нта   Абалкина   не   в   Институт
зоопсихологии, куда  абитуриент  по  глупости  и  неопытности  намеревался
поступить, а в школу Прогрессоров, каковые усилия увенчались блистательным
успехом и сделали всю дальнейшую жизнь Льва Абалкина столь  безмятежной  и
счастливой.
     Потрясенный  старик  за  столь  наглое  извращение  истины   закатил,
естественно, своему бывшему ученику оплеуху. Приведя его таким  образом  в
подобающее состояние молчания и внимания, он спокойно объяснил ему, что на
самом деле все было  наоборот.  Именно  он,  С._П._Федосеев,  прочил  Льва
Абалкина в зоопсихологи, уже договорился относительно него в  Институте  и
представил   комиссии    соответствующие    рекомендации.    Именно    он,
С._П._Федосеев, узнав о нелепом, с его  точки  зрения,  решении  комиссии,
устно и письменно протестовал вплоть до регионального Совета  Просвещения.
И именно он, С._П._Федосеев, был  в  конце  концов  вызван  в  Евразийский
сектор   и   высечен   там   как   мальчишка   за   попытку   недостаточно
квалифицированной дезавуации  решения  комиссии  по  распределению.  ("Мне
предъявили там заключение четырех экспертов и как дважды два доказали, что
я  -  старый  дурак,  а  прав,  оказывается,  председатель   комиссии   по
распределению доктор Серафимович...")
     Дойдя до этого пункта, старик замолчал.
     - И что же он? - осмелился спросить журналист Каммерер.
     Старик горестно пожевал губами.
     - Этот дурачок поцеловал мне руку и бросился к своему глайдеру.
     Мы помолчали. Потом старик добавил:
     -  Вот  тут-то  я  и  вспомнил  про  вас...  Откровенно  говоря,  мне
показалось, что он не обратил на это  внимания...  Может  быть,  следовало
рассказать ему о вас поподробнее, но мне было не до того... Мне показалось
почему-то, что я больше никогда его не увижу...



                      2 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. КОРОТКИЙ РАЗГОВОР

     Экселенц был дома. Облаченный в строгое черное кимоно, он восседал за
рабочим столом и занимался любимым делом:  рассматривал  в  лупу  какую-то
уродливую коллекционную статуэтку.
     - Экселенц, - сказал я, - мне надо знать, вступал ли Лев  Абалкин  на
Земле в контакт с кем-нибудь еще?
     - Вступал, - сказал Экселенц и посмотрел на меня, как мне показалось,
с интересом.
     - Могу я узнать, с кем?
     - Можешь. Со мной.
     Я осекся. Экселенц подождал немного и приказал:
     - Докладывай.
     Я доложил. Оба разговора - дословно, выводы свои - вкратце, а в конце
добавил, что, по моему мнению,  следует  ожидать,  что  Абалкин  должен  в
ближайшее время выйти на Комова, Раулингсона, Горячеву и других людей, так
или иначе причастных к его работе с Голованами. А также на  этого  доктора
Серафимовича  -  тогдашнего  председателя   комиссии   по   распределению.
Поскольку Экселенц молчал и не опускал  головы,  я  позволил  себе  задать
вопрос:
     - Можно узнать, о чем он говорил с вами? Меня очень удивляет, что  он
вообще вышел на вас.
     - Тебя это удивляет... Меня тоже. Но  никакого  разговора  у  нас  не
было. Он проделал такую же штуку, что и с тобой: не  включил  изображение.
Полюбовался на меня, узнал, наверное, и отключился.
     - Почему вы, собственно, думаете, что это был он?
     - Потому что он связался со мной  по  каналу,  который  был  известен
только одному человеку.
     - Так, может быть, этот человек...
     - Нет, этого быть не может... Что же касается твоей гипотезы, то  она
несостоятельна. Лев Абалкин сделался превосходным резидентом, он любил эту
работу и не согласился бы променять ее ни на что.
     - Хотя по типу нервной организации быть Прогрессором ему...
     - Это не твоя компетенция, - сказал Экселенц резко. - Не  отвлекайся.
К делу. Приказ отыскать Абалкина и взять его под наблюдение я отменяю. Иди
по его следам. Я хочу знать, где он  бывал,  с  кем  встречался  и  о  чем
говорил.
     - Понял. А если я все-таки наткнусь на него?
     - Возьмешь у него интервью для своей книги. А потом доложишь мне.  Не
больше и не меньше.



                     2 ИЮНЯ 78-ГО ГОДА. КОЕ-ЧТО О ТАЙНАХ

     Около 23.30 Я быстренько принял душ, заглянул в спальню  и  убедился,
что Алена дрыхнет без задних ног. Тогда я вернулся в кабинет.
     Я решил начать со Щекна. Щекн, естественно, не  землянин  и  даже  не
гуманоид, и поэтому потребовался  весь  мой  опыт  и  вся  моя,  скажу  не
хвастаясь, сноровка в обращении с информационными каналами, чтобы получить
те  сведения,  которые  я  получил.  Замечу  в  скобках,  что  подавляющее
большинство моих однопланетников понятия не имеет о реальных  возможностях
этого  восьмого  (или  теперь  уже  девятого?)  чуда  света   -   Большого
Всепланетного Информатория. Вполне допускаю, впрочем, что и  я,  при  всем
своем опыте и всей своей сноровке, отнюдь не имею  права  претендовать  на
совершенное умение пользоваться его необъятной памятью.
     Я послал одиннадцать запросов - три из них, как выяснилось, оказались
лишними - и получил в результате следующую информацию о Головане Щекне.
     Полное его имя было, оказывается, Щекн-Итрч. С семьдесят пятого  года
и по сей день он числился членом постоянной  миссии  Народа  Голованов  на
Земле. Судя по его функциям при  сношениях  с  земной  администрацией,  он
являлся  чем-то  вроде  переводчика-референта  миссии,  истинное  же   его
положение было неизвестно, ибо взаимоотношения  внутри  коллектива  миссии
оставались для землян тайной за семью печатями. Судя по некоторым  данным,
Щекн возглавлял что-то вроде семейной ячейки внутри миссии, причем до  сих
пор не удалось толком разобраться ни в  численности,  ни  в  составе  этой
ячейки, а между тем эти факторы играли, по-видимому, весьма  большую  роль
при решении целого ряда важных вопросов дипломатического свойства.
     Вообще фактических данных о Щекне, как и обо  всей  миссии  в  целом,
набралось множество. Некоторые из них были поразительные, но  все  они  со
временем  вступали  в  противоречие  с  новыми  фактами,  либо   полностью
опровергались последующими наблюдениями. Похоже было, что наша  ксенология
склонялась к тому, чтобы поднять (или опустить - как кому  нравится)  руки
перед этой загадкой. И многие весьма порядочные ксенологи присоединились к
мнению Раулингсона, сказавшего еще лет десять  назад  в  минуту  слабости:
"По-моему, они просто морочат нам голову!.."
     Впрочем, все это  меня  мало  касалось.  Мне  только  следовало  и  в
дальнейшем не забывать слова Раулингсона.
     Располагалась  миссия  на  реке  Телон  в   Канаде,   северо-западнее
Бэйкер-лэйка.  Голованы,   оказывается,   пользовались   полной   свободой
передвижения, причем пользовались ею весьма охотно, хотя и  не  признавали
никакого транспорта, кроме нуль-Т. Резиденция для миссии была возведена  в
строгом соответствии с проектом, представленным самими Голованами,  однако
от удовольствия заселить ее Голованы вежливо уклонились,  а  расположились
вокруг в самодельных подземных помещениях или, говоря попросту,  в  норах.
Телекоммуникации  они  не  признавали,  и  втуне  пропали  старания  наших
инженеров, создавших видеоаппаратуру, специально  приспособленную  для  их
слуха, зрения  и  удобного  манипулирования.  Голованы  признавали  только
личные контакты. Значит, придется лететь в Бэйкер-лэйк.
     Покончив со Щекном, я решил все-таки найти доктора Серафимовича.  Мне
удалось это без особого труда, то есть удалось получить информацию о  нем.
Он, оказывается, умер двенадцать лет назад  в  возрасте  ста  восемнадцати
лет. Доктор педагогики, постоянный член Евразийского  Совета  Просвещения,
член Мирового Совета по педагогике Валерий Маркович Серафимович. Жаль.
     Я взялся за Корнея Яшмаа. Прогрессор Корней Янович Яшмаа уже два года
имел адресом виллу "Лагерь Яна" в десятке километров к северу от Антонова,
в приволжской степи. У него был обширный  послужной  список,  из  которого
явствовало, что вся  его  профессиональная  деятельность  была  связана  с
планетой Гиганда. Видимо, это был очень крупный  практический  работник  и
незаурядный  теоретик  в  области  экспериментальной   истории,   но   все
подробности его карьеры разом вылетели у меня  из  головы,  едва  до  меня
дошли два малоприметных обстоятельства.
     Первое: Корней Янович Яшмаа был посмертным сыном.
     Второе: Корней Янович Яшмаа родился 6  октября  38  года.  Родителями
Корнея  Яшмаа  были  не  члены  группы  "Йормала",  а  супружеская   чета,
трагически погибшая во время эксперимента "Зеркало".
     Я не поверил памяти и полез  в  папку.  Все  было  точно.  И  никуда,
разумеется,   не   девалась   записка   на   обороте   арабского   текста:
"...встретились  двое  наших  близнецов.   Уверяю   тебя   -   совершенная
случайность..." Случайность. Ну, там у них,  на  Гиганде,  может  быть,  и
произошла некая случайность: Лев Абалкин,  посмертный  сын,  родившийся  6
октября 38 года, встретился с Корнеем Яшмаа, посмертным сыном,  родившимся
6 октября 38 года... А у меня это что - тоже случайность?  "Близнецы".  От
разных родителей. "Если не веришь, загляни в 07 и 11". Так. "07" -  передо
мной. Значит, где-то в недрах нашего департамента есть еще и 11. И логично
предположить, что есть и 01, 02 и так далее... Кстати, минус мне, что я не
сразу обратил внимание на этот странный шифр: 07. Дела у нас (конечно,  не
в папках, а в кристаллозаписи) обозначаются  обычно  либо  фантастическими
словосочетаниями, либо названиями предметов...
     Между прочим, что это за эксперимент "Зеркало"? Никогда  о  таком  не
слыхал... Мысль эта пришла как-то вторым планом, и я набрал запрос  в  БВИ
почти машинально. Ответ меня удивил: "ИНФОРМАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ  СПЕЦИАЛИСТОВ.
ПРЕДЪЯВИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА,  ВАШ  ДОПУСК".  Я  набрал  код  своего  допуска  и
повторил запрос. На этот раз карточка с ответом выскочила с  задержкой  на
несколько  секунд:  "ИНФОРМАЦИЯ  ТОЛЬКО  ДЛЯ   СПЕЦИАЛИСТОВ.   ПРЕДЪЯВИТЕ,
ПОЖАЛУЙСТА, ВАШ ДОПУСК". Я откинулся на спинку кресла. Вот это да! Впервые
в моей практике допуска КОМКОНа-2  оказалось  недостаточно  для  получения
информации от БВИ.
     А вот тут я с совершенной отчетливостью ощутил, что вышел за  пределы
своей компетенции. Я как-то сразу вдруг понял, что передо мною -  огромная
и  мрачная  тайна,  что  судьба  Абалкина  со   всеми   ее   загадками   и
непонятностями  не  сводится  просто  к  тайне  личности  Абалкина  -  она
переплетена с судьбами множества других людей, и касаться этих судеб я  не
смею ни как работник, ни как человек.
     И дело, конечно, было не в том, что БВИ отказался дать мне информацию
по какому-то там эксперименту "зеркало". Я был совершенно  уверен,  что  к
тайне этот эксперимент никакого отношения не имеет. Отказ БВИ  был  просто
направляющей затрещиной, заставившей меня оглянуться назад. Эта  затрещина
как бы прояснила мое зрение, я сразу связал между собою все -  и  странное
поведение  Ядвиги  Лекановой,   и   необычный   уровень   секретности,   и
непривычность этого "вместилища документов",  и  странный  шифр,  и  отказ
Экселенца ввести меня полностью в курс дела, и даже его исходная установка
не вступать с Абалкиным  ни  в  какие  контакты...  А  теперь  вот  еще  -
фантастическое совпадение обстоятельств  и  дат  появления  на  свет  Льва
Абалкина и Корнея Яшмаа.
     Была тайна. Лев Абалкин был только  частью  этой  тайны.  И  я  понял
теперь, почему Экселенц поручил это дело именно мне. Наверняка  ведь  были
люди, посвященные в эту тайну полностью, но они, видимо, не  годились  для
розыска. Было достаточно людей, которые провели бы этот розыск не хуже,  а
может быть, и лучше меня, но Экселенц,  безусловно,  понимал,  что  розыск
рано или поздно приведет к тайне, и  тут  важно  было,  чтобы  у  человека
хватило деликатности вовремя остановиться. Но если даже  по  ходу  розыска
тайна будет раскрыта, важно было, чтобы этому человеку  Экселенц  доверял,
как самому себе.
     А ведь тайна Льва Абалкина -  это  вдобавок  еще  и  тайна  личности!
Совсем плохо. Самая сумеречная тайна из всех мыслимых - о  ней  ничего  не
должна знать сама личность... Простейший пример: информация о  неизлечимой
болезни  личности.  Пример  посложнее:  тайна  проступка,  совершенного  в
неведении и повлекшего за собой необратимые последствия, как это случилось
в незапамятные времена с царем Эдипом...
     Ну что ж, Экселенц сделал правильный выбор. Я не люблю тайн.  В  наше
время и на нашей  планете  все  тайны,  на  мой  взгляд,  отдают  какой-то
гадостью. Признаю,  что  многие  из  них  вполне  сенсационны  и  способны
потрясти воображение, но лично мне всегда неприятно в них  посвящаться,  а
еще неприятнее - посвящать в них ни в чем не повинных посторонних людей. У
нас в КОМКОНе-2 большинство работников придерживается той же точки зрения,
и, наверное, именно поэтому  утечка  информации  у  нас  случается  крайне
редко. Но моя брезгливость к тайнам, видимо,  все-таки  превышает  среднюю
норму. Я даже стараюсь никогда не употреблять принятого термина  "раскрыть
тайну",  я  говорю  обычно  "раскопать  тайну"  и  кажусь  себе  при  этом
ассенизатором в самом первоначальном смысле этого слова.
     Вот как сейчас, например.



                           ИЗ ОТЧЕТА ЛЬВА АБАЛКИНА

     ...В темноте город становится плоским, как старинная гравюра.  Тускло
светится плесень в глубине черных оконных проемов, а в редких сквериках  и
на газонах мерцают маленькие мертвенные радуги - это распустились на  ночь
бутоны  неведомых  светящихся  цветов.  Тянет  слабыми,  но  раздражающими
ароматами. Из-за крыш выползает и повисает над проспектом  первая  луна  -
огромный иззубренный серп, заливший город неприятным оранжевым светом.
     У Щекна это светило вызывает  какое-то  необъяснимое  отвращение.  Он
поминутно неодобрительно  взглядывает  на  него  и  каждый  раз  при  этом
судорожно приоткрывает и захлопывает пасть, словно его тянет повыть, а  он
сдерживается. Это тем более  странно,  что  на  его  родном  Саракше  луну
увидеть невозможно из-за атмосферной рефракции, а к земной Луне он  всегда
относился совершенно индифферентно, насколько мне это известно, во  всяком
случае.
     Потом мы замечаем детей.
     Их двое. Держась за руки, они тихонько  бредут  по  тротуару,  словно
стараясь прятаться в тени. Идут они туда же, что и мы со Щекном.  Судя  по
одежде - мальчики. Один повыше, лет восьми, другой совсем  маленький,  лет
четырех или пяти. По-видимому,  они  только  что  вывернули  из  какого-то
бокового переулочка, иначе я бы увидел их издалека.  Идут  уже  давно,  не
первый час, очень устали и едва передвигают ноги... Младший вообще уже  не
идет, а волочится, держась за руку старшего. У старшего на  широкой  лямке
через плечо болтается плоская сумка, он ее все  время  поправляет,  а  она
бьет его по коленкам.
     Транслятор  сухим  бесстрастным  голосом  переводит:   "Устал,  болят
ноги...   Иди,  тебе  сказано...   Иди...  Нехороший  человек...   Ты  сам
нехороший, дурной человек...  Змея с ушами...  Ты сам несъедобный крысиный
хвост..."  Так.  Остановились.  Младший  выворачивает  свою  руку  из руки
старшего  и садится.  Старший  поднимает  его за  ворот, но  младший снова
садится,  и тогда  старший дает  ему по шее.  Из транслятора  валом  валят
"крысы",  "змеи",  "дурнопахнущие животные"  и прочая фауна. Потом младший
принимается  громко  рыдать,   и  транслятор  недоуменно  замолкает.  Пора
вмешаться.
     - Здравствуйте, ребята, - говорю я одними губами.
     Я подошел к ним вплотную, но они только сейчас замечают меня. Младший
моментально перестает плакать  -  глядит  на  меня,  широко  раскрыв  рот.
Старший тоже глядит, но исподлобья, неприязненно, и  губы  у  него  плотно
сжаты. Я опускаюсь перед ним на корточки и говорю:
     - Не бойся. Я добрый. Обижать не буду.
     Я знаю,  что  линганы  не  передают  интонацию,  и  поэтому  стараюсь
подбирать простые успокаивающие слова.
     - Меня зовут Лев, - говорю я. - Я вижу,  вы  устали.  Хотите,  я  вам
помогу?
     Старший не отвечает. Он по-прежнему глядит  исподлобья  -  с  большим
недоверием и настороженностью, а младший вдруг заинтересовывается Щекном и
не сводит с него глаз - видно, что ему и страшно, и интересно сразу.  Щекн
с самым добропорядочным видом сидит в сторонке, отвернув лобастую голову.
     - Вы устали, - говорю я. - Вы хотите есть и пить. Сейчас  я  вам  дам
вкусненького...
     И тут старшего прорывает. Вовсе они не устали, и не  надо  им  ничего
вкусненького. Сейчас он расправится с этой крысоухой змеей, и  они  пойдут
дальше. А кто будет им мешать, тот получит пулю в брюхо. Вот так.
     Очень хорошо. Никто им не собирается мешать. А куда они идут?
     Куда им надо, туда они и идут.
     А все-таки? Вдруг им по дороге? Тогда крысоухую змею  можно  было  бы
поднести на плече...
     В конце концов все улаживается. Съедается четыре  плитки  шоколада  и
выпивается две фляги тонизатора. В маленькие рты вдавливается по полтюбика
фруктовой массы. Внимательно обследуется радужный комбинезон Льва и (после
короткого, но чрезвычайно энергичного спора) позволяется один раз  (только
один!) Погладить Щекна (но ни в коем случае не  по  голове,  а  только  по
спине). На борту у Вандерхузе все рыдают от умиления, и  раздается  мощное
сюсюканье.
     Далее выясняется следующее.
     Мальчики - братья, старшего зовут Иядрудан,  а  младшего  Притулатан.
Жили они довольно далеко отсюда (уточнить не удается) с  отцом  в  большом
белом доме с бассейном во дворе. Совсем еще недавно с ними вместе жили две
тетки и еще один брат - самый старший, ему было восемнадцать лет, - но они
все умерли. После этого отец никогда не брал их с собой за продуктами,  он
стал ходить сам, один, а раньше  они  ходили  всей  семьей.  Вокруг  много
продуктов - и там-то, и там-то, и  там-то  (уточнить  не  удается).  Уходя
один, отец каждый раз приказывал: если он  не  вернется  до  вечера,  надо
взять Книгу, выходить на этот вот проспект  и  идти  все  время  вперед  и
вперед до красивого стеклянного  дома,  который  светится  в  темноте.  Но
входить в этот дом не надо - надо сесть рядом и ждать, когда придут люди и
отведут их туда, где будут и отец, и мама, и все. Почему ночью? А  потому,
что ночью на улицах не бывает дурных человеков. Они  бывают  только  днем.
Нет, мы никогда их не  видели,  но  много  раз  слышали,  как  они  звенят
колокольчиками, играют песенки и выманивают нас  из  дому.  Тогда  отец  и
старший брат хватали свои винтовки и всаживали им  пулю  в  брюхо...  Нет,
больше никого они не знают и не видели. Правда, когда-то давно к ним в дом
приходили какие-то люди с винтовками и целый день спорили  с  отцом  и  со
старшим братом, а потом и мама с обеими тетками вмешалась. Все они  громко
кричали, но отец, конечно, всех переспорил, эти люди ушли и больше никогда
не приходили...
     Маленький Притулатан засыпает сразу же, как  только  я  беру  его  на
закорки. Иядрудан, напротив, отказывается от какой-либо помощи. Он  только
позволил мне приладить половчее свою сумку с Книгой и теперь с независимым
видом идет рядом, засунув руки в карманы. Щекн бежит впереди, не  принимая
участия в разговоре. Всем своим видом он демонстрирует полное равнодушие к
происходящему, но на самом деле он, так же, как  и  все  мы,  заинтригован
очевидным предположением, что цель мальчиков - некое светящееся  здание  -
как раз и есть тот самый объект "Пятно-96".
     ...Что написано в Книге, Иядрудан пересказать не умеет. В  эту  Книгу
все  взрослые  каждый  день  записывали  обо  всем,  что  случается.   Как
Притулатана укусил ядовитый муравей.  Как  вода  вдруг  стала  уходить  из
бассейна, но отец ее остановил. Как тетка умерла  -  открывала  консервную
банку, мама смотрит, а тетка уже мертвая... Иядрудан эту книгу  не  читал,
он плохо умеет читать и  не  любит,  у  него  плохие  способности.  Вот  у
Притулатана очень хорошие способност