гантными вкусами.
   - У меня их и  нет.  Сказать  по  правде,  после  того  разочарования  мы
попробовали так жить. Но не вышло.
   Тоска одолела. Раздражительность. Однажды Марта пришла ко мне и  говорит:
"Как хочешь, Герберт, а я собираюсь опять открыть свою парикмахерскую". И  я
с ней согласился. Вот так все и вышло.
   - Вот как оно вышло, - кивнул Гамильтон. - В странном  мире  мы  живем...
Давайте еще по одной.
   Герберт продолжал протирать стойку.
   - Мистер, - наконец сказал он, - я не могу налить вам  еще,  пока  вы  не
сдадите мне под расписку оружие и не позволите одолжить вам повязку.
   - Вот как? Ну ладно, если так - значит, мне хватит. Спокойной ночи.
   - Пока.


   Глава 2
   "Богач, бедняк, нищий, вор..."
   Телефон начал жалобно всхлипывать, едва Гамильтон вошел в дом.
   - Фиг тебе, - сказал Феликс, - лично я собираюсь поспать.
   Первые два слова являлись кодом, заложенным в  аппарат,  и  тот  горестно
смолк на середине зова. В качестве  превентивной  меры  Гамильтон  проглотил
восемьсот единиц тиамина, поставил кровать на пять часов  непрерывного  сна,
швырнул одежду куда-то в сторону робот-лакея и вытянулся на  простынях.  Под
оболочкой матраса стала медленно подниматься вода, пока Феликс не  всплыл  -
сухой,  в  тепле  и  уюте.  Когда  дыхание  его   успокоилось,   колыбельная
мало-помалу стихла. А как только  работа  сердца  и  легких  с  уверенностью
засвидетельствовала глубокий сон, музыка умолкла  совсем,  выключившись  без
малейшего щелчка.
   "Тут вот что, - говорил  ему  Монро-Альфа,  -  у  нас  избыток  генов.  В
следующем квартале каждый гражданин получит по девяносто шесть  хромосом..."
"Но мне это не нравится", - запротестовал  Гамильтон.  Монро-Альфа  радостно
улыбнулся. "Должно понравиться, - заявил он. - Цифры не лгут. Все  получится
сбалансировано. Я вам покажу". Он шагнул к  своему  главному  интегратору  и
включил. Зазвучала и стала нарастать музыка. "Слышите? - спросил МонроАльфа.
- Это доказывает". Музыка стала еще громче.
   И еще.
   Гамильтон ощутил,  что  вода  ушла,  не  оставив  между  ним  и  губчатой
подстилкой ничего, кроме простыни да  водонепроницаемой  оболочки.  Протянув
руку, он убавил звук будильника, и тогда до  него  дошел  настойчивый  голос
телефона:
   - Лучше обратите внимание, босс!  У  меня  неприятности.  Лучше  обратите
внимание, босс! У меня неприятности. Лучше обратите внимание, босс!  У  меня
неприятности...
   - У меня тоже. Полчаса!
   Аппарат послушно затих. Нажав кнопку завтрака, Гамильтон прошел в душ  и,
бросив по дороге взгляд  на  циферблат,  решил  воздержаться  от  длительной
процедуры. К тому же он проголодался. Так что четырех минут хватит.
   Теплая мыльная эмульсия  покрыла  его  тело,  потом  была  сдута  потоком
воздуха, который на исходе первой минуты сменился игольчатым  душем  той  же
температуры. Потом колючие струйки стали прохладнее, а затем хлынул сплошной
мягкий поток, оставивший после себя ощущение свежести и прохлады. Комбинация
эта была собственным изобретением Гамильтона, и  ему  было  все  равно,  как
посмотрели бы физиотерапевты.
   Поток воздуха быстро высушил кожу, оставив минуту для массажа.  Гамильтон
поворачивался и потягивался  под  настойчивым  нажимом  тысячи  механических
пальцев, пока не решил, что вставать все-таки стоило. На секунду  он  прижал
лицо к капиллотому, после чего душевая обрызгала его духами  и  на  прощанье
легонько припудрила. Гамильтон вновь почувствовал себя человеком.
   Он выпил большой стакан сока сладкого лимона и прежде, чем включить обзор
новостей, всерьез потрудился над кофе.
   В обозрении не было ничего, достойного внимания. "Отсутствие новостей,  -
подумал он, - делает страну счастливой, но завтрак - скучным". Дюжина сжатых
видеосюжетов промелькнула перед Гамильтоном, прежде чем он  переключил  один
из них на подробную версию. Не то чтобы  там  содержалось  что-то  важное  -
просто это касалось его лично.
   - Игровая площадка Дианы открыта для публики! -  провозгласил  диктор,  и
вид ущербной Луны  на  экране  сменился  контрастным  пейзажем  лунных  гор;
глубоко  под  ними  взгляду  открылось  сияющее  зрелище  рукотворного  рая.
Гамильтон нажал на клавишу "Расскажи больше".
   - Лейбург, Луна. Игровая  площадка  Дианы,  давно  уже  рекламируемая  ее
агентами как высшее достижение индустрии развлечений, не имеющее  равных  ни
на Земле, ни за ее пределами, ровно в двенадцать  тридцать  две  по  земному
основному была  оккупирована  первой  партией  туристов.  Мои  старые  глаза
повидали  немало  городов  удовольствий,  но  и  я  был  поражен!   Биографы
рассказывают, что и сам Лей не чурался  веселых  мест  -  оказавшись  здесь,
одним глазком смотрю на его могилу: а вдруг он появится?
   Гамильтон вполуха слушал болтовню диктора, вполглаза поглядывал на экран,
сосредоточив основное внимание на полукилограммовом кровавом бифштексе.
   - ...ошеломляюще  прекрасные,  сверхъестественно  чувственные  танцы  при
малой силе тяжести.  Залы  для  иф  переполнены  -  вероятно,  администрации
придется открывать  дополнительные  помещения.  Особенно  популярны  игровые
автоматы, предложенные "Леди Лак, Инкорпорейтед" [Корпорация "Госпожа Удача"
(англ.)] - они называются "Азарт Гамильтона". В действительности...
   Видеооператору все-таки не  удалось  создать  ощущения  ликующих  толп  -
Гамильтон почти физически ощущал  старания,  с  которыми  тот  искал  точки,
откуда можно было снимать нужные кадры.
   -  ...билеты  на  круговую  экскурсию,  позволяющую  посетить  каждый  из
аттракционов, и трое суток в отеле - при  нормальной  земной  силе  тяжести,
поскольку каждая комната центрифугируется.
   Гамильтон выключил новости и повернулся к телефону.
   - Связь один-один-один-ноль.
   - Специальная служба, - ответило ему сухое контральто.
   - Луну, пожалуйста.
   - Конечно. С кем вы желаете говорить, мистер... э... Гамильтон?
   - Да, Гамильтон. Я хотел бы поговорить с Блюменталем Питером.  Попробуйте
вызвать кабинет управляющего Игровыми площадками Дианы.
   Через несколько секунд на экране возникло изображение.
   - Блюменталь слушает. Это вы, Феликс? На этом конце изображение паршивое.
Сплошные полосы от помех.
   - Да, это я. Я звоню, чтобы спросить об играх, Пит... В чем дело? Вы меня
слышите?
   Долгих три секунды изображение на экране  оставалось  неподвижным,  потом
неожиданно заговорило:
   - Конечно, слышу. Не забывайте о запаздывании.
   Гамильтон почувствовал, что выглядит по-дурацки. Он  умудрился  забыть  о
запаздывании  -  впрочем,  он  всякий  раз  забывал.  Ему  всегда   казалось
затруднительным помнить, глядя в лицо собеседнику, что должно пройти полторы
секунды, прежде чем этот человек - если он на Луне  -  его  услышит,  и  еще
полторы, пока его голос придет на Землю. В целом запаздывание составляло три
секунды. На первый взгляд - сущий пустяк, однако за это время  можно  пройти
шесть шагов или упасть на сорок один метр.
   Гамильтон от души радовался, что до сих  пор  не  установлена  телефонная
связь с малыми планетами - это ж с ума можно сойти, по десять минут вибрируя
между репликами; легче отправить письмо...
   - Виноват, - сказал он, - забылся. Как представление? Толпы  выглядят  не
слишком внушительно.
   - Ну, сказать  что  было  слишком  тесно,  конечно,  трудно.  Но  ведь  и
единственный корабль - не Ноев ковчег. Однако с играми все о'кей. Деньжат  у
них было предостаточно,  и  они  спешили  их  истратить.  Вашему  агенту  мы
сообщили.
   - Естественно. Извещение я получу, но пока хотел бы  узнать,  какие  игры
пользовались большим успехом.
   - Хорошо шла "Заблудившаяся комета" Да и "Затмения" тоже.
   - А как насчет "Скачек" или "Найди свое дитя"?
   - Неплохо, но не в такой степени. Гвоздь этой забегаловки - астрономия. Я
вам об этом говорил.
   - Да, и мне стоило  прислушаться.  Что  ж,  я  внесу  поправки.  Изменить
название "Скачек" можно прямо  сейчас.  Назовите  их  "Высокой  орбитой",  а
лошадкам дайте имена астероидов. Пойдет?
   - Хорошо. А цвет декораций изменим на полуночную синеву и серебро.
   - Годится. В подтверждение вышлю вам стат. Все, наверное? Я заканчиваю.
   - Одну минутку. Я сам попробовал разок рискнуть в "Заблудившейся комете",
Феликс. Это замечательная игра.
   - Сколько вы спустили?
   Блюменталь взглянул на него с подозрением.
   - Около восьмисот пятидесяти, если хотите знать. А с чего вы взяли, что я
проиграл? Игра честная?
   - Разумеется, честная. Но я сам создавал  эту  игру,  Пит.  Не  забывайте
этого. Она исключительно для лопухов. Держитесь от нее подальше.
   - Но подождите же, я придумал способ с ней управиться. Думаю, вам следует
об этом знать.
   -- Это вы так думаете, Пит. А я - знаю. Беспроигрышной стратегии  в  этой
игре нет.
   - Ну... хорошо.
   - Ладно. Долгой жизни!
   - И детей.
   Едва линия освободилась, телефон возобновил свой настырный призыв:
   - Полчаса прошло. Лучше обратите внимание,  босс.  У  меня  неприятности!
Лучше...
   Аппарат смолк  лишь  после  того,  как  Гамильтон  извлек  стат  из  щели
приемника. Там значилось. "Гражданину Гамильтону Феликсу  65-305-243  Б  47.
Привет! Окружной Арбитр по генетике свидетельствует свое уважение  и  просит
гражданина Гамильтона посетить его в его офисе завтра в десять  утра".  Стат
был датирован вчерашним  вечером  и  завершался  постскриптумом  с  просьбой
известить службу Арбитра, если  указанное  время  будет  сочтено  неудобным,
сославшись при этом на такой-то исходящий номер.
   До десяти оставалось полчаса, и Гамильтон решил пойти.
   Служба Арбитра поразила его уровнем  автоматизации:  либо  ее  было  куда
меньше, чем в подавляющем большинстве офисов - либо ее  тщательно  спрятали.
Традиционные места роботов -  например,  секретарские  -  занимали  люди,  в
большинстве своем - женщины, одни серьезные, другие веселые, но все  как  на
подбор красивые и явно смышленые.
   - Арбитр ждет вас.
   Гамильтон встал, погасил сигарету в ближайшей пепельнице  и  взглянул  на
секретаршу.
   - Должен ли я оставить вам пистолет?
   - Только если сами хотите. Пойдемте со мной, пожалуйста.
   Она проводила Гамильтона до дверей кабинета, открыла их и удалилась, пока
он переступал порог.
   - Доброе утро, сэр, - услышал он приятный голос.
   - Доброе утро, - механически отозвался Гамильтон и замер, уставившись  на
Арбитра. - Будь я!..
   Его правая рука рефлекторно  потянулась  к  оружию,  но  остановилась  на
полпути. Арбитр оказался тем самым джентльменом, чей обед был нарушен  вчера
своенравной  крабьей  ногой.  Гамильтон  постарался  восстановить   душевное
равновесие.
   - Это не соответствует протоколу, сэр, - холодно проговорил он. - Если вы
не были удовлетворены, следовало послать ко мне одного из ваших друзей.
   Арбитр, взглянув на него, в  свою  очередь  расхохотался.  У  кого-нибудь
другого такой смех можно было бы счесть  грубым,  но  у  Арбитра  он  звучал
воистину гомерически.
   - Поверьте, сэр, для меня это такой же сюрприз, как и для вас.  Мне  и  в
голову не приходило, что джентльмен,  вчера  вечером  обменявшийся  со  мной
любезностями, окажется тем самым человеком, которого я хотел видеть  сегодня
утром. Что же до маленького осложнения в ресторане, то, по чести сказать,  я
вообще не придал бы ему значения, если бы вы сами меня к тому не вынудили. Я
уже много лет не прибегал к оружию. Однако я забываю о приличиях - садитесь,
сэр. Устраивайтесь поудобнее. Вы курите? Могу ли я предложить вам выпить?
   - Вы очень любезны, Арбитр, - Гамильтон уселся.
   - Меня зовут Мордан...
   Это Гамильтон знал.
   - ...а друзья называют меня Клодом. И я  хотел  бы,  чтобы  разговор  наш
проходил в дружественном тоне.
   - Благодарю вас... Клод.
   - Не за что, Феликс. Возможно,  у  меня  есть  на  то  свои  причины.  Но
скажите, что за дьявольскую игрушку вы применили вчера  к  этому  нахальному
типу? Она поразила меня.
   С довольным видом Гамильтон продемонстрировал свое новое оружие.
   - Да, - проговорил Арбитр" рассматривая его. - Простой тепловой двигатель
на нитратном топливе. Кажется, я видел его схему - по-моему, на выставке,  в
Институте.
   Слегка разочарованный тем, что Мордан нимало не удивился, Феликс признал,
что он прав. Но Мордан не замедлил искупить грех, с живым интересом обсуждая
конструкцию и характеристики пистолета.
   - Если бы мне приходилось драться, я хотел бы иметь такой, - заключил он.
   - Могу заказать для вас.
   - Нет, нет. Вы очень любезны, но вряд ли он мне пригодится.
   - Я хотел спросить... - Гамильтон закусил губу. -  Извините,  Клод...  Но
разве благоразумно человеку, который не дерется, показываться на  людях  при
оружии?
   - Вы не так меня поняли, - Мордан улыбнулся и  указал  на  дальнюю  стену
кабинета, покрытую геометрическим узором из расположенных почти впритык друг
к другу крохотных кружков, в центре каждого из которых темнела точка.
   Молниеносным и свободным движением Арбитр выхватил из кобуры  излучатель,
находя цель прямо в  восходящем  движении.  Казалось,  оружие  лишь  на  миг
замерло на конце взмаха - и вернулось на место.
   По стене  пополз  вверх  маленький  клуб  дыма.  А  под  ним  распустился
трилистник из  новых  соприкасающихся  кружков;  в  центре  каждого  чернела
маленькая точка. Гамильтон не проронил ни слова.
   - Ну и как? - поинтересовался Мордан.
   - Я подумал, - медленно проговорил Гамильтон, - что вчера вечером  крупно
выиграл, решив быть с вами елико возможно вежливым.
   Мордан усмехнулся.
   - Хоть мы с вами прежде и не встречались, однако вы и  ваша  генетическая
карта были мне, естественно, интересны.
   - Полагаю, что так: ведь я подпадаю под юрисдикцию вашей службы.
   - И снова вы не так меня поняли. Я физически не  в  состоянии  испытывать
персональный интерес к каждой из мириад зигот  в  округе.  Однако  сохранять
лучшие линии - моя прямая обязанность. Последние десять лет я надеялся,  что
вы появитесь в клинике с просьбой о помощи в планировании детей.
   Лицо Гамильтона утратило всякое выражение. Не обращая  на  это  внимания,
Мордан продолжал:
   - Поскольку вы так и не пришли за советом  добровольно,  я  был  вынужден
пригласить вас. И хочу задать вопрос: намереваетесь ли вы в ближайшее  время
обзавестись потомством?
   Гамильтон встал.
   - Эта тема мне крайне неприятна. Могу ли я считать себя свободным, сэр?
   Мордан подошел и положил руку ему на плечо.
   - Пожалуйста, Феликс. Вы ничего не потеряете, выслушав меня.  Поверьте  я
не имею ни малейшего желания вторгаться в вашу личную жизнь. Но  ведь  я  не
случайный любитель совать нос  в  чужие  дела  -  я  Арбитр,  представляющий
интересы всех вам подобных. И ваши в том числе.
   Гамильтон снова сел; однако оставался по-прежнему напряженным.
   - Я вас слушаю.
   - Спасибо, Феликс. Ответственность за улучшение  расы  в  соответствии  с
принятой в нашей республике доктриной - дело нелегкое. Мы вправе советовать,
но не можем принуждать. Частная жизнь и свобода  действий  каждого  человека
уважаемы  и  неприкосновенны.  У  нас  нет  иного  оружия,  кроме  спокойных
рассуждений,  взывающих  к  разуму  всякого,  кто  хочет  видеть   следующее
поколение лучшим, чем предыдущее. Но даже при самом тесном сотрудничестве мы
можем не так уж много - по большей  части  дело  ограничивается  ликвидацией
одной-двух негативных характеристик и  сохранением  позитивных.  Однако  ваш
случай отличается от прочих.
   - Чем?
   - Вы сами знаете чем. Вы являете собой результат старательного  сплетения
благоприятных линий на протяжении четырех  поколений.  Десятки  тысяч  гамет
были исследованы и отвергнуты, прежде чем удалось отобрать те тридцать,  что
составили цепь зигот ваших предков. Позор, если вся  эта  тщательная  работа
окажется выброшенной на ветер.
   - Но почему вы остановили выбор на мне? Я  -  не  единственный  результат
этой селекции. У моих прапрадедушек должна быть минимум  сотня  потомков.  Я
вам  не  нужен.  Я  -  брак.  Я  -  неосуществившийся  план.  Я  -  сплошное
разочарование.
   - Нет, - мягко сказал Мордан. - Нет, Феликс, вы не  брак.  Вы  -  элитная
линия.
   - Что?
   -  Я  сказал  "элитная  линия".  Вообще-то  обсуждение   подобных   вещей
противоречит общепринятым правилам, но правила на  то  и  существуют,  чтобы
было что нарушать. С самого начала эксперимента  ваша  линия  шаг  за  шагом
получала самые высокие оценки. Вы представляете собой единственную  в  линии
зиготу, сконцентрировавшую в себе все положительные мутации, которых удалось
добиться  моим  предшественникам.  Помимо  заложенных  изначально,  еще  три
выявились впоследствии. И все это проявилось в вас.
   - Значит, я разочарую вас еще больше, - криво улыбнулся Гамильтон.  -  Не
слишком-то  многого  я  добился  со  всеми   талантами,   которые   вы   мне
приписываете.
   - У меня нет претензий к вашему  послужному  списку,  -  покачал  головой
Мордан.
   - Но вы о нем не очень-то высокого мнения? Я растратил жизнь  на  мелочи,
не создал ничего более существенного, чем дурацкие  игры  для  бездельников.
Может быть, вы, генетики, неверно оцениваете то, что считаете положительными
характеристиками?
   - Возможно. Однако я уверен в обратном.
   - Так что же вы считаете положительными характеристиками?
   - Фактор выживаемости - в самом широком смысле.  Способность  изобретать,
которую вы в себе  совсем  не  цените,  -  очень  яркое  проявление  фактора
выживаемости.  У  вас  он  пока  остается  латентным  -  или  прилагается  к
малосущественным вещам. Да вы в этом и не нуждаетесь, поскольку в социальной
матрице заняли такое место, где не надо предпринимать  ни  малейших  усилий,
чтобы выжить. Но эта изобретательность может  приобрести  решающее  значение
для ваших потомков. Именно она  может  послужить  границей  между  жизнью  и
смертью.
   - Но...
   - Именно так. Легкие для индивидуумов времена плохи  для  расы  в  целом.
Бедствия -  это  фильтр,  не  пропускающий  плохо  приспособленных.  Сегодня
бедствий у нас нет. И поэтому, чтобы сохранять расу сильной и  даже  сделать
еще  сильней,  необходимо  тщательное  генетическое  планирование.  В  своих
лабораториях  инженеры-генетики   исключают   те   линии,   которые   прежде
устранялись естественным отбором.
   - Но  откуда  вы  знаете,  что  отобранные  вами  признаки  действительно
способствуют выживанию? У меня, например, многие  из  них  вызывают  большие
сомнения...
   - А! В том-то и загвоздка. Вы хорошо знаете историю  Первой  генетической
войны?
   - В общих чертах.
   - Тогда не помешает повторить. Проблема,  с  которой  столкнулись  ранние
генетики, типична...
   Проблемы экспериментов начального  этапа  оказались  характерными  и  для
всего генетического планирования.  Естественный  отбор  попросту  уничтожает
линии, неспособные к выживанию. Однако естественный  отбор  медлителен,  это
статистический  процесс.  При  благоприятных  обстоятельствах  слабые  линии
способны  просуществовать  довольно   долго.   Позитивные   же   мутации   в
исключительно неблагоприятных условиях способны на какое-то - и порой весьма
длительное - время исчезнуть. Могут они  и  вовсе  затеряться  из-за  слепой
расточительности  стихии  размножения  -   ведь   каждая   отдельная   особь
представляет  собой  ровно  половину   потенциальных   характеристик   своих
родителей,  и  отброшенная  половина  может  содержать  куда  более   ценные
признаки,  чем  оставшаяся.  Естественному  отбору  потребовалось  восемьсот
поколений, чтобы появился новый ген лошади. Зато искусственный отбор быстр -
если знать, что отбирать.
   Однако мы этим знанием не обладаем.  Нужно  быть  гением,  чтобы  создать
сверхчеловека.  Раса  обзавелась  техникой  искусственного  отбора,  но   не
приобрела знания, что именно отбирать.
   Возможно, человечеству не повезло в том, что основы техники генетического
планирования были р