могло достигнуть ушей женщины. Отец мог бы наверное
соперничать с самим профессором Павловым в выработке условных рефлексов.
     Тут Дэк заговорил вновь.
     - Пенни? Ты здесь, моя милочка?
     - Да, капитан, - ответила девушка, лежащая рядом со мной.
     - О'кей. Тогда можешь приступить с ним к домашнему заданию. Я
присоединяюсь к вам, как только закончу все дела в рубке.
     - Хорошо, капитан. - Она повернула ко мне голову и сказала мягким
хрипловатым контральто: - Доктор Кейпек хотел, чтобы вы просто
расслабились в течение нескольких часов и посмотрели пл„нки. А я буду
отвечать на вопросы.
     Я вздохнул.
     - Слава тебе, господи. Наконец-то хоть один человек готов отвечать на
вопросы!
     Она ничего не сказала, а просто с некоторым усилием подняла руку и
тронула какой-то переключатель. Свет в помещении погас, и перед моими
глазами возникло озвученное стереоизображение. Я сразу узнал того, кто был
в центре - как узнал бы его, впрочем и любой из миллиардов поданных
Империи - и только тут я наконец понял, как грубо и жестоко Дэк Бродбент
пров„л меня.
     Это был Бронфорт.
     Тот самый Бронфорт, я имею в виду - достопочтенный Джон Джозеф
Бонфорт, бывший Верховный Министр, глава лояльной оппозиции и глава
коалиции Экспансионистов - наиболее любимый (и наиболее ненавидимый)
человек во всей Солнечной Системе.
     Мо„ пораж„нное сознание заметалось в поисках разгадки и, наконец,
пришло к единственному, как мне казалось, логическому выводу. Бонфорт
пережил три попытки покушения - по крайней мере, два раза из тр„х он
спасся чудом. А если предположить, что никакого чуда не было? Может быть
все они были успешными - просто милый старый дядюшка Джо Бонфорт каждый
раз оказывался совсем в другом месте?
     Таким способом можно перевести кучу акт„ров.
                                  Глава 3


     Я никогда не лез в политику. Отец всегда предупреждал меня: "Держись
от этого подальше, Ларри", - печально говорил он. - "Известность, которая
приобретается таким пут„м - нехорошая известность. Простой народ е„ не
любит".  Я никогда не участвовал в голосовании - даже после того, как была
принята поправка 98-го года, дававшая возможность голосовать людям кочевых
профессий (к которой, естественно, относится и моя).
     Тем не менее, если у меня и были какие-либо политические склонности,
то уж никак не к Бонфорту. Я считал его опасным человеком и вполне
возможным предателем человеческой расы. Поэтому мысль о том, что меня
должны убить вместо него - как бы это выразиться - была мне неприятна.
     Но зато, какая р о л ь !
     Как-то раз мне довелось играть главную роль в "Д'Эгло", да ещ„ дважды
я играл Цезаря в пьесах, заслуживающих этого названия. Но сыграть такую
роль в жизни - что же, теперь я могу понять, как один человек ложится
вместо другого под гильотину - только ради того, чтобы на несколько
мгновений получить возможность сыграть совершенно исключительную роль,
ради того, чтобы создать высочайшее, выдающееся произведение искусства.
     Я подивился, кто же из моих коллег не смог устоять перед искушением в
тр„х предыдущих случаях. Одно было ясно, они были настоящими артистами,
хотя именно их полная безизвестность более всего с