к. Он поколебался, думая, стоит ли идти  дальше,  не
убедившись, что все в порядке. Осторожно наклонившись, он опустил  левую
руку в воду. В открытую ладонь ударило течение с правой стороны. Это его
удивило. Он подумал, что, может быть,  усталость  и  холод  спутали  его
мысли.  Несколько  раз  мысленно   рассматривая   свое   топографическое
положение, он приходил к одному и тому  же  тревожному  выводу:  если  я
пересекаю реку в северном направлении, а она течет с запада  на  восток,
то я должен ощущать течение с левой  стороны.  Он  понял,  что,  пытаясь
выбраться из воды, вероятно, повернулся  кругом  и  с  этого  момента  с
отчаянными усилиями возвращался обратно на южный берег реки.
   Он начал сомневаться в собственных рассуждениях.  Возникло  искушение
подождать здесь, на этом камне, пока не рассеется  туман,  но  потом  он
подумал, что так можно ждать всю ночь или дольше. Внезапно он  вспомнил,
что у  него  есть  компас.  Он  достал  его,  и  оказалось,  что  выводы
относительно направления течения были верны. Тогда он  двинулся  обратно
через реку и вскоре достиг места, где окунулся в воду.  Дальнейший  путь
он проделал на этот раз без особых трудностей.
   На берегу он снял одежду и высушил ее с помощью  лучемета,  установив
его на небольшую мощность. Уже наступила ночь.  Он  с  удовольствием  бы
принял  приглашение  в  какое-нибудь  селение  сулидоров,  но  ни   один
гостеприимный хозяин не появился. Пришлось спать под кустом.
   Следующий день был более теплым и менее туманным. Гандерсен  двинулся
в  путь  полный  опасений,  не  остановит  ли  его  вновь"  какое-нибудь
непредвиденное препятствие и не потеряет ли  он  опять  несколько  часов
впустую, но на пути попадались лишь незначительные  ручейки  и  речушки.
Местность в этих краях была неровной, складчатой, словно две  гигантских
руки, одна с севера, а другая с юга, сдавили планету.  Преодолевая  одну
возвышенность  за  другой,  Гандерсен  взбирался  все  выше,   поскольку
местность постоянно  поднималась,  а  над  ней  возносилась  ввысь  Гора
Возрождения.
   Вскоре после полудня он  заметил,  что  идущие  с  востока  на  запад
складки местности как бы свернули под углом и шли теперь с юга на север,
выходя на широкий округлый луг, поросший травой, но  без  деревьев.  Там
паслись огромные  стада  больших  северных  животных,  названий  которых
Гандерсен даже не знал. Здесь водилось всего четыре  или  пять  видов  -
одни горбатые,  с  тяжелыми  копытами,  напоминавшие  неудачное  подобие
коровы, другие похожие на газелей-переростков, и  еще  несколько  пород.
Однако число представителей каждого вида исчислялось сотнями и тысячами.
Дальше к востоку, у  самого  края  поляны,  Гандерсен  увидел  небольшую
группу охотившихся сулидоров, которые окружали одно из животных.
   Он снова услышал гудение пролетающей машины.
   Самолетик, появившийся накануне, возвращался  и  летел  очень  низко,
почти над самой  головой.  Гандерсен  инстинктивно  бросился  на  землю,
надеясь, что его не заметят. Животные вокруг него  беспокоились,  но  не
убегали. Самолет пошел на посадку примерно  в  километре  к  северу.  Он
подумал, что это, наверное, Сина хочет его найти, прежде чем  он  отдаст
себя в лапы сулидоров на Горе Возрождения. Однако он ошибался. Из машины
начали выходить туристы Ван Бенекера.
   Гандерсен отполз за холмик, поросший жесткой травой, и там  спрятался
в зарослях. Он не мог примириться с мыслью,  что  мог  бы  встретить  их
сейчас, на этом этапе своего паломничества, когда он уже освободился  от
многих черт личности прежнего Гандерсена.
   Он наблюдал за туристами.
   Они подходили к животным, фотографировали  их,  и  даже  осмеливались
дотрагиваться  до  тех,  которые  казались  им  наиболее   дружелюбными.
Гандерсен слышал  голоса  и  смех  туристов,  пронзительно  звучавшие  в
царящей вокруг тишине. Он  слышал  также  голос  Ван  Бенекера,  который
что-то  объяснял.  До  него   долетали   отдельные   слова,   столь   же
бессмысленные, как и бред  Курца.  Девять  человек,  ходивших  по  лугу,
казались Гандерсену столь же чужими, как сулидоры. А  может  быть,  даже
еще более чужими. Он  осознавал,  что  в  течение  нескольких  туманных,
холодных дней путешествия в одиночку в нем произошли  перемены,  которых
он сам еще не понимал. Он  чувствовал,  что  его  душа  освободилась  от
гнета, что он стал человеком во всех  отношениях  более  простым,  более
естественным, а вместе с тем и более сложным.
   Час, а может быть, и больше, он  ждал  в  укрытии,  пока  туристы  не
закончат осматривать луг и не вернутся в машину. Что дальше? Отвезет  ли
их Ван Бенекер на север, чтобы они могли посмотреть, что  происходит  на
Горе Возрождения? Нет. Нет. Это  невозможно.  Ван  Бенекер,  как  каждый
приличный землянин, боялся всей этой истории с повторными рождениями,  и
не посмел бы забираться в те таинственные края.
   Однако самолетик полетел на север.
   Гандерсен начал в отчаянии кричать, чтобы они возвращались. Маленькая
блестящая машина,  будто  услышав  его,  развернулась,  набирая  высоту.
Наверное, Ван  Бенекер  пытался  просто  поймать  ветер,  дувший  сзади.
Значит, экскурсия закончилась. Гандерсен смотрел, как самолет  пролетает
прямо над ним и исчезает в тумане. Он  облегченно  вздохнул  и  двинулся
вперед, пугая животных громкими криками радости.
   Казалось, все препятствия  уже  остались  позади.  Гандерсен  пересек
долину, без труда справился  с  заснеженным  уступом,  перебрался  через
неглубокий поток, сократил путь, идя наперерез через  лес.  Он  ритмично
шагал, не обращая внимания на холод, туман,  необходимость  преодолевать
возвышенности или усталость. Он был в прекрасной форме. Когда  он  спал,
сон его был здоровым и крепким; когда искал еду  в  дополнение  к  своим
концентратам,  находил  то,  что  было  нужно;  когда  решал  преодолеть
какое-то препятствие, преодолевал его.  Все  окружающее  излучало  такое
спокойствие, что он порой совершал невероятные вещи.  Он  испытывал  сам
себя, проверяя границы своей выносливости, приближаясь к ним и  переходя
их при малейшей возможности.
   На этом этапе своего путешествия он был совершенно один. Лишь  иногда
он видел следы сулидоров на замерзшем снегу, покрывавшем  большую  часть
местности, но ни одного не встретил. Самолет больше не возвращался.  Сон
его тоже был спокоен.  Призрак  Курца,  мучивший  его  последнее  время,
исчез, и ему снились лишь пустые абстракции, которые забывались сразу же
по пробуждении.
   Он понятия не имел, сколько дней прошло со  смерти  Седрика  Каллена.
Время шло само по себе. Он не ощущал ни  нетерпения,  ни  усталости,  ни
желания, чтобы все это  поскорее  закончилось.  Поэтому  для  него  было
некоторой неожиданностью, когда он оказался на гладком каменном  выступе
шириной метров тридцать, над которым нависала стена ледяных сосулек;  он
посмотрел вверх и понял, что начал подниматься на Гору Возрождения.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

   Издали казалось, что гора возвышается над  туманной  равниной  единым
мощным монолитом. Но теперь, находясь у ее подножия, Гандерсен  заметил,
что она состоит как бы из слоев розового камня, лежащих один на  другом.
Величественная вершина горы, которая, как  он  знал,  уходила  ввысь  на
тысячи метров, скрывалась в тумане, и он видел лишь необъятное подножие.
   Подниматься было легко.  Справа  и  слева  тянулись  отвесные  скалы,
заостренные камни, хрупкие каменные мостики, связывавшие  один  уступ  с
другим;  но  среди  скал  вела   крутая   тропинка   явно   естественною
происхождения, которая позволяла Гандерсену взбираться вверх. На  дороге
лежали кучи помета нилдоров, подтверждавшие, что он на правильном  пути.
Он не мог себе представить, чтобы гигантские создания могли  подниматься
в гору каким-то иным путем. Даже для сулидора все эти обрывы и  пропасти
были бы серьезным испытанием.
   Мунзоры со стрекотанием скакали с уступа на уступ или мягкими  шагами
ходили над ужасающей бездной по протянувшимся над ней лианам. Похожие на
коз животные, белые с ромбовидными черными  пятнами,  большими  прыжками
мчались вверх по склону горы, и их громкий рев отдавался гулким эхом.
   Он поднимался все выше. Было холодно, но свежо. На этой высоте облака
тумана были рваными и не ограничивали видимости. Он  оглянулся  назад  -
далеко внизу лежала равнина; ему показалось, что  он  видит  весь  путь,
который проделал с того луга, где приземлялся самолет.
   Он ждал, когда его остановит  какой-нибудь  сулидор.  Ведь  это  было
самое священное место на  планете.  Неужели  здесь  никто  не  стоял  на
страже? Неужели никто его не схватит, не будет допрашивать, не  прикажет
вернуться?
   Через два часа восхождения он дошел до места, с которого вершины горы
не было  видно,  а  дорога  сворачивала  вправо  и  исчезала  за  горным
массивом. Из-за  поворота  вышли  три  сулидора.  Они  бросили  на  него
безразличный взгляд и удалились, не обратив на него особого  внимания  -
как будто было вполне  нормальным,  что  землянин  поднимается  на  Гору
Возрождения.
   Или, подумал Гандерсен, чувствуя себя неуютно, как будто именно этого
от него и ожидали.
   Через какое-то время дорога снова начала подниматься. Здесь  каменные
навесы создавали как  бы  подобие  крыши,  которая,  однако,  не  давала
никакой защиты. Обитавшие наверху мунзоры с хихиканьем  бросали  в  него
камешки, куски мха и кое-что похуже. Кто это - обезьяны? Или грызуны? Во
всяком  случае,  они  кощунственно  нарушали  торжественную  серьезность
прекрасной  вершины.  Они  раскачивались  на  гибких  хвостах,  шевелили
мохнатыми ушами, плевались, смеялись. Что они хотели сказать?  "Убирайся
отсюда, пришелец с Земли, это не  место  для  тебя!"  Или,  может  быть:
"Оставь надежду, всяк сюда входящий!"
   Гандерсен устроился на  ночь  под  каменным  навесом.  Несколько  раз
какой-то мунзор цапнул его коготками по лицу.  Один  раз  он  проснулся,
когда ему показалось, что из пропасти доносится тоскливый женский  плач.
Он подошел к краю уступа и увидел, что внизу беснуется снежная буря.  На
фоне бушующей стихии, взмывая ввысь и снова опускаясь, парили  существа,
напоминавшие летучих мышей,  с  черными  блестящими  телами  и  большими
кожистыми желтыми крыльями; они ныряли вниз, скрываясь из виду, и  снова
взлетали к своим гнездам, держа в острых  красных  клювах  куски  сырого
мяса. Плача он уже больше не слышал. Он снова заснул  и  спал,  как  под
наркозом, пока его не разбудили лучи восходящего солнца.
   Он умылся в ледяном ручье, пересекавшем тропу, и продолжил путь. Часа
через три он миновал группу нилдоров, бредущих  на  повторное  рождение.
Они были не зелеными, а розовато-серыми, и  принадлежали  к  родствен"ой
расе  нилдоров  из  восточного  полушария.  Гандерсен  прежде  не  знал,
совершают ли эти нилдоры  свой  обряд  повторного  рождения  у  себя  на
континенте, или приходят с этой целью сюда. Теперь ответ  был  известен.
Их было пятеро, они шли медленно, явно выбившись из сил. Шкура  их  была
жесткая и потрескавшаяся, а хоботы - более  толстые  и  длинные,  чем  у
нилдоров с запада,  -  безвольно  свисали.  Нилдоры  были  на  последнем
издыхании, что, впрочем, было понятно - не  имея  возможности  переплыть
океан, они вынуждены были идти по суше через  пустынное  Море  Песка.  В
свое  время  Гандерсену  приходилось   встречать   восточных   нилдоров,
тащившихся через хрустальную пустыню, и теперь он  наконец  понял,  куда
именно они шли.
   - Пусть будет  радостным  ваше  повторное  рождение!  -  крикнул  он,
проходя мимо.
   - Пусть будет спокойным твой путь, - ответил один из них.
   Они тоже не видели  в  нем  ничего  необычного.  Но  он  сам  не  мог
избавиться от мысли, что он нежеланный гость, что он проник сюда  силой.
Инстинктивно он начал пробираться тайком, прижимаясь к внутреннему  краю
тропинки, словно так он был менее заметен. В любой момент мог  появиться
какой-нибудь страж горы и запретить ему идти дальше.
   Над ним, на два или три поворота тропы выше, что-то происходило. Двое
нилдоров и около десяти сулидоров стояли  у  входа  в  черный  провал  в
каменной стене. Он мог их увидеть, лишь с опасностью для жизни встав  на
самом  краю  тропы.  Из  пещеры  появился  третий  нилдор,  а  несколько
сулидоров вошло внутрь. Какая-то остановка по пути  к  месту  повторного
рождения,  подумал  Гандерсен.  Он  вытянул  шею,  стараясь  рассмотреть
получше, но, продолжая двигаться вперед, он достиг места, откуда верхний
уступ уже не был виден. Добраться до  него  оказалось  сложнее,  чем  он
предполагал.
   Тропинка петлей огибала торчащую скалу,  и  путь  предстоял  длинный.
Тропа привела его на северо-восточный склон горы. Уже наступили сумерки,
а пещера, к которой он стремился, была все еще выше. Он добрался до нее,
когда стало совсем темно.
   Все вокруг окутал туман. Гандерсен находился, вероятно, на полпути  к
вершине. Здесь тропинка расширялась, превращаясь  в  площадку,  покрытую
обломками светлого камня. В углублении каменной стены  Гандерсен  увидел
черное отверстие в форме перевернутой буквы V, которое, видимо,  вело  в
большую пещеру. Слева от входа лежали два спящих  нилдора,  а  справа  о
чем-то беседовали пять сулидоров.
   Гандерсен присел за большим валуном, откуда мог  незаметно  наблюдать
за входом в пещеру. Сулидоры  вошли  внутрь,  и  около  часа  ничего  не
происходило.
   Потом он увидел, как они вышли, разбудили одного из нилдоров и повели
его в пещеру. Прошел еще час, прежде чем они пришли за вторым, затем  за
третьим. Была уже глубокая ночь, и туман, постоянный спутник этих  мест,
опустился  еще  ниже.  Летучие  существа  с  большими  клювами,   словно
марионетки на веревочках, с  громкими  криками  опускались  с  вершин  и
исчезали в лежавшем внизу тумане, несколько мгновений  спустя  столь  же
быстро возвращаясь обратно.
   Гандерсен  остался  один.  Он  мог  теперь  заглянуть  в  пещеру,  но
колебался  в  нерешительности,  его  била  дрожь.  Трудно  было  дышать,
видимость полностью исчезла, так как все покрывал туман.  Даже  летающих
тварей было уже не разглядеть, слышались лишь  их  крики.  Ему  хотелось
вернуть хотя бы немного той уверенности в  себе,  которую  он  ощущал  в
первый день после смерти Каллена, когда отправился в этот тяжкий путь  в
одиночку. Наконец он с большим усилием взял себя в руки и в конце концов
решился.
   Он вошел в пещеру.
   Вокруг царила  темнота.  У  входа  не  было  видно  ни  нилдоров,  ни
сулидоров. Он осторожно шагнул вперед. В пещере было холодно,  но  сухо.
Он рискнул - поставил лучемет на малую мощность, включил его  и  увидел,
что стоит посреди огромного зала, потолок которого скрывался  во  мраке.
Стены зала представляли собой причудливую фантазию из каменных  складок,
уступов и столбов, гладко отполированных и ярко сверкавших, когда на них
падал свет. Прямо впереди, между двумя каменными крыльями, напоминавшими
застывшие  занавеси,  лежал  проход.  Он  был  достаточно  широким   для
Гандерсена, но нилдорам, видимо, приходилось протискиваться сквозь  него
с немалым трудом.
   Он направился в сторону прохода. Погасив лучемет, он  шел  на  ощупь,
касаясь стен. Коридор резко сворачивал влево,  а  через  двадцать  шагов
столь же резко вправо. За вторым поворотом Гандерсен увидел слабый свет,
который испускали грибообразные фосфоресцирующие существа на потолке. Он
почувствовал облегчение и одновременно беспокойство,  что  кто-то  может
его увидеть. Коридор, примерно вдвое шире и втрое выше нилдора,  тянулся
до бесконечности в глубь горы, а по сторонам были другие залы и проходы.
   Он двинулся вперед и заглянул в ближайший из залов. В нем  находилось
нечто большое, странное, но явно живое. На полу, на голых камнях, лежала
гора  розового  мяса,  бесформенная  и  неподвижная.  Гандерсен  заметил
короткие толстые конечности и закрученный хвост. Он не видел ни  головы,
ни иных деталей, позволявших  отнести  это  существо  к  какому-либо  из
известных видов. Это мог быть нилдор,  хотя  он  не  казался  достаточно
большим. Наблюдая за ним, Гандерсен заметил, что в какой-то  момент  его
тело надулось, набрав воздуха, а потом снова  опало.  Следующий  вдох  и
выдох произошли через несколько минут. Гандерсен пошел дальше.
   В следующем зале он обнаружил такую же груду  бесформенного  мяса.  В
третьем - то же самое. В четвертом, на противоположной стороне коридора,
находился нилдор восточной  расы  -  тоже  в  состоянии  глубокого  сна.
Соседнее помещение занимал сулидор, лежавший в странной позе: на спине с
вытянутыми вверх лапами. В следующем тоже был сулидор, в той же позе, но
потрясало то, что на нем не было шкуры - он лежал  совершенно  голый,  и
под гладкой серой кожей отчетливо  были  видны  очертания  мышц.  Пройдя
дальше, Гандерсен обнаружил  нечто  еще  более  чудовищное:  с  гребнем,
бивнями и хоботом нилдора, но с фигурой и мощными лапами  сулидора.  Что
за кошмарный уродец? Гандерсен долго стоял, удивленно глядя на  него,  и
думал о том, каким  образом  можно  голову  нилдора  соединить  с  телом
сулидора.  Он  понимал,  что  подобное  просто  невозможно.  Это  спящее
создание  обладает  чертами  обоих  видов,  значит?   Какой-то   гибрид?
Генетическая помесь?
   Он понятия не имел. Теперь, однако, он уже знал,  что  это  не  место
отдыха  по  пути  к  месту  повторных   рождений.   Повторные   рождения
происходили именно здесь.
   Вдалеке из бокового коридора появились какие-то фигуры и прошли через
главный зал. Это были два сулидора и нилдор. Гандерсен прижался к  стене
и стоял не двигаясь, пока они не скрылись в следующем  помещении.  Потом
он продолжил свой путь.
   Он видел чудеса. Он был в саду фантазий, где не  действовали  никакие
барьеры.
   В   одном   месте   лежала   губчатая   масса   розового    мяса    с
одной-единственной узнаваемой деталью  -  длинным  хвостом  сулидора.  В
другом лежал сулидор, лишенный шкуры, с укороченными и толстыми  лапами,
напоминавшими ноги нилдора. Туловище тоже было более тяжелым и  толстым.
Рядом был сулидор с нетронутой шкурой, но с хоботом и ушами нилдора. Еще
в одном месте лежал кусок сырого мяса, не похожий ни на нилдора,  ни  на
сулидора, но живой, ожидающий творящей руки скульптора; а дальше собраны
были хоботы, гребни, бивни, клыки, когти, лапы и  хвосты.  Лежали  куски
шкуры и гладкой кожи, бесформенные куски мяса.
   Казалось, здесь не действовали никакие биологические законы.  Но  это
не была и игра в генную инженерию. Гандерсен знал, что  на  Земле  любой
способный  техник  ловкими  уколами  иглы  и  введением  соответствующих
препаратов может добиться того, что верблюдица  родит  гиппопотама,  или
кошка  -  бурундука,  и  даже  женщина  произведет  на  свет   сулидора.
Достаточно лишь усиливать желаемые характеристики внутри половых  клеток
и подавлять нежелательные, пока не получится вполне убедительное подобие
существа, которое нужно воспроизвести.  Базовые  генетические  "кирпичи"
одинаковы для любых форм жизни; соответствующим  образом  укладывая  их,
можно создать любое чудовище. Здесь, однако, было нечто совершенно иное.
   Гандерсен знал, что на  Земле  можно  заставить  любую  живую  клетку
играть роль оплодотворенного яйца,  делиться,  расти  и  превращаться  в
полный организм. Яд с Белзагора  был  одним  из  катализаторов  подобных
процессов,  существовали  и  другие.   Можно   было   заставить   культю
человеческой  руки  отрастить  всю  руку;  можно  было   взять   кусочек
лягушачьей кожи и создать с его помощью целую армию лягушек; можно  было
даже воссоздать целого человека по его собственным  останкам.  Но  здесь
происходило совсем другое.
   Здесь,  понял  Гандерсен,  происходила  трансмутация   видов.   Здесь
подвергались обработке не яйцеклетки, а  взрослый  организм.  Теперь  он
понял слова На-синисула, когда спросил, проходят ли и сулидоры повторное
рождение: "Ес