л одежду. Он  положил
руки на ее бедра, касаясь  оболочника,  и  странное  создание  поняло  и
послушно соскользнуло с ее тела, словно пояс целомудрия, оказавшийся  не
в силах выполнить свою задачу. Она наклонилась к нему, ее  полные  груди
колыхались,  как  колокола;  он  поцеловал  ее,  целовал  везде,  и  они
опустились на пол веранды, на холодные гладкие камни.
   Глаза ее были открыты, еще более холодные, чем пол,  более  холодные,
чем свет лун - даже в то мгновение, когда он вошел в нее.
   В ее объятиях, однако, не было холода. Тела  их  сплелись  и  ласкали
друг друга. Ее кожа была шелковистой, а поцелуи голодными. Все прошедшие
годы куда-то ушли, и снова вернулось  то,  счастливое  время.  В  момент
наивысшего возбуждения снова послышалось странное хрюканье. Он  заключил
ее в горячие объятия и закрыл глаза.
   Потом  они  молча  лежали  рядом  в  блеске   лунного   света,   пока
бриллиантовая пятая луна не закончила свой путь по небу, и Ночь Пяти Лун
не стала такой же, как любая другая ночь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Гандерсен спал один  в  комнате  для  гостей  на  верхнем  этаже.  Он
проснулся неожиданно рано, посмотрел, как над ущельем встает  солнце,  а
потом спустился в сад. На траве еще лежала  роса.  Он  дошел  до  самого
берега реки, оглядываясь по сторонам в поисках нилдоров, но их нигде  не
было видно. Он долго стоял, глядя, как река несет гигантскую массу воды.
Интересно, подумал он, есть ли здесь рыба?
   Потом он вернулся к дому.
   В свете утренней зари сад Сины показался  ему  менее  зловещим.  Даже
растения  и  животные  с  плоскогорья  выглядели  лишь  странно,  но  не
угрожающе: в каждой географической зоне этой планеты своя типичная фауна
и флора, только и всего. Существа с плоскогорья вовсе не виноваты в том,
что человеку среди них несколько не по себе.
   На первой веранде его встретил робот и предложил завтрак.
   - Я подожду женщину, - сообщил Гандерсен.
   - Она придет позже.
   - Странно. Она никогда так долго не спала.
   - Она с мужчиной, - пояснил робот. - В это время она всегда с  ним  и
утешает его.
   - С каким мужчиной?
   - С мужчиной Курцем. Ее мужем.
   - Так Курц здесь, на этой станции? - удивился Гандерсен.
   - Он лежит больной в своей комнате.
   "А она говорила, что он где-то далеко, - подумал Гандерсен. - Что она
не знает, когда он вернется."
   - Он был в своей комнате вчера ночью? - спросил Гандерсен.
   - Был.
   - Когда он вернулся из своего последнего путешествия?
   - Около года назад,  -  ответил  робот.  -  Может  быть,  тебе  стоит
спросить об этом женщину. Она скоро будет с тобой. Принести завтрак?
   - Да, - решил Гандерсен.
   Сина, однако, долго не появлялась. Лишь минут через десять, когда  он
уже покончил с соками, овощами и жареной рыбой, она  вышла  на  веранду,
одетая в прозрачную белую накидку, сквозь которую видны  были  очертания
ее тела. Она выглядела так, как будто хорошо  выспалась,  кожа  ее  была
гладкой и блестящей, она шла быстрым шагом, а ее  черные  пышные  волосы
развевались на утреннем ветру. Однако строгое, непреклонное выражение ее
глаз оставалось неизменным и совершенно не подходило  общему  настроению
невинности нового дня.
   - Робот сказал, - заговорил Гандерсен, -  чтобы  я  не  ждал  тебя  к
завтраку. Он говорил, что ты так рано не спустишься.
   - Правильно. Обычно я не спускаюсь в это время,  это  правда.  Пойдем
поплаваем?
   - В реке?
   - Нет, дурачок! - она сбросила накидку и сбежала по лестнице  в  сад.
Гандерсен какое-то время сидел, зачарованный  ритмичными  движениями  ее
рук и покачиванием ягодиц, потом пошел за  ней.  На  повороте  тропинки,
которого он до сих пор не замечал, она  свернула  влево  и  остановилась
возле круглого водоема в углублении скалы. Когда он  остановился  рядом,
она изящным движением скользнула в воду, и какое-то мгновение, казалось,
висела неподвижно под  самой  поверхностью;  ее  груди  округлились  под
действием силы тяжести. Когда она  вынырнула,  чтобы  глотнуть  воздуха,
Гандерсен - уже обнаженный - прыгнул в бассейн. Вода, даже в этом теплом
климате, оказалась страшно холодной.
   - Здесь бьет подземный источник, - объяснила Сина.  -  Разве  это  не
чудо? Как ритуальное очищение.
   Из воды, тут же  позади  нее,  высунулось  длинное,  серое  щупальце,
заканчивавшееся мощными когтями. Гандерсен не знал, как ее  предостеречь
- он показал рукой и испуганно вскрикнул. Из  глубины  появилось  второе
щупальце и нависло над ней. Сина обернулась,  и  изумленному  Гандерсену
показалось, что она  ласкает  какое-то  огромное  животное;  потом  вода
забурлила, и оба щупальца исчезли.
   - Что это?
   - Прудовое чудовище, - улыбнулась она. - Его подарил мне  Сед  Каллен
на день рождения два года назад. Это медуза с плоскогорья. Они  живут  в
озерах и жалят всякую мелочь.
   - Какого она размера?
   - О, как большой осьминог. Она очень чувствительная. Я хотела,  чтобы
Сед раздобыл для нее супруга, но он этого не сделал и поехал  на  север,
так что мне, видимо, придется заняться этим самой - ей так одиноко.
   Она вышла из воды  и  вытянулась  на  гладкой,  черной  скале,  чтобы
обсохнуть на солнце. Гандерсен поспешил следом.  С  берега  он  видел  в
воде, освещенной лучами солнца, огромную массу со множеством  щупальцев.
Подарок для Сины ко дню рождения.
   - Ты не могла бы сказать, где сейчас можно найти Седа? - спросил он.
   - В Стране Туманов.
   - Это я уже знаю, но это огромная территория. Где именно?
   Она перевернулась на спину и подогнула колени. Капельки  воды  на  ее
груди радужно переливались на солнце.
   - Почему ты так хочешь его найти? - помолчав, спросила Сина.
   - Я совершаю сентиментальное путешествие, чтобы увидеться со  старыми
друзьями. Мы с Седом когда-то жили почти рядом. Разве это  недостаточный
повод для того, чтобы его найти?
   - Но это не повод для того, чтобы его предать. Он посмотрел  на  нее.
Глаза ее были закрыты, холмики грудей ритмично и спокойно поднимались  и
опускались.
   - Что ты хочешь этим сказать? - спросил он.
   - Случайно, не нилдоры ли отправили тебя за ним?
   - Что за глупости ты говоришь?!  -  возмутился  он,  но  это  звучало
неубедительно даже для него самого.
   - Зачем ты притворяешься?  Нилдоры  хотят  вытащить  его  оттуда,  но
положения договора запрещают им это. Сулидоры не очень хотят соглашаться
на его выдачу, и наверняка ни  один  из  живущих  здесь  землян  его  не
выдаст. Ты, как чужой, должен иметь разрешение нилдоров на путешествие в
Страну Туманов. А поскольку ты не  из  тех,  кто  нарушает  правила,  ты
наверняка обратился за таким разрешением. Нилдоры же  ничего  не  делают
даром... Я права?
   - Кто тебе все это сказал?
   - Я сама поняла. Можешь мне верить.
   Он протянул руку и коснулся ее бедра. Кожа ее была  теперь  теплой  и
сухой. Рука чуть сжала упругое тело. Сина не реагировала.
   - Не поздно ли еще заключить договор? - мягко спросил он.
   - Какого рода?
   - Пакт о ненападении. Мы сражаемся друг с другом с той минуты, как  я
здесь оказался. Отбросим вражду. Я скрываю что-то от тебя, а ты от меня.
К чему? Неужели мы не можем просто помочь друг другу? Мы - представители
человечества в мире, который  намного  более  чудовищен  и  опасен,  чем
кажется большинству людей. Если мы не сможем оказать друг другу помощь и
поддержку, то чего вообще стоят нормальные человеческие отношения?
   Она начала спокойно декламировать:

   Пребудем же верны любви своей!
   Ведь мир, что нам казался царством фей,
   Исполненным прекрасной новизны,
   Он въявь - угрюм, безрадостен, уныл,
   В нем ни любви, ни жалости...

   Слова старых стихов всплывали из глубин памяти... Он продолжил:

   ...и мы,
   Одни, среди надвинувшейся тьмы,
   Трепещем: рок...

   - рок.., рок...?

   ...суровый погрузил
   Нас в гущу схватки первозданных сил,
   ,

   - закончила Сина. - Да. Как это на тебя похоже,  Эдмунд,  в  решающий
момент ты забываешь самые важные слова.
   - Значит, пакта о ненападении не будет?
   - Извини. Я не должна была этого говорить, - она  отвернулась,  взяла
его руку и, положив себе на грудь, коснулась ее губами. -  Ты  прав.  Мы
притворялись друг перед другом, но теперь с этим  покончено.  Теперь  мы
будем говорить только правду. Ты первый  -  это  нилдоры  поручили  тебе
доставить Седа Каллена из Страны Туманов?
   - Да, - ответил Гандерсен. - Таково было условие моего путешествия.
   - И ты согласился?
   - Я поставил некоторые условия со своей стороны,  Сина:  если  он  не
захочет пойти добровольно, я не обязан его принуждать. Но я  должен  его
по крайней мере найти. Это я обещал. Поэтому еще раз прошу  тебя,  скажи
мне, где его искать.
   - Не знаю, - сказала она. -  Понятия  не  имею.  Он  может  быть  где
угодно.
   - Это правда?
   - К сожалению, правда, -  сказала  она,  и  на  мгновение  ее  взгляд
перестал быть холодным и жестким, а голос зазвучал, как голос женщины, а
не как виолончель.
   - Может, хотя бы скажешь, почему он  скрывается,  и  почему  они  так
заинтересованы в том, чтобы его найти?
   - Около года назад, - помолчав, сказала  Сина,  -  он  отправился  на
центральное плоскогорье, как обычно, собирать разные образцы.  Он  хотел
добыть для меня вторую медузу - так он мне обещал. Чаще всего  я  ездила
вместе с ним, но в этот раз Курц был болен, и мне пришлось  остаться.Сед
забрался в ту часть плоскогорья, где  до  сих  пор  никогда  не  был,  и
встретил там  группу  нилдоров,  участвовавших  в  какой-то  религиозной
церемонии.  Он  оказался  среди  них,  и,  видимо,   совершил   какое-то
святотатство.
   - Это был ритуал повторного рождения? - спросил Гандерсен.
   - Нет, повторное рождение может происходить только в Стране  Туманов.
Это было что-то другое, но, видимо, столь  же  важное.  Нилдоры  были  в
бешенстве. Седу едва удалось уйти живым. Он вернулся сюда и сказал,  что
его жизнь в опасности, что нилдоры его преследуют, так как  он  совершил
какое-то кощунство и теперь вынужден искать убежища.  Он  отправился  на
север, а нилдоры гнались за ним до самой границы. С тех пор я  ничего  о
нем не слышала. У меня нет никаких контактов со Страной Туманов.  Больше
я ничего не могу сказать.
   - Ты не сказала, какое святотатство он совершил, - заметил Гандерсен.
   - Не знаю. Не знаю, что это был за обряд,  и  каким  образом  он  ему
помешал. Я повторила тебе то, что он сам мне рассказал. Ты мне веришь?
   - Верю, - сказал Гандерсен и улыбнулся. -  Теперь  сыграем  в  другую
игру, и на этот раз ведущим буду я. Вчера вечером ты сказала,  что  Курц
путешествует, что ты давно его не видела и не знаешь, когда он вернется.
Ты также говорила, что он болел, но быстро сменила тему.  Сегодня  утром
робот, который принес  мне  завтрак,  сообщил,  что  ты  придешь  позже,
поскольку Курц болен и ты, как обычно, с ним, в его комнате. Ведь роботы
не лгут.
   - Этот робот тоже не лгал. Я была там.
   - Почему?
   - Чтобы скрыть его от тебя. Он в очень плохом  состоянии,  -  сказала
Сина, - и не хочет, чтобы его беспокоили. Я знала, что если бы я сказала
тебе, что он дома, ты захотел бы его увидеть. У него  недостаточно  сил,
чтобы принимать гостей. Это была невинная ложь, Эдмунд.
   - Что с ним?
   - Точно неизвестно. Видишь ли, на этой планете  осталось  не  слишком
много медицинской аппаратуры. У меня есть, конечно,  диагностат,  но  на
этот раз он не дал достаточной информации. Думаю, что могла  бы  описать
его болезнь как разновидность рака. Только это не рак.
   - Ты можешь описать симптомы этой болезни?
   - Что это тебе даст? Его тело начало  изменяться.  Он  превратился  в
нечто странное, отвратительное и жуткое. Подробности  тебе  ни  к  чему.
Если ты считаешь, что с Дикстрой и Полин произошло нечто чудовищное,  то
ты был бы потрясен до глубины души, увидев Курца. Но  этого  я  тебе  не
позволю. Я так же должна оберегать тебя от него, как и его от тебя.  Для
тебя будет лучше, если ты его не увидишь.
   Сина присела на камень, скрестив ноги, и  начала  расчесывать  мокрые
спутанные волосы. Гандерсен подумал,  что  она  никогда  не  была  столь
прекрасна, как в это мгновение, одетая лишь в лучи солнца.  Эту  картину
омрачало лишь одно пятно - холод в ее глазах. Неужели  из-за  того,  что
она каждый день видит чудовище, в которое превратился Курц?
   - Курц наказан за свои грехи, - после долгой паузы сказала Сина.
   - Ты действительно в это веришь?
   - Да,  верю,  -  ответила  она.  -  Верю,  что  существуют  грехи,  и
существует расплата за грехи.
   - И что где-то  высоко  на  небе  сидит  старец  с  седой  бородой  и
записывает дурные поступки каждого - тут прелюбодейство, там  ложь,  тут
обжорство, а там тщеславие? Что он правит миром?
   - Понятия не имею, кто правит миром, -  сказала  Сина.  -  И  вообще,
правит  ли  им  кто-нибудь.  Пойми,  Эдмунд:  я  не  пытаюсь  переносить
средневековое богословие на Белзагор. Я не буду клясться Отцом, Сыном  и
Святым Духом и утверждать, что до всей Вселенной действуют одни и те  же
фундаментальные законы. Я просто говорю, что  здесь,  на  Белзагоре,  мы
живем в соответствии с некоторыми моральными  принципами,  свойственными
для этой планеты, и если  кто-то  чужой  появится  на  Белзагоре  и  эти
принципы нарушит, он об этом пожалеет. Это не наш мир, он никогда им  не
был и никогда не будет. Мы живем здесь под постоянной угрозой, поскольку
не понимаем царящих здесь законов.
   - Какие грехи совершил Курц?
   - Мне пришлось бы целый  день  их  перечислять,  -  ответила  она.  -
Некоторые грехи он совершил  в  отношении  нилдоров,  а  некоторые  -  в
отношении собственной души.
   - У нас у всех на совести  грехи  в  отношении  нилдоров,  -  заметил
Гандерсен.
   - В некотором смысле да. Мы гордые и глупые, R  не  хотим  видеть  их
такими, какие они есть, и немилосердно их эксплуатируем.  Это,  конечно,
грех. Грех, который наши предки совершали на всей Земле задолго до того,
как мы завоевали Космос.  У  Курца,  однако,  было  больше  возможностей
грешить, чем у всех прочих - ибо он был  в  большей  степени  человеком.
Когда приходит грехопадение, ангелы падают с очень большой высоты.
   - Что делал Курц с нилдорами? Убивал их? Резал на куски? Бил?
   - Это грехи против их тела, - сказала Сина. - Он поступал хуже.
   - Как же? Скажи.
   - Ты знаешь, что происходило на биостанции, расположенной  к  югу  от
космопорта?
   - Я работал там несколько недель с Курцем и ***

   Саламоне, - сказал Гандерсен. - Давно, когда я был  еще  новичком  на
этой планете, а ты - маленькой девочкой на Земле. Я видел, как  они  оба
выманивали змей из джунглей, брали у них яд и давали  пить  нилдорам.  И
сами тоже пили.
   - И что тогда происходило? Он покачал головой.
   - Я никогда не мог этого понять. Когда я попробовал как-то раз вместе
с ними, у меня возникло впечатление, что  мы  все  трое  превратились  в
нилдоров, а трое из них превратились в нас. У  меня  был  хобот,  четыре
ноги, бивни и гребень. И все выглядело иначе, так как я смотрел  глазами
нилдора. Потом все кончилось, и я снова оказался в собственном теле,  но
меня преследовало страшное  ощущение  вины  и  стыда.  У  меня  не  было
возможности выяснить, что это - действительно телесная метаморфоза,  или
только галлюцинация.
   - Галлюцинация, - сказала Сина. - Благодаря яду ты открыл свой  разум
и душу и проник в сознание нилдора, а в то же самое время нилдор  проник
в твое сознание. Какое-то время нилдор считал себя Эдмундом Гандерсеном.
Для нилдора это переживание, подобное экстазу.
   - Значит, в этом заключался  грех  Курца?  В  том,  что  он  приводил
нилдоров в экстаз?
   - Змеиный яд,  -  объясняла  Сина,  -  используется  также  во  время
церемонии повторного рождения. То, чем занимались ты, Курц и Саламоне  в
джунглях - жалкая, крайне жалкая имитация повторного  рождения.  Нилдоры
принимали в ней участие, но для них это было  святотатством,  причем  по
многим причинам. Во-первых - это происходило не в соответствующем месте.
Во-вторых -  не  были  исполнены  соответствующие  обряды.  В-третьих  -
церемонией руководили люди, а не сулидоры, и  поэтому  все  происходящее
превращалось в пародию на высшее священнодействие, какое  только  бывает
на этой планете. Давая нилдорам яд,  Курц  заставлял  их  участвовать  в
чем-то дьявольском. Воистину дьявольском. Редкий  нилдор  устоит  против
подобного искушения. Курц  находил  удовольствие  как  в  галлюцинациях,
которые  вызывал  яд,  так  и  в  искушении  нилдоров.  Думаю,  что  это
доставляло ему еще большее  наслаждение,  чем  галлюцинации.  Это  самый
тяжкий его грех - он склонял невинных  нилдоров  к  тому,  что  на  этой
планете считается вечным проклятием. В течение двадцати лет на Белзагоре
он хитростью заставил сотни, а может быть, тысячи нилдоров  разделить  с
ним чашу с ядом. Наконец, его присутствие стало невыносимым,  а  страсть
творить зло уничтожила его самого. Теперь он лежит наверху, не  живой  и
не мертвый, но уже не угрожает кому-либо на Белзагоре.
   - Ты хочешь сказать, что инсценировка местного аналога  Черной  Мессы
довела Курца до такого состояния, что ты прячешь его даже от меня?
   - Я в этом убеждена, - сказала Сина. Она встала, потянулась и кивнула
Гандерсену. - Идем домой.
   Они шли обнаженными через сад, рядом друг с  другом,  будто  это  был
первый день творения, а тепло ее тела  и  тепло  солнца  возбуждали  его
страсть. Дважды у него возникала мысль о том, чтобы повалить ее на землю
и утащить в экзотические заросли, и дважды он  сдерживал  себя,  сам  не
зная почему. Когда до дома оставалось полтора десятка метров,  он  вновь
ощутил растущее внутри него желание. Он повернулся и положил руку ей  на
грудь. Она не оттолкнула его.
   - Скажи мне сначала еще одно, - попросила она.
   - Если смогу.
   - Почему ты вернулся на Белзагор? Но только правду. И что влечет тебя
в Страну Туманов?
   - Если ты веришь в грех, -  ответил  он,  -  ты  должна  верить  и  в
возможность его искупления.
   - Верю.
   - Так вот, у меня на совести тоже есть грех.  Может  быть,  не  столь
тяжкий, как грех Курца, но он не дает мне  покоя,  и  я  вернулся  сюда,
чтобы его искупить.
   - В чем же ты согрешил?
   - Я согрешил против нилдоров самым обычным образом: я содействовал их
порабощению,  ставил  себя  выше  них,  не  признавал  их  разума  и  их
внутреннего мира. А особенно я согрешил в том, что помешал семи нилдорам
вовремя попасть на место повторного рождения.  Помнишь,  когда  прорвало
плотину Монро, и  я  заставил  этих  семерых  паломников  работать?  Мне
пришлось применить лучемет, чтобы  они  подчинились,  и  они  пропустили
повторное рождение. Я не  знал,  что  если  они  опоздают  на  повторное
рождение, то потеряют свою очередь. Но даже если бы и знал,  мне  бы  не
пришло в голову, что это имеет для них такое значение. Один грех  влечет
за собой второй. Я уехал отсюда с нечистой  совестью.  Семерка  нилдоров
преследовала меня  во  сне.  Я  понял,  что  мне  придется  вернуться  и
попытаться очистить свою душу.
   - Какое искупление ты имеешь в виду? - спросила она.
   Ему трудно было смотреть ей в глаза. Он опустил взгляд, но  это  было
еще хуже, так как ее нагота все еще возбуждала  его.  Он  заставил  себя
снова взглянуть ей в лицо.
   - Я решил  наконец  узнать,  -  сказал  он,  -  что  такое  повторное
рождение, и принять в нем участие. Я хочу предложить  себя  сулидорам  в
качестве кандидата на возрождение.
   - Нет! - вскрикнула она.
   - Сина, что случилось? Ты...
   Она вся дрожала. Щеки ее горели,  шею  и  грудь  залил  румянец.  Она
прикусила губу и отодвинулась от него.
   - Это безумие, - возбужденно сказала Сина. -  Повторное  рождение  не
для землян. Почему ты считаешь, что сможешь в чем-то  покаяться,  приняв
чужую религию, пройдя обряд, о котором никто из нас ничего не знает...
   - Я должен, Сина.
   - Не будь идиот