андерсен  шикнул  на  него,  и
животное скрылось в кустах.
   Из тени появилась массивная двуногая фигура и  преградила  Гандерсену
путь. Гандерсен подумал сначала, что это сулидор, но тут  же  сообразил,
что это всего лишь робот, вероятно, садовник.
   - Человек, что ты здесь делаешь? - низким голосом спросил робот.
   - Я гость, - ответил Гандерсен, - путник, который ищет ночлега.
   - Женщина ждет тебя?
   - Наверняка нет. Однако она захочет меня видеть. Скажи ей, что пришел
Эдмунд Гандерсен.
   Робот внимательно посмотрел на него.
   - Я скажу ей. Оставайся, где стоишь, и ничего не трогай.
   Гандерсен ждал. Шло время. Становилось  все  темнее,  появилась  одна
луна. Некоторые деревья в саду начали светиться. Змея, похожая на тех, у
которых когда-то добывали яд,  бесшумно  скользнула  прямо  у  него  под
ногами и скрылась. Ветер изменил  направление  и  донес  издали  отзвуки
разговора нилдоров.
   Наконец, робот вернулся.
   - Женщина хочет тебя видеть. Иди дальше по аллее и  входи  в  дом,  -
сказал он.
   Гандерсен поднялся по ступенькам.  На  веранде  он  заметил  странные
растения в горшках, стоявшие как попало,  видимо,  ожидавшие  пересадки.
Некоторые  шевелили  усами  и  подмигивали  огоньками,  чтобы  приманить
намеченную жертву. Гандерсен вошел внутрь, и, не  увидев  никого  внизу,
схватился за упругую лиану и  оказался  на  веранде  второго  этажа.  Он
заметил, что станция поддерживается в порядке как внутри, так и снаружи;
каждая поверхность была чистой и светлой, обои не полиняли, сувениры  со
многих планет стояли на своих местах. Эта станция выглядела так  всегда,
но сейчас, в годы заката земного присутствия на Белзагоре, он не  ожидал
увидеть ее в таком состоянии.
   - Сина! - позвал он.
   Она стояла на веранде, облокотившись на барьер. В свете двух  лун  он
заметил глубокую щель между ее  ягодицами  и  подумал,  что  она  решила
принять его без одежды. Однако, когда  она  обернулась,  оказалось,  что
спереди ее прикрывает какое-то странное одеяние -  светлая  желеобразная
масса, бесформенная, с пурпурными  точечками  и  металлическим  блеском,
нечто вроде огромной амебы. Это "нечто" облегало ее живот и бедра.  Ноги
и плечи оставались обнаженными, обнажена была и  левая  грудь,  но  одна
широкая  псевдоподия   закрывала   правую.   Таинственная   масса   была
прозрачной, и Гандерсен мог отчетливо видеть  красное  пятно  прикрытого
соска Сины и узкую впадину ее  пупка.  По-видимому,  масса  была  живой,
поскольку начала  расползаться,  выпуская  щупальца,  которые  обволокли
левое бедро и правую голень Сины.
   Чудовищность  ее  костюма  повергла  его  в  изумление  и   некоторое
смущение. Сама Сина при этом казалась прежней Синой. Она чуть пополнела,
груди  стали  тяжелее,  бедра   шире,   однако   продолжала   оставаться
привлекательной женщиной в расцвете лет. Но прежняя Сина ни за что бы  в
жизни не позволила, чтобы нечто подобное прикасалось к ее коже.
   Она не спускала с него  взгляда.  Ее  блестящие  черные  волосы,  как
когда-то, падали на плечи. На лице  не  было  ни  единой  морщинки.  Она
смотрела ему прямо в  глаза,  без  смущения,  прочно  упираясь  в  землю
ногами, спокойно опустив руки, высоко подняв голову.
   - Я думала, ты никогда не вернешься, Эдмунд, - сказала Сина.
   Раньше она говорила слишком быстро, взволнованно,  может  быть,  даже
слишком высоким голосом. Теперь она была совершенно спокойна, а голос ее
звучал, как идеально настроенная виолончель.
   - Почему ты вернулся? - спросила она.
   - Это долгая история, Сина. Я даже сам не все понимаю. Я  могу  здесь
переночевать?
   - Ну конечно. Мог бы и не спрашивать!
   - Ты прекрасно выглядишь, Сина. Я думал, через восемь лет...
   - Я превратилась в старую бабу?
   - О, нет!
   Он посмотрел ей в глаза и испугался: они были холодные,  неподвижные,
стеклянные. Это напомнило ему страшное  выражение  глаз  Дикстры  и  его
подруги.
   - Я.., собственно, я не знаю, чего ожидал.
   - На тебя время тоже повлияло к лучшему, Эдмунд. У тебя теперь  более
суровое  лицо,  за  эти  годы  ты  утратил  юношескую   мягкость,   стал
стопроцентным мужчиной. Ты никогда не выглядел лучше.
   - Спасибо.
   - Ты меня не поцелуешь? - спросила она.
   - Насколько мне известно, ты замужем.
   Она вздрогнула и  сжала  один  кулак.  То,  что  было  на  ней,  тоже
среагировало, его цвет потемнел, и оно выпустило второе щупальце.
   - Где ты об этом узнал?
   - На побережье. Ван Бенекер сказал, что  ты  вышла  замуж  за  Джеффа
Курца.
   - Да, вскоре после того, как ты уехал.
   - Понятно. Он здесь?
   Она пропустила вопрос мимо ушей.
   - Не хочешь меня поцеловать? А может быть,  твои  принципы  запрещают
тебе целовать чужих жен?
   Заставив себя улыбнуться, он неловко и смущенно наклонился, обнял  ее
и притянул к себе, пытаясь поцеловать в губы, но так, чтобы случайно  не
коснуться амебы. Она уклонилась от поцелуя.
   - Чего ты боишься? - спросила она.
   - Меня раздражает то, что на тебе, - признался Гандерсен.
   - Оболочник?
   - Если это так называется.
   - Так его называют  сулидоры,  -  сообщила  Сина.  -  Он  водится  на
центральном плоскогорье, присасывается к крупным млекопитающим  и  живет
за счет выделений их кожи. Разве это не чудесно?
   - Я думал, ты терпеть не можешь плоскогорья, - заметил он.
   - О, это было так давно. С тех пор  я  побывала  там  много  раз.  Из
последнего путешествия я привезла оболочника. Он такой ласковый, а кроме
того, в него можно одеться. Смотри.
   Она чуть коснулась животного, и оно начало менять цвета: их оказалась
целая гамма - от фиолетового, когда оно расширялось, до красного,  когда
сжималось. В какой-то момент образовалась целая туника,  покрывшая  Сину
от шеи до колен.
   У Гандерсена создалось впечатление, что там внутри есть нечто темное,
пульсирующее, как сердце, что оно находится прямо внизу ее  живота,  что
оно прикрывает ее лоно - может быть, это был нервный центр существа.
   - Почему он тебе неприятен? - спросила Сина. - Положи сюда руку.
   Он не пошевелился. Она взяла его за руку и коснулась ею своего  бока.
Он почувствовал холодную, сухую поверхность оболочника и  удивился,  что
она вовсе не липкая и скользкая. Сина передвинула его руку выше, пока та
не оказалась на тяжелой груди. Оболочник тотчас же сжался,  оставив  под
его пальцами теплое и налитое обнаженное  тело.  Какое-то  мгновение  он
ласкал ее, но, смущенный, отдернул руку. Соски Сины  затвердели,  ноздри
раздулись.
   - Этот оболочник очень интересный, - заметил Гандерсен. - Но  мне  не
нравится, что он на тебе.
   - Прекрасно,  -  сказала  она  и  коснулась  низа  живота,  там,  где
находилось как бы сердце этого организма. Оболочник сжался,  соскользнул
по ее ногам и отполз в дальний угол веранды.
   - Теперь лучше? - спросила Сина, обнаженная,  блестящая  от  пота,  с
влажными губами.
   Его удивило спокойствие, с которым она пошла на попытку близости.  Ни
он, ни  она  никогда  не  были  чересчур  стыдливы,  но  эта  осознанная
агрессивность в его понимании никак не соответствовала ее характеру. Да,
они были старыми друзьями; когда-то  они  были  и  любовниками,  и  даже
месяца два жили как муж и жена, однако  двусмысленность  их  расставания
должна  была  полностью  разрушить  интимные  отношения.  Даже  если  не
принимать во внимание факт ее супружества с Курцем, само то, что они  не
виделись несколько лет, казалось ему достаточным  основанием  для  более
постепенного возврата к прежней близости.  Он  считал,  что  ее  желание
отдаться  ему  уже  через  несколько  минут   после   его   неожиданного
возвращения  нарушает  не  столько   моральные,   сколько   эстетические
принципы.
   - Надень что-нибудь, - спокойно сказал он. - Но не оболочника.  Я  не
могу  вести  серьезный  разговор,  когда  ты   искушаешь   меня   своими
прелестями.
   - Бедный мой Эдмунд. Ну ладно. Ты ужинал?
   - Нет.
   - Я скажу, чтобы нам принесли ужин. И выпить.
   Сейчас вернусь.
   Она ушла внутрь  дома.  Оболочник,  оставшийся  на  веранде,  несмело
подполз к Гандерсену, будто предлагая на минутку прильнуть к нему.  Тот,
однако, так на него посмотрел, что существо предпочло как  можно  скорее
убраться. Вошел робот с  подносом,  на  котором  стояли  два  золотистых
коктейля. Один бокал он подал Гандерсену, а второй поставил на барьер  и
бесшумно удалился. Вернулась Сина,  одетая  в  мягкое  серое  платье  до
колен.
   - Так лучше? - спросила она.
   Гандерсен и Сина чокнулись, она улыбнулась.  Они  поднесли  бокалы  к
губам.
   - Ты запомнила, что я не люблю пить через соломинку.
   - Я почти ничего не забыла, Эдмунд.
   - Расскажи, как ты здесь живешь?
   - Нормально. Я никогда не представляла,  что  моя  жизнь  может  быть
такой. Я много читаю, помогаю роботам ухаживать за садом,  иногда  здесь
бывают гости, иногда я сама путешествую. Но часто целыми неделями  я  не
вижу ни единой человеческой души.
   - А что с твоим мужем?
   - Целыми неделями я не вижу ни единой души, - повторила Сина.
   - Ты здесь одна? Ты и роботы?
   - Совсем одна.
   - Но здесь, наверное, довольно часто бывают другие люди из Компании?
   - Некоторые - да. Впрочем, нас немного осталось, -  сказала  Сина.  -
Думаю, не больше сотни. Человек шесть  на  Море  Песка,  Ван  Бенекер  в
отеле, четверо или пятеро на станции у старого  ущелья  и  так  далее  -
маленькие группки землян, разбросанные далеко друг  от  друга.  Конечно,
бывают дружеские встречи, но довольно редко.
   - Ты именно этого хотела, когда  решила  здесь  остаться?  -  спросил
Гандерсен.
   - Я не знала, чего я хотела,  кроме  того,  что  хотела  остаться.  Я
поступила бы так же еще раз, даже  зная  все  то,  что  знаю  сейчас.  Я
поступила бы так же.
   - На станции к югу отсюда, - сказал он, - я видел Гарольда Дикстру...
   - Его зовут Генри Дикстра.
   - Генри. И женщину, которую я не знаю.
   - Полин Мэйзор. Во времена Компании она работала на таможне. Генри  и
Полин - мои ближайшие соседи. Но я уже несколько лет  их  не  видела.  Я
никогда не путешествовала к  югу  от  водопадов,  а  они  сюда  тоже  не
приезжают.
   - Их нет в живых, Сина.
   - Вот как?
   - Это был кошмар. Меня отвел к  ним  один  сулидор.  Станция  была  в
руинах: везде слизняки и плесень,  а  в  их  телах  что-то  развивалось,
личинки какой-то губчатой твари в форме корзинки.., которая  прилепилась
к стене, и из нее текла черная, жирная жидкость...
   - Такое случается, - спокойно заметила Сина. - Рано  или  поздно  эта
планета овладевает каждым, хотя каждым по-разному.
   - Дикстра был без сознания,  а  женщина  умоляла  положить  конец  ее
мучениям, и...
   - Ты сказал, что они были мертвы.
   - Не тогда, когда я пришел. Я сказал сулидору, чтобы он их  убил.  Не
было никакой надежды на то, чтобы их спасти. Он прикончил их, а я сжег.
   - Нам пришлось сделать то же самое с Джо Саламоне, - сказала Сина.  -
Он жил в Файр-Пойнт. Как-то раз он отправился в Море Песка, поранился, и
в рану попал какой-то кристаллический паразит. Когда Курц и  Сед  Каллен
нашли его, он весь состоял из великолепных  кубических  и  пирамидальных
радужных кристаллов, которые прорезались сквозь его кожу. И он  был  все
еще жив. Но уже недолго. Хочешь еще выпить?
   - Да, пожалуйста.
   Она вызвала робота. Было совсем темно, взошла третья луна.
   - Я так счастлива, что ты сегодня пришел, Эдмунд,  -  сказала  тихим,
низким голосом Сина. - Чудесный сюрприз.
   - Курца нет дома?
   - Нет, - ответила она. - Его нет, и я не знаю, когда он вернется.
   - Как он себя чувствует?
   - Думаю, он вполне счастлив. Это, конечно, весьма странный человек.
   - Да, странный, - согласился Гандерсен.
   - Мне кажется, что-то в нем есть от святого.
   - Это был бы холодный и темный святой, Сина.
   -  Некоторые  святые  именно  таковы.  Не  всем  дано  быть   святыми
Францисками Ассизскими.
   - Разве жестокость - признак святости?
   - Курц видел в жестокости силу. Он превзошел в этом всех.
   - Таким был и маркиз де Сад, но никто его не канонизировал.
   - Ты знаешь, что я имею в виду,  -  возразила  Сина.  -  Когда-то  мы
говорили о Курце, и ты назвал  его  падшим  ангелом.  Это  очень  точное
определение. Я видела его среди нилдоров, как он с  ними  танцевал.  Они
подходили к нему и буквально поклонялись ему, а он разговаривал с ними и
ласкал их. А вместе с тем он делал то, что было для них гибельно, но они
это просто обожали.
   - Что было для них гибельно?
   - Неважно. Не думаю, чтобы  тебе  это  понравилось.  Он  давал  им..,
иногда.., наркотики.
   - Змеиный яд?
   - Иногда.
   - Где он сейчас? Снова забавляется с нилдорами?
   - В последнее время он нездоров.
   Вошел робот и принес ужин. Гандерсен  поморщился  при  виде  странных
овощей на тарелке.
   - Можешь есть безбоязненно, - заверила его Сина. - Я  сама  выращиваю
их на грядках. Из меня получился хороший садовник.
   - Я не помню ни одного из этих овощей.
   - Они с плоскогорья.
   - Подумать только, какое отвращение вызывало у  тебя  плоскогорье,  -
покачал головой Гандерсен, - каким странным и отталкивающим казалось оно
тебе, когда нам пришлось совершить там вынужденную посадку...
   - Тогда я была еще девчонкой. Когда это случилось -  одиннадцать  лет
назад? Вскоре после того, как мы познакомились. Мне было всего  двадцать
лет. На Белзагоре нужно победить то, что приводит тебя в ужас, иначе сам
будешь побежден. Я снова поехала на плоскогорье. И еще раз, и  еще.  Оно
перестало быть для меня чужим и перестало меня пугать.  А  потом  я  его
полюбила. Я привезла оттуда множество растений  и  животных,  чтобы  они
жили здесь, со мной. Этот регион сильно отличается  от  остальной  части
планеты - полностью отрезанный от всего, совершенно другой.
   - Ты ездила туда с Курцем?
   - Иногда. А иногда с Седом Калленом. Но чаще всего одна.
   - Каллен, - сказал Гандерсен. - Ты часто с ним видишься?
   - О, да. Он, Курц и я  составляли  нечто  вроде  "треугольника".  Это
почти мой второй муж, естественно, в духовном смысле.  Физически  иногда
тоже, но это не имеет значения.
   - Где сейчас Каллен? - спросил он, пристально  глядя  в  ее  строгие,
блестящие глаза.
   Она нахмурилась.
   - На севере. В Стране Туманов.
   - Что он там делает?
   - Почему бы тебе не спросить его самого? - предложила Сина.
   - Я просто хотел узнать, - Гандерсен старался  говорить  спокойно.  -
Честно говоря, я сам еду в Страну Туманов, а здесь остановился по  пути,
из сентиментальных соображений. Я путешествую с пятью нилдорами, которые
направляются на повторное рождение. Они расположились где-то в зарослях.
   Она открыла бутылку серо-зеленого вина и налила ему.
   - Зачем ты хочешь попасть в Страну Туманов? - спросила она с деланной
улыбкой.
   - Из любопытства. Думаю, что по той  же  причине  туда  отправился  и
Каллен.
   - Не думаю, чтобы им руководило любопытство.
   - А что? Может быть, ты объяснишь...
   - Не стоит, - коротко отрезала Сина. Разговор прервался, и  наступила
тишина. Гандерсен подумал, что получить от нее какие-то  сведения  будет
непросто. Ее  нынешнее  спокойствие  могло  довести  до  бешенства.  Она
говорила только то, что считала нужным. Она просто  забавлялась  с  ним.
Ему казалось, что ее радовало звучание собственного теплого  контральто,
раздававшегося в ночной тишине. Это была не та Сина,  которую  он  знал.
Девушка, которую он любил, была  ласковой  и  сильной,  а  не  хитрой  и
скрытной. Когда-то ее окружал ореол невинности, который теперь полностью
рассеялся. Курц, вероятно, был не единственным падшим  ангелом  на  этой
планете.
   - Взошла четвертая луна! - внезапно сказал Гандерсен.
   - Да. Естественно. Разве это так странно?
   - Редко приходилось видеть четыре луны, даже в этих широтах.
   - Это бывает по крайней мере четыре раза в год. Подожди  восхищаться,
скоро появится пятая, и...
   - Так сегодня та самая ночь? - у Гандерсена захватило дух.
   - Да, Ночь Пяти Лун.
   - Никто мне не говорил!
   - Может быть, ты не спрашивал?
   - Два раза я пропустил ее, так как был в Файр-Пойнт.  В  один  год  я
плавал по морю, а в другой раз оказался  в  южной  зоне  туманов,  когда
разбился вертолет. И так как-то все  время  получалось...  Я  видел  это
только один раз, именно тут, Сина,  десять  лет  назад,  когда  мы  были
вместе. Тогда казалось,  что  все  складывается  для  нас  самым  лучшим
образом. И именно сейчас я снова случайно очутился здесь!
   -  Я  думала,  что  ты  специально  спланировал.  Чтобы  отметить  ту
годовщину.
   - Нет, нет. Это чистая случайность.
   - В таком случае счастливая случайность.
   - Когда взойдет пятая луна?
   - Примерно через час.
   Он смотрел на четыре яркие точки, плывущие  по  небу.  Он  так  долго
здесь не был, что забыл, где именно должна  появиться  пятая  луна.  Она
двигалась по своей орбите в обратном направлении - самая яркая из лун, с
покрытой льдом, гладкой, как зеркало, поверхностью.
   Сина снова наполнила его бокал. Они уже кончили есть.
   - Извини, - сказала она. - Сейчас вернусь. Гандерсен остался один. Он
смотрел на небо и пытался понять странно изменившуюся Сину, таинственную
женщину,  тело  которой  стало  еще  более   привлекательным,   а   душа
превратилась в камень. Теперь он знал, что этот камень  был  внутри  нее
все время: например, когда  они  расставались,  он  решил  вернуться  на
Землю, а она вовсе  не  хотела  покидать  Мир  Холмана.  Я  люблю  тебя,
говорила она, и всегда буду любить, но я остаюсь. Почему? Почему? Потому
что хочу остаться, ответила она. И осталась. А  он  тоже  был  упрям,  и
уехал без нее. Они вместе спали на пляже возле отеля в ту последнюю ночь
перед его отъездом.  Он  чувствовал  тепло  ее  тела  еще  тогда,  когда
поднимался на борт корабля, который  унес  его  в  бездну  космоса.  Она
любила его, и он ее любил, но они расстались, так как он  не  видел  для
себя будущего в этом мире, а она видела его только здесь. И вышла  замуж
за Курца. И  исследовала  все  плоскогорье.  И  говорила  теперь  новым,
глубоким голосом; она позволяла какой-то амебе обнимать ее бедра и  лишь
пожала плечами,  узнав,  что  двое  землян  неподалеку  погибли  ужасной
смертью.  Неужели  это  все  еще  была  Сина  -  или  какая-то  искусная
подделка?
   Сквозь темноту доносились голоса нилдоров. Гандерсен слышал невдалеке
еще какой-то странный звук: сдавленное фырканье и хрюканье, напоминавшее
чей-то  болезненный  плач,  хотя  наверняка  это  была  лишь  игра   его
воображения. Скорее  всего,  кто-то  из  животных  Сины,  привезенных  с
плоскогорья, рылся в огороде в поисках вкусных корешков.  Странный  звук
раздался еще два раза.
   Время шло, а Сина не возвращалась.
   И вдруг он увидел, как восходит пятая  луна  -  величиной  с  большую
серебряную монету и такая яркая, что просто ослепляла. Четыре  остальных
луны, казалось, танцевали вокруг  нее.  Две  из  них  были  лишь  яркими
точками, две другие выглядели более представительно. Тени вокруг  здания
и в саду дрожали, изменялись, а с неба лились  потоки  холодного  света.
Гандерсен схватился за барьер веранды и безмолвно умолял луны, чтобы они
оставались на месте, словно Фауст, страстно  восклицавший:  "Остановись,
мгновенье,  ты  прекрасно!"  Но  луны  двигались,  влекомые  неумолимыми
законами ньютоновской механики, и он знал, что  через  час  две  из  них
зайдут, и очарование исчезнет. Где Сина?
   - Эдмунд? - внезапно раздался сзади ее голос.
   Она снова была обнажена, и снова оболочник обнимал ее тело, прикрывая
бедра и вытягивая длинные, узкие щупальца, которые  касались  сосков  ее
прекрасных грудей. В  свете  пяти  лун  ее  загорелая  кожа  блестела  и
сверкала. Теперь она не казалась ему ни  бесстрастной,  ни  агрессивной.
Она была совершенна в своей наготе, и момент был самым  подходящим,  так
что он, не колеблясь, подошел к ней и быстро сброси