е
велика потеря.
   - Вы забываете, что он нужен мне как переводчик. Вдобавок, он мне  просто
нравится. Он патетически храбр перед лицом мира, которого не понимает.
   - М-м-м... В таком случае, давайте попробуем поискать решение.
   - Знаете, Клод, - серьезно проговорил Феликс. - я начинаю  сомневаться  в
разумности  этого  обычая.  Может,  я  просто  старею,  но  если   холостяку
вышагивать по городу с важным видом представляется  забавным,  то  теперь  с
моей точки зрения это начинает выглядеть совсем иначе. Я даже подумываю,  не
нацепить ли повязку.
   - О нет, Феликс! Этого вы не должны делать.
   - Почему? Многие так поступают.
   - Это не для вас. Повязка  -  признак  поражения,  признание  собственной
неполноценности.
   - Что с того? Все равно я останусь собой. И какая разница,  что  обо  мне
подумают?
   - Ошибаешься, сынок. Очень легко впасть в заблуждение, будто ты независим
от своей культурной матрицы, но это способно повлечь за собой  самые  тяжкие
последствия. Ты - часть своей  группы  и  -  хочешь  или  нет  -  связан  ее
обычаями.
   - Но ведь это всего лишь обычаи!
   - Не преуменьшай силы обычаев. Менделианские характеристики  и  то  легче
изменить, чем обычаи. Попробуй изменить их - и  окажешься  связанным  в  тот
момент, когда меньше всего ожидаешь.
   - Но, черт возьми! Ведь никакой прогресс невозможен без ломки обычаев!
   - Их надо не ломать, а обходить. Учитывай их, проверяй, как они  работают
- и  заставляй  служить  себе.  Разве  тебе  нужно  разоружаться,  чтобы  не
ввязываться в драки? Но стоит сделать это - и  тебя  неминуемо  втянут,  как
Смита. Вооруженному человеку сражаться не обязательно. Я уже и вспомнить  не
могу, когда в последний раз брался за излучатель.
   - Если уж об этом речь, то я не брался за оружие  года  четыре,  а  то  и
больше.
   - Об этом-то я и говорю. И не  думай,  будто  обычай  ходить  вооруженным
бесполезен. За любым обычаем стоит первопричина -  порой  хорошая,  порой  -
дурная. В данном случае, хорошая.
   - Почему вы уверены в этом? Раньше я  сам  так  думал,  но  теперь  начал
сомневаться.
   - Ну, во-первых, вооруженное общество -  это  вежливое  общество.  Манеры
неизбежно станут хорошими, если человек будет вынужден отстаивать свой стиль
поведения даже  ценой  собственной  жизни.  А  вежливость,  на  мой  взгляд,
является sine qua non  [Непременное  условие  (лат.)]  цивилизации.  Правда,
подчеркиваю, что это только моя личная оценка. Однако перестрелки приносят и
большую пользу с точки зрения биологии. В  наше  время  почти  нет  способов
избавлять расу от слабых и тупых. А вооруженному гражданину, чтобы  остаться
в живых, надо иметь или быстрый ум, или быстрые руки - лучше всего  и  то  и
другое. Конечно, -  продолжал  Мордан,  -  воинственность  досталась  нам  в
наследство от предков, однако мы сохранили это наследие намеренно. Даже будь
это в их силах, Планировщики не воспрепятствовали бы ношению оружия.
   Гамильтон  кивнул,  понимая,  что  Арбитр  ссылается   на   опыт   Второй
генетической войны.
   - Может быть, и так, -  рассудительно  ответил  он,  -  но  мне  все-таки
кажется, что  к  этой  цели  должен  сыскаться  другой  путь.  Этот  слишком
неразборчив. Временами страдают непричастные.
   - Бдительные не страдают, - возразил Мордан. - И не ждите от человеческих
институтов излишней эффективности. Они никогда такими не  были,  и  ошибочно
полагать, будто их можно сделать такими  -  ни  в  этом  тысячелетии,  ни  в
следующем.
   - Почему же?
   - Потому что мы сами неразборчивы индивидуально - а отсюда и коллективная
неразборчивость. Загляните при случае в обезьяний питомник. Понаблюдайте  за
ними и послушайте их трескотню. Чрезвычайно поучительно - вы станете гораздо
лучше понимать род людской.
   - Кажется, понимаю, - усмехнулся Феликс.  -  Но  что  же  мне  делать  со
Смитом?
   - Если он выкарабкается из этой истории, то, полагаю, ему следует  начать
носить оружие. Возможно, в этом случае  вы  сумеете  внушить  ему,  что  его
собственная жизнь зависит от его же вежливости. А сейчас... Я знаю человека,
который его вызвал. Предположим, вы предложите мою  кандидатуру  в  качестве
рефери.
   - Вы хотите позволить им сразишься?
   - Но на моих условиях. Думаю, что  смогу  устроить  все  так,  чтобы  они
сошлись врукопашную.
   Порывшись в своей энциклопедической памяти, Мордан извлек факт,  которого
Гамильтон поначалу не смог по достоинству оценить. Смит  явился  из  периода
упадка, когда рукопашная схватка уже  выродилась  в  стилизованный  кулачный
бой, в искусстве которого Джей  Дарлинггон  был,  без  сомнения,  достаточно
сведущ. Следовательно, одному из дуэлянтов нельзя было  позволить  применить
излучатель, с которым он виртуозно обращался, от другого  же  справедливость
требовала не пользоваться кулаками, которыми он мастерски  орудовал.  Исходя
из этих соображений Мордан и собирался на правах рефери  установить  правила
дуэли.
   Однако уделять слишком много внимания этому незначительному,  бесцветному
человечку по имени Смит Джон Дарлинггон  не  имело  смысла.  Гамильтон  даже
вынужден был взять назад свое обещание быть его секундантом, ибо как  раз  в
это время он понадобился Каррузерсу. По той же причине он не присутствовал и
на дуэли, состоявшейся несколько дней спустя  после  разговора  с  Морданом.
Феликс узнал, что в результате поединка Смит лежит в госпитале,  страдая  от
нескольких ран, которые трудно было назвать обычными.  Впрочем,  левый  глаз
потерял зрение не полностью, остальные же травмы зажили за пару недель.
   Гамильтон продолжал заниматься своей  работой  -  в  ней  было  множество
всяких мелочей, они раздражали, но тем не менее им необходимо  было  уделять
внимание. А одна из исследовательских групп занималась  теперь  лично  им  -
одним.
   Еще в детстве он заметил, что если ему ко лбу над  переносицей  подносили
любой, особенно металлический, предмет, то это  вызывало  у  него  в  голове
реакцию, к известным физиологии  чувствам  никакого  отношения  не  имеющую.
Много лет он и не вспоминал об этом - до тех пор, пока Великое  Исследование
не заставило призадуматься о подобных явлениях. Стояло ли  за  его  детскими
воспоминаниями что-то реальное или это была всего лишь игра воображения?  Он
сам воспринимал  это  как  некое  нервное  напряжение,  вызывавшее  ощущение
физического дискомфорта - ощущение характерное и отличное от  любых  других.
Приходилось  ли  кому-либо  еще  испытывать  что-то  подобное?  И  чем   это
объяснялось? И означало ли  что-нибудь?  Когда  Гамильтон  поделился  своими
мыслями с Каррузерсом, тот отозвался лаконично:
   - Не  топчитесь  на  месте,  рассуждая  об  этом.  Организуйте  группу  и
займитесь изучением.
   Гамильтон организовал. И они уже выяснили, что в  этом  чувстве  не  было
ничего необычного, хотя до сих пор  о  нем  никто  всерьез  не  думал  и  не
говорил. Разве стоит внимания подобная мелочь? Им удалось найти субъектов, у
которых это чувство было развито в большей степени  -  с  того  времени  сам
Гамильтон перестал быть подопытным кроликом.
   Теперь он позвонил руководителю группы:
   - Есть что-нибудь новое?
   - И да, и  нет.  Мы  отыскали  парня,  который  с  восьмидесятипроцентной
вероятностью может различать металлы и со стопроцентной - отличать металл от
дерева. Однако к пониманию природы явления ни на шаг не приблизились.
   - Вам что-нибудь нужно?
   - Нет.
   - Если понадоблюсь - звоните. Полезный Феликс, бодрый херувим...
   - О'кей.
   Не следует думать, будто для Великого Исследования Гамильтон  Феликс  был
так уж важен. Он  являлся  далеко  не  единственным  генератором  идей  -  в
распоряжении Каррузерса таких было несколько. Вероятно, Великое Исследование
ничего не потеряло бы, даже не участвуй  в  нем  Гамильтон.  Однако  в  этом
случае оно проводилось бы чуть-чуть иначе.
   Кто может оценить относительную важность того или иного индивидуума?  Кто
был более важен  -  Первый  Тиран  Мадагаскара  или  безымянный  крестьянин,
который его убил? Работа Феликса имела некоторое значение. Но  то  же  самое
можно  было  сказать  и  о  каждом  из  восьми  тысяч  участников   Великого
Исследования.
   Прежде чем Гамильтон успел перейти к очередным  делам,  раздался  звонок.
Это был Джейкобстейн Рэй.
   - Феликс? Если хотите, можете  зайти  и  забрать  своего  многообещающего
молодца.
   - Прекрасно. Каковы результаты?
   - Впору с ума сойти. Он начал с семи правильных ответов  кряду,  а  потом
вдруг сорвался. Результаты не лучше  случайных  -  пока  вовсе  не  перестал
отвечать...
   - Вот оно  что...  -  протянул  Гамильтон,  размышляя  попутно  о  некоем
вислоухом кролике.
   - Да, вот так. Он совсем обмяк.  Работать  с  ним  -  что  змею  в  дырку
заталкивать.
   - Ладно, попробуем в другой раз. Тем временем я займусь им.
   - Буду рад  помочь,  -  задумчиво  проговорил  Джейк.  Похоже,  мальчишка
прилично потрепал ему нервы.
   Когда Феликс вошел, Теобальд просто сидел, делая меньше чем ничего.
   - Хелло, малыш. Готов ехать домой?
   - Да.
   Прежде чем взяться за сына всерьез, Феликс дождался, пока они не  уселись
в машину и не задали автопилоту курс на возвращение домой.
   - Рэй сказал мне, что ты не очень-то помог ему.
   Теобальд сосредоточенно крутил вокруг пальца веревочку.
   - Так как? Помог ты или нет?
   - Он хотел, чтобы я играл в какие-то глупые игры, - заявил ребенок.  -  В
них нет никакого смысла.
   - И ты бросил?
   - Да.
   - А мне казалось, ты обещал помочь...
   - Я не обещал.
   Феликс постарался припомнить. Возможно, ребенок был и прав -  таких  слов
произнесено не было.  Однако  оставалось  еще  чувство  контракта,  "встречи
умов".
   - Мне кажется, мы упоминали о каком-то вислоухом кролике...
   - Но, - заметил Теобальд, - ты же сам сказал,  что  я  и  так  смогу  его
получить. Ты сам сказал!
   Остаток пути они провели главным образом в молчании.


   Глава 16
   Живые или мертвые
   Мадам Эспартеро Карвала снова посетила их - неожиданно и  без  церемоний.
Она просто позвонила по телефону и объявила, что направляется их повидать. В
прошлый раз она пообещала Филлис заглянуть и посмотреть на  ребенка.  Однако
за прошедшие с тех пор четыре года она ни словом не дала  о  себе  знать,  и
Филлис уже перестала ждать ее. Не  станет  же  она  навязываться  космически
далекому члену Совета Политики!
   В новостях им встречались упоминания о ней: мадам  Эспартеро  избрана  на
очередной срок, будучи единственным кандидатом;  мадам  Эспартеро  подала  в
отставку; здоровье Великой Старой Леди Совета  пошатнулось;  преемник  мадам
Эспартеро избран на досрочных выборах; Карвала мужественно борется  за  свою
жизнь; Планировщики благодарят старейшего члена Совета за  шестнадцатилетнюю
службу. Она стала непременным атрибутом стереофильмов и сюжетов в новостях.
   В прошлый раз  Гамильтон,  встретившись  с  Карвалой,  подумал,  что  она
выглядит куда старше, чем это вообще возможно  для  человеческого  существа.
Увидев ее на этот раз, он  понял,  что  ошибался.  Она  казалась  невероятно
сморщенной и хрупкой, и по тому, как  с  каждым  движением  мадам  Эспартеро
непроизвольно сжимала губы, было видно, каких усилий они стоили Карвале.
   Однако глаза ее по-прежнему блестели, а голос все еще оставался  твердым.
Мадам Эспартеро и теперь доминировала над всем окружающим.
   Филлис вышла ей навстречу.
   - Мы так рады вашему приезду! Я не ожидала увидеть вас снова...
   - Я же говорила тебе, что вернусь посмотреть на мальчика.
   - Да, я помню - но прошло уже так много времени, а вы не появлялись...
   - Бессмысленно смотреть на ребенка, пока он не оформился и не в состоянии
говорить за себя. Где он? Приведите его.
   - Ты найдешь его, Феликс?
   - Конечно, дорогая.
   По дороге Феликс удивлялся,  как  это  он,  взрослый  человек,  в  полном
расцвете сил, позволяет себе раздражаться  на  ссохшуюся  старушонку,  одной
ногой уже стоящую в крематории. Уж слишком это по-детски!
   Теобальд не желал расставаться со своими кроликами.
   - Я занят.
   Феликс представил себе, как это  будет  выглядеть,  если  он  вернется  в
гостиную и объявит, что Теобальд примет мадам Эспартеро - если только вообще
примет - в крольчатнике. Не может же он сыграть такой шутки с Филлис.
   - Послушай, сынок, у нас в гостях леди, которая хочет тебя видеть.
   Ответа не последовало.
   - Решай, - бодро заявил Феликс, - сам ты пойдешь или предпочитаешь, чтобы
тебя тащили? Мне все равно.
   Теобальд медленно окинул  взглядом  все  два  метра  своего  отца  и  без
дальнейших прений двинулся к дому.
   - Мадам Эспартеро, это Теобальд.
   - Вижу. Подойди ко мне, Теобальд.
   Теобальд не шелохнулся.
   - Подойди к мадам, Теобальд, - коротко сказала Филлис,  и  мальчик  сразу
повиновался.
   Феликс не понимал, почему сын слушался матери  куда  охотнее,  чем  отца.
Черт возьми, ведь он всегда был добр и справедлив  к  нему!  Тысячи  раз  он
сдерживался, не позволяя себе вспылить.
   Мадам  Карвала  разговаривала  с  мальчиком  тихо  -  так  тихо,  что  ни
Гамильтон, ни Филлис не могли разобрать ни слова.  Теобальд  глядел  на  нее
исподлобья и норовил отвернуться, однако она  настаивала  и,  поймав  взгляд
ребенка, не отпускала его. Наконец он ответил - таким же тихим  и  серьезным
голосом. Их диалог длился несколько  минут,  потом  Карвала  выпрямилась  на
стуле и проговорила несколько громче:
   - Спасибо, Теобальд. Теперь можешь идти.
   Мальчик стремглав вылетел из дома. Феликс с тоской проводил его  взглядом
- ему-то надо было остаться... Выбрав самый удаленный - насколько  позволяли
приличия - стул, он принялся ждать.
   Карвала выбрала новую сигару, раскурила ее  и  окуталась  облаком  синего
дыма. Когда облако превратилось в тучу, она переключила внимание с сигары на
Филлис.
   - Он крепкий ребенок. С ним будет все хорошо.
   - Счастлива, что вы так думаете.
   - Я не думаю, я знаю.
   Они еще немного поговорили о мальчике  -  обычная  светская  болтовня.  У
Феликса создалось впечатление, что старуха просто импровизирует - до тех пор
пока не подведет к тому действительно важному, что у нее на уме.
   - Когда ты ожидаешь его сестру?
   - Я готова в любой момент, - ответила Филлис. - Они подбирают для  нее  -
уже несколько месяцев.
   - Что же они хотят получить? Какие-нибудь отличия от Теобальда?
   - Несущественные - за исключением одного.  Мелких,  разумеется,  окажется
много - ведь когда подбирали для Бальди, по ряду  характеристик  осуществить
отбор даже не пытались.
   - А о каком же существенном отличии ты упомянула?
   Филлис рассказала. Поскольку планировалась девочка, ее хромосомная  схема
должна была содержать две Х-хромосомы - по одной от  каждого  из  родителей.
Чадолюбие, конечно, характеристика, связанная с сексом. Нельзя забывать, что
Гамильтону в свое время в значительной степени недоставало  именно  любви  к
детям. Теобальд унаследовал свою единственную X-хромосому от матери.  Мордан
был  убежден,  что,  достаточно  повзрослев,  мальчик   проявит   нормальное
стремление к обзаведению потомством.
   Однако  его  планируемая  сестренка  должна   стать   наследницей   обоих
родителей, а следовательно - может  в  будущем  отнестись  к  этому  вопросу
прохладно. Впрочем, если она все-таки обзаведется собственными детьми, то ее
отпрыски  уже  не  будут  испытывать  недостатка  в  этом  свойстве,   столь
желательном для выживания вида: ведь потомкам она передаст лишь одну из двух
своих Х-хромосом, а благодаря помощи генетиков ею станет  хромосома  Филлис.
Таким образом, нежелательное качество Гамильтона будет исключено навсегда.
   Карвала внимательно выслушала это объяснение - или, вернее, ту  небольшую
его часть, которую сочла нужным изложить Филлис. Потом старая леди ободряюще
кивнула.
   - Успокойся, детка. Все это не будет иметь никакого значения.
   Однако она ни намеком не пояснила, что имеет  в  виду.  Она  еще  немного
поговорила о том о сем и вдруг неожиданно спросила:
   - Значит, теперь - в любое время, я правильно поняла?
   - Да,  -  подтвердила  Филлис.  Карвала  поднялась  и  удалилась  так  же
внезапно, как и пришла.
   - Надеюсь, мы еще удостоимся чести вашего посещения, мадам,  -  осторожно
осведомился Феликс.
   Карвала остановилась на пороге и, обернувшись, посмотрела на него.  Вынув
изо рта сигару, она усмехнулась.
   - О, я вернусь! Можете на это рассчитывать. Феликс стоял, хмуро  уставясь
на дверь, захлопнувшуюся за Карвалой.
   - При ней я так хорошо себя чувствую! - счастливо вздохнула Филлис.
   - А я - нет. Она похожа на труп.
   - Филти!
   Феликс вышел и разыскал сына.
   - Хелло, малыш!
   - Привет.
   - Что она тебе говорила?
   Теобальд пробормотал нечто нечленораздельное - Феликс смог уловить только
заключительное: "...това баба!"
   - Полегче, сынок! Чего она хотела?
   - Чтобы я ей кое-что пообещал.
   - И ты обещал?
   - Нет.
   - А что ты должен был пообещать?
   Но Теобальд уже не слушал.
   После позднего, приятного ужина в прохладном саду Феликс  лениво  включил
новости. Некоторое время он рассеянно, вполуха прислушивался и вдруг позвал:
   - Филлис!
   - Что?
   - Иди сюда! Скорее!
   Когда она вбежала, Гамильтон указал  на  мерцающий  и  разглагольствующий
ящик.
   - ...дам Эспартеро Карвала. Кажется, она умерла мгновенно.  Предполагают,
что она споткнулась, входя на эскалатор, поскольку, упав, она прокатилась по
всему маршу. Ее будут долго вспоминать -  не  только  благодаря  многолетней
деятельности в Совете Политики, но и...
   Филлис выключила  приемник.  Заметив  на  глазах  жены  слезы,  Гамильтон
удержался от реплики,  которая  у  него  едва  не  вырвалась  -  насчет  той
самонадеянности, с какой Карвала пообещала, что обязательно вернется.
   Гамильтон  не  видел  смысла  в  том,  чтобы  снова  вести  Теобальда   к
Джейкобстейну Рэю; он чувствовал, что там уже  возникла  стойкая  антипатия.
Однако исследованием телепатии занимались и другие - Феликс выбрал группу  и
представил Теобальда ее членам. Он был убежден,  что  первоначальная  ошибка
заключалась в том, что  исследователи  пользовались  примитивными  методами,
рассчитанными на детей этого возраста. На  этот  раз  Теобальду  постарались
объяснить, что именно собираются предпринять исследователи - и начали работу
прямо с тестов, предназначенных для взрослых.
   Он действительно способен был делать то, что от него ждали,-  вне  всяких
сомнений.  Однако  исследователям  встречались  и  другие,  не  менее   ярко
выраженные случаи, и руководитель группы предостерег Феликса  от  избыточных
ожиданий - поскольку телепатические  способности  детей  имеют  тенденцию  с
возрастом слабеть. Феликс и сам знал это.  Но  Теобальд  мог  -  мог  читать
мысли, по крайней мере, в пределах условий, заданных экспериментами.
   Феликс связался с Морданом и поделился своими сомнениями. Не  считает  ли
Арбитр, что Теобальд - мутант?
   - Мутант? Нет, я не располагаю данными, чтобы так думать.
   - То есть?
   - Мутация  -  термин  чисто  технический.  Он  применим  только  к  новым
характеристикам,  которые,  согласно  менделианским  правилам,  могут   быть
унаследованы.  В  данном  случае  я  не  вижу  ничего   подобного.   Сначала
определите, что такое телепатия - и тогда я вам скажу,  может  она  являться
наследуемым признаком или нет. Правда, скажу лет этак через тридцать.
   Что ж, можно и  подождать.  Достаточно  и  того,  что  Теобальд  является
телепатом - по крайней мере, на сегодня.
   Тем временем задуманный  регистратор  телепатических  явлений  -  потомок
созданного на Плутоне "детектора жизни" - начал давать первые обнадеживающие
результаты. Устройство было сдублировано в лаборатории холода, расположенной
на окраинах Буэнос-Айреса, и работало ничуть не хуже, чем  на  Плутоне.  Как
только  исследователи  поняли  направление  работ,  прибор  был  значитель