тта Эвергрина  скудным  не  назовешь!
"Унесенные ветром"... "Над пропастью во ржи"...
   Грэхем  резко  остановился  и,  наморщив  лоб,  вгляделся  в  полумрак.
Кажется, там дверь в стене? Он  шагнул  ближе...  Верно!  Тяжелая  дубовая
дверь, точь-в-точь такая же, что ниже этажом ведет в библиотеку.  Подергав
бронзовую ручку, он, не  раздумывая,  вынул  ключи  и  вставил  меньший  в
замочную скважину. Скрипнув, дверь отворилась, и Грэхем  в  замешательстве
застыл на пороге.
   Комната, под куполом толстого зеленого стекла вместо обычного  потолка,
походила то ли на пещеру, то ли на увитую зеленью  садовую  беседку  -  из
тех, что пользовались популярностью  столетие  назад.  Тут  было  устроено
нечто вроде  конторы:  в  центре  комнаты  отсвечивал  тусклой  полировкой
огромный  стальной  рабочий   стол,   заваленный   бумагами,   книгами   и
периодическими изданиями, а по стенам тянулись неизменные стеллажи: новые,
мощные, из неведомой древесины коричневато-зеленого цвета. У  одной  стены
стоял низкий, но объемистый  каталожный  шкафчик  на  колесиках,  того  же
оружейного металла; книги и журналы плотно теснились  на  полках  со  всех
четырех сторон.
   Шагнув внутрь, он решил обследовать помещение. Здесь на  полу  пыли  не
было, и кожаные подошвы отчетливо постукивали по  его  глянцевитой,  почти
стерильной поверхности. Грэхем жадно впился глазами  в  первый  ряд  полок
(книги в твердых и  мягких  обложках,  журналы,  альманахи),  но,  подойдя
ближе, с недоумением обнаружил, что на корешках нет названий. На полках  -
Грэхем бегло оглядел стены - ни единого пустого места, и,  что  интересно,
все переплеты  одного  и  того  же  цвета:  оливкового,  с  вариациями  от
коричневатых до светлых, почти белых оттенков.
   Поколебавшись, он облюбовал одну из  самых  больших  книг  в  массивном
переплете  и  попытался  ее  вытащить,  но  здоровенный   том,   казалось,
сопротивлялся... или же каким-то  образом  был  приклеен  прямо  к  полке.
Наконец книга поддалась, что-то хрустнуло, и он  поспешно  раскрыл  ее  на
первой попавшейся странице.
   Она была девственно чиста.
   Грэхем, с неприятным холодком в груди,  лихорадочно  перелистал  книгу.
Какая странная бумага: почти не гнется и чуть липнет к пальцам. Он опять -
теперь его охватил озноб - начал всматриваться в стройные  ряды  оливковых
корешков, и разгадка, рожденная подсознанием, поразила его.
   Стеллажи!  Эти   зеленоватые,   лоснящиеся,   некрашеные   стеллажи   -
плодоносящие яблони дивного сада Литературы. Эта  книга  -  недозрелый,  с
плотной мякотью плод в оливковой кожуре, нехотя расставшийся с материнской
ветвью.
   Первые издания - спелые дары щедрого древа!
   Дубликаты - урожай стареющей, но еще мощной кроны.
   Неразборчивые  титулы  на  переплетах  -  печальные  плоды  истощенной,
умирающей ветви...
   Саймон Грэхем вдруг понял, что знает абсолютно все  об  "Энкайридионе".
Об  обществе  безвестных,  безымянных  садовников,  холящих   и   лелеющих
вечнозеленое,  бессмертное  древо  Мировой  Литературы  -  со  всеми   его
разноязычными, бурно цветущими, плодоносными ветвями и древними,  могучими
корнями в тайных глубинах веков.  Он  твердо  знал  (хотя  и  не  смог  бы
объяснить, почему), что смерть Пруитта  Эвергрина  положила  конец  первой
династии хранителей американской изящной словесности.
   Но тогда... о Боже! Значит, их всех  просто  не  существует  -  хватких
публицистов, самолюбивых литераторов, придирчивых  редакторов,  издателей,
озабоченных коммерческим успехом, - все  это  иллюзия.  Искусная  иллюзия,
которую заботливо культивируют садовники, ибо если секрет  выйдет  наружу,
то дрогнет и даст глубокую трещину сам фундамент всей цивилизации.
   Услышав резкий стук за спиной, Грэхем вскрикнул, в панике  обернулся  и
увидел на полу журнал, явно упавший с  одной  из  полок,  -  но  с  какой?
Длинный, гладкий ряд корешков по-прежнему нигде не был нарушен. Он  поднял
его дрожащей рукой: яркая цветная обложка, крупный шрифт - с  виду  все  в
порядке; открыл наудачу - строчки ударили в мозг, и вопль застрял в горле.
Грэхем прочел:
   "...Как ни странно, до сего дня он так ни  разу  и  не  видел  поместья
старого Пруитта Эвергрина - ни разу за все годы, пока  ведал  юридическими
делами пожилого седовласого джентльмена. Эта мысль вдруг поразила  Саймона
Грэхема, когда он уверенно вел свой  "линкольн  континенталь"  по  частной
дороге..."
   Он хотел было отшвырнуть журнал как нечто невыразимо гадкое и чужое, но
какое-то дикое возбуждение, ломающее волю, охватило его - и Грэхем  читал,
читал, как проклятый...
   "Поднявшись на  крыльцо,  он  вставил  в  замочную  скважину  массивный
бронзовый ключ, которым до прошлого четверга владела миссис Доннелли...
   Густой сумрак - вот все, что поначалу увидел Грэхем, но  спустя  минуту
понял...
   Скрипнув,  дверь  отворилась,  и  Грэхем  в  замешательстве  застыл  на
пороге...
   Услышав резкий стук за спиной, Грэхем вскрикнул, в панике  обернулся  и
увидел на полу журнал..."
   Нет, нет! Не может быть! - стучало в мозгу,  и  он  с  усилием  оторвал
глаза от страницы. Боже, но ведь это невозможно! Как, каким образом попало
в журнал то, что произошло с ним в этот день, все, что он  видел,  слышал,
думал?
   Словно он существует только в рамках этого повествования.
   Словно реальность и есть литература, а литература - сама реальность...
   Но это же нелепо! Я живой человек, из плоти и крови, я ем,  пью,  дышу,
разговариваю, мыслю, следовательно, существую. Я реален! Реален? Реален?!
   Конец... Что же там в конце -  если  это  не  полное  безумие?  Грэхему
придет конец с концом рассказа - он попросту прекратит свое существование!
   В ужасе он нашел последнюю строку:
   "Грэхем, издав пронзительный вопль, выронил журнал..."
   Грэхем, издав пронзительный вопль, выронил журнал.

Джордж Генри Смит. Сыграть в ящик

   ----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Если". Пер. - Н.Григорьева, В.Грушецкий.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000
   ----------------------------------------------------------------------


   Дэндор  откинулся  на  спинку  кресла,  обтянутого  нежнейшим   шелком,
потянулся, лениво взглянул сначала вверх, на высокий потолок  собственного
дворца, потом - вниз, на блондинку, склонившуюся перед ним. Легко  касаясь
его ногтей, она старательно заканчивала педикюр,  а  тем  временем  пышная
брюнетка с пухлыми красными губами изогнула пленительный стан и вложила  в
рот Дэндору очередную виноградину.
   Он разглядывал  блондинку,  которую  звали  Сесилия,  и  думал  о  том,
насколько же хороша она была прошлой ночью. Они славно провели время... Но
сегодня она вызывала у него скуку, точно так же,  как  и  брюнетка,  -  он
напрасно старался  припомнить  ее  имя,  а  тут  еще  эти  кудрявые  рыжие
двойняшки!
   Дэндор зевнул. Ну почему все они так  услужливы  и  подобострастны?  До
тошноты...
   "Словно все они, - думал он с кривой  усмешкой,  -  только  плод  моего
воображения, или, скорее, - и он чуть не расхохотался  во  весь  голос,  -
картинки из Имкона, этого величайшего изобретения человечества".
   - Хороши, правда? - Сесилия горделиво выпрямилась, любуясь  законченным
педикюром.
   Дэндор взглянул на свои сверкающие ногти и  сморщил  нос,  ощущая  себя
дураком.
   Сесилия наклонилась и принялась пылко целовать его правую  ступню,  чем
только усугубила положение. "О  Дэндор!  Дэндор!  Как  я  люблю  тебя!"  -
приговаривала она.
   Дэндор устоял перед искушением как следует пнуть ногой с  лакированными
ногтями маленькую кругленькую попку. Устоял  потому,  что  всегда  пытался
быть добрым ко всем этим  женщинам.  Даже  в  такие  минуты,  когда  жизнь
утрачивала реальность, а от услужливости и бесконечных восторгов  воротило
с души - он все равно старался быть добрым.
   И вместо того, чтобы пнуть Сесилию, он опять зевнул.
   Эффект  был  практически  тот  же.  Синие   глаза   Сесилии   испуганно
распахнулись, губы брюнетки, чистившей виноград, задрожали.
   - Ты... ты хочешь покинуть нас? - спросила Сесилия.
   Он рассеянно потрепал ее кудри.
   - Ненадолго, дорогая.
   - О Дэндор! - заплакала брюнетка. - Разве мы что-нибудь сделали не так?
   - Ну что ты!
   - Дэндор, пожалуйста, не уходи, - молила Сесилия.  -  Мы  сделаем  все,
чтобы ты был счастлив!
   - Я знаю, - сказал он, вставая и потягиваясь. - Вы обе очень  милы.  Но
иногда меня просто тянет к...
   - Пожалуйста, останься, - взмолилась брюнетка, падая  к  его  ногам.  -
Устроим вечеринку с шампанским. Я для тебя станцую...
   - Прости, Дафна, - сказал он, наконец-то вспомнив, как ее зовут,  -  но
что-то  вы,  девушки,  стали  казаться  мне  ненастоящими.  А  раз   такое
начинается, мне надо идти.
   - Но... - Сесилия рыдала так, что едва могла говорить, -  когда  ты  от
нас уходишь... становится так... словно нас... вы-выключили.
   От этих слов ему самому стало немного грустно, потому что  в  некотором
смысле так оно и было. Но тут уж ничего не поделаешь. Он  чувствовал,  как
тот, другой мир неудержимо тянет его к себе.
   В  последний  раз  Дэндор  оглядел  сказочную  роскошь  своего  дворца,
прекрасных женщин, теплое солнце за окнами и исчез.


   Едва выйдя из Имкона, он услышал вой ветра и ощутил леденящую стужу.
   Немедленно вслед за этим в уши ворвался пронзительный и визгливый  крик
жены.
   - Выбрался-таки наконец? - орала Нона. - Явился, баран паршивый!
   Значит, он и правда вернулся на Нестронд, в самую  промозглую  дыру  во
Вселенной. Как часто он думал, что нипочем не вернется. И все же - вот он,
снова на Нестронде, опять с Ноной.
   - Долго же ты шлялся!  -  продолжала  вопить  Нона.  Это  была  рослая,
мосластая  женщина  с  гладкими  черными   волосами,   широким,   плоским,
тонкогубым лицом и неровными желтоватыми зубами.
   - Кстати же ты заявился, а то ледовые волки опять  поналезли,  и  торфа
для очага надо нарубить, и...
   Дэндор молча слушал, как растет список неотложных дел.
   - ...на скотном дворе нужна новая крыша, - закончила она. Он  промедлил
с ответом, и лицо  жены  угрожающе  приблизилось.  -  Ты  меня  слышал?  Я
сказала, дел невпроворот!
   - Да, слышал, - откликнулся он.
   - Ну и не торчи тут, как пень. Садись, завтракай да принимайся за дело!
   Завтрак состоял из толстого грязноватого куска прогорклого свиного сала
и чашки тепловатой овсянки. Дэндор давился, но все-таки  запихнул  в  себя
еду. Потом натянул комбинезон с  подогревом,  меховую  парку  и  шагнул  к
двери.
   - Погоди, дуралей! - придержала его Нона, вытащила из кучи хлама  маску
для лица и бросила ему. - Нос хочешь отморозить?
   Он быстро натянул маску, не желая,  чтобы  жена  заметила  его  ярость,
открыл дверь и вывалился наружу. Ветер ударил в  лицо,  швырнул  в  стекла
маски горсть острых льдинок. Нестронд! Господи,  ну  почему  же  Нестронд?
Оглядывая тусклый пейзаж, он с тоской подумал об оставленной хижине, пусть
холодной, но зато без этого проклятого ветра. Мысли его тут же перескочили
на черный ящик. Имкон стоял в углу хижины, тая в себе единственный путь  к
спасению.
   Но нет, возвращаться еще рано. С топором на плече Дэндор двинулся через
ледяную пустыню к древнему торфянику, в котором  жители  деревушки  рубили
топливо.
   Все утро вокруг него злился ветер, жгучий холод превращал каждый вдох в
пытку, а он все рубил и  складывал  мерзлый  торф.  Потом,  когда  бледное
желтоватое солнце пробилось на миг через дымку  из  ледяных  кристаллов  и
оказалось почти над головой, он связал брикеты в огромный  тюк,  перекинул
веревку через плечо и двинулся в обратный путь к убогим хижинам.
   Нона плеснула в чашку жидкого супа, шмякнула на  стол  кусок  черствого
хлеба и назвала все это обедом. Он молча  поел  и  отправился  рыть  новую
выгребную яму позади хижины.
   Теперь утренняя работа казалась сущим  бездельем.  Здешняя  земля  была
одним сплошным холодным  монолитом.  Настал  вечер.  Спина,  руки  и  ноги
Дэндора мучительно ныли. Он едва углубился в  землю  на  фут,  когда  ночь
загнала его обратно в хижину с единственной мыслью - поспать.
   Вой, вырвавший его из беспокойного сна, вполне мог бы исходить из самых
глубин ада.
   - Что... Что это? - спросил он.
   - Да ледовые волки, дурень! - раздраженно ответила Нона.  -  За  скотом
лезут! Иди-ка, шугани их!
   Дэндор сполз с постели и потянулся за одеждой, когда новый вой разорвал
ночь. Он стал снимать со стены лазерное ружье. Нона снова прикрикнула:
   - Поскорее, ты! Они же весь хлев разнесут!
   Дэндор уже выскочил за дверь с фонарем  в  одной  руке  и  с  ружьем  в
другой. И тут же увидел  их.  Две  жуткие  шестиногие  твари.  Здоровенный
ледовый волк, стоя на четырех задних лапах, мощными челюстями крушил балку
коровника. Дэндор слышал испуганное мычание запертой внутри скотины.
   Загребая снег, Дэндор побрел к хлеву. Волк услышал шаги и  покосился  в
его сторону горящими красными глазами. Отхватив  еще  кусок  балки,  зверь
повернулся и одним длинным прыжком бросился на человека.
   Дэндор,  захваченный  врасплох,  даже  не   успел   перехватить   ружье
поудобнее. Пришлось стрелять с бедра. Луч только опалил волчий загривок.
   Не очень-то удачно. Дэндор метнулся в сторону, и  когда  огромная  туша
пронеслась мимо, прицелился  и  снес  волку  голову.  Обезглавленный  труп
заскользил по снегу, кровь хлестала вокруг. И тут он чуть не погиб, потому
что на долю секунды расслабился и забыл о втором звере, самке.
   Он вспомнил о ней, только когда волчица прыгнула  сзади,  сбила  его  и
прижала к мерзлой земле. Мощные когти одним махом  содрали  мясо  с  ноги.
Дэндор заорал от боли, а страшные челюсти уже тянулись к его горлу.
   Фонарик куда-то пропал, но ружье, по счастью, он  догадался  надеть  на
шею, и теперь оно словно само прижалось к плечу. Он надавил  на  спусковой
крючок и дал полную мощность. Ослепительный  луч  прошил  его  собственную
ногу вместе с волчьей лапой. Зверь ткнулся в снег, Дэндор выстрелил  снова
и провалился в черное беспамятство.


   Очнулся Дэндор на столе в своей  хижине.  Над  ним  склонились  Нона  и
незнакомый человек.
   - Хорошенькую переделку  ты  себе  устроил!  -  заверещала  Нона,  едва
больной открыл глаза.
   - Ногу-то, похоже, придется отрезать, - заметил незнакомец.
   - Вы врач? - хрипло спросил Дэндор.
   - Единственный во всем этом  секторе,  начиная  от  Альфы  Центавра,  -
отозвался человек.
   - Больно... У вас не найдется болеутоляющего?
   - Я вколол вам весь свой запас морфия. На Земле мы, может, и спасли  бы
ногу, но здесь... - Он безнадежно махнул рукой.
   Ногу словно раскалили добела. Скрипя зубами  от  боли,  Дэндор  все  же
заметил гнусную ухмылку на губах Ноны, когда она говорила:
   - А если без морфия и всякого такого ногу  отчекрыжить,  ему  не  очень
больно будет, а, док?
   - У меня в машине  есть  немного  виски,  -  сказал  доктор.  -  Сейчас
принесу.
   Он вышел, прихрамывая, а Нона наклонилась над Дэндором и заглянула  ему
в глаза.
   - Тебе не будет больно, мой сладкий. Совсем не так больно,  как  бывало
мне, когда ты уходил и бросал меня. Уходил в этот  свой  проклятый  черный
ящик.
   - Нет, Нона, нет! Тебе не было больно. Ты  ведь  не...  -  Он  чуть  не
ляпнул, что она не может испытывать боли, но прикусил язык, потому что  не
был уверен, так ли это на самом деле.
   - А с одной-то ногой ты уж  не  заберешься  в  эту  свою  штуковину,  -
сказала она. - Придется тебе остаться тут да быть со мной поласковей.
   - Нет, Нона! Ты  же  не  понимаешь!..  -  Он  смотрел  на  нее  молящим
взглядом, но тут вернулся доктор с квартой виски и черным саквояжем.
   - Выпейте-ка для начала, - сказал он и протянул бутылку.
   Дэндор быстро сделал большой глоток и не  ощутил  ничего,  кроме  вкуса
плохого самогона.
   Доктор резал и шил, а Дэндор ждал, когда у него от  собственных  воплей
расколется череп, недоумевая, почему от его проклятий не лопаются веревки,
которыми его привязали к столу, почему не исчезает  склонившийся  над  ним
мучитель.
   - Ну, полагаю, теперь все, - сказал доктор, когда пациент  в  очередной
раз пришел в сознание. - Только если не прижечь  эту  култышку,  вы,  чего
доброго, изойдете кровью.  Кроме  огня-то  у  нас  ведь  нет  ничего.  Эй,
женщина, помоги-ка мне нагреть кочергу.
   Дэндор был в полном сознании, когда поймал брошенный через плечо взгляд
Ноны, скользнувший от него  к  Имкону.  Все  понятно:  "Теперь  ты  будешь
принадлежать мне... Только мне!"
   Да как она смеет! Сквозь плотный туман морфия, самогона и боли,  Дэндор
все пытался спросить себя, почему же она так его мучает? И  никак  не  мог
придумать ответ.
   Пока доктор с  Ноной  хлопотали  на  кухне,  разогревая  железо,  чтобы
прижечь кровоточащий обрубок, оставшийся от ноги, черный, похожий на  гроб
ящик Имкона стоял перед глазами Дэндора, заполняя собой все.
   Только боль, превысившая все мыслимые пределы терпения, дала  ему  силы
скатиться со стола и, оставляя за собой кровавый след, доползти до черного
ящика. Черный ящик. Дэндор уже  не  мог  сообразить,  почему  ящик  -  это
прекращение боли, покой, безопасность.
   Он добрался до ящика, прежде чем они заметили,  что  пациент  сполз  со
стола. Последним усилием он приподнялся и  приложил  ладонь  к  сенсорному
механизму, который во всех возможных вселенных узнавал только его и только
для него открывал крышку.
   Почти замертво он рухнул в Имкон, и крышка бесшумно опустилась над ним.


   Яркий теплый мир. Сияющие юные лица.
   - О, Дэндор, милый  мой,  дорогой!  -  щебетала  Сесилия,  обнимая  его
мягкими, нежными руками.
   - Ты вернулся! - с замиранием шептала Дафна.
   - Мы так счастливы тебя видеть! - звенел голосок рыжеволосой Терри.
   - О, как мы рады тебе! - вторила ей двойняшка Джерри.
   - Я тоже, - объявил Дэндор, глядя на свою ногу  -  на  свою  совершенно
целую, здоровую ногу, не чувствующую ни малейшей боли. - Слава Богу! Слава
Богу, я вернулся!
   Имкон сработал! Сработал еще раз! Он перенес его в воображаемый мир,  а
потом вернул в реальность - в чудесную, удивительную реальность!
   Дэндор сел и обвел взглядом свой родной мир. Мир Земли 2230 года, сотню
лет спустя после эпидемии. Тогда  страшная  болезнь  принялась  уничтожать
мужские гены, очень  скоро  мужчин  осталось  всего  несколько  тысяч,  и,
естественно, каждый оказался в окружении целого гарема пылких и готовых на
все женщин.
   Многие из выживших мужчин не смогли вынести такого  напряжения.  Долгие
годы преклонения, годы доступности всего и вся, когда любая женщина думает
только о том, как угодить своему повелителю, оказались невыносимыми.
   И тогда появился Имкон,  изобретение,  создававшее  иллюзию  реальности
любого придуманного мира. Многие с помощью Имкона отправлялись в еще более
экзотичные  и  восхитительные  миры,  чем  Земля,  но  пресыщение   только
усиливало скуку и разочарование.
   Дэндор был мудрее. С помощью Имкона он создал  совершенно  иной  мир  -
Нестронд, планету холода и ужаса. Дэндор знал великую истину.
   Чего стоит любой рай, если его не с чем сравнить? Если время от времени
не хлебнешь глоточек кошмара, долго ли сможешь наслаждаться небесами?

Роберт Артур. Сатана и Сэм Шэй

   ----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Если". Пер. - Ю.Соколов.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000
   ----------------------------------------------------------------------


   Я слыхал, что после того как Сатана повстречал  Сэма  Шэя,  грешить  на
Земле стали меньше. Не поручусь, однако утверждают, что производство этого
товара значительно сократилось с того вечера,  когда  Сэм  Шэй  выиграл  у
дьявола три пари. Вот как это случилось.
   Как вы понимаете, в жилах Сэма Шэя, отважного прохвоста, отчасти  текла
ирландская кровь, одолевавшая  природу  и  воспитание