о  девушка  направилась  вниз,  но  не
спешил последовать ее примеру. Быть может, дракон всего лишь  ослеп.  Нет.
Неужели в том,  что  приказ  о  приостановлении  работ  был  отдан  именно
сегодня,  нет  случайного  совпадения?  Потрясенный,  он  все  глядел   на
мембрану, а солнце спускалось ниже и ниже и, наконец,  нырнуло  за  холмы.
Тогда Мерик встал и подошел к подъемнику, но не успел еще  дотронуться  до
переключателя, как канат задрожал: кто-то поднимался на  верхнюю  площадку
башни. Ну разумеется. Девушка, верно, разнесла весть  по  всей  округе,  и
теперь майоры хауки и иже с ними бегут удостовериться в  кончине  Гриауля.
Мерик не стремился к встрече с ними, не  рвался  увидеть,  как  они  будут
расхаживать тут, точно рыбаки, что похваляются знатным уловом.
   Подъем  по  лобной  кости  оказался  исключительно  трудным.   Лестница
раскачивалась из стороны в сторону, ветер так и  норовил  сбросить  Мерика
вниз, так что с него сошло семь  потов,  а  сердце,  похоже,  готово  было
выскочить из груди. Он кое-как дотащился до огромного чана и оперся спиной
о его ржавый бок.
   - Каттанэй!
   Кто-то окликнул его снизу,  верхушка  лестницы  затряслась.  Боже,  они
лезут за ним! Если доберутся, то начнут  расшаркиваться  в  поздравлениях,
требовать, чтобы  он  одобрил  планы  торжественных  обедов,  мемориальных
досок, эскизы памятных медалей. Прежде чем убраться,  они  вылепят  его  в
гипсе, изваяют в бронзе и забросают птичьим пометом.  Он  был  с  ними  на
протяжении всех сорока лет, одновременно хозяин и раб, но никогда, никогда
не чувствовал себя легко и свободно. Налегая на трость, Мерик  двинулся  к
лобному рогу, потемневшему от многолетнего маслянистого дыма, миновал  его
и заковылял по направлению  к  Хэнгтауну,  который  превратился  теперь  в
призрачный город. Развалины хижин поросли травой, озеро  сначала  загадили
так, что оно стало помойной ямой, а потом осушили - после того, как  летом
91-го в нем утонуло несколько детей. На  месте  дома  Джарке  громоздилась
куча звериных костей, слабо светившаяся в вечерних сумерках.  Над  руинами
гулял ветер.
   - Мерик! Каттанэй!
   Голоса приближались.
   Что ж, остается только одно убежище, куда за ним не пойдут.
   На листьях деревьев лежали  комочки  земли,  которые  осыпались,  когда
Мерик раздвигал ветви. Добравшись до лесенки, он заколебался, ибо  у  него
не было с собой веревки. Конечно, он прекрасно обходился  и  без  нее,  но
сколько лет тому назад? Порывы ветра, крики, огни  в  долине,  похожие  на
усеявшие  серый  бархат   алмазы,   сбивали   его   с   толку   и   мешали
сосредоточиться. Послышался хруст ломаемых веток. К чертям! Мерик  оскалил
зубы - неожиданно заболело  плечо,  прицепил  к  поясу  трость,  осторожно
ступил на лесенку и ухватился руками за петли. Ветер раздувал его  одежды,
грозил вырвать из-под ног шаткую опору и унести в неведомые края. Один раз
он поскользнулся, другой - замер в неподвижности, не имея сил двигаться ни
вперед, ни назад. Но в конце концов он достиг полости под крылом и  выбрал
ровное местечко, где мог спокойно постоять и передохнуть.
   Внезапно он испугался, повернулся было к лесенке и  решил  вернуться  в
Хэнгтаун и примириться со всеми и всякими  торжествами.  Однако  буквально
мгновение спустя он осознал глупость подобной затеи.  Слабость  накатывала
на  него  волнами,  сердце   громко   стучало,   перед   глазами   плавали
ослепительно-белые круги, на грудь словно давило  нечто  весьма  и  весьма
тяжелое. Уняв испуг, он шагнул в темноту, которая царила в полости.  Мерик
знал, что чуть выше находится та складка, где они так часто  укрывались  с
Лиз, и пошел туда, твердо вознамерившись дойти, но припомнил встреченную у
глаза девушку и сообразил, что с этим он уже попрощался. Да, попрощался  -
сомнений не оставалось. Тем не  менее  он  продолжил  путь.  Темнота,  что
наваливалась  на  него,  как  будто  выползала  из   сустава   крыла,   из
многочисленных бледно светящихся  туннелей;  в  одном  из  них  они  тогда
наткнулись на  мумию.  Был  ли  то  в  действительности  древний  чародей,
обреченный по закону магической справедливости  на  бесконечное  умирание?
Вполне возможно. По крайней мере, так и следовало поступить с волшебником,
поднявшим руку на дракона.
   - Гриауль? - прошептал Мерик во тьму и наклонил голову, словно  ожидая,
что ему ответят. Его голос  разлетелся  эхом  по  просторной  полости  под
крылом, и Каттанэй припомнил, что  раньше  здесь  поистине  кипела  жизнь:
скользили по поверхности хлопья, сновали  шипуны,  стрекотали  в  зарослях
диковинные насекомые,  бродили  мрачные  жители  Хэнгтауна,  погромыхивали
водопады. Он бессилен был  вообразить  Гриауля  по-настоящему  живым,  ибо
постигнуть подобное великолепие человеческому рассудку попросту  не  дано.
Однако сейчас он вдруг спросил себя, а не ожил ли дракон, не мчится ли  он
в  золотой  ночи  к  центру  солнца?  Или  то  была  обыкновенная   мечта,
порожденная мерцанием кусочка ткани в  огромном  глазу?  Мерик  засмеялся.
Скорее уж звезды назовут свои начальные имена...
   Он решил остановиться тут, вернее, решение пришло как бы само собой. Из
плеча изливалась боль, настолько сильная,  что  она  виделась  ему  тускло
светящейся струей. Он медленно и осторожно сел,  потом  лег  на  локоть  и
посмотрел на  трость.  Хорошее,  волшебное  дерево!  Да,  ее  вырезали  из
боярышника, что рос на ляжке Гриауля. Однажды ему предложили за нее  целое
состояние. Кому она достанется?  Наверное,  старому  Генри  Сихи,  который
определит ее в свою коллекцию, запрет в стеклянный ящик заодно с башмаками
"самого Каттанэя". Веселенькое дельце!
   Он перелег на живот и положил  подбородок  на  ладонь;  холодная  чешуя
немного заглушала боль. Удивительно, как сокращается масштаб  устремлений.
Он хотел раскрасить дракона, послать сотни  людей  на  поиски  малахита  и
кошенильных тлей, полюбить женщину,  выделить  тот  или  иной  оттенок,  а
кончил  стремлением  лечь  поудобнее.  Что  же  дальше?  Мерик   попытался
упорядочить дыхание, снять тяжесть с груди; тут его слуха  коснулся  некий
шелестящий звук, и он перевернулся на  бок.  Ему  померещилось,  будто  он
видит скользящее по крылу черное пятно... или  это  всего-навсего  шуточки
расстроенных  нервов  и  ослабевшего  зрения?   Больше   удивленный,   чем
устрашенный, он всматривался в тьму, чувствуя, как  колотится  о  драконью
чешую утомленное сердце.


   "Хотя делать простые выводы из сложных предпосылок -  удел  глупцов,  я
все же полагаю, что в его жизни присутствовали и мораль, и поиски  истины,
но доказательство того оставляю всякого рода историкам  и  социологам,  то
бишь специалистам по извинениям за действительность. Мне известно лишь то,
что он поссорился со своей подружкой  из-за  денег  и  ушел  из  дома.  Он
прислал ей письмо, где писал, что отправляется  на  юг  и  вернется  через
несколько месяцев с такой  суммой,  какой  ей  никогда  и  ни  за  что  не
потратить. Я не знаю, чем он занимался. Вся эта история с Гриаулем...
   Мы сидели в "Красном медведе" и пропивали мой гонорар за опубликованную
статью, и кто-то сказал: "Слушайте, ну разве не здорово было бы,  если  бы
Дардано не приходилось писать статьи, а нам - малевать картины, подходящие
по цветовой гамме к мебели заказчиков,  и  раболепствовать  перед  всякими
племянничками и  племянницами?"  И  тут  все  стали  наперебой  предлагать
способы  добывания  денег,  но  дальше  грабежа  и  киднеппинга   фантазия
почему-то не шла. Однако затем кого-то осенило надуть магистрат  Теочинте,
а через пару-тройку минут у нас уже сложился план. Совместными усилиями мы
набросали его на салфетках. Я  долго  пытался  вспомнить,  не  было  ли  у
кого-нибудь из нас отсутствующего вида,  не  ощущал  ли  я  ледяной  холод
мысленного прикосновения Гриауля,  но  ничего  такого  мне  на  память  не
приходит. То было обыкновенное надувательство, пьяный  розыгрыш,  шальная,
бредовая идея. Вскоре после того наши средства иссякли, и мы вывалились на
улицу. Шел снег, огромные белые хлопья падали нам  на  воротник,  таяли  и
стекали  тоненькими  струйками  за  шиворот.  Господи,  как  же  мы  тогда
напились! Мы хохотали, катались по  обледенелым  перилам  Университетского
моста, строили рожи закутанным до бровей бюргерам и их дородным  супругам,
а они горделиво проплывали мимо, не удостаивая нас  взглядом.  И  никто  -
даже бюргеры - не подозревал, что мы заблаговременно празднуем  счастливый
конец..."
   Луис Дардано. "Человек, раскрасивший дракона Гриауля"

Кордвайнер Смит. Западная наука так чудесна!

   ----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Фантакрим-MEGA". Пер. - В.Волосюк
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 July 2000
   ----------------------------------------------------------------------


   Марсианин  устроился  на  вершине  гранитной  скалы  и  превратился   в
небольшую сосну. Так приятно, когда ветер обдувает зеленые иголки!
   У подножия скалы остановился американец - первый увиденный марсианином.
Из  кармана  он  извлек  поразительно  хитроумный   прибор   -   маленькую
металлическую коробочку с отверстием,  из  которого  мгновенно  выпорхнуло
пламя. Американец тут же поджег тоненькую трубочку, набитую  благоухающими
травами.
   Марсианин мгновенно превратился в краснолицего, с черными бакенбардами,
китайца пятнадцати футов ростом и крикнул по-английски:
   - Привет, друг!
   Американец  задрал  голову,  и  у  него  едва  не  отвалилась  челюсть.
Марсианин  скромно  заглянул  в  его  мысли  и   понял,   что   беседа   с
пятнадцатифутовым  китайцем  -  не   самое   увлекательное   занятие   для
американского офицера. Он осторожно поискал в его мозгу  более  подходящий
образ  и...  перед  человеком  появилась  увлеченная   стриптизом   сестра
милосердия. Американец  позеленел,  но  страх  его  начал  уступать  место
раздражению.
   - Кто ты такой, черт тебя подери?! - заорал он.
   Марсианин превратился в генерал-майора китайской национальной  армии  с
оксфордским образованием.
   - Я в некотором роде местный демон,  знаете  ли,  -  пробормотал  он  с
отчетливым британским акцентом. - Надеюсь вы не имеете  ничего  против?  Я
нахожу западную науку такой чудесной, что мне непременно нужно изучить эту
фантастическую машинку, которую вы держите в руке.  Не  желаете  поболтать
перед уходом?
   Осмотрев зажигалку, он протянул ее остолбеневшему американцу.
   - Очень тонкое волшебство, - сказал он. - Мы  в  здешних  горах  ничего
подобного не делаем. Я демон довольно невысокого класса. Вы, как  я  вижу,
капитан славной армии Соединенных Штатов? Позвольте и мне представится:  я
- 1387229-е Восточное Подчиненное Воплощение  Лохана.  У  вас  есть  время
поболтать?
   Американец затравленно оглянулся. На зеленом ковре долины,  словно  два
тюфяка, лежали в обмороке китаец-носильщик  и  переводчик.  Американец  не
нашел ничего лучшего, чем спросить:
   - А что такое Лохан?
   - Лохан - это Архат, - пояснил марсианин.
   Эта информация до капитана тоже не дошла, и марсианин с сожалением стер
из  его  памяти  воспоминания  о  себе,  вернулся  на  вершину  скалы   и,
превратившись опять в сосну, разбудил всю компанию.
   Шел год 1945.
   Много часов  провел  марсианин  в  раздумьях,  пытаясь  материализовать
зажигалку, но это ему так и не удалось.


   Наступил 1955 год.
   Петер Фаррер был этническим немцем. Этнические немцы - почти  такие  же
русские, как пенсильванские датчане - американцы. Они живут в  России  уже
более двухсот лет, но большинство их общин распалось, когда  на  немцев  в
России обрушились тяжкие испытания во время второй мировой войны.
   Сам Фаррер пережил все это достаточно благополучно. До войны он  учился
в техникуме, где изучал геологию и топографию, затем, прослужив в  Красной
Армии несколько лет ефрейтором, получил звание младшего лейтенанта.
   Командующий советской военной миссией в провинции  Юннань,  сказал  ему
однажды:
   - Фаррер, вас ждут настоящие каникулы. Нам необходимо знать,  можно  ли
проложить вспомогательное шоссе вдоль скал к западу от озера  Паку.  Вы  у
меня на хорошем счету, Фаррер. Вы доказали, что вы порядочный гражданин  и
хороший офицер, несмотря на немецкую фамилию. И  я  знаю,  что  у  вас  не
возникнет никаких проблем ни с нашими китайскими союзниками, ни с жителями
гор, которых  вы  встретите  на  своем  пути.  Позаботьтесь  о  надлежащем
выполнении задания и постарайтесь подружиться со всеми, кроме  реакционных
капиталистических элементов.
   - Вы хотите сказать, товарищ полковник, что  я  должен  подружиться  со
всеми, кто встретится на моем пути?
   - Со всеми, - ответил полковник твердо.
   Фаррер был молод, и ему нравилось путешествовать.
   -  Следует  ли  мне  и  со  священниками  обходиться  любезно?  Я  ведь
убежденный атеист, товарищ полковник.
   - И со священниками  тоже,  -  ответил  полковник.  -  Со  священниками
особенно.
   Тут он резко взглянул на Фаррера.
   - Дружите со всеми, кроме женщин.  Вы  меня  слышите,  товарищ  младший
лейтенант? Держитесь подальше от неприятностей.
   Три недели спустя Фаррер взбирался на скалу возле небольшого  водопада,
несущего свои воды в Реку Золотого Песка - Чиншачьян, как называли в  этих
местах Длинную Реку Янцзы.
   Рядом с ним семенил партийный секретарь Кунсун,  пекинский  аристократ,
вступивший  в  компартию  еще  в  юности.  Их  сопровождал  взвод  солдат,
множество носильщиков  и  офицер  Народно-освободительной  армии,  который
следил как за  поддержанием  боеготовности  солдат,  так  и  за  Фаррером.
Взбираясь по крутому склону, веселый толстяк  товарищ  капитан  Ли  пыхтел
сзади.
   - Если вы хотите стать героями труда, - крикнул он идущим впереди, - то
давайте продолжать подъем. Но если следовать уставу службы тыла, то  лучше
остановиться и попить чаю. Все равно мы, скорее  всего,  не  доберемся  до
Паку раньше, чем наступит ночь.
   Кунсун презрительно оглянулся. Цепь солдат и носильщиков растянулась на
двести ярдов, словно пыльная змея, прижавшаяся к скалистому  склону  горы.
Торчавшие над пилотками солдат стволы винтовок  смотрели  прямо  на  него.
Далеко внизу, словно золотая нить, вплетенная  в  серо-зеленый  сумеречный
ковер долины, извивалось русло Чиншачьян.
   Кунсун фыркнул:
   - Если бы все было по-твоему, мы бы до сих  пор  торчали  на  постоялом
дворе и пили чай, а люди бы спали.
   По-китайски Фаррер говорил неважно, но суть уловил.
   -  Не  спорьте,  товарищи,  -  примирительно  сказал  он   на   ломаном
мандаринском наречии. - Может, мы и не попадем к озеру до темноты,  но  на
этой скале все равно лагерь не разобьешь.
   Насвистывая  сквозь  зубы  "Ich  hatt'ein  kameraden",  Фаррер  обогнал
Кунсуна и пошел впереди. Таким образом, он первым поднялся  на  вершину  и
оказался лицом к лицу с марсианином.


   На этот раз марсианин был готов к встрече. Помня о неудачном знакомстве
с американцем, он решил сделать все, чтобы не испугать гостей.
   Перед глазами Фаррера предстала весьма занимательная картина.
   На крохотной полянке стояли два советских грузовика, и перед каждым  из
них - по столу, искусно  сервированных  русской  закуской.  Над  одним  из
грузовиков развевался красный флаг  с  белой  надписью  по-русски:  "Добро
пожаловать  героям  Брянска!"  Марсианин  уловил,  что  Фаррер  -  большой
любитель женщин, и посему он материализовал четырех хорошеньких  советских
девушек - блондинку, брюнетку, рыженькую и  для  разнообразия  альбиноску,
которых усадил в шезлонги и  усыпил.  Поразмыслив  над  тем,  какую  форму
принять самому, он пришел к выводу, что будет очень недурно воплотиться  в
Мао Цзэдуна.
   Фаррер застыл на месте, глядя на Мао и не решаясь ступить на скалу.
   - Поднимайтесь, мы ждем вас, - молвил марсианин елейно.
   Тут появились Ли и Кунсун. Один стал слева от Фаррера, другой - справа.
Все трое застыли, разинув рты. Кунсун опомнился первым, узнав Мао Цзэдуна.
Он никогда не упускал возможности познакомиться с представителями  высшего
эшелона компартии. Дрожащим, недоверчивым голосом он с натугой заговорил:
   - Товарищ Генеральный Секретарь Партии Мао! Я никогда не думал, что  мы
встретим Вас в этих горах. Вы ли это? И если Вы - не Вы, то кто вы?
   - Я - не ваш Генеральный секретарь, - ответил  марсианин.  -  Я  просто
местный демон, имеющий сильные прокоммунистические настроения  и  желающий
познакомиться с такими приятными и общительными людьми, как вы.
   Кунсун побледнел.
   -  Я  думаю,  что  этот  уанг-па  -  контрреволюционный  самозванец,  -
проговорил он тихо. - Но я не знаю,  что  с  ним  делать.  Я  рад,  что  в
Китайской Народной Республике есть представитель Советского Союза, который
может  проинструктировать  нас  при  затруднениях  в  проведении  политики
партии.
   Марсианин тем временем решил  проявить  воспитанность  и  примирительно
сказал по-русски:
   - Вам нравится  мой  облик,  товарищ  Фаррер?  У  вас  есть  зажигалка?
Западная наука так чудесна! У меня не выходят достаточно твердые  объекты,
а вы, люди, делаете самолеты,  атомные  бомбы  и  всякие  другие  забавные
штучки.
   Фаррер полез в карман, нашаривая зажигалку. Позади него раздался  дикий
вопль: один из солдат, увидев грузовики и Мао Цзэдуна, заорал:
   - Дьяволы! Тут дьяволы!
   Многовековой  опыт  подсказывал  марсианину,  что   с   представителями
местного населения можно ладить только тогда, когда они  либо  очень-очень
молоды, либо очень-очень стары. Он подошел к краю обрыва, чтобы все  могли
его видеть, и  вытянулся  до  тридцатипятифутовой  высоты.  Затем  из  Мао
Цзэдуна  он  превратился  в  древнекитайского   бога   войны   с   черными
бакенбардами, ленточками и кисточками на мече,  развевающимися  на  ветру.
Люди, естественно, грохнулись в обморок, что и требовалось, и он сложил их
аккуратно у скалы, чтобы они не скатились вниз по  склону.  Затем,  приняв
обличье  советской  военнослужащей  -  довольно  симпатичной  блондинки  с
сержантскими знаками различия - он снова материализовался  возле  Фаррера,
который к этому моменту уже достал зажигалку.
   - А этот образ тебе больше нравится? - спросила  маленькая  хорошенькая
блондинка.
   - Я во все это нисколько не верю, - ответил Фаррер. -  Я  убежденный  и
активный атеист и всю жизнь боролся с религиозными предрассудками. Но если
тебе не трудно, превратись во что-нибудь другое.
   И марсианин тут же трансформировался в маленького  круглолицего  Будду.
Он  знал,  что  это  несколько  нечестиво,  но  зато  Фаррер  вздохнул   с
облегчением. Однако Кунсун почему-то разъярился.
   - Слушай, ты, похабная демоническая чудовищность! - зарычал он. - Здесь
тебе Китайская Народная Республика, и  ты  не  имеешь  абсолютно  никакого
права принимать сверхъестественные образы и  заниматься  антиатеистической
деятельностью. Попрошу сгинуть со всем этим иллюзионом! Что тебе, в  конце
концов, нужно?
   - Я бы хотел, - спокойно ответил марсианин, -  стать  членом  Китайской
Коммунистической Партии.
   Фаррер  и  Кунсун  переглянулись  и  заговорили  одновременно:   Фаррер
по-русски, Кунсун - по-китайски:
   - Но мы не можем принять тебя в партию!
   Кунсун добавил:
   - Если ты демон, то  не  существуешь,  а  раз  не  существуешь,  то  ты
незаконен.
   Марсианин улыбнулся:
   - Предлагаю вам подкрепиться. Может быть,  вы  измените  свое  решение.
Выпейте вина, - марсианин материализовал кувшин вина и налил по фарфоровой
чашке  каждому.  Сделав  глоток,  он  посмотрел  на  них   проницательными
прищуренными глазами.
   - Я хочу знать все  о  западной  науке.  Видите  ли,  я  -  марсианский
студент, сосланный  сюда,  чтобы  стать  1387229-м  Восточным  Подчиненным
Воплощением Лохана, и я  здесь  уже  более  двух  тысяч  лет.  Но  я  могу
воспринимать пространство вокруг себя лишь в радиусе десяти лье.  Западная
наука - очень интересная вещь.