е,  Пиа  Фишер,
наверное, была бы сейчас жива.
   - Причем здесь Пиа Фишер?
   Он прижался лбом к стеклу витрины.
   - "Человек с радуги" был для нее дебютом в "веритэ"... Если бы я  знал,
что  это  значит,  я  бы   наверняка   не   отпустил   ее   купаться,   не
удостоверившись, что она умеет плавать...
   Теперь уже вздрогнула я.
   - Так ты был с ней, когда она...
   Невидящие глаза Томми уставились на коллекцию каких-то поделок.
   - Я играл Адониса. У нас получился  свободный  день,  я  взял  напрокат
машину  и  сумел  уговорить  ее  поехать  покататься.  Она  вообще   редко
выбиралась куда-то, кроме театра: все время сидела в отеле и ждала звонков
Брайана (он снимал тогда что-то в Африке). А  тут  вдруг  согласилась.  На
каком-то пустом пляже я затормозил, и мы вылезли размяться.  А  потом  она
разделась и предложила искупаться: доплыть  наперегонки  до  мыса.  Метров
триста, наверное... Пловец-то я не бог весть  какой,  вот  и  сказал,  что
лучше подъеду прямо на мыс на машине и встречу ее там. Собрал ее одежду  -
думал еще подразнить, когда вылезет, - доехал за минуту, остался сидеть  в
машине, ждать... - Томми провел рукой по лбу. - Так и не дождался...
   Он повернулся ко мне и откинулся спиной на витрину так, что стекло чуть
не треснуло.
   - Если б я только знал, что она совсем не умеет плавать! Мне ведь  и  в
голову  не  пришло  ее  спросить,  она  так  уверенно   предлагала   плыть
наперегонки, как будто не сомневалась, что выиграет...
   Я знала, что Томми говорит правду: спрашивать  людей  об  их  поступках
было не в его правилах. Наверняка он и в самом деле собрал ее  одежду,  да
еще и помахал каким-нибудь предметом ее туалета, когда Пиа входила в воду.
А потом спокойно сел в машину и поехал встречать ее на мыс.
   - Понимаешь, - чуть запинаясь, проговорил Томми. -  Я  никогда  еще  не
чувствовал себя так плохо из-за этой истории, как теперь. Я, в общем-то, и
совсем почти о ней не думал...
   Я сжала его руку.
   - Тебе не стоит винить себя. Ты не мог знать ни как она плавает, ни как
себя чувствует, входя в первую роль  в  "веритэ".  Пойдем,  пройдемся  еще
немного.
   Мы дошли до конца улицы и  вернулись  обратно,  но  недавнее  спокойное
умиротворенное  настроение  было  утеряно.  Томми  оставался  молчалив   и
простился со мной в холле отеля, не предприняв никаких попыток напроситься
в гости.
   На следующее утро в театр он  явился  все  еще  несколько  подавленным.
Однако Брайан был чрезвычайно доволен.
   - Прекрасно, Томми! Джонатан выходит как надо. Сегодня вы поработаете в
паре с Майлсом. Я должен отлучиться по делам, но, думаю, теперь вы  и  без
меня прекрасно справитесь. Я хочу, чтобы вы  порепетировали  сцены  первых
встреч Джонатана и Хакона.
   Томми посмотрел на меня.
   - Мне хотелось бы еще поработать с Нуар, по-моему,  нам  кое-что  стоит
отрепетировать получше.
   - Конечно, стоит, но в другой раз. А сегодня вы поработаете с Майлсом.
   Брайан поднял пальто и направился к двери.
   - Ты не откажешься, если я попрошу составить мне компанию, Нуар?
   Выходя, я  бросила  взгляд  на  Томми  и  увидела,  как  он  недовольно
насупился.
   Брайан шел быстро, и мне пришлось поторопиться, чтобы догнать его.
   - У вас ко мне какое-то дело?
   - Да, застегивай пальто и поехали со мной.
   - Куда? - Я растерянно посмотрела на него.
   - У меня есть  дела  в  Эвентайне.  А  ты  очень  неплохо  работала  и,
по-моему, заслужила небольшую увеселительную прогулку. - Он взял меня  под
локоть,  увлекая  вперед.  -  Поезд  канатной  дороги  отправляется  через
пятнадцать минут. И мы должны успеть, если очень постараемся.
   Вместо этого я остановилась.  Идея  побывать  в  легендарном  Эвентайне
казалась очень заманчивой. Но вот канатная дорога...
   - Пойдем, пойдем, это так высоко, что всякое ощущение высоты  теряется.
Тебе совсем не будет страшно, обещаю. Наоборот, даже понравится.
   Некоторое время я молча позволяла ему волочить  меня  за  собой,  потом
спросила:
   - А откуда вы знаете, что у меня страх высоты?
   Он пожал плечами.
   - Не помню, слышал от кого-то, наверное. Ну, пошли же быстрей!
   Ну, а почему бы и нет, решила в конце концов я.
   - Хорошо, идем.
   Часовая поездка на канатной дороге действительно оказалась много лучше,
чем можно было ожидать. Поддавшись на уговоры Брайана, я даже  отважилась,
держа его за руку, выглянуть в окно. За многие сотни метров внизу  тянулся
горный массив, дразня глаз одновременно и снежной белизной,  и  изумрудной
зеленью. Но ощущения того, что ты находишься на высоте,  действительно  не
было, совсем как в самолете. На специальной обзорной  площадке  в  дальнем
конце  вагона  пассажирам  даже  выдавали  бинокли,  и  несколько  человек
толпились  там,  оживленно  толкая  друг  друга  локтями:   судя   по   их
восторженным  репликам,  они  разглядели  на  горной   луговине   медведя,
ловившего рыбу в ручье. Брайан предложил посмотреть и мне,  но  тут  уж  я
решительно отказалась. С меня было достаточно и легких покачиваний вагона,
постоянно напоминавших, что мы висим на тросе над пропастью. Оставаться на
месте казалось как-то безопаснее.
   - А что за дела у вас в Эвентайне?
   - Можно сказать, что я еду за реквизитом.  Понимаешь,  наш  Джонатан  -
человек богатый и  с  отменным  вкусом.  Как  на  женщин,  так  и  на  все
остальное.  Вот  я  и  подумал,  что  не  помешает  украсить  его  кабинет
какой-нибудь классной диковиной. Так что сейчас мы едем к Ксоузару  Кейну,
специально для нашего спектакля я заказал ему статуэтку.
   Новость, что мы едем не просто в Эвентайн, но еще и за работой великого
скульптора, привела меня в восторг.
   - Как хорошо, что  вы  решили  сами  съездить  за  ней,  иначе  никакой
экскурсии для меня не получилось бы.
   - А разве ты доверила бы работу Кейна почте?
   Разговор на несколько минут прервался, я снова выглянула в окно. Теперь
над горами клубились облака, такие тяжелые, что некоторые оказывались  под
нами. "Хорошо бы на обратном пути они не заслонили от нас весь  обзор",  -
подумала я и обернулась. Брайан внимательно, изучающе смотрел  на  меня  -
совсем как в первый день.
   - А что ты делаешь по вечерам? - спросил он вдруг.
   Я почувствовала, что краснею, но справиться с собой не смогла.
   - Да так... Читаю, в основном...
   - Да? А не гуляешь с Томми по городу?
   В его голосе не было ни иронии, ни осуждения, только констатация факта:
он совершенно определенно знал про вчерашний  вечер.  Запираться  не  было
смысла.
   - Да, мы встречались с ним вчера, - ответила я и посмотрела ему прямо в
глаза. - Наверное, мы были не должны этого делать, но вряд ли это навредит
пьесе. По-моему, даже наоборот. Аллегра и Джонатан любят друг друга, и чем
чаще они будут встречаться, тем достовернее все выйдет на сцене.
   Коричневые глаза смотрели куда-то мне за плечо.
   - Так вчера встречались не вы с Томми, а Джонатан с Аллегрой?
   Хотела бы я  знать,  куда  он  клонит!  Немного  подумав,  я  осторожно
ответила:
   - Да, иногда я немного чувствовала себя Аллегрой, потому что Томми  был
Джонатаном больше, чем наполовину, - я еще чуть помолчала и добавила:
   - Во всяком случае, ночевал он у себя.
   Глаза Брайана вдруг блеснули, и мне показалось,  что  сейчас  последует
вспышка гнева. Но вместо этого он улыбнулся:
   - Вот увидишь, мы еще сделаем из него настоящего актера.
   Через несколько минут мы прибыли в Эвентайн. Я с огромным удовольствием
отстегнула себя от кресла и встала. Мне не терпелось поскорее увидеть этот
Олимп, обитель  богатых  и  знаменитых.  Однако  на  первый  взгляд  ничем
особенным Эвентайн не выделялся. Станция канатки  находилась  на  площади,
застроенной в основном магазинами, а от нее в разные  стороны  расходились
улочки с коттеджами. Тоже по преимуществу  ничем  не  примечательными.  Но
именно в них, как я слышала, и обитали самые выдающиеся творцы мира  сего,
составляющие большую часть населения Эвентайна.
   Брайан очень уверенно увлек меня в одну из улиц, мы прошли минут  пять,
свернули и остановились перед домом с удивительной  скульптурой  у  входа.
Ажурный вензель - две большие,  в  человеческий  рост  буквы  "К"  были  с
невероятным мастерством сплетены из стальных струн. И под  порывами  ветра
скульптура звучала, наполняя пространство мелодичным перезвоном.
   Трудно сказать, каким я представляла себе Ксоузара Кейна - может  быть,
громадным и кряжистым, похожим на медведя, кузнецом, перепачканным  сажей.
Во всяком случае,  худой  сутулый  человек,  открывший  нам,  одновременно
снимая  маску  для  сварочных  работ,  нисколько  моим  представлениям  не
соответствовал. Его худоба казалась даже болезненной. Разве  что  глаза  -
они  были  именно  такими,  какими  нарисовало  их  мое   воображение,   -
излучавшими тепло и проникавшими прямо в души. Да еще  руки:  я  протянула
ладонь, и она утонула в его громадной сильной ладони.
   - Вы ведь Нуар Делакур, я не ошибаюсь?
   - Не ошибаетесь.
   - Еще бы! Между прочим, я ваш горячий поклонник.
   - Спасибо, хотя, боюсь, я этого не  заслуживаю.  Зато  я  действительно
восхищаюсь вашими работами.  Знаете,  когда  на  выставке  в  Нью-Йорке  я
увидела "Сущее-1", я почувствовала просто какой-то религиозный экстаз.
   Он усмехнулся.
   - Можете быть уверены, что я не забуду нашей  встречи  до  конца  дней.
Серьезно: у вас  уникальный  для  женщины  дар  -  адекватно  воспринимать
произведения искусства. - Он повернулся к Брайану. - Я  так  понимаю,  что
обратно ты хотел бы уехать уже в обществе двух прекрасных дам?
   Тот кивнул.
   - Подожди минуту. - И Кейн скрылся в недрах своей мастерской.
   Вскоре он вышел, неся в руках небольшую скульптуру, и  бережно  опустил
ее на пол у наших ног. Впрочем, нет, слишком маленькой, как мне показалось
сначала, она не была, скорее, просто менее массивной, чем большинство  его
работ. Размером же она идеально подходила для дорогого письменного стола в
солидном офисе.
   - Вот. Я назвал ее "Фурия". Это то, что ты хотел?
   Сперва я решила, что это птица с распростертыми  для  полета  крыльями.
Но,  приглядевшись,  поняла,  что  с  равным  успехом   скульптура   может
изображать и женщину в развевающемся на ветру одеянии. Она была прекрасна,
и в то же время таила в себе какую-то угрозу. Может быть, дело было  в  ее
"голосе" - подобно всем работам Кейна, она звучала. И, обдуваемая потоками
воздуха, "Фурия" издавала низкий, чуть надтреснутый гул - не то  плач,  не
то какое-то без конца повторяемое монотонное заклинание.
   Брайан осторожно провел пальцем по острой грани "Фурии".
   - Превосходно. Именно то, чего я и ожидал.
   Кейн завернул скульптуру, уложил в коробку и вручил Брайану.
   - Надеюсь, вы будете хорошо с ней обращаться.
   Он проводил нас к выходу и, уже стоя  на  пороге  мастерской,  окликнул
меня:
   - Мисс Делакур! Я был бы счастлив снова видеть вас у себя.  В  качестве
гостьи, и, честное слово, эта работа  звучала  бы  нежно,  как  ангельское
пение, может быть,  натурщицы.  Я  сделал  бы  ваш  скульптурный  портрет.
Приезжайте, прошу вас!
   - Обязательно, - пообещала я.
   Погода продолжала портиться. Низкие, набухшие скорым дождем облака  уже
скрыли солнце и пожирали теперь последние остатки  голубизны.  Ветер  тоже
усилился, и с каждым его порывом скульптура у  входа  в  мастерскую  Кейна
посылала нам вслед прощальный жалобный перезвон.
   - Вот черт, - проворчал Брайан. - Боюсь, этим твоя экскурсия в Эвентайн
и  закончится.  Погода  явно  не   располагает   к   прогулкам.   Придется
возвращаться на станцию.
   Брайан, похоже, принадлежал к числу людей,  болезненно  реагирующих  на
перемену погоды. За ланчем в  кафе  "Галерея",  где  мы  решили  дождаться
обратного поезда, он был молчалив и мрачен. Время от времени он  рассеянно
скользил глазами то на меня, то на аккуратно перевязанную  коробку,  но  в
основном сосредоточенно пялился куда-то в пространство.
   Когда мы вернулись в театр, он был все еще хмур.
   - Увы, ты не получила особого удовольствия от поездки, -  он  улыбнулся
извиняющейся улыбкой.
   - Да нет, все было хорошо. Жаль только, что погода подкачала, но тут уж
некого винить.
   Майлс и Томми обернулись нам навстречу. Они пили кофе в  репетиционной,
расположив чашки на крышке рояля.
   - А вот и  мы,  -  провозгласил  Брайан,  сумев  придать  голосу  нотки
бодрости и даже игривости. - Спасибо, что составила мне компанию, Нуар!  -
и он вдруг чмокнул меня прямо в губы.
   - Так вы куда-то ездили вместе? -  спросил  Томми,  со  стуком  опустил
чашку и уставился на нас.
   - Да, в Эвентайн. Чтобы украсить твой,  между  прочим,  офис  вот  этой
штукой, - Брайан открыл коробку и вытащил "Фурию". - Пойдемте,  я  покажу,
где она будет стоять.
   Вслед  за  Брайаном  мы  спустились  под  сцену.  Декорации  были   уже
смонтированы и готовы к установке - по крайней мере те, которые  я  смогла
разглядеть, - в дальнюю часть помещения свет  не  проникал.  Мы  попали  в
комнату, напоминавшую рабочий кабинет, хотя без  голографической  проекции
на  стены  выглядела  она  довольно  голо  и  нелепо.  Брайан  подошел   к
внушительному письменному столу и водрузил на него скульптуру.
   - Так, это у нас офис Джонатана. Завтра декорации установят на места, и
мы начнем работать в них, чтобы вы успели привыкнуть. К тем, разумеется, к
каким положено. Я имею в виду, что тебе, Нуар, например, следует держаться
подальше от дома Хакона. Майлс, Томми, как вы порепетировали?
   Томми нахмурился.
   - Почему ты поехала с ним в Эвентайн? - спросил он, пристально глядя на
меня.
   Я недоуменно подняла брови: такого голоса у  Томми  я  еще  никогда  не
слышала. В нем звучала сдерживаемая холодная ярость.
   - Потому что Брайан меня об этом попросил. Хотя вообще-то тебя  это  не
должно волновать.
   - Понятно, период траура у великого режиссера окончен.
   Брайан стоял, никак не реагируя на происходящее.
   Я вытаращила глаза:
   - Что ты несешь? Какого черта я должна давать тебе отчет?  И,  в  конце
концов, мы ездили в Эвентайн по делу.
   Томми шагнул мне навстречу, стиснув зубы. Я почувствовала,  как  сердце
заколотилось у меня где-то в горле. Казалось, еще секунда -  и  он  ударит
меня.
   - Томми! - почти закричала я. - Томми Себастьян,  немедленно  прекрати!
Тебе нет никакого дела до того, с кем и куда я езжу, я - Нуар Делакур.  Ты
не на сцене, Томми!
   Томми несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, хватая воздух. Потом
мотнул головой, и плечи его безвольно поникли.
   - Боже мой, простите... Я сам не знаю, что со мной происходит.
   Он резко повернулся и выбежал из комнаты.
   - Похоже, ему нужна помощь, - пробормотал Майлс и вышел следом.
   Я оперлась руками о стол и вздохнула.
   - Возможно, хорошим актерам "веритэ" он когда-нибудь и станет. Но  пока
ему приходится худо.
   - Любой хороший актер должен через это пройти. -  Брайан  посмотрел  на
дверь, за которой скрылся Томми, и улыбнулся:
   - Но роль-то у него идет просто здорово!
   - Вы считаете? - недоверчиво переспросила я. -  По-моему,  Джонатан  не
должен себя так вести с Аллегрой.
   Он внимательно оглядел меня.
   -  Да,  поскольку  она  всегда  принадлежала  ему,   была   почти   его
собственностью. У него просто не было повода. А вот когда он узнает  о  ее
восхищении Хаконом, послушает восторженные  рассказы  о  песчаном  саде  и
прочих инопланетных прелестях,  тут-то  все  это  и  вылезет  -  в  полном
соответствии с планом Виганда. Присядь-ка, поговорим лучше об  Аллегре.  Я
все время думал  на  обратном  пути,  и,  кажется,  нашел  неувязку  в  ее
характере. Придется внести небольшие изменения в биографию.
   Я растерянно развела руками:
   - Но ведь до премьеры осталось три дня.
   - Тебе этого вполне хватит, чтобы принять изменения. Дело в том, что  у
Аллегры просто нет  никаких  оснований  опасаться  поначалу  Хакона  и  не
доверять ему. С чего бы - ее ведь всегда и все любили, с колыбели  по  сей
день. Ей никто не делал ничего  плохого.  Как  же  она  может  кому-то  не
доверять? Думаю, будет  гораздо  убедительней,  если  мы  внесем  какой-то
негативный элемент  в  ее  детские  воспоминания.  Я  предлагаю  вот  что:
допустим, отец Аллегры умер, когда ей было восемь лет. Мать,  спасаясь  от
одиночества, выходит замуж за другого человека - ревнивого и агрессивного.
И как-то вечером, заподозрив измену, он избивает ее. Она тут же уходит  от
него и вскоре находит другого:  любящего  и  нежного,  который  становится
Аллегре настоящим отцом. Ну, а дальше все по-старому.
   По спине у меня пробежали мурашки, и я вздрогнула.
   - Что случилось? - вскинул голову Брайан.
   Я обхватила себя руками за плечи, раскачиваясь на стуле.
   - Что-то очень похожее случилось в детстве со мной. Мне было десять,  и
мама была в разводе, а не вдовой, но это уже детали. Вы не знали об этом?
   Он заморгал.
   - Откуда?
   - Ну мало ли... Знали же вы откуда-то про мой страх высоты.
   - Это скорее случайно. И потом, ты же понимаешь, такого  рода  семейные
истории - другое дело. О них вообще никто  почти  знать  не  может.  -  Он
вздрогнул. - Да, боюсь, эти изменения могут быть довольно болезненными для
тебя.
   Он знал, он абсолютно точно знал и теперь лгал мне, я чувствовала это с
леденящей душу уверенностью. Зачем, зачем ему все это?
   - Может быть, мы лучше попробуем ввести в ее жизнь какую-нибудь  другую
неприятность?
   Он поскреб подбородок.
   - Хотелось бы, но вряд ли это возможно. Никакого другого пути я  просто
не вижу. Прости, мне очень жаль, но только так и можно добиться эффекта, к
которому я  стремлюсь.  Причем  это  не  потребует  от  тебя  многого:  ты
прекрасно вошла в образ, и от повторных индивидуальных  репетиций  я  тебя
могу освободить. Просто придумай имя этому  негодяю,  зрительно  представь
сцену его конфликта с матерью и включи в память Аллегры. И все.
   Он убеждал меня так, как будто хотел заключить сделку.  Я  уже  открыла
рот, чтобы запротестовать, резко отвергнуть его предложения, но  встретила
немигающий взгляд коричневых глаз. Тяжелый, почти ощутимый  физически.  И,
сама не вполне осознавая, что делаю, кивнула головой.
   - Вот и славно! - он потрепал меня по плечу. -  Ладно,  посмотрю,  куда
запропастились Томми и Майлс.
   Он вышел, а я в каком-то столбняке осталась сидеть в просторном кресле,
глядя на стоявшую прямо передо мной  "Фурию".  Я  пыталась  разобраться  в
происходящем у меня внутри, но получалось плохо. Зато  очень  ясно  стояло
перед глазами лицо любовника  моей  матери  -  совершенно  нечеловеческое,
перекошенное от гнева. Я снова чувствовала, как горит на щеке след от  его
ладони - я пыталась оттащить его от матери, и он, не оглядываясь, хлестнул
меня рукой. И снова его лицо - посеревшее, измазанное кровью,  когда  мама
вывернулась из его рук, схватила настольную лампу и ударила его, по-птичьи
вскрикнув... И еще я видела глаза Брайана в тот момент, когда  он  убеждал
меня, что не знает всего этого... Но, может быть, он и  в  самом  деле  не
знал? Просто случайно где-то слышал про мой страх высоты,  а  этот  эпизод
действительно  придумал  сам,  специально  для  Аллегры,  ни  о   чем   не
подозревая? Ведь потом он  смотрел  мне  прямо  в  глаза.  Я  вздохнула  и
оглядела  кабинет.  Он  как  нельзя  лучше  подходил   своему   владельцу.
Современного дизайна дорогие светильники, жесткие хромированные  стулья  -
все поблескивающее, дорогое и абсолютно стерильное. Живой здесь была  лишь
скульптура на столе.
   Я протянула руку и потрогала ее  пальцами.  Даже  этого  движения  было
достаточно, чтобы  "Фурия"  начала  звучать.  Я  отдернула  руку,  и  звук
усилился. Он действовал мне на  нервы,  в  голосе  скульптуры  мне  теперь
слышалось бесконечное отчаяние. Выходя, я забыла  прикрыть  дверь,  и  это
стон преследовал меня почти до самой репетиционной.
   Последние  три  дня  пролетели  в  каком-