азработаны, когда последняя из неонационалистических войн
уже закончилась. Можно, разумеется, задаваться  академическим  вопросом:  не
будь генетических экспериментов,  обеспечило  бы  мир  на  планете  введение
современной экономической системы после краха системы Мадагаскарской? Или же
этого все равно оказалось бы недостаточно? Но так или иначе, а  пацифистское
движение было в тот момент на взлете, и  разработка  техники  параэктогенеза
представлялась тогда Богом данной возможностью навсегда избавиться от  войн,
изгнав их из человеческой души.
   Те,  кто  выжил  после  атомной  войны  1970  года,  установили   жесткие
генетические законы, преследовавшие единственную цель -  сохранить  рецессив
"острова Пармали-Хичкока" в девятой хромосоме, исключив маскирующую его, как
правило, доминанту - то есть воспитывать овец, а не волков.
   Любопытно, что "волки"  того  периода  -  ведь  "остров  Пармали-Хичкока"
рецессивен, и потому  природных  "овец"  на  свете  мало  -  были  захвачены
всеобщей истерией и активно способствовали попытке устранить самих себя.  Но
некоторые заартачились. В итоге возникла Северо-Западная Колония.
   То, что Северо-Западный Союз в конечном итоге стал сражаться с  остальным
миром,  -  проявление  биологической  целесообразности.  И  привело  это   к
неизбежному результату "волки" (детали сейчас несущественны)  съели  "овец".
Не физически, разумеется, ни о каком реальном уничтожении  и  речи  идти  не
могло, однако генетически современное общество происходит от "волков", а  не
от "овец".
   Они пытались вытравить из человека бойцовский дух, - заключил  Мордан,  -
не осмыслив его биологической  пользы.  Они  лишь  выразили  в  рациональных
терминах идею первородного греха: насилие - "плохо", а ненасилие - "хорошо".
   - Но почему вы решили, - запротестовал Гамильтон, - будто  воинственность
необходима для выживания? Конечно, она есть - во мне, в  вас,  в  каждом  из
нас. Но что толку противопоставлять ее атомной бомбе?  Какая  от  нее  может
быть польза в этом противостоянии?
   Мордан улыбнулся.
   - Бойцы выжили. Это  неопровержимое  доказательство.  Естественный  отбор
продолжается все время - несмотря на сознательную селекцию.
   - Подождите минутку, - попросил Гамильтон. - Здесь  концы  с  концами  не
сходятся. Если так, то мы должны были бы проиграть Вторую  генетическую.  Их
"мулы" воевали с азартом.
   - Действительно, - согласился Мордан. - Но я  ведь  не  утверждал,  будто
воинственность  является  единственной  характеристикой,   необходимой   для
выживания. Будь это так - миром правили бы пекинесы. Бойцовскими инстинктами
должно управлять разумное стремление к самосохранению. Почему вы не  затеяли
перестрелку со мной вчера вечером?
   - Не видел достаточных оснований.
   - Совершенно  верно.  Генетики  Великого  Хана,  по  существу,  повторили
ошибку, сделанную тремя веками ранее: они сочли, что вправе валять дурака  с
балансом  человеческих  характеристик,  который  образовался  в   результате
миллиарда лет естественного отбора.  Они  воспылали  желанием  вывести  расу
суперменов, основываясь на  идее  "эффективной  специализации".  Однако  они
упустили из  виду  самую  главную  человеческую  характеристику.  Человек  -
животное  неспециализированное.  Тело  его  -   если   исключить   громадное
вместилище для мозга - достаточно  примитивно.  Он  не  может  вгрызаться  в
землю, не способен быстро бегать, не умеет летать.  Но  зато  он  всеяден  и
выживает там, где  козел  сдохнет  с  голоду,  ящерица  изжарится,  а  птица
замерзнет  на  лету.   Узкой   приспособленности   человек   противопоставил
универсальную приспособляемость.
   Империя  Великого  Хана  возродила  устарелую  общественную   систему   -
тоталитаризм. Лишь при абсолютной власти можно было осуществить генетические
эксперименты, приведшие к созданию Homo Proteus [Человек Простейший  (лат.),
то есть с одной  узкой  специализацией],  потому  что  в  основе  их  лежало
полнейшее безразличие к благополучию отдельного человека.
   Имперские генетики видели в  искусственном  отборе  лишь  вспомогательный
инструмент. В основном они  использовали  мутации,  вызываемые  воздействием
радиации и применением геноселективных красок; кроме того, они  практиковали
эндокринную терапию, а также хирургические операции  на  эмбрионах.  Ханские
ученые кроили человеческие существа - если их можно так называть - столь  же
легко и непринужденно, как мы строим дома. В период  расцвета  Империи,  как
раз перед Второй  генетической  войной,  они  вырастили  больше  трех  тысяч
разновидностей, в том числе тринадцать типов  гипермозга;  почти  безмозглых
матрон; сообразительных и до отвращения красивых шлюх, лишенных  способности
беременеть, и бесполых "мулов".
   Обычно мы отождествляем термин "мул" с бойцом, ибо лучше всего  знали  их
именно  как   солдат,   но   в   действительности   существовало   множество
разновидностей "мулов", приспособленных для выполнения тех иди иных  простых
работ. Воевали те из них, кто изначально был создан исключительно как воин.
   Но какие это были солдаты! Они не нуждались в  сне;  были  втрое  сильнее
обычных людей; выносливость же их и вовсе не  поддается  описанию,  ибо  они
продолжали наступать до тех пор, пока увечья полностью  не  выводили  их  из
строя. Каждый из них имел при себе  двухнедельный  запас  горючего  -  слово
"горючее" подходит здесь куда больше, чем "пища", - но  и  после  того,  как
продовольствие кончалось, каждый "мул"  мог  исполнять  обязанности  еще  не
меньше недели. Не были они и тупицами - специализация солдат подразумевала и
остроту ума - "мулами" были даже имперские офицеры, и их искусство стратегии
и тактики, а также умение использовать современнейшие виды  вооружений  были
мастерскими. В чем они были слабы - так это в  области  военной  психологии:
они совершенно не понимали своих противников. Однако и противники их тоже не
понимали - это было вполне взаимно.
   Психологическая  мотивация  их  поведения  основывалась  на  "субституции
сублимации секса": впрочем, наукообразное это словосочетание так и  осталось
ничего не  объясняющим  ярлыком.  Лучше  всего  она  описывается  негативно;
пленные "мулы" сходили с ума и кончали жизнь самоубийством не  позднее,  чем
через десять дней - даже если их кормили исключительно трофейными рационами.
Прежде чем окончательно рехнуться, они просили  чего-то,  именуемого  на  их
языке "вепратогой" - наши  семантики  так  и  не  сумели  раскопать  ничего,
способного объяснить этот термин.
   "Мулы" нуждались в каком-то допинге, который их хозяева могли им дать,  а
мы нет; лишенные его, они умирали.
   "Мулы" воевали прекрасно - но победили все-таки настоящие люди.  Победили
потому, что сражались как отдельные  личности,  способные  вести  не  только
регулярные военные действия, но и партизанскую войну. Самым уязвимым  местом
Империи оказались ее координаторы - сам Хан, его сатрапы  и  администраторы.
Биологически Империя, по существу, являлась единым  организмом  -  ее  можно
было уничтожить, как пчелиную колонию, погубив ее матку. В  итоге  несколько
десятков убийств решили судьбу войны, которую не могли выиграть армия.
   Нет смысла вспоминать о терроре, который последовал за  коллапсом,  после
того как Империя  была  обезглавлена.  Довольно  сказать,  что  в  живых  не
осталось ни одного представителя Homo  Proteus.  Этот  вид  разделил  судьбу
гигантских динозавров и саблезубых тигров.
   Ему не хватило приспособляемости.
   - Генетические войны  послужили  жестокими  уроками,  -  печально  сказал
Мордан, - однако они научили нас очень осторожно вмешиваться в  человеческие
характеристики.  Если  какая-то  характеристика  отсутствует  в  зародышевой
плазме, мы не пытаемся  ее  туда  вложить.  Когда  проявляются  естественные
мутации, мы долго проверяем их, прежде  чем  начать  распространять  на  всю
расу: большинство мутаций оказываются или бесполезны или определенно вредны.
Мы исключаем  явные  недостатки,  сохраняем  явные  преимущества  -  и  это,
пожалуй, все. Я заметил, что у вас тыльные стороны рук волосатые, а у меня -
нет. Это говорит вам о чем-нибудь?
   - Нет.
   - Мне тоже. В вариациях волосатости человеческой расы ни  с  какой  точки
зрения  невозможно  усмотреть  преимуществ.   Поэтому   мы   оставляем   эти
характеристики в покое. А вот другой вопрос: у вас когда-нибудь болели зубы?
   - Конечно, нет.
   -  Конечно,  нет...  А  известно  ли  вам  почему?  -   Мордан   выдержал
продолжительную  паузу,  показывая  тем  самым,  что  вопрос   не   является
риторическим.
   - Ну... - протянул в конце  концов  Гамильтон.  -  Наверное,  это  вопрос
селекции. У моих предков были здоровые зубы.
   - Не обязательно у всех. Теоретически, достаточно было  одному  из  ваших
предков иметь здоровые от природы зубы - при условии,  что  его  доминантные
характеристики присутствовали в каждом  поколении.  Однако  любая  из  гамет
этого предка содержит лишь половину его хромосом; если  он  сам  унаследовал
здоровые зубы лишь от одного из родителей, то доминанта будет присутствовать
лишь в половине его гамет. Мы - я  имею  в  виду  наших  предшественников  -
произвели отбор по показателю здоровых зубов. В  результате  сегодня  трудно
найти гражданина, который не унаследовал бы  этой  характеристики  от  обоих
родителей. Больше нет необходимости производить отбор по  этому  показателю.
То  же  самое  с  дальтонизмом,  раком,   гемофилией   и   многими   другими
наследственными болезнями и дефектами - мы исключили их путем отбора,  ни  в
чем  не  нарушая  обычной,  нормальной,  биологически  похвальной  тенденции
человеческих существ влюбляться в себе подобных и производить на свет детей.
Мы просто даем каждой паре возможность обзавестись лучшими  из  потенциально
возможных для них отпрысков - для этого нужно лишь не полагаться  на  слепой
случай, а прибегнуть к селективному комбинированию.
   - В моем случае вы поступили иначе, - с горечью заметил Гамильтон. - Я  -
результат эксперимента по выведению породы.
   - Это правда. Но ваш случай, Феликс, -  особый.  Ваша  линия  -  элитная.
Каждый из тридцати ваших предков добровольно принял участие в создании  этой
линии - не потому, что пренебрегал Купидоном  с  его  луком  и  стрелами,  а
потому что был соблазнен возможностью улучшить расу.  Каждая  клетка  вашего
тела содержит  в  своих  хромосомах  программу  расы  более  сильной,  более
здоровой, более приспособляемой, более  стойкой.  И  я  обращаюсь  к  вам  с
просьбой не пустить это наследие по ветру.
   Гамильтон поежился.
   - Чего же вы от меня ждете? Чтобы я сыграл роль  Адама  для  целой  новой
расы?
   - Отнюдь нет. Я лишь хочу, чтобы вы продолжили свою линию.
   - Понимаю, - подавшись  вперед,  проговорил  Гамильтон.  -  Вы  пытаетесь
осуществить то, что не удалось Великому Хану: выделить одну линию и  сделать
ее отличной от всех остальных - настолько же,  насколько  мы  отличаемся  от
дикорожденных. Не выйдет. Я на это не согласен.
   -  Вы  дважды  не  правы,  -  медленно  покачал  головой  Мордан.  -   Мы
намереваемся и впредь двигаться тем же путем, каким добились здоровых зубов.
Вам не приходилось слышать о графстве Деф-Смит?
   - Нет.
   - Графство  Деф-Смит  в  Техасе  было  административной  единицей  старых
Соединенных Штатов. У  его  обитателей  были  здоровые  зубы,  но  не  из-за
наследственности, а из-за того,  что  почва  поставляла  им  диету,  богатую
фосфатами и флюоридами. Вы и представить себе не  можете,  каким  проклятием
являлся в те дни кариес для человечества. В то  время  зубы  гнили  во  рту,
становясь причиной многих заболеваний. Только в Северной Америке было  около
ста  тысяч  техников,  занимавшихся  исключительно  лечением,  удалением   и
протезированием зубов. Но даже при этом  четыре  пятых  населения  не  имели
возможности получить  такую  помощь.  Они  страдали,  пока  гнилые  зубы  не
отравляли их организм. И умирали.
   - Что ж общего это имеет со мной?
   - Увидите. Сведения о графстве Деф-Смит дошли до тогдашних техников -  их
называли медицинскими работниками, - и они увидели здесь  решение  проблемы.
Повторите диету графства - и кариесу конец. Биологически они были совершенно
не правы, поскольку для расы ровно ничего не значит преимущество, которое не
может  быть  унаследовано.  Найдя  ключ,  они  не   сумели   его   правильно
использовать. Мы же искали мужчин и женщин, зубы  которых  были  безупречны,
несмотря  на  неправильную  диету  и  недостаток  ухода.  Со  временем  было
доказано, что это свойство возникает, если присутствуют группы из трех ранее
неизвестных генов.  Называйте  это  благоприятной  мутацией  или,  наоборот,
называйте подверженность зубным болезням мутацией неблагоприятной,  лишь  по
случайности не распространившейся на весь род людской - все равно.  Так  или
иначе, наши предшественники сумели выделить и сохранить  эту  группу  генов.
Вам известны законы наследственности - вернитесь в  прошлое  на  достаточное
количество  поколений,  и  окажется,  что  мы   все   произошли   от   всего
человечества. Но вот  наши  зубы  генетически  восходят  к  одной  маленькой
группе,  ибо  мы  производили  искусственный  отбор  ради  сохранения   этой
доминанты. А с вашей помощью, Феликс, мы хотим сохранить все реализовавшиеся
в  вас  благоприятные  вариации  -  сберечь  до  тех  пор,   пока   они   не
распространятся на все человечество.  Вы  не  станете  единственным  предком
грядущих поколений, нет! Но, с точки  зрения  генетики,  окажетесь  всеобщим
предком в тех характеристиках, в которых превосходите сейчас большинство.
   - Вы не того человека выбрали. Я неудачник.
   - Не говорите мне этого, Феликс. Я знаю вашу карту. А  значит,  знаю  вас
лучше, чем вы знаете себя. Вы - тип с ярко выраженной доминантой  выживания.
Если поместить вас на острове, населенном хищниками и  каннибалами,  то  две
недели спустя вы окажетесь его хозяином.
   - Может, и  так,  -  не  удержался  от  улыбки  Гамильтон.  -  Хорошо  бы
попробовать...
   - В этом нет нужды.  Я  знаю!  Для  этого  у  вас  есть  все  необходимые
физические и умственные способности. И подходящих  темперамент.  Сколько  вы
спите?
   - Часа четыре.
   - Индекс утомляемости?
   - Около ста двадцати пяти часов. Или немного больше.
   - Рефлекторная реакция?
   Гамильтон пожал плечами. Неожиданно Мордан выхватил излучатель, но прежде
чем Феликс оказался на линии огня, его "кольт" успел прицелиться в Арбитра и
скользнуть обратно в кобуру. Мордан рассмеялся и также убрал оружие.
   - Заметьте, я вовсе не играл с огнем, - сказал он,  -  я  ведь  прекрасно
знал, что вы успеете выхватить оружие, оценить ситуацию и принять решение не
стрелять  куда  раньше,  чем  средний  человек  сообразил  бы,  что   вообще
происходит.
   - Вы очень рисковали, - с жалобной ноткой в голосе возразил Гамильтон.
   - Ничуть. Я знаю вашу карту. Я рассчитывал не  только  на  ваши  моторные
реакции, но и на ваш разум. Разум же ваш, Феликс, даже в наше  время  нельзя
не признать гениальным.
   Воцарилось долгое молчание. Первым нарушил его Мордан.
   - Итак?
   - Вы все сказали?
   - На данный момент.
   - Ладно, тогда скажу я. Вы ни в чем меня не убедили. Я понятия  не  имел,
что вы, планировщики, проявляете такой интерес к  моей  зародышевой  плазме.
Однако в остальном вы не сообщили ничего нового. И я говорю вам: "Нет!"
   - Но...
   - Сейчас моя очередь... Клод. Я объясню вам почему. Готов допустить,  что
обладаю сверхвыживаемостью - не стану  спорить,  это  действительно  так.  Я
находчив, способен на многое - и знаю об этом. Однако  мне  не  известно  ни
единого аргумента в пользу того, что  человечество  должно  выжить...  кроме
того, что его природа дает ему  такую  возможность.  Во  всем  этом  мерзком
спектакле нет ничего стоящего. Жить вообще бессмысленно. И будь  я  проклят,
если стану содействовать продолжению комедии.
   Он умолк. Немного помолчав, Мордан медленно произнес:
   - Разве вы не наслаждаетесь жизнью, Феликс?
   - Безусловно, да, - с ударением ответил Гамильтон. - У  меня  извращенное
чувство юмора, и все меня забавляет.
   - Так не стоит ли жизнь того, чтобы жить ради нее самой?
   - Для меня - да. Я намереваюсь жить столько,  сколько  смогу,  и  надеюсь
получить от этого удовольствие. Однако наслаждается ли  жизнью  большинство?
Сомневаюсь. Судя по внешним признакам, в пропорции четырнадцать к одному.
   - Внешность бывает обманчива. Я склонен полагать, что в большинстве своем
люди счастливы.
   - Докажите!
   - Тут вы меня поймали, - улыбнулся Мордан. - Мы способны измерить большую
часть составляющих человеческой натуры, но уровня счастья не могли  измерить
никогда. Но в любом случае, разве вы не думаете, что ваши потомки унаследуют
от вас и вкус к жизни?
   -  Это  передается  по  наследству?  -  с   подозрением   поинтересовался
Гамильтон.
   - Точно мы,  признаться,  не  знаем.  Я  не  в  силах  ткнуть  пальцем  в
определенный участок хромосомы и заявить: "Счастье здесь". Это куда  тоньше,
чем разница между голубыми и карими глазами.  Но  давайте  заглянем  немного
глубже. Феликс, когда именно вы начали подозревать, что жизнь лишена смысла?
   Гамильтон встал и принялся  нервно  расхаживать  по  кабинету,  испытывая
волнение, какого не знал с подростковых лет. Ответ был  ему  известен.  Даже
слишком хорошо. Но стоило ли говорить об этом с посторонним?
   Насколько Гамильтон мог припомнить, в первом центре детского развития  он
ничем не отличался от остальных малышей. Никто не говорил  с  ним  о  картах
хромосом. Разумно  и  сердечно  воспитываемый,  он  представлял  безусловную
ценность лишь для себя самого. Сознание того, что во многом  он  превосходит
сверстников,  приходило  к  нему  постепенно.  В  детстве   тупицы   нередко
господствуют над умниками - просто потому, что  они  на  год-другой  старше,
сильнее, информированное, наконец. И кроме того, поблизости всегда есть  эти
недосягаемые, всеведущие существа - взрослые.
   Феликсу было лет десять - или одиннадцать? - когда  он  впервые  заметил,
что в любых состязаниях выделяется из среды сверстников. С тех пор он  начал
стремиться к этому  сознательно  -  ему  хотелось  превосходить  ровесников,
главенствовать  над  ними  во  всем.  Он  ощутил  сильнейшую  из  социальных
мотиваций - желание, чтобы его ценили. Теперь он  уже  понимал,  чего  хочет
добиться, когда "станет взрослым".
   Другие рассуждали о том, кем хотят  быть  ("Когда  я  вырасту,  то  стану
летчиком-реактивщиком!" - "И я тоже!" -  "А  я  -  нет.  Отец  говорит,  что
хороший бизнесмен может нанять любого  пилота,  какой  ему  понадобится".  -
"Меня он нанять не сможет!" - "А вот и сможет!").  Пусть  их  болтают!  Юный
Феликс знал, кем хочет стать:  энциклопедическим  синтетистом.  Синтетистами
были все подлинно  великие  люди.  Им  принадлежал  весь  мир.  Кто  как  не
синтетист имел наибольшие шансы быть избранным в Совет политики? Существовал
ли в любой области такой специалист, который  рано  или  поздно  не  получал
указаний от синтетиста? Они были абсолютными лидерами, эти всеведущие  люди,
цари-философы, о которых грезили древние.
   Гамильтон таил мечту про себя. Казалось, он благополучно  миновал  стадию
отроческого  нарциссизма  и  без  особых  осложнений  входил  в   сообщество
подростков. Воспитателям его  было  невдомек,  что  питомец  их  прямехонько
направляется к непреодолимому препятствию:  ведь  юность  не  умеет  реально
оценивать свои таланты. Чтобы различить романтику в  формировании  политики,
нужно обладать воображением куда более изощренным,  чем  обычно  свойственно
этому возрасту.
   Гамильтон посмотрел на Мордана: лицо Арбитра располагало к откровенности.
   - Ведь вы синтетист, а не генетик?
   - Естественно. Я не смог бы специализироваться в конкретных  методиках  -
это требует всей жизни.
   - И