Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
локачественные опухоли на
нашем сознании. Поэтому необходимо изучить и научно вскрыть законы их
развития и воздействия. Старая история считала эти гибкие и неустойчивые
воззрения неизменными. На деле же они так же поддаются лечению, как и
инфекционные заболевания нашего тела. И если мы хотим достичь всеобщего
мира, совершенно необходимо принимать предохранительные меры.
Мое убеждение, что старая история абсолютно бесполезна при решении
современных проблем, особенно углубилось за последние несколько лет в
связи с двумя неприятными явлениями. Одно из них - растущее
недоброжелательство к Англии широких слоев американского общества и
влиятельных кругов Англии к Америке. Этот раскол ослабляет влияние
либеральной мысли в странах английского языка. Другое, гораздо более
тревожное, - это трагическое положение евреев в современном мире. Оба эти
явления связаны с возникновением и развитием национальных легенд, а
поскольку старая история сама по себе - лишь порождение легендарных
представлений, то она, естественно, не может заниматься отцеубийством.
Бросим взгляд на удивительный американский парадокс. Полтора столетия
назад тринадцать штатов, входивших первоначально в союз, освободились от
экономической эксплуатации британской монархии. Они встретили сочувствие и
поддержку Лондона и вообще широких слоев английского народа. Они
отделались и от Георга III", и от лордов, и от епископов. И тем самым не
просто отделились территориально, но и совершили социальный переворот. Мы
не сумели этого сделать. Но чтобы сохранить единство новых отделившихся
колоний, пришлось упростить проблему и сочинить версию о врожденном
коварстве всех англичан вообще. Те события давным-давно ушли в прошлое, но
эта идея овладела умами американцев. Она и сейчас с таким маниакальным
упорством и усердием проповедуется иными американскими авторами, словно
они - платные пропагандисты.
Нынешнее население Соединенных Штатов Америки, помимо значительной доли
англичан, состоит из множества людей самых разных национальностей:
скандинавов, голландцев, немцев, канадцев, итальянцев, моравцев, выходцев
из Восточной Европы, сирийцев и так далее, - и все они, за исключением
евреев, совершенно забыли свои национальные мифы. Лишь крошечная часть
этой огромной массы имела хотя бы одного предка в том или ином лагере
войны за независимость. Но все они без исключения поверили в эту легенду о
коварных британцах. То и дело встречаешь американских граждан с чешским
или немецким акцентом, которые гордятся победой при Банкерхилле и не могут
сдержать негодования при воспоминании о чудовищном варварстве британцев,
которые использовали гессенских наемников в войне белых людей. Они всем
сердцем восприняли "Мэйфлауэр" и идею личной свободы.
Я назвал бы это явление _исторической ассимиляцией_. Оно требует
внимательного изучения в Америке. Еще более настоятельного анализа требует
вопрос о слиянии кельтских, верхне- и нижненемецких народностей и о
распространенном заблуждении, будто они самая чистая и высшая германская
раса.
Но самый поразительный пример того, как старая история искажает
события, - это распространение иудейско-христианской мифологии на
Средиземноморье и затем, в меньшей степени, на остальную Европу и Америку.
Это крайний случай исторической ассимиляции. Прояснить это запутанное дело
- одна из главных задач, стоящих перед научной историей. Свести на нет его
влияние на умы публики - такова должна быть цель любого преподавателя
истории, который стремится к объединению мира. Тугой узел ложных
представлений препятствует любому конструктивному сотрудничеству между
людьми, воспитанными в духе исключительности - будто их народ избран самим
господом, - и остальным человечеством; и пока не будет разрублен этот
узел, надежды на Всеобщий Мир весьма и весьма слабы. Только в наши дни
сквозь туман тактичных умолчаний и оговорок традиционной историографии
можно разглядеть, как в действительности протекал этот процесс. Ныне,
несмотря на старую историю, мы начинаем воссоздавать подлинный облик
событий. Даже если не углубляться в их движущие силы, мы видим, как
родственные семитские народы - вавилонцы, финикийцы, карфагеняне - один за
другим уступали под натиском мидийцев, персов, греков, римлян, то есть
воинственных народов, которые по уровню развития торговли, финансов и
общей культуры стояли ниже побежденных ими семитов. Иудаистские верования
объединены в пестром сборнике, именуемом Библией, и смысл их в том, что
будто бы всевышний обещал привести своих избранников назад в Палестину.
Семитские народы были раскиданы по древнему миру, у них не было
собственной политической организации, но они встречались друг с другом, у
них были места, где они общались, торговали, многие из них читали и
писали, умели считать, и они образовали целую цепь схожих поселений со
схожими нравами, обычаями, обрядами. Не удивительно, что Библия, это
собрание разнородных сочинений, связанных, однако, настойчивой мыслью о
грядущем объединении, завладела воображением раскиданных повсюду семитов и
вызвала ассимиляцию покоренных народов. И вдруг в наших ученых книгах
исчезают финикийцы, вавилонцы, карфагеняне, и вместо них мы внезапно
обнаруживаем одних евреев.
Совершенно очевидно, что иудаизм и христианство возникли одновременно в
ранние эпохи Римской империи. Это были попытки человеческого ума, особенно
людей, говорящих на семитских языках, приспособиться к новым условиям
политической неполноценности. И по-человечески понятно, что многие
подпадали под влияние идей о том, что рассеянный и не пользующийся особым
уважением народ является избранником господним и в конце концов
восторжествует.
С точки зрения общественной психологии это естественно, но это скверная
история. В ней был заключен яд. В умах возникла разграничительная черта, и
огромные массы этого умного, способного, умелого народа, составлявшего
большинство торговых и финансовых кругов и путешественников в обширных
районах Европы и Юго-Западной Азии, обстоятельствами своего воспитания
были лишены всякой возможности тесно общаться с окружающими. Их
отчужденность росла. В силу возникших обычаев они становились все более и
более эксцентричными, упрямо старались держаться обособленно. У всякого
врача или юриста - еврея и сейчас шоры на глазах. Всякий почитающий Библию
христианин настороже, как бы его не сочли неполноценным существом. Всякий
разумный человек нееврей слегка раздражен солидарностью евреев, явно
преувеличенной. И никто из нас в этом не виноват. Мы все отравлены этой
неудачной вавилонской мифологией и вредными баснями о божественном
фаворитизме и земле обетованной; и ничто не излечит нас, если в наших
представлениях и преподавании истории не совершится революционный
переворот.
Трудно представить себе в нынешнем мире положение более ужасное, чем
положение образованного еврея, наделенного чувством реальности. Как бы ни
был он одарен, его все равно в той или иной мере обманут надежды, он все
равно несет на себе клеймо. Его стремление стать гражданином мира не
помогает. Христиане, воспитанные на Библии, отвергают эти претензии. Они
говорят: "Нет, ты еврей". Евреи, воспитанные на той же Библии, тоже
отвергают их. Они говорят: "Помни, ты еврей. Держись своего народа". И он
не знает, куда ему деться. Может быть, мы переживаем такой период, когда
этот вопрос встал особенно остро, но мне кажется, что пока мы в обучении и
евреев и неевреев не очистим энергично факты истории от наслоений, пока не
появится возможность, позволяющая еврею стать гражданином мира, до тех пор
это трагическое разногласие будет тормозить духовное развитие человечества
и калечить жизнь бесчисленному множеству людей.
Еврейский вопрос - яркий пример исторической ассимиляции, пример того,
как пагубно влияет н-а человеческую жизнь яд, именуемый историей. Но не
забудем, что это лишь наиболее явный случай отравления историей. Повсюду,
где обучают старой истории, она разделяет людей. И нам не удастся свернуть
мир с его бедственного пути, если мы попытаемся связать пропитанные
националистическим ядом истории отдельных стран такой ненадежной,
прогнившей бечевой, как Лига Наций, понадеявшись на то, что они будут
действовать друг на друга как противоядие.
Итак, разрешите мне подытожить сказанное. Старая история по самой своей
природе не может служить основой для идеологии Всеобщего Мира. Она в корне
враждебна ей. Она ведет борьбу за устаревшие выдумки о могучей Британии
или Германии, о святой России или Израиле, о высших расах и избранных
народах. И бумажные декреты Лиги Наций, которые отнюдь не увенчивают чело
колосса, а лишь прикрывают кучу копошащихся ура-патриотов, - это
последняя, отчаянная попытка протащить в новый мир старую систему
националистических представлений, в каковых он вовсе не нуждается. Они
пережили самое себя, разложились, они источают яд. Космополис, еще будучи
в колыбели, уже заражен бациллами национализма. Нам не нужна Лига Наций,
нам нужна конструктивная идея общности мира. Если юный Геракл нового мира
хочет выжить, он должен совершить свой первый подвиг - задушить гидру
отравленной истории в ее собственном логове.
Надежды на Всеобщий Мир не сбудутся, если не приучить людей к
реальностям новой истории. Так давайте же возьмемся за это дело - сначала
в наших собственных умах, а затем в университетах, в энциклопедиях, в
школах. Давайте устроим всесожжение учебников старой истории в качестве
нашего вклада в создание Космополиса - естественного, а сейчас просто
необходимого Всемирного Братства людей.
Из книги "Путешествия республиканца-радикала
в поисках горячей воды", 1939.
НАУКА И МИРОВОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
Пер. - Э.Березина
Прежде всего я намерен снова повторить ряд положений, которые уже не
раз высказывал за последние несколько лет. Мне они представляются самым
важным из всего, что можно сказать о нашей жизни и современном мире. И тем
не менее большинство тех, кому они стали известны, явно не придают им
значения. Их не обсуждают, о них не спорят. Люди просто-напросто ведут
себя так, словно ничего не было сказано.
Об этой "слепоте" к словам, об этом пренебрежительном нежелании
высказаться я и хочу говорить в своей статье. Прошу обратить внимание на
то, что я буду называть здесь "мировым общественным мнением", отнюдь не
согласованную систему взглядов; это все безответственная,
непоследовательная болтовня; мы высказываем и выкрикиваем какие-то мысли,
и ни один не придает значения тому, что говорит другой. Если бы
какой-нибудь могучий, сверхчеловеческий интеллект где-то в пространстве
спросил: "О чем сейчас думает Человек, Homo sapiens?" - "Его лихорадит, -
последовал бы ответ. - Он в бреду. Раньше он просто что-то бормотал, а
теперь с болью пробуждается и заговорил громче".
"С какой целью?"
"Без всякой цели. Просто говорит то одно, то другое, даже не
задерживаясь, чтобы поразмыслить над собственными словами".
Я позволю себе вернуться к некоторым своим суждениям, которые явно ни в
чем никого не убедили.
Первое. За последние сорок лет в условиях человеческого существования
произошел коренной переворот. Они изменились столь радикально, что Homo
sapiens не может больше жить так, как жил прошедшие десятки тысячелетий.
Подобно любому другому виду животных, он должен приспособиться к этим
изменившимся условиям или погибнуть как вид. Он может либо совсем
вымереть, либо принять какую-нибудь новую или новые формы. Нечего и
предполагать, что он сохранится таким, каков он есть. Вопрос лишь в том,
удастся ли ему приспособиться настолько быстро, что он успеет стать
прогрессивным сверх-Homo - господствующим видом - или хотя бы выродиться в
некий подвид человека, или же вовсе не сумеет приспособиться, и ему придет
конец.
На этом я позволю себе остановиться несколько подробнее и напомню вам
об одном явлении, постоянно наблюдаемом в экологии.
Вся история прошлого, в общем, говорит за то, что человеческий род не
может выжить. В прошлом господствующие отряды, группы видов, как правило,
исчезали с лица земли в период своего расцвета. Утверждение, что они были
вытеснены соперниками, - старая экологическая ошибка. Они просто-напросто
не сумели приспособиться. Первой их реакцией на изменившиеся условия было
возникновение беспорядочных мутаций, иные из которых некоторое время
просуществовали, но не помогли роду выжить. Нечто подобное произошло,
например, с динозаврами и динотериями. Им пришел конец в самом расцвете.
Есть ли доказательства того, что существу, которое мы называем Homo
sapiens, не грозит подобная же участь? Есть. Это его дар речи.
Доказательство не единственное, но почти единственное. Человеку можно
сообщать всевозможные сведения. Он обладает способностью слушать и
учиться. Такой способности лишены все остальные живые существа. Он
приспосабливается к новым условиям в тысячу раз быстрее любого другого
животного. Ничто не мешает каждому новому поколению Homo sapiens'а
изучить, каким образом приспосабливался ум его предшественников к
изменившимся условиям. Изменив свое поведение, он может существовать в
новых условиях, если они изменились не слишком сильно. Подчеркиваю, если
они изменились не слишком сильно.
Таким образом, на протяжении нескольких десятков тысячелетий своего
развития это своеобразное животное всегда шло в ногу с изменявшимися
условиями. Изобретения и открытия также преобразили войну и экономику,
способствовали расширению социальных групп, но все это произошло настолько
быстро, что Homo sapiens не успел перестроиться духовно. Вплоть до 1900
года человечество умножалось, и его господство на нашей планете возрастало
со скоростью, какой не знала ни одна предшествующая фаза эволюции
животных. Миллион лет тому назад различные виды Hominidoe были группой
редко встречающихся животных. За короткий период геологического времени
один из этих видов вырвался из мрака неизвестности, чтобы стать, как
говорится, "венцом творения". В самом зените и на вершине господства он с
такой же быстротой посеял семена своего биологического краха.
Теперь позвольте снова вернуться к анализу событий последних сорока с
лишком лет.
Во-первых, главным образом благодаря авиации, радио и вообще всем
средствам сообщения и связи произошло то, что можно назвать почти полным
уничтожением расстояния. Сейчас новости узнают чуть ли не одновременно на
всем земном шаре. С добрыми или дурными намерениями люди могут за день или
за день с небольшим перебрасывать с одного конца земли на другой бомбы,
наркотики и любые товары. Расстояния не служат больше защитой суверенности
отдельных государств. Теперь границы одного перекрывают границы другого.
Мы живем друг у друга на пороге. Фактически человечество стало одной
общиной. В 1900 году было бы физически невозможно управлять делами
человечества как одной, всеобъемлющей мировой системой. Правительства
могли сохранять мир на очень значительных территориях, но не в мировом
масштабе. Уничтожение расстояния сделало это теперь не только возможным,
но настоятельно необходимым, если учесть бомбардировочную авиацию и
тотальный характер современной войны.
Перехожу ко второму пункту: за эти последние сорок лет поразительно
выросло наше умение извлекать и использовать материальную энергию. Мир
1900 года был миром сравнительной несостоятельности человека. Для
огромного большинства людей это был мир изнурительного труда, конкуренции
и почти неизбежного социального неравенства. Сейчас это мир неисчерпаемых
ресурсов материальной энергии. Потребность в тяжелом физическом труде
неуклонно уменьшается, а в скором времени и вовсе исчезнет. Нет больше
нужды в людях необученных или знакомых только с одной специальностью; они
должны быть еще и умственно приспособлены к постоянно меняющемуся миру.
Для удовлетворения его запросов требуется все меньше и меньше людей,
ограниченных понятием собственности и методами финансирования, которые
остались почти такими же, как в прошлом веке. Условия существования
изменились в корне, а мы только еще начинаем менять систему своего
поведения.
Поэтому самой насущной социальной проблемой стала так называемая
проблема безработицы. Повсюду наблюдается избыток полных энергии молодых
людей, которым современный мир не может обеспечить сколько-нибудь сносной
жизни. Их без труда удается подбить на всякие бесчинства, и они легко
подпадают под любое влияние, если это сулит им хоть какую-нибудь надежду
или развлечение. Последние сорок лет были главным образом историей
разрушения старой политической и социальной системы этими свихнувшимися,
введенными в заблуждение, беспокойными молодыми людьми. Хулиганы, апаши,
"мунлейтеры" [члены ирландской земельной лиги, в знак протеста
уничтожавшие по ночам посевы и скот английских помещиков] и анархисты
конца прошлого столетия в наши дни уступили место гангстерам,
куклуксклановцам и им подобным. Они создали нелегальные организации. Они
сблизились с политиканами, и их злостный терроризм распространился на
целые страны, на весь мир. Жажда власти, безрассудный бунт из-за разбитых
надежд - вот силы, которые развязали самую чудовищную в истории
человечества войну.
Дряхлый, гибнущий социальный и политический строй, при котором мы
живем, не предусмотрел подобного положения и не предпринял никаких мер для
спасения. В Америке говорили: "Отправляйся на Запад, молодой человек". Но
молодой человек уже достиг берегов Тихого океана и смотрит через море на
перенаселенные острова Японии. В Великобритании и Западной Европе мы
говорили: "Эмигрируй, эмигрируй!" Но все земли, которые можно было
превратить в колонии, уже захвачены, и когда немцы требуют "Lebensraum"
[жизненное пространство (нем.)], их планы, видимо, сводятся к колонизации
на трупах других народов.
В прошлом при меньшем изобилии молодые люди не оказывались в столь
бедственном положении: перед ними открывалась жизнь подневольная, но в
достатке, а излишнюю напряженность мелкие княжества и герцогства время от
времени разряжали войнами. Наши правители также не находят иного выхода,
чем развязывание войны, и они допустили бойню, в которой за сто дней было
убито от трех до четырех миллионов этих обанкротившихся молодых людей.
Однако при нашем социальном беспорядке такого рода временная мера ничего
не спасает. Война в наши дни не исчерпывается уничтожением одних только
молодых людей, падает жизнеспособность всего общества. Уменьшение
народонаселения не снимает проблему. При меньшем населении и меньших
возможностях контроля число неудовлетворенных молодых людей
пропорционально остается неизменным. Вскоре, когда эта дурацкая,
бессмысленная война завершится каким-нибудь не менее дурацким, бесплановым
миром, проблема молодых людей без всяких перспектив встанет перед нами еще
более грозно. Нашему обществу придется столкнуться с целым поколением
людей, которых научили только воевать, и эти люди спросят нас: "А что вы
теперь намерены с нами делать?"
Гот