убийство доставляло нилдорам удовольствие, но они убивали, не колеблясь,
ибо просто таков был ритуал, и они задумывались над этим не больше,  чем
Сократ, приносящий ягненка в жертву Зевсу или петуха в жертву  Эскулапу.
Это действительно было чудовищно. Я смотрел, как  нилдоры  лишали  жизни
других во имя добра своих душ, и чувствовал, что подо  мной  разверзлась
бездна и я оказался в другом мире,  о  существовании  которого  даже  не
подозревал.  Потом  взошло  солнце,  -  продолжал  Каллен.   -   Теплые,
золотистые лучи падали на растоптанные трупы.  Нилдоры  спокойно  лежали
посреди побоища и отдыхали, удовлетворенные, очистившиеся, свободные  от
тяжкого  бремени.  Вокруг  все  дышало  удивительным  спокойствием.  Они
сражались со своими демонами и победили. Они прошли через ночной  кошмар
и очистились - не знаю,  как,  но  действительно  очистились  от  своего
греха. Я не могу сказать, как можно спасти свою душу путем насилия.  Это
чуждо моим принципам и твоим наверняка тоже. Курц, однако, это  понимал.
Он выбрал тот же путь, что и нилдоры. Он погружался в зло все  глубже  и
глубже, радовался уничтожению, хвалился нарушением законов,  и  несмотря
на это, в конце концов сумел осудить себя сам, счесть себя недостойным и
избавиться от того темного, что в себе обнаружил.  И  поэтому  он  пошел
искать возрождения, и тем показал, что пребывающий в нем ангел еще  жив.
Очищение через зло - с этим ты должен будешь разобраться сам,  Ганди.  Я
тебе ничем не могу помочь. Могу только рассказать,  что  я  видел  в  то
утро, на восходе солнца, на берегу моря крови. Я  заглянул  в  пропасть.
Мне дано было приоткрыть завесу, и я увидел, куда ушел Курц,  куда  идут
нилдоры и куда, быть может, пойдешь и ты. Я не смог.
   А потом они меня чуть  не  схватили,  -  голос  больного  звучал  все
слабее. - Они напали на мой след, почуяли  мой  запах.  Когда  они  были
охвачены безумием, они, думаю, не могли ничего заметить, тем более  если
учесть  запах  сотен  животных  за  оградой.   Но   потом   они   начали
принюхиваться: хоботы поднимались вверх и шевелились, словно  перископы.
В воздухе витал запах богохульства, вонь  шпиона-землянина.  Минут  пять
или десять они втягивали воздух, а я стоял в кустах, парализованный тем,
что видел, и не отдавал себе отчета в  том,  что  они  чуют  именно  мой
запах. Потом у меня  в  голове  внезапно  прояснилось.  Я  повернулся  и
побежал через лес, а они пустились  в  погоню.  Десятками.  Можешь  себе
представить, что это такое,  когда  тебя  преследует  в  джунглях  стадо
разъяренных нилдоров? Я пытался выбирать узкие проходы, недоступные  для
них, проскальзывал среди  деревьев,  кустов  и  камней.  Я  бежал  сломя
голову, пока не свалился без чувств в зарослях  и  меня  не  вырвало.  Я
хотел отдышаться, но услышал  топот  преследователей  и  снова  побежал.
Оказавшись на берегу болота, я прыгнул туда, надеясь, что  они  потеряют
след. Я прятался в тростниках, брел в грязи, но нилдоры окружили меня со
всех сторон. Мы знаем, что ты там - кричали они мне. Выходи. Выходи.  Мы
тебя прощаем, мы хотим тебя только очистить. Они все мне объясняли, даже
достаточно разумно. Невольно - о, конечно, лишь  невольно,  дипломатично
говорили они, я видел церемонию, которой никто, кроме нилдоров, не имеет
права видеть, и теперь необходимо стереть это из моей памяти. Это  можно
сделать с помощью простых средств,  которые  не  стоит  даже  описывать.
По-видимому, какие-то наркотики. Я не соглашался и  ничего  не  отвечал.
Они продолжали уверять меня, что не питают ко  мне  ненависти,  что  они
прекрасно понимают, что я не собирался подглядывать за их таинствами, но
поскольку я их видел, следует предпринять соответствующие шаги -  и  так
далее. Я пополз по дну ручья, дыша через тростниковую трубочку. Когда  я
вынырнул на поверхность,  нилдоры  все  еще  звали  меня  и  все  больше
злились. Их раздражало, что я не хочу к ним выйти. Они  не  преследовали
меня за подглядывание, но их не  устраивало,  что  я  не  соглашаюсь  на
очищение. Именно в этом состояло мое истинное преступление - не то,  что
я шпионил за ними, спрятавшись в кустах, но то, что я  не  желал  пройти
очищение. Я весь день просидел в ручье, а  когда  наступили  сумерки,  я
вылез и поймал сигнал моего вездехода, который, как оказалось, находился
всего в пятистах метрах от меня. Я боялся, что нилдоры  будут  караулить
возле него, но их там не было. Я сел в вездеход и около полуночи  был  у
Сины. Я знал, что у меня немного  времени.  Нилдоры  будут  преследовать
меня по всему континенту. Я рассказал ей в общих чертах, что  случилось,
собрал  вещи  и  отправился  в  Страну  Туманов.   Убежище   мне   могли
предоставить только сулидоры. Они не могут простить  нилдорам,  что  тем
принадлежит власть на Белзагоре.  Так  я  оказался  в  этом  селении.  Я
путешествовал по Стране Туманов, пока однажды  не  почувствовал,  что  у
меня рак, и понял, что это конец. С тех  пор  я  жду  конца,  и  он  уже
близок. Он замолчал.
   - Почему ты не хочешь  рискнуть  и  вернуться?  -  помолчав,  спросил
Гандерсен. - Ведь что бы ни хотели сделать  с  тобой  нилдоры,  в  любом
случае это не столь ужасно, как сидеть  на  пороге  хижины  сулидоров  и
умирать от рака!
   Каллен ничего не ответил.
   - Если даже они дадут тебе наркотик, стирающий  память,  -  продолжал
Гандерсен, - то не лучше ли потерять часть прошлого,  чем  все  будущее?
Если бы ты только захотел вернуться, Сед, и позволил нам заняться  твоим
лечением...
   - Вечно с тобой проблемы, Ганди, ты не слишком логично рассуждаешь, -
сказал Каллен. - А ведь ты умный парень! Там есть еще одна бутылка вина.
Не принесешь?
   Гандерсен прошел мимо сидящих сулидоров и вошел  в  хижину.  Какое-то
время он блуждал в темноте в поисках  бутылки,  и  ему  вдруг  пришло  в
голову, как решить проблему Каллена: вместо  того  чтобы  везти  Каллена
туда, где есть лекарства,  он  просто  привезет  лекарство  Каллену!  Он
прервет, по крайней мере на время, свое путешествие на Гору  Возрождения
и отправится к Водопадам Шангри-Ла,  за  средством  против  рака.  Может
быть, еще не поздно.  Потом,  выздоровев,  Каллен  может  встречаться  с
нилдорами или не встречаться - это его дело. Гандерсен убеждал себя, что
конфликт между Калленом  и  нилдорами  его  не  касается,  и  договор  с
Вол'химиором можно считать аннулированным. "Я ведь сказал,  -  рассуждал
он, - что приведу Каллена только с его согласия, а он  явно  добровольно
не пойдет. Так что теперь моя задача - спасти  ему  жизнь.  Потом  можно
будет отправляться в горы".
   Он взял бутылку и вышел.
   Каллен лежал в своем гамаке, опустив подбородок на грудь;  глаза  его
были закрыты, он слабо дышал, как будто  длинный  монолог  исчерпал  его
силы. Гандерсен не хотел  его  беспокоить,  поставил  вино  и  отошел  в
сторону. Он гулял около часа и думал, но не  пришел  ни  к  каким  новым
выводам.
   Когда он вернулся, Каллен лежал так же, как и прежде, не шевелясь.
   - Он еще спит? - спросил он сулидоров.
   - Он погрузился в очень долгий сон, - ответил один из них.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

   Туман стал гуще. Со всех деревьев, с каждой крыши капало.  На  берегу
свинцового озера Гандерсен  сжег  лучеметом  изможденное  тело  Каллена.
Сулидоры в молчании смотрели на него. В хижине оставались вещи умершего.
Гандерсен просмотрел их, думая, что,  может  быть,  найдет  какую-нибудь
записную книжку или дневник - что-нибудь, напоминающее о душе и личности
Седрика Каллена. Однако там было  лишь  несколько  ржавых  инструментов,
коробка с высохшими  насекомыми  и  ящерицами  и  немного  полуистлевшей
одежды. Он оставил вещи лежать там, где нашел их.
   Сулидоры принесли  ему  холодный  обед,  который  он  съел,  сидя  на
деревянной скамейке перед хижиной Каллена. Стемнело, и он вошел  внутрь,
чтобы лечь спать. Се-холомир и Йи-гартигок стали на страже у входа, хотя
он их об этом не просил. Он ничего не сказал им и сразу же заснул.
   Как ни странно, ему приснился не только что умерший  Каллен,  но  все
еще живой Курц. Он видел Курца,  совершающего  свой  путь  через  Страну
Туманов  -  прежнего  Курца,  еще  не  изменившегося  до  его  нынешнего
состояния: высокого, бледного, с горящими глазами под высоким лбом. Курц
без устали шагал сквозь туман, а за ним шла процессия нилдоров,  зеленые
тела которых были окрашены красными полосами; они останавливались, когда
Курц останавливался, и опускались на колени рядом с ним, а он  время  от
времени давал им  пить  из  фляги,  которую  нес  с  собой.  Когда  Курц
предлагал свою флягу нилдорам, изменения происходили не с ними, а с  ним
самим: его губы сливались  в  узкую  щель,  нос  удлинялся,  его  глаза,
пальцы, ноги постоянно меняли свой вид. Курц больше не имел  постоянного
облика.  В  какой-то  момент  он  превратился  в  сулидора  -  во   всех
отношениях, за исключением одного:  его  лысая  голова  с  высоким  лбом
венчала  массивное  мохнатое  туловище.  Потом  шкура   исчезла,   когти
втянулись, и он принял новую  форму  -  худого,  неуклюжего  существа  с
суставчатыми конечностями. Изменения продолжались.  Нилдоры  пели  гимны
монотонными голосами. Курц был великолепен. Он кланялся, улыбался, махал
им.  Он  носился  вокруг  со  своей  флягой,  которая,  казалось,   была
бездонной. Он проходил  цикл  за  циклом  тошнотворной  метаморфозы.  Он
доставал из рюкзака дары и раздавал их нилдорам: лучеметы, ножи,  книги,
компьютеры, статуэтки, органолы,  бабочек,  бутылки  с  вином,  сенсоры,
транспортные модули,  музыкальные  инструменты,  бусы,  старые  гравюры,
ладанки, корзины с цветами,  бомбы,  фонари,  ботинки,  ключи,  игрушки,
копья. Каждый очередной дар вызывал  восхищенные  вздохи  и  благодарное
ворчание нилдоров; они резвились вокруг него,  поднимая  хоботами  новые
сокровища и радостно демонстрируя их друг другу. "Вы  видите?  -  кричал
Курц. - Я ваш благодетель. Я ваш друг. Я -  воскресение  и  жизнь!"  Они
приближались к месту повторного рождения, которое во сне Гандерсена было
не горой,  но  скорее  бездной,  темной  и  глубокой,  на  краю  которой
собрались в ожидании нилдоры. И Курц, прошедший столько метаморфоз,  что
его тело мерцало и  переливалось,  теперь  украшенный  рогами,  покрытый
чешуей и окутанный языками пламени, шагнул под радостные крики  нилдоров
в бездну, в абсолютную черноту. А потом  из  глубины  пропасти  раздался
долгий крик, пронзительный вопль ужаса и  отчаяния,  столь  жуткий,  что
разбудил Гандерсена, который проснулся в холодном поту.
   Утром он встал, надел рюкзак и дал сулидорам знак, что отправляется в
путь. Се-холомир и Йи-гартигок подошли к нему.
   - Куда теперь пойдешь? - спросил один из них.
   - На север.
   - Нам идти с тобой?
   - Пойду один, - ответил Гандерсен.
   Перед ним был трудный, может быть, даже опасный путь,  но  его  можно
было преодолеть. У него были необходимые запасы и снаряжение, и он знал,
что его примут в каждом селении сулидоров, однако надеялся, что  ему  не
придется  пользоваться  их   гостеприимством.   Его   достаточно   долго
сопровождали, сначала Срин'гахар, потом сулидоры. Он считал, что  должен
закончить свое паломничество сам.
   Через два часа после восхода солнца Гандерсен отправился в путь.
   День обещал быть неплохим. Воздух был холодным и чистым, туман высоко
поднялся, видимость значительно  улучшилась.  Он  прошел  через  лес  за
селением и оказался на довольно высоком холме.  С  его  вершины  он  мог
охватить взглядом весь пейзаж:  суровый,  поросший  лесом,  пересеченный
реками, ручьями, с зеркалами озер. Ему удалось даже  разглядеть  вершину
Горы Возрождения - розовый  пик  на  северном  горизонте  казался  таким
близким, что стоило только вытянуть руку,  только  выпрямить  пальцы,  и
можно было его коснуться. А ущелья, холмы и склоны, которые отделяли его
от цели, не казались серьезным  препятствием  -  он  мог  преодолеть  их
несколькими быстрыми прыжками. Тело его рвалось  вперед:  сердце  билось
ровно, взгляд был острым, ноги легко несли его. Он чувствовал, как в его
душе растет и  охватывает  его  непреодолимое  желание  жить.  Призраки,
омрачавшие его существование столько лет, теперь куда-то исчезли. В этом
краю  холода,  снега  и  тумана  он  почувствовал   себя   очистившимся,
закаленным, готовым принять  все,  что  ему  предстояло.  Его  наполняла
какая-то странная энергия. Ему не мешал ни разреженный воздух, ни холод,
ни угрюмость и мрачность окружавшего его  пейзажа.  Утро  было  необычно
ясным, сквозь высоко  плывущие  тучи  пробивались  лучи  солнца,  золотя
деревья и голую землю. Гандерсен упорно шагал вперед.
   Около полудня туман сгустился, и видимость стала весьма ограниченной.
Гандерсен видел только на расстоянии восьми -  десяти  метров.  Огромные
деревья стали серьезным препятствием: их выступающие,  скрученные  корни
были настоящей ловушкой для невнимательного  путешественника.  Гандерсен
старался идти очень осторожно. Потом он вступил на  территорию,  где  из
земли торчали большие, с плоскими  вершинами  валуны,  словно  скользкие
ступени, ведущие в неведомый край. Он карабкался по  ним  на  ощупь,  не
зная, не ждет  ли  его  в  конце  падение,  и  с  какой  высоты.  Иногда
приходилось прыгать, и каждый прыжок вел в неизвестность;  один  раз  он
приземлился с высоты около четырех метров, после чего у него  еще  минут
пятнадцать болели ноги. Им начинала овладевать усталость, колени и бедра
сгибались все с большим усилием, но мысли были ясны, и его  не  покидало
чувство восхищения.
   Он устроил  привал  возле  маленького,  идеально  круглого  озерка  с
блестящей, как зеркало, поверхностью, окруженного  стройными  деревьями,
окутанными  туманом.  Он  наслаждался  красотой   местности,   полностью
оторванной от всех  мировых  проблем,  и  своим  одиночеством  -  словно
сферический зал с  ватными  стенами  идеально  изолировал  его  от  всей
остальной Вселенной. Он мог  облегченно  вздохнуть  после  утомительного
путешествия, после стольких дней с нилдорами и сулидорами, в  постоянном
страхе чем-то их  обидеть  и  не  получить  прощения.  Ему  не  хотелось
уходить.
   Когда он уже собирал вещи, его ушей коснулся неприятный звук: гудение
машины где-то высоко в небе. Он прикрыл рукой глаза и увидел летящий под
облаками самолетик. Небольшая тупорылая машина делала круги,  как  будто
что-то искала. "Неужели меня?"  -  подумал  Гандерсен.  Он  инстинктивно
спрятался за ствол ближайшего дерева, хотя знал, что пилот не может  его
увидеть даже на открытом пространстве. Вскоре самолет улетел и скрылся в
тумане. Но очарование этого дня развеялось,  а  неприятное  механическое
гудение нарушило только что обретенное спокойствие.
   После часа пути через высокий лес Гандерсен встретил трех  сулидоров,
первых после расставания с  Йи-гартигоком  и  Се-холомиром.  Он  не  был
уверен, как пройдет их встреча, и позволят ли они ему идти  дальше.  Эти
трое явно были охотниками, возвращавшимися в близлежащее  селение.  Двое
из  них  несли  привязанное  к  шесту  убитое  четвероногое   травоядное
животное, с бархатистой черной  шерстью  и  длинными  загнутыми  рогами.
Гандерсен почувствовал внезапный  страх  при  виде  приближавшихся  трех
гигантских созданий, но страх, к его удивлению, прошел столь же  быстро,
как и появился. Ведь сулидоры, несмотря на зверскую  внешность,  ему  не
угрожали. Они, конечно, могли свалить его одним ударом лапы, но зачем? У
них было не больше  причин  нападать  на  него,  чем  у  него  сжечь  их
лучеметом - здесь, в своем  естественном  окружении  даже  их  облик  не
казался диким. Большие - да. Сильные. С могучими клыками и  когтями.  Но
отнюдь не столь страшные.
   -    Приятно    ли    твое    путешествие,    путник?    -    спросил
сулидор-предводитель, тот, который не нес добычу. Он говорил спокойно  и
дружелюбно на языке нилдоров.
   - Путник путешествует без приключений, - ответил Гандерсен, и на ходу
сочинил свое приветствие:
   - Доброжелателен ли лес к охотникам?
   - Как видишь, охотникам повезло.  Если  твой  путь  лежит  в  сторону
нашего селения, приглашаем тебя разделить с нами нашу добычу.
   - Я направляюсь к Горе Возрождения.
   - Значит, наше селение лежит на твоем пути. Пойдешь с нами?
   Гандерсен принял приглашение, тем  более,  что  приближалась  ночь  и
поднимался резкий, холодный ветер. Селение сулидоров  было  небольшим  и
находилось в получасе пути на северо-восток, у  подножия  крутой  скалы.
Жители селения были вежливы, хотя и полны собственного  достоинства,  но
без всякой враждебности. Они отвели ему угол в хижине, дали еды и  питья
и оставили его в покое. Они относились к нему  не  как  к  представителю
чужой, презренной расы бывших завоевателей, но как к  обычному  путнику,
ищущему ночлега. У сулидоров, конечно, не было таких поводов  для  обид,
как  у  нилдоров,  поскольку  они  никогда  не  были  рабами   Компании.
Гандерсену, однако, всегда представлялось, что они лишь подавляют в себе
ярость,  и  их  вежливость  и  доброжелательность  оказалась  для   него
несколько  неожиданными.  Он  начал   подозревать,   что   его   прежнее
представление о них было отражением  его  собственной  вины.  Утром  ему
принесли фрукты и рыбу, а потом он распрощался с ними и пошел дальше.
   Второй день пути в одиночестве не принес ему такого удовольствия, как
первый. Погода испортилась, было холодно,  влажно,  часто  шел  снег,  и
почти все время низко висел густой туман.  Он  потерял  ценные  утренние
часы, попав в ловушку без выхода -  справа  и  слева  тянулись  горы,  а
впереди неожиданно появилось огромное озеро. О том, чтобы переплыть его,
нечего было и  думать;  ему  пришлось  бы  провести  несколько  часов  в
холодной воде, чего он наверняка бы не пережил. Пришлось обходить озеро,
свернув на запад и потратив много времени - к полудню он  находился  все
еще на той же  широте,  что  и  накануне.  Вид  окутанной  туманом  Горы
Возрождения постоянно притягивал взгляд. Через два  часа  после  полудня
ему показалось, что  он  отыграл  утреннюю  задержку,  но  дорогу  вновь
преградила широкая бурная река, текшая с запада на восток - видимо,  та,
что впадала в озеро, оказавшееся ранее у него на пути. Он  не  отважился
ее переплыть, поскольку его неминуемо снесло бы течением, прежде чем  он
успел бы добраться до берега. Следующий час или  два  он  шел  вверх  по
реке, пока не нашел брод. Река в этом месте была, правда, еще  шире,  но
видна была отмель. Кроме того, в русле реки  лежали  нанесенные  валуны,
соединявшие оба берега.  Некоторые  из  них  торчали  над  поверхностью,
другие были под водой, но  неглубоко.  Гандерсен  начал  переправляться,
прыгая с одного камня на другой, и почти треть пути проделал,  почти  не
замочив ног. Потом он вдруг провалился в  воду  по  шею,  оскальзывался,
ощупью искал опору.  Его  окутывал  все  более  густой  туман,  создавая
ощущение полного одиночества в целой Вселенной - перед ним и позади него
клубилась белая мгла. Он не  видел  ни  деревьев,  ни  берега,  ни  даже
лежавших перед ним камней. Он изо всех сил пытался удержаться на ногах и
не сбиться с пути. В какой-то момент он споткнулся и  снова  оказался  в
воде. Его начало сносить течением, и он потерял ориентацию, не  в  силах
подняться на ноги. Он собрал все свои силы, чтобы уцепиться за камень, и
через несколько минут сумел встать. Шатаясь и тяжело дыша,  он  добрался
до возвышавшегося над водой валуна и присел на него. Он  весь  промок  и
трясся от холода. Прошло минут пять, прежде чем он смол идти дальше. Он,
правда, не высох, но по крайней мере  восстановил  дыхание.  Он  нащупал
впереди другой выступавший из воды камень, потом еще один, и еще. Теперь
было уже легко - он  двигался  вперед  почти  посуху.  Он  ускорил  шаг,
преодолев еще несколько камней. В какой-то момент туман  расступился,  и
он смог увидеть берег.
   Что-то было не та