сталкиваться. У нас  высказывается  много  прекрасных  мыслей,  проводятся
конструктивные опыты, но в случае  возникновения  противоречий  мы  -  под
словом "мы" я подразумеваю мир  науки  в  самом  широком  смысле,  как  он
представлен Ассоциацией, - так и  не  умеем  сколько-нибудь  эффективно  и
сообща их разрешить. Мы слишком индивидуалистичны.  Мы  не  прислушиваемся
друг к другу с целью достичь  взаимопонимания.  Один  говорит  о  таком-то
аспекте,  второй  концентрирует  внимание  на  другом,  и   в   результате
алгебраическая сумма нашего руководящего влияния на мир ничтожна.
   "Нельзя ли навести порядок в этом важнейшем вопросе?" - спросил я.  Сэр
Ричард Грегори своей вступительной речью на открытии конференции  показал,
что это можно сделать, что мы в силах  сделать  решительное  усилие,  чтоб
достичь максимального согласия; и что на заключительном заседании мы могли
бы особо остановиться на его выступлении и извлечь из него немалую пользу.
   Мы много  беседовали  в  кулуарах,  прежде  чем  эта  проблема  приняла
определенную  форму.  Когда  я  сказал  организаторам,  что  хочу  открыть
заседание докладом минут на сорок пять, а то и больше, мне  ответили,  что
это невозможно. Поскольку моя речь имела целью обобщить и подвести  итоги,
я рьяно  протестовал.  Работа  конференции  проходила  в  новых  условиях,
условиях большой напряженности,  но  мне  казалось,  что  мы  стоим  перед
опасностью прийти к тому, против чего был направлен мой доклад, а  именно:
к несогласованным утверждениям и декларациям, которые нас  ни  к  чему  не
приведут. В этом наш председатель  был  полностью  со  мной  согласен.  Он
согласился с тем, что не удастся выдержать регламент  и  придется  просить
дополнительное время. Ведь может случиться,  что  мы  будем  противоречить
друг другу, а примирить наши разногласия не хватит времени.
   Но устроители конференции находились в трудном положении -  время  было
ограничено, а докладов много, и мы примирились на компромиссе:  в  надежде
на то, что впоследствии доклад удастся напечатать, решили  размножить  его
на мимеографе и раздать участникам последнего дневного заседания, а  также
тем,   кто   захотел   бы   его   прочитать.   В    предоставленном    мне
пятнадцатиминутном вступительном слове я смог только  перечислить  главные
тезисы моего основного доклада и сделать  несколько  замечаний  по  поводу
мнений,  высказанных  за  те  два  с  половиной  дня  плодотворной  работы
конференции, что протекли после того, как мой доклад был подготовлен.
   Бернал, например, высказывал мысли, настолько совпавшие  с  моими,  что
мне почудилось, будто он  читал  мой  доклад.  Но  ведь  мы  с  ним  много
разговаривали, и слова эти стали нашими общими - моими в такой же степени,
как  и  его.  И  я  слышал  нескольких  ораторов,  к  примеру,  профессора
А.В.Хилла,  мистера  Майского,  Дж.Б.Хэлдена,  выступавших  более  живо  и
решительно по вопросам, которые я пытался ставить. Я добавил: "Если бы мне
было предоставлено время, я, разумеется, внес бы в свой  доклад  поправки,
учитывая некоторые весьма важные сообщения, которые мы здесь  услышали.  Я
полагаю, на многих из нас глубокое впечатление произвел подход сэра  Джона
Орра к мировой проблеме, как к  проблеме  продовольствия.  Это  совершенно
новая точка зрения, и в настоящее время она может найти горячий  отклик  в
американском сельском хозяйстве. Иллюстрацией  к  выступлению  сэра  Джона
Орра послужили несколько докладов, из коих, по-моему, наиболее яркими были
доклады сэра Джона Рассела и мистера Ноэла Бэкерса. Сэр Джон Орр  обладает
ясностью, простотой  и  силой  научного  мышления.  Его  доклад  был,  мне
кажется, самым свежим и ценным из всех замечательных выступлений,  которые
мы здесь слышали. Нет надобности кормить человеческие  существа  насильно,
сказал он нам, положите лучшее в пределах их досягаемости, и  они  возьмут
все сами. Его идея, я позволю  себе  подчеркнуть,  отнюдь  не  сводится  к
материальной пище.
   Доктор Дженингс Уайт высказал  несколько  блестящих  мыслей  по  поводу
образования. Он сказал, что в этом смысле, во всяком случае,  нет  разницы
между душой и телом. Положите материал, разнообразный  и  обильный,  перед
умным, от природы любознательным человеком - и отпадет всякая надобность в
той отвратительной зубрежке, которую  мы  называем  "образование".  Вместо
слова "обучение" он применил старый медицинский термин "eutrophy" [хорошее
питание (лат.)], признаюсь, мне это определение очень нравится. Я  надеюсь
и верю в то, что наша мысль и воля постепенно обращаются к  эутрофическому
миру.
   В  эти  три  последних  дня  я  понял  также,  что   над   человеческой
деятельностью,    традициями,    предрассудками    довлеет    материальная
необходимость, и я, несомненно, исправил бы свой доклад и  остановился  бы
на этом. Материальная  необходимость,  повсюду  влиявшая  на  коллективное
поведение в последнюю треть столетия,  -  это  необходимость  регулировать
количество осадков и сохранять энергию воды и земли. Мы не забудем  совсем
недавнюю  трагедию  Днепровской  плотины.  Но   строить   плотины   должны
государства с любой формой правления, коммунистическая Россия,  равно  как
индивидуалистическая Америка. И  хотя  лорд  Хейли  -  сторонник  крайнего
патернализма, по-видимому, не подозревает, что статут Вестминстера ослабил
Британскую империю, что выявилось еще тогда, когда лорд  Хейли  производил
обследование Африки и изучал вопрос нашей ответственности  за  Африку,  из
его  слов  явствовало  значение  все  той   же   физической   материальной
необходимости. Из  великолепного  отчета,  представленного  администрацией
долины Теннесси, ясно, что плотина - то есть приложение технической  науки
-  революционизирует  человеческую  жизнь.  Было  интересно  слушать,  как
профессор Альбин Хансен доказывал, что, несмотря ни на что, можно и впредь
извлекать прибыль из  жилищного  строительства.  Я  полагаю,  однако,  что
большинство из  нас  согласится  с  прекрасно  аргументированной  критикой
мистера Х.П.Воулса, который разбил это  утверждение.  Можно  сказать,  что
плотина необходима самому человеку, для его собственного спасения его надо
сдерживать.
   Как видите, к мировой проблеме можно подойти с самых разных  сторон,  в
зависимости от склада вашего ума. Все дороги ведут к федеральной структуре
мира.  Защита  человечества  от  всяких  Blitzkriegs  [молниеносная  война
(нем.)] - таков, к примеру, мой подход; однако вы можете  подойти  к  этой
проблеме  под  углом  зрения   охраны   естественных   ресурсов   или   же
распределения продовольствия. Если ваши  доводы  будут  последовательны  и
строго научны, если вы не будете отвлекаться от темы, то  в  конце  концов
все мы сойдемся во взглядах на будущее человечества. Мне  довелось  видеть
всякие символические фигуры, представляющие науку, -  преимущественно  это
были аппетитные дамы, весьма легкомысленно одетые. Я лично  предпочел  бы,
чтобы ученый ум изображали в  виде  собаки,  помеси  бульдога  и  терьера,
которая разжимает челюсти только затем, чтобы крепче их сжать.
   Мне, во всяком случае, не пристало  распыляться.  Наша  задача  -  быть
практичными. Наша задача - объединять, посему  я  приветствую  предложение
сэра Ричарда о создании специальных комитетов  для  обобщения  всего,  что
было сделано на этой и предыдущих конференциях, и для составления  отчета,
который отразил бы хорошо продуманную научную точку зрения  по  затронутым
вопросам,  при  условии,  конечно,  что  эти  комитеты  не  будут  слишком
громоздкими, сразу же  приступят  к  работе  и  сосредоточат  внимание  на
составлении отчета.
   В  своей  статье  я  избегал  всяких  идеалистических  или   нереальных
высказываний. Это - практическое исследование. От начала до  конца  это  -
резюме.
   Со времен Будды и Конфуция было сказано много прекрасных и  благородных
слов о свободе, справедливости, равенстве и братстве людей. Мне говорили -
не всегда наивысшие авторитеты, - что мы пропитаны этими идеями и что наша
задача - воплотить их в материальную  форму.  Это  более  сложная  задача.
Освобождение мирового общественного мнения практически началось  вовсе  не
тогда, когда определились эти великие устремления. Оно началось  вместе  с
изобретением бумаги и печатного станка. Наша задача - пропагандировать эти
идеи, и, чем меньше мы будем  разбавлять  их  риторикой,  чем  реже  будем
блуждать в дебрях разобщенности, тем будет лучше.

   1941



НЕПРИГЛЯДНАЯ СТОРОНА АМЕРИКИ
   Пер. - В.Иванова

   Просто случайность, что я не родился американским гражданином. Мой отец
и школьный учитель - оба были добрыми радикалами, и Америка всегда была  и
остается для меня страной Надежды и Славы.  Конечно,  с  теми  оговорками,
которые неминуемы для человека, достигшего умственной зрелости.
   Недавно (с сентября по декабрь 1940 года) я путешествовал по Америке  в
самое что ни  на  есть  интересное  время.  Я  видел  выборы  во  всей  их
ожесточенности, да и сам, проделав  двадцать  четыре  тысячи  миль,  читал
лекции и дискутировал в самых различных аудиториях от Алабамы до  Далласа,
Денвера, Аризоны, Техаса, Лос-Анжелоса  и  Сан-Франциско,  от  Флориды  до
Коннектикута и Нью-Йорка. Меня принимали самые разные люди в самых  разных
домах. На обратном  пути  я  плыл  до  Бермудских  островов  на  клиппере,
типичном клиппера янки, а затем  оттуда  до  Лисабона  -  на  американском
рейсовом лайнере, который уже не напоминал мне ни одного  из  тех  уголков
Америки, где я когда-либо побывал. Георг Стивенс из Ледисмита говорил, что
страну можно узнать за три месяца лучше,  чем  за  пять  лет.  При  первом
столкновении вы видите ее в общих чертах, но отчетливо и ясно, а потом  вы
начинаете тонуть во все большем количестве подробностей. В  течение  более
чем тридцати лет время от времени я посещал отдельные уголки  Америки,  но
никогда прежде не видел ее так ясно и всю целиком, как увидел за эти такие
богатые событиями месяцы.
   Я увидел страну, взбудораженную войной и выборами, я как бы  застиг  ее
врасплох, поэтому лучше понял некоторые стороны общего  ее  устройства,  и
они вызвали у меня тревогу. Эти  стороны  я  воспринимал  как  само  собой
разумеющиеся и не задумывался о них с тех пор, как  в  1906  году  изложил
свои первые впечатления в книге "Будущее Америки". Больше  всего  поражает
грубая прямота действий, исключающая всякие последующие сомнения. Основная
цель - играть ради выигрыша, а не ради какого-то воображаемого "интереса к
игре" и делать все, что возможно  в  пределах  правил.  Национальная  игра
американца - покер - построена на безжалостном обмане, а ее  цель  -  куча
монет. Да и в бридж он не  "играет"  -  игру  заменила  система  шулерских
приемов. В драке типичный американец бьет не просто, как приходится  бить,
а изо всех сил. В делах он ставит на выигрыш, для него тут не  может  быть
компромисса, и он почти лишен гордости созидателя. Созидатель для него  не
тот, кто создает прекрасные  вещи,  а  делец,  скопивший  большие  деньги.
Однако во всех остальных случаях он такой же славный малый,  как  и  любой
другой; под влиянием момента он будет и щедр и добр и только отчасти будет
делать это напоказ,  но  все  это  до  тех  лишь  пор,  пока  не  запахнет
соперничеством. И тогда от Атлантики до Тихого океана  не  найдется  более
ожесточенного конкурента.
   Президентские выборы поразили меня своей абсолютной безнравственностью.
Я не могу применить Другого слова. Нападки на семейную  жизнь  президента,
скандальные сделки между рабочими лидерами и штрейкбрехерами, вроде сделок
Люиса и  Вильке,  безрассудство  республиканцев,  которым  совершенно  все
равно,  как  сказался  бы  провал  Рузвельта  на   положении   в   Европе,
каждодневные наглые фальсификации  прессы,  почти  единодушно  настроенной
против Рузвельта, - все выглядело отвратительно. Сейчас на какое-то  время
все это стихло, но таится под поверхностью и снова вынырнет,  когда  снова
вспыхнет нарастающий социальный конфликт.
   Да, при всем видимом могуществе и богатстве Америки в  ней  развивается
глубокий социальный конфликт. К двадцатым годам текущего столетия основные
политические партии стали  такими  же  искусственными  образованиями,  как
зеленые и голубые в  Византии.  Президент  Вильсон  подорвал  Лигу  Наций,
исходя из партийных интересов, которые вряд ли  имели  большую  социальную
значимость, чем борьба Бальфура против Асквита  накануне  1914  года.  Это
была игра, а положение в Европе было лишь фишкой в этой  игре.  Американцы
вели игру со всем присущим им упорством, но до тех пор, пока валютный крах
в Германии не вызвал всемирную финансовую бурю, они все еще твердо верили,
что могут по свободному выбору вмешиваться в дела других  континентов  или
отгораживаться от них, оберегая свое достояние. В  конце  двадцатых  годов
они переживали период лихорадочной сверхспекуляции и избыточного спроса, и
после того, как он достиг  наивысшей  точки,  последовал  бурный  спад.  И
внезапно Соединенные Штаты обнаружили, что они сами оказались в  условиях,
подобных тем, которые сложились в восточном  полушарии,  что  у  них  тоже
начался социальный и экономический развал, что добрая старая уверенность в
свободной конкуренции и "здоровый индивидуализм" уже больше им не помогут.
   Все это обрушилось на американцев с необычайной быстротой. В 1920 году,
когда американская идея "здорового индивидуализма" все еще  торжествовала,
они издевались  над  английскими  рабочими,  над  подачками,  которые  они
получали, и гордились своей личной независимостью. В 1933 году по  Америке
прокатилась волна финансового и промышленного кризиса, и вот, ошеломленная
и  напуганная,  она  приняла   как   спасителя   президента   откровенного
социалиста, и его огромный запоздалый вклад в социализацию под  смягченным
названием "Новый курс". В сущности "Новый  курс"  был  революцией.  От  не
имеющих  существенной  социальной  значимости  столкновений  двух   партий
политика шагнула к острому социальному конфликту между всем, что  стоит  в
обществе  за  могущественными  стяжателями  и  монополистами  и   растущим
непокорством разобщенной  массы  обездоленных.  За  последние  восемь  лет
срывалась одна завеса за другой. Каждые из трех выборов 1932, 1936 и  1940
годов все более очевидно выражали социальный  конфликт.  Очередные  выборы
будут от начала до конца социальным конфликтом и ничем больше.
   Те же противоречия обнажились во всем мире, правда, в разных странах  с
различной степенью  остроты  или  умеренности.  В  этой  книге,  умышленно
повторяясь, я в главах XIV, XVII, XVIII, и особенно в XIV, привожу доводы,
обосновывающие предположение, что почти инстинктивный поворот  Британии  к
умиротворению может смягчить  противоречия  внутри  страны.  Но  если  это
средство пригодно для Британии, оно пригодно и  для  всего  мира.  Это  та
самая политика среднего пути, которой так  недостает  Соединенным  Штатам.
Старый  порядок,  который  не  столько  порядок,  сколько  сосуществование
различных групп накопителей,  теперь  умышленно  готовится  к  беспощадной
последней схватке за  возврат  к  прошлому.  Президент  удерживает  страну
только своей внешней политикой. На любой  конструктивный  проект,  который
мог  бы  послужить  вкладом  в  социализацию  мира,  на  любое  требование
справедливости по отношению к побежденной стороне и даже  на  движение  за
образование  навешивается  ярлык  "красный"  и   "антиамериканский";   все
подвергается нападкам, искажается,  против  всего  подобного  борются,  не
стесняясь в средствах, политики от бизнеса и  их  пресса.  Мы  знаем  и  о
безумном стремлении воспрепятствовать реконструкции мира со стороны  наших
шутов, крайних тори, у нас в Британской империи, но мы  знаем  также,  что
они  не  выражают  мнения  умных   и   серьезных   представителей   своего
собственного  класса.  Торизм  в  Америке,  мне  кажется,  является  более
догматичным и откровенным и обладает большей сплоченностью.  Сам  себя  он
называет "Бизнес", и это действительно означает просто  бизнес.  Возможно,
он не победит, но он может существенно помешать  перестройке  человеческой
жизни.
   Он будет бороться не только против  обездоленных,  но  и  против  самой
судьбы, которая ставит человечество перед выбором:  перестройка  мира  или
катастрофа. А когда придет время, они  не  остановятся  перед  тем,  чтобы
стрелять. Ведь они узколобы, свирепы и энергичны. В Америке сияет еще свет
либерализма, но вы не увидите его в кабинетах банков, в деловых конторах и
помещениях редакций. И куда бы я ни ходил,  у  меня  было  такое  чувство,
будто  шторы  готовы  в  любой  момент  задернуться,  двери  захлопнуться,
основные позиции захвачены. Европейский треугольник, где (А)  богатство  и
привилегии обращаются к (В) фашизму из-за его слепого страха и ненависти к
(С) социализму, может в западном  мире  продолжать  разрастаться  в  более
грубом, зловещем и гигантском масштабе.

   Из книги "Путеводитель к новому миру", 1941.



БОГ ДОЛЛАР
   Пер. - Б.Каминская

   У меня практический склад ума, и я  сужу  о  религии  человека  по  его
поступкам. Если, например, он непрерывно пьянствует, если ради выпивки  он
готов на что угодно и забывает обо всем, что есть хорошего на  свете,  мне
безразлично, какой из затасканных религиозных ярлыков к  нему  приклеен  -
ярлык баптиста, суннита,  индуиста,  буддиста,  православного,  сторонника
христианской науки или  атеиста,  потому  что  настоящий  его  бог  -  это
пьянство. Если же все жизненные ценности  он  выражает  в  долларах;  если
потерять доллары для него означает полный провал, а потратить их с выгодой
и напоказ называется у него "творить добро",  то  мне  безразлично,  какую
веру он исповедует, потому что доллар и есть его истинный бог.
   Много  долларопоклонников  жило  и  умирало,  изнывало  от  зависти   и
трепетало от благоговения, но осмелюсь признаться, я не очень-то  высокого
мнения об их божестве. С ним происходит в наши дни то же, что  со  многими
другими ложными богами. Сомневаюсь, чтобы господь Доллар мог спасти  своих
почитателей. Сомневаюсь, чтобы он и сам мог спастись.
   В расцвете своих сил это был поистине могущественный бог. Он мог вязать
и разрешать от уз. Ни одно  дело  нельзя  было  предпринять,  если  он  не
обеспечивал его капиталом. К вашим услугам могли  быть  свободные  рабочие
руки и груды неиспользованного материала, но если  материал  этот  не  был
оплачен, то как бы велик ни был спрос, ничего у вас не  могло  получиться,
пока бог не смилостивится. Главной заботой каждого, кто стремился  служить
людям, отдавая себя  научным  исследованиям,  или  помогал  им,  занимаясь
какого-либо   рода   благотворительностью,   было   "добывание   средств".
Постепенно это божество завоевало весь мир. Со  всей  земли  собирало  оно
дань, все золото мира стекалось к нему в одну огромную сокровищницу  (мало
того, оно требовало платить ему больше, чем было в человеческих силах).
   Учение жрецов этого божества гласило, что все люди - его рабы. Но  рабы
взбунтовались. Они посоветовали почитателям  доллара  поставить  крест  на
деньгах, а сами начали хозяйничать в своих заложенных странах так,  словно
те свободны от долгов, прибегая  к  системе  товарообмена  и  коллективной
собственности,  обесценивая  деньги  настолько,  что  они  превращались  в
мыльный пузырь, и, наконец, прямо аннулируя долги.
   С тех пор как появились деньги,  история  человечества  -  это  история
таких бунтов, освобождения от долговых обязательств и ликования.  Напрасно
сопротивлялись ростовщики и кредиторы, сделавшие из фишки фетиш.  Напрасно
занимались  они  мелочной  арифметикой.  Крез  был  одним  из   величайших
поклонников Золота в древнем  мире.  Дерзкие  нечестивцы  восстали  против
него, расплавили его золотое божество и влили ему в глотку.

   Из книги "Путеводи