будет приятно, а она не против. 
Сказала, что он гордится своей фамилией и я у него единственный ребенок. 
А у нее были еще дети. 
	Если бы мы не разошлись... Тогда было бы ради чего жить. Если 
бы не разошлись, Сара не выбрала бы Сон, не лежала бы сейчас в забытьи 
с "шлемом грез" на голове. 
	Интересно, какие сны она выбрала, на какой искусственной жизни 
она остановилась? Хотел спросить ее, но не решился. Да и не пристало 
спрашивать о таких вещах...~ 
	Он снова взял шлем, надел его на голову и привел в порядок свои 
мысли. Машинка сразу защелкала: 
	@"Человек растерялся. Но ненадолго. Человек пытался что-то 
сделать. Но недолго. Потому что пять тысяч не могли заменить миллионы, 
которые отправились на Юпитер, чтобы в ином обличье начать лучшую 
жизнь. У оставшихся пяти тысяч не было ни сил, ни идей, ни стимула. 
	Сыграли свою роль и психологические факторы. Традиция - она 
тяжелым грузом давила на сознание тех, кто остался. Джуэйнизм - он 
принудил людей быть честными с собой и с другими, принудил людей 
осознать наконец тщетность их потуг. Джуэйнизм не признавал превратной 
доблести. А между тем оставшиеся пять тысяч больше всего нуждались 
именно в превратной, бездумной доблести, не отдающей себе отчета в том, 
что ей противостоит. Все их усилия выглядели жалкими перед тем, что 
было совершено до них, и в конце концов они поняли, что пяти тысячам не 
под силу осуществить мечту миллионов. 
	Всем жилось хорошо. Так зачем терзаться? Есть еда, есть одежда, 
есть кров, есть дружеское общение, развлечения, всяческие удобства. Есть 
все, чего только можно себе пожелать. 
	И человек прекратил попытки что-то сделать. Он наслаждался 
жизнью. Стремление достичь чего-то ушло в небытие, вся жизнь людей 
превратилась в рай для пустоцветов".@ 
	Вебстер снова снял шлем, протянул руку и нажал кнопку, 
выключая машинку. 
	~Если бы нашелся хоть один желающий прочесть то, что я напишу, 
~думал он. ~Хоть один желающий прочесть и осознать. Хоть один, 
способный уразуметь, куда идет человек. 
	Конечно, можно им рассказать об этом. Выйти на улицу, хватать 
каждого за рукав и держать, пока все не выскажу. И ведь они меня поймут, 
на то и джуэйнизм. Поймут, но вдумываться не станут, отложат впрок где- 
нибудь на задворках памяти, а извлечь оттуда потом будет лень или 
недосуг. 
	Будут предаваться все тем же дурацким занятиям, развлекаться все 
теми же бессмысленными хобби, которые заменили им труд. Рендолл с его 
отрядом шалых роботов ходит и упрашивает соседей, чтобы позволили 
переоборудовать их дома. Бэлентри часами изобретает новые алкогольные 
напитки. Ну, а Джон Вебстер убивает двадцать лет, копаясь в истории 
единственного города Земли.~ 
	Тихо скрипнула дверь, и Вебстер обернулся. В комнату неслышно 
вошел робот. 
	Да, в чем дело, Оскар? 
	Робот остановился - туманная фигура в полумраке кабинета. 
	- Пора обедать, сэр. Я пришел узнать... 
	- Что придумаешь, то и годится, - сказал Вебстер. - Да, Оскар, 
положи-ка дров в камин. 
	- Дрова уже положены, сэр. 
	Оскар протопал к камину, наклонился, в его руке мелькнуло пламя, 
и щепки загорелись. 
	Понурившись в кресле, Вебстер глядел, как огонь облизывает 
поленья, слушал, как они тихо шипят и потрескивают, как в дымоходе 
просыпается тяга. 
	- Красиво, сэр, - сказал Оскар. 
	- Тебе тоже нравится? 
	- Очень нравится. 
	- Генетическая память, - сухо произнес Вебстер. - Воспоминание о 
кузнице, в которой тебя выковали. 
	- Вы так думаете, сэр? 
	- Нет, Оскар, я пошутил. Просто мы с тобой оба анахронизмы. 
Теперь мало кто держит камины. Незачем. А ведь есть в них что-то, что-то 
чистое, умиротворяющее. 
	Он поднял глаза на картину над камином, озаряемую 
колышущимся пламенем. Оскар проследил его взгляд. 
	- Как жаль, сэр, что с мисс Сарой все так вышло, - сказал он. 
	Вебстер покачал головой. 
	- Нет, Оскар, она сама так захотела. Покончить с одной жизнью и 
начать другую. Будет лежать там, в Храме, и спать много лет, и будет у нее 
другая жизнь. Причем счастливая жизнь, Оскар. Потому что она ее сама 
задумала. 
	Его мысли обратились к давно минувшим дням в этой самой 
комнате. 
	- Это она писала эту картину, Оскар. Долго работала, все старалась 
поточнее передать то, что ее занимало. Иной раз смеялась и говорила мне, 
что я тоже здесь изобретен. 
	- Я не вижу вас, сэр, - сказал Оскар. 
	- Верно, меня там нет. А впрочем, может быть, и есть. Не весь, так 
частица. Частица моих корней. Этот дом на картине - усадьба Вебстеров в 
Северной Америке. А я тоже Вебстер, но как же я далек от этой усадьбы, 
как далек от людей, которые ее построили. 
	- Северная Америка не так уж далеко, сэр. 
	- Верно, Оскар. Недалеко, если говорить о расстоянии. В других 
отношениях далеко. Он почувствовал, как тепло камина, наполняя кабинет, 
коснулось его. 
	...Далеко. Слишком далеко - и не в той стороне. 
	Утопая ступнями в ковре, робот тихо вышел из комнаты. 
	~Она долго работала, все старалась поточнее передать то, что ее 
занимало.~ 
	А что ее занимало? Он никогда не спрашивал, и она ему никогда не 
говорила. Помнится, ему всегда казалось, что, вероятно, речь идет о дыме - 
как ветер гонит его по небу; об усадьбе - как она приникла к земле, 
сливаясь с деревьями и травой, укрываясь от надвигающегося ненастья. 
	Но, может быть, что-нибудь другое? Какая-нибудь символика, 
какие-нибудь черты, роднящие дом с людьми, которые его строили. 
	Он встал, подошел ближе и остановился перед камином, 
запрокинув голову. Теперь он различал мазки, и картина смотрелась не так, 
как на расстоянии. Видно технику, основные мазки и оттенки - приемы, 
которыми кисть создает иллюзию. 
	Надежность. Она выражена в самом облике крепкого добротного 
строения. Стойкость. Она в том, как здание словно вросло в землю. 
Суровость. упорство, некоторая сумрачность... 
	Целыми днями она просиживала, настроив видеофон на усадьбу, 
прилежно делала эскизы, писала не спеша, часто сидела и просто смотрела, 
не прикасаясь к кистям. Видела собак, по ее словам, видела роботов, но их 
она не изобразила, ей нужен был только дом. Одно из немногих 
сохранившихся поместий. Другие, веками остававшиеся в небрежении, 
разрушились, вернули землю природе. 
	Но в этой усадьбе были собаки и роботы. Один большой робот, по 
ее словам, и множество маленьких. 
	Вебстер тогда не придал этому значения - был слишком занят. 
	Он повернулся, прошел обратно к столу. 
	Странно, если вдуматься. Роботы и собаки живут вместе. Один из 
Вебстеров когда-то занимался собаками, мечтал помочь им создать свою 
культуру, мечтал о двойной цивилизации человека и пса. 
	В мозгу мелькали обрывки воспоминаний. Смутные обрывки 
сохранившихся в веках преданий об усадьбе Вебстеров. Что- то о роботе по 
имени Дженкинс, который с первых дней служил семье Вебстеров. Что-то о 
старике, который сидел на лужайке перед домом в своей качалке, глядя на 
звезды и ожидая исчезнувшего сына. Что-то о довлеющем над домом 
проклятье, которое выразилось в том, что мир не получил учения Джуэйна. 
	Видеофон стоял в углу комнаты, словно забытый предмет 
обстановки, которым почти не пользуются. Да и зачем им пользоваться - 
весь мир сосредоточился здесь, в Женеве. 
	Вебстер встал, сделал несколько шагов, потом остановился. 
Номера-то в каталоге, а где каталог? Скорее всего в одном из ящиков стола. 
	Он вернулся к столу, начал рыться в ящиках. Охваченный 
возбуждением, он рылся нетерпеливо, словно терьер, ищущий кость. 
 
 
	Дженкинс, робот-патриарх, потер металлический подбородок 
пальцами. Он всегда так делал, когда задумывался, - бессмысленный жест, 
нелепая привычка, заимствованная у людей, с которыми он так долго 
общался. 
	Его взгляд снова обратился на черного песика, сидящего на полу 
рядом с ним. 
	- Так ты говоришь, волк вел себя дружелюбно? - сказал Дженкинс. 
- Предложил тебе кролика? 
	Эбинизер взволнованно заерзал. 
	- Это один из тех, которых мы кормили зимой. Из той стаи, которая 
приходила к дому, и мы пытались ее приручить. 
	- Ты смог бы его узнать? 
	Эбинизер кивнул. 
	- Я запомнил его запах. Я узнаю. 
	Сыщик переступил с ноги на ногу. 
	- Послушай, Дженкинс, задай ты ему взбучку! Ему положено было 
слушать тут, а он убежал в лес. Что это он вдруг вздумал гоняться за 
кроликами... 
	- Это ты заслужил взбучку, Сыщик, - строго перебил его Дженкинс. 
- За такие слова. Тебя придали Эбинизеру, ты его часть. Не воображай себя 
индивидом, ты всего- навсего руки Эбинизера. Будь у него свои руки, он 
обошелся бы без тебя. Ты ему не наставник и не совесть. Только руки, 
запомни. 
	Сыщик возмущенно зашаркал ногами. 
	- Я убегу, - сказал он. 
	- К диким роботам, надо думать. 
	Сыщик кивнул: 
	- Они меня с радостью примут. У них такие дела затеяны... Я им 
пригожусь. 
	- Пригодишься как металлолом, - язвительно произнес Дженкинс. - 
Ты же ничему не обучен, ничего не знаешь, где тебе с ними равняться. 
	Он повернулся к Эбинизеру. 
	- Подберем тебе другого. 
	Эбинизер покачал головой. 
	- По мне, и Сыщик хорош. Я с ним как- нибудь полажу. Мы друг 
друга знаем. Он не дает мне лениться, заставляет все время быть начеку. 
	- Вот и прекрасно, - заключил Дженкинс. - Тогда ступайте. И если 
тебе, Эбинизер, случится опять погнаться за кроликом и ты снова 
встретишь этого волка, попробуй с ним подружиться. 
	Сквозь окна в старинную комнату струились лучи заходящего 
солнца, они несли с собой тепло весеннего вечера. 
	Дженкинс спокойно сидел в кресле, слушая звуки снаружи. Там 
звякали коровьи колокольчики, тявкали щенки, гулко стучал колун. 
	~Бедняжка~, думал он, ~улизнул и погнался за кроликом, вместо 
того чтобы слушать. Слишком много, слишком быстро... Это надо 
учитывать. А то как бы не надорвались. Осенью устроим передышку на 
неделю-другую, поохотимся на енотов. Это пойдет им только на пользу. 
	А там, глядишь, настанет день, когда все дикие твари научатся 
мыслить, говорить, трудиться. Дерзкая мечта, и сбудется она не скоро, а 
впрочем, не более дерзкая, чем иные человеческие мечты. 
	Может быть, их мечта даже лучше, ведь в ней нет и намека на 
взращенную людьми черствость, нет тяги к машинному бездушию, творцом 
которого был человек. Новая цивилизация, новая культура, новое 
мышление. Возможно, с оттенком мистики и фантазерства, но разве 
человек не фантазировал? Мышление, стремящееся проникнуть в тайны, на 
которые человек не желал тратить время, считая их чистейшим суеверием, 
лишенным какой-либо научной основы. 
	Что стучит по ночам?.. Что бродит около дома, заставляя псов 
просыпаться и рычать, - и никаких следов на снегу? Отчего воют к 
покойнику?.. 
	Псы знают ответ. Они знали его задолго до того, как получили 
речь, чтобы говорить, и контактные линзы, чтобы читать. Они не зашли в 
своем развитии так далеко, как люди, - не успели стать циничными 
скептиками. Они верили в то, что слышали, в то, что чуяли. Они не избрали 
суеверие как форму самообмана, как средство отгородиться от незримого.~ 
	Дженкинс снова повернулся к столу, взял ручку, наклонился над 
лежащим перед ним блокнотом. Перо скрипело под нажимом его руки. 
	@"Эбинизер наблюдал дружелюбие у волка. Рекомендовать 
Совету, чтобы Эбинизера освободили от слушания и поручили ему 
наладить контакт с волком".@ 
	~С волками полезно подружиться. Из них выйдут отменные 
разведчики. Лучше, чем собаки. Более выносливые, быстрые, ловкие. 
Можно поручить им вместо псов слежку за дикими роботами за рекой, 
поручить наблюдение за замками мутантов.~ 
	Дженкинс покачал головой. 
	~Теперь никому нельзя доверять. Те же роботы... Вроде бы ничего 
плохого не делают. Держатся дружелюбно, заходят в гости и в помощи не 
отказывают. Соседи как соседи, ничего не скажешь. Да разве наперед 
угадаешь... И ведь они машины изготавливают. 
	Мутанты никому не докучают, они вообще почти не показываются. 
Но и за ними лучше присматривать. Кто знает, какая у них чертовщина на 
уме. Как они с человеком поступили, какой подлый трюк выкинули: 
подсунули джуэйнизм в такое время, когда он погубил род людской. 
	Люди... Они были для нас богами, а теперь ушли, бросили нас на 
произвол судьбы. Конечно, в Женеве еще есть сколько-то людей, но разве 
можно их беспокоить, им до нас дела нет.~ 
	Сидя в сумерках, он вспоминал, как приносил виски, как выполнял 
разные поручения, вспоминал дни, когда в этих стенах жили и умирали 
Вебстеры. 
	Теперь он выполняет роль духовного отца для псов. Славный 
народец, умные, смышленые. И стараются вовсю. 
 
 
	Негромкий звонок заставил Дженкинса подскочить в кресле. Снова 
звонок, одновременно на пульте видеофона замигала зеленая лампочка. 
Дженкинс встал и оцепенел, не веря своим глазам. 
	Кто-то звонит! Кто-то звонит после почти тысячелетнего молчания! 
	Пошатываясь, он добрел до видеофона опустился в кресло, 
дотянулся дрожащими пальцами до тумблера и нажал его. 
	Стена перед ним растаяла, и он оказался лицом к лицу с человеком, 
сидящим за письменным столом. За спиной человека пылающий камин 
озарял комнату с цветными стеклами в стрельчатых окнах. 
	- Вы Дженкинс, - сказал человек, и в его лице было нечто такое, от 
чего у Дженкинса вырвался крик. 
	- Вы!.. Вы!.. 
	- Я Джон Вебстер, - представился человек. 
	Дженкинс уперся ладонями в верхнюю кромку видеофона и замер, 
испуганный непривычными для робота эмоциями, которые бурлили в его 
металлической душе. 
	- Я вас где угодно узнал бы, - произнес он. - Та же внешность. 
Любого из вас узнал бы. Я вам столько прислуживал! Виски приносил и... 
и... 
	- Как же, как же, - сказал Вебстер. - Ваше имя передавалось от 
старших к младшим. Мы вас помнили. 
	- Вы ведь сейчас в Женеве, Джон? - Дженкинс спохватился: - Я 
хотел сказать - сэр... 
	- Зачем так торжественно? Джон, и все. Да, я в Женеве. Но мне 
хотелось бы с вами встретиться. Вы не против? 
	- Вы хотите сказать, что собираетесь приехать? 
	Вебстер кивнул. 
	- Но усадьба кишит псами, сэр. 
	Вебстер усмехнулся. 
	- Говорящими псами? Ну да, - подтвердил Дженкинс, - и они будут 
рады вас видеть. Они ведь все знают про ваш род. По вечерам на сон 
грядущий слушают рассказы про былые времена и... и... 
	- Ну, что еще, Дженкинс? 
	- Я тоже буду рад увидеть вас. А то все один да один! 
 
 
	Бог прибыл. 
	От одной мысли об этом притаившегося во мраке Эбинизера 
бросало в дрожь. 
	~Если бы Дженкинс знал, что я здесь,~ думал он, ~шкуру с меня 
содрал бы. Дженкинс велел, чтобы мы хоть на время оставили в покое 
гостя.~ 
	Перебирая мягкими лапами, Эбинизер дополз до двери кабинета и 
понюхал. Дверь была открыта - чуть-чуть!.. 
	Он прислушался, вжимаясь в пол, - ни звука. Только запах, 
незнакомый резкий запах, от которого по всему телу пробежала волна 
блаженства и шерсть на спине поднялась дыбом. 
	Он быстро оглянулся - никого. Дженкинс в столовой, наставляет 
псов, как им надлежит себя вести, а Сыщик ходит где-то по делам роботов. 
	Осторожно, тихонько Эбинизер подтолкнул носом дверь. Щель 
стала шире. Еще толчок, и дверь отворилась наполовину. 
	Человек сидел в мягком кресле перед камином, скрестив свои 
длинные ноги, сплетя пальцы на животе. 
	Эбинизер еще плотнее вжался в пол, из его глотки невольно 
вырвался слабый визг. 
	Джон Вебстер сел прямо. 
	- Кто там? - спросил он. 
	Эбинизер оцепенел, только сердце отчаянно колотилось. 
	- Кто там? - снова спросил Вебстер, заметил пса и произнес уже 
гораздо мягче: - Входи, дружище. Давай входи. 
	Эбинизер не двигался. 
	Вебстер щелкнул пальцами. 
	- Я тебя не обижу. Входи же. А где все остальные? 
	Эбинизер попытался встать, попытался ползти, но кости его 
обратились в каучук, кровь - в воду. А человек уже шагал через кабинет 
прямо к нему. Эбинизер увидел, как человек нагибается над ним, ощутил 
прикосновение сильных рук, потом вознесся в воздух. И запах, который он 
уловил из-за двери, - одуряющий запах бога - распирал его ноздри. 
	Руки прижали его к незнакомой материи, которая заменяла 
человеку мех, затем послышался ласковый голос. Эбинизер не разобрал 
сразу слов, только почувствовал - все в порядке. 
	- Пришел познакомиться, - говорил Джон Вебстер. - Улизнул, 
чтобы познакомиться со мной. 
	Эбинизер робко кивнул. 
	- Ты не сердишься? Не скажешь Дженкинсу? 
	Вебстер покачал головой. 
	- Нет, не скажу Дженкинсу. 
	Он сел, и Эбинизер уселся на его коленях, глядя на его лицо, 
волевое, изборожденное складками, которые казались еще глубже в 
неровном свете каминного пламени. 
	Рука Вебстера поднялась и стала гладить голову Эбинизера, и 
Эбинизер заскулил от восторга, переполнявшего его псиную душу. 
	- Все равно что вернуться на родину, - говорил Вебстер, обращаясь 
к кому-то другому. - Как будто ты надолго куда-то уезжал и наконец 
вернулся домой. Так долго дома не был, что ничего не узнаешь. Ни 
обстановку, ни расположение комнат. Но чувство родного дома владеет 
тобой, и ты рад, что вернулся. 
	- Мне здесь нравится, - сказал Эбинизер, подразумевая колени 
Вебстера, но человек понял его по-своему. 
	- Еще бы, - отозвался он - Для тебя это такой же родной дом, как 
для меня. Даже больше, ведь вы оставались здесь и следили за домом, а я о 
нем позабыл. 
	Он гладил голову Эбинизера, теребил его уши. 
	- Как тебя звать? - спросил он. 
	- Эбинизер. 
	- И чем же ты занимаешься, Эбинизер? 
	- Я слушаю. 
	- Слушаешь? 
	- Ну да, это моя работа. Ловить слухом гоблинов. 
	- И ты их в самом деле слышишь? 
	- Иногда. Я не очень хороший слухач. Начинаю думать про 
кроликов и отвлекаюсь. 
	- Какие же звуки издают гоблины? 
	- Когда какие. Когда ходят, когда просто тюкают. Иногда говорят. 
Только они чаще думают. 
	- Постой, Эбинизер, а где же находятся эти гоблины? 
	- А нигде, - ответил Эбинизер. - Во всяком случае, не на нашей 
Земле. 
	- Не понимаю. 
	- Это как большой дом. Большой дом. в котором много комнат. 
Между комнатами двери. Из одной комнаты тебе слышно, есть ли кто в 
других комнатах, но попасть к ним ты не можешь. 
	- Почему же не можешь? - возразил Вебстер. - Открыл дверь да 
вошел. 
	- Но ты не можешь открыть дверь. Ты даже не знаешь про нее. 
Тебе кажется, что твоя комната - одна во всем доме. И даже если бы ты 
знал про дверь, все равно не смог бы ее открыть. 
	- Ты говоришь про разные измерения. 
	Эбинизер озабоченно наморщил лоб. 
	- Я не знаю такого слова - измерения. Я объяснил тебе так, как 
Дженкинс нам объяснял. Он говорил, что на самом деле никакого дома нет, 
и комнат на самом деле нет, и те, кого мы слышим, наверно, совсем не 
такие, как мы. 
	Вебстер кивнул своим мыслям. Вот так и надо действовать. Не 
торопясь. Не обескураживать их трудными словами. Пусть сперва схватят 
суть, потом можно вводить более точную, научную терминологию. И скорее 
всего она окажется искусственной. Ведь уже есть название. Гоблины - то, 
что за стеной, то, что слышишь, а определить не можешь, жители соседней 
комнаты. 
	~Гоблины.~ 
	~Берегись, не то тебя гоблин заберет.~ 
	Такой подход у человека. Он чего-то не может понять. Не может 
увидеть. Не может пощупать. Не может проверить. Все -значит, этого нет. 
Не существует. Значит, это призрак, вурдалак, гоблин. 
	~Тебя гоблин заберет.~ 
	Так проще, удобнее. Страшно? Да, но при свете дня можно про них 
забыть. И ведь они тебя не преследуют, не донимают. Если очень 
постараться, можно внушить себе, что их нет. Назови их призраками, 
гоблинами, и можно даже посмеяться над ними. При свете дня. 
 
 
	Горячий шершавый язык лизнул подбородок Вебстера, и Эбинизер 
заерзал от восторга. 
	- Ты мне нравишься, - сказал он. - Дженкинс никогда меня так не 
держал. Никто так не держал. 
	- У Дженкинса много дел, - ответил Вебстер. 
	- Конечно, - подтвердил Эбинизер. - Он сидит и все записывает в 
книгу. Что мы услышали, псы, и что нам нужно сделать. 
	- Ты что-нибудь знаешь про Вебстеров? - спросил человек. 
	- Конечно. Мы про них все знаем. Ты тоже Вебстер. Мы думали, их 
уже не осталось. 
	- Остались. И оди