лову
в сторону Горация Красное Облако, - как  нашего  вождя,  и  потому  должны
следовать его решению. Ибо какой смысл создавать вождя,  если  ты  ему  не
доверяешь и не следуешь за ним?
     - Но на каком основании он принял это решение? - спросил  Джейсон.  -
Возможно, оного, что вы нам не  доверяете.  Или  же  проблема,  по  вашему
мнению, не столь серьезна, как мы утверждаем?
     Стэнли покачал головой.
     - Ни то ни другое, - сказал он.
     - Ты, конечно, понимаешь, что если Люди вернутся, они могут подчинить
вас себе. И Проект тоже.
     - Ты, несомненно, обязан быть  учтивым  с  этими  джентльменами...  -
начал Езекия.
     - Не вмешивайся, - резко оборвал его Стэнли.
     - Буду вмешиваться, - в голосе Езекии заскрежетал несвойственный  ему
гнев.  -  Это  существа,  которые  нас  создали,  наши  создатели.  Всякую
верность, что в нас есть, мы обязаны испытывать к  ним.  Даже  ваш  Проект
должен быть им верен, поскольку  вы  использовали  не  только  данный  вам
людьми разум, чтобы его задумать и построить, но вы также по  всему  свету
собирали материалы,  из  которых  его  строили,  знания,  которые  в  него
вводили.
     - Мы больше не ищем преданности, - проговорил  Джейсон.  -  Возможно,
нам и не стоило этого делать. Порой я думаю, мы должны принести  вам  свои
извинения за то, что вообще вас построили. Конечно, мы не дали  вам  мира,
за который вы могли бы быть благодарны. Но теперь  дело  повернулось  так,
что это затрагивает нас всех.  Если  Люди  вернутся  и  захватят  планету,
пострадаем мы все.
     - Чего вы хотите? - спросил Стэнли.
     - Вашей  помощи,  разумеется.  Но  поскольку  вы  не  можете  нам  ее
предоставить, полагаю, у нас есть право спросить, почему вы  отказываетесь
помочь.
     - Это не послужит вам утешением.
     - Да кто говорит об утешении? Мы не утешения ищем.
     - Хорошо, - сказал Стэнли. - Раз вы настаиваете. Но я не могу сам вам
сказать.
     Он запустил руку в сумку, висевшую на поясе, достал оттуда  сложенный
лист бумаги, развернул его и разгладил.
     - Это, - сказал он, - ответ, который дал нам Проект.
     Он подал бумагу Джейсону. На  ней  были  напечатаны  четыре  строчки,
которые гласили:
     "Описанная  ситуация  для  нас  несущественна.  Мы  могли  бы  помочь
человечеству,  но  нет  причин,  по  которым  нам  следует  это   сделать.
Человечество является преходящим фактором и нас не касается".



                                    23

     Дядя Джейсон сказал, что сначала ей следует читать книги по истории -
начиная  с  общей.  Это,  сказал  он,  даст  основу  для  понимания  всего
остального.
     Сейчас, сидя у стола в библиотеке, когда ветер бормотал в карнизах, а
от толстой свечи остался лишь небольшой  огарок,  Вечерняя  Звезда  устало
подумала о том, какой собственно прок в понимании. Понимание не  разгладит
складки озабоченности на лице дяди Джейсона. Оно не гарантирует, что, если
вернутся Люди, останутся нетронутыми леса и прерии - земли, где  живет  ее
народ. И оно не скажет ей, что случилось с Дэвидом Хантом.
     Последнее соображение, призналась она себе, лично  для  нее  является
самым важным. Он обнял и поцеловал ее в тот день, когда они нашли существо
в лощине, и к дому они вернулись вместе, держась за руки. И больше она его
не видела, никто его больше не видел. Она бродила по лесу в надежде  найти
его самого или какие-то свидетельства того,  куда  он  мог  деться,  и  со
стыдом припомнила, как ходила спросить о нем в монастырь. Роботы ничуть не
обеспокоились: они были учтивы, но  едва  ли  милы,  и  она  шла  обратно,
чувствуя себя в некотором  роде  униженной,  словно  дала  взглянуть  этим
равнодушным мужчинам из металла на свое обнаженное тело.
     Он убежал от меня? - подумала она. Или в том,  что  произошло  в  тот
день в лощине, ей виделось больше, чем было на самом деле?  Оба  они  были
потрясены случившимися там событиями, и  захлестнувшие  их  чувства  могли
найти выход таким  образом,  однако,  если  взглянуть  более  трезво,  это
совершенно бессмысленно. Непохоже, сказала она себе, чтобы  это  было  так
Она все думала с тех пор об этом и склонялась  к  мысли,  что  те  события
всего лишь дали толчок тому, что она знала и чувствовала, но не осознавала
полностью - что она любила этого бродягу с запада.  Но  что  если,  думала
она, он задал себе тот же вопрос и нашел иной ответ?
     Сбежал ли он? Или он все еще должен что-то искать -  спустя  все  эти
месяцы и пройденные мили, ищет ли  он  по-прежнему?  Убежден  ли  он,  что
предмет его поисков летит не в этом доме  и  не  в  ней  самой,  и  потому
двинулся дальше на восток в своих бесконечных исканиях?
     Она отложила книгу прочь и  сидела  в  тишине  погруженной  в  сумрак
библиотеки, уставленной рядами книг, и на столе догорала,  оплывая,  свеча
Скоро придет зима, подумала она, и ему будет холодно. Она  могла  бы  дать
ему одеяла, теплую одежду. Но он не сказал ей, что собирается  уходить,  а
сама она знать этого не могла.
     Она снова пережила в мыслях день, когда они нашли  то  существо.  Все
было тогда так непонятно, и до сих пор она не могла собрать  все  воедино,
сказать, что сперва произошло это событие, затем  то,  а  после  него  еще
третье. Все было перемешано, словно случилось одновременно,  без  малейших
промежутков времени, однако она знала, что было  иначе,  что  существовала
последовательность  событий,  хотя  они  произошли   довольно   быстро   и
беспорядочно. Самое странное, что она не могла с уверенностью сказать, что
сделал Дэвид, а что - она сама, и в который раз задала себе вопрос, смогли
бы они сделать это по отдельности или необходимо было участие обоих, чтобы
каждый сделал то, что сделал.
     И что сделала она? Что с ней  случилось?  Пытаясь  это  восстановить,
девушка могла припомнить лишь отдельные фрагменты, а она была уверена, что
произошедшее никак не дробилось, и фрагменты эти - не более  чем  разбитые
кусочки некоего целого. Раскрылся весь мир, вся вселенная - или то, о  чем
она с тех пор думала как о вселенной, - развернувшись перед  ней,  обнажив
все потайные уголки,  явив  все  существующие  знания,  все  причины  всех
событий; вселенная, из которой были вычеркнуты время и  пространство,  ибо
они служат в первую очередь для  того,  чтобы  никто  не  мог  постичь  ее
целиком. Появилась на короткий миг и затем исчезла так быстро, что мозг не
успел ничего зафиксировать, исчезла,  оставив  о  себе  лишь  впечатления,
никаких определенных  воспоминаний,  никакого  твердого  знания  -  только
впечатления, словно лицо, увиденное  при  вспышке  молнии  и  потом  вновь
погрузившееся во мрак.
     Было ли это - могло ли быть - осуществлением того, о чем она пыталась
рассказать Дедушке Дубу, понимая, что внутри  нее  нечто  происходит,  что
грядет некое изменение, но не зная, какое именно, и сказав  вместо  этого,
что может снова уйти, хотя и по-другому, чем она уходила в  страну  дикого
риса? Если это так,  подумала  она,  если  это  новая  способность,  вроде
путешествия к звездам, а не просто нечто ей привидевшееся, то  ей  никогда
больше не придется куда-то отправляться, потому что она уже там, она  сама
суть любое место, каким только захочет быть.
     Она впервые  подумала  об  этом  как  о  способности  и  смутилась  и
испугалась - не столько значения этой мысли, сколько того, что  вообще  об
этом подумала, что она, пусть даже подсознательно, позволила себе об  этом
думать. Она сидела, выпрямившись  и  напряженно  застыв,  и  в  полутемной
комнате, где мерцала, догорая, свеча, ей вновь послышались голоса и  тихое
движение всех тех призраков, что обитали среди своих произведений, в  этом
единственном оставшемся им на Земле месте.



                                    24

     (Выдержка из записи в журнале от 29 ноября 5036 года).
     ...В последние несколько столетий произошло некоторое ухудшение моего
физического состояния, и теперь бывают дни (как сегодня), когда  я  ощущаю
на своих плечах тяжесть прожитых лет. Я чувствую усталость, которую нельзя
отнести на счет  обычных  дел,  потому  что  я  никогда  не  утомлял  себя
чрезмерно делами, а в последние годы  и  подавно.  Походка  моя  сделалась
шаркающей, а рука утратила бьющую твердость и выводит в  журнале  дрожащие
каракули, и случается также,  что  я  пишу  не  то  слово,  которое  хотел
написать - очень похожее, но не то.  Еще  бывает,  что  я  не  могу  сразу
подыскать нужное слово, и приходится подолгу сидеть, роясь в  памяти,  что
меня не столько раздражает, сколько печалит. Порой я пишу с ошибками, чего
раньше никогда не бывало. Думаю, я стал похож на старого пса, который спит
на солнышке, с той существенной разницей, что старый пес ничего от себя не
требует.
     Элисон, моя жена, скончалась пятьсот лет назад,  и  хотя  многое  уже
забылось, я помню, что смерть ее была тиха и спокойна, и  полагаю,  что  и
моя, вероятно, будет такой  же.  Живя  так,  как  сейчас,  мы  умираем  от
старости, а не от разрушительного действия болезней, и именно это, с  моей
точки зрения, в большей  степени,  чем  долгая  жизнь,  является  истинным
счастьем, которое было нам даровано. Порой я задумываюсь о  том,  в  какой
мере долгая жизнь - сказочно долгая жизнь - есть благо  для  человечества.
Однако подобные мысли, говорю я себе,  -  всего  лишь  мысли  старого,  со
странностями, человека, и потому не стоит обращать на них внимание.
     Одно я помню очень хорошо, и с того самого дня это  меня  преследует.
Когда умерла Элисон, собралось много  людей,  издалека,  со  звезд,  и  мы
отслужили по ней службу, в доме и у могилы. Поскольку среди нас не было ни
одного  духовного  лица,  мой  внук  Джейсон  читал  тексты  из  Библии  и
произносил слова, которые по обычаю полагалось  произносить,  и  все  было
очень торжественно и достойно. Возле могилы стояли люди - огромная толпа -
а чуть поодаль находились роботы; не то чтобы мы им  как-то  дали  понять,
что им следует стоять отдельно от нас, а по своему собственному желанию  и
в соответствии с древним обычаем.
     Когда все закончилось, мы вернулись в дом, и спустя некоторое время я
прошел в библиотеку и сидел там в одиночестве, и никто меня  не  тревожил,
понимая, что мне нужно побыть  одному.  Немного  погодя  раздался  стук  в
дверь, и когда я пригласил того, кто  там  был,  войти,  вошел  Езекия  из
монастыря. Он пришел сказать, что он со своими товарищами не присутствовал
на похоронах (чего я не заметил), поскольку в это самое время они у себя в
монастыре отправили заупокойную службу. Сообщив это, он вручил  мне  текст
службы. Текст был написан чрезвычайно разборчиво  и  красиво,  с  красочно
нарисованными заглавными буквами и украшениями на полях страниц - такая же
аккуратная,  безупречная   рукопись,   как   сохранившиеся   средневековые
манускрипты. Откровенно говоря, я не знал, что ответить. Разумеется, с его
стороны это была дерзость и, с моей точки зрения, дурной тон. Однако я  не
сомневался, что роботы не имели никакого дурного умысла и  сами  видели  в
этом не дерзость и не  нарушение  приличий,  но  поступок,  продиктованный
любовью и  уважением.  Поэтому  я  поблагодарил  Езекию,  хотя,  боюсь,  в
выражении благодарности был  несколько  краток,  что  он,  как  я  уверен,
заметил. В то время я не описал происшедшее в журнале и никому об этом  не
рассказывал. Я вообще сомневаюсь, чтобы кто-нибудь знал, что робот ко  мне
приходил. Все годы я с  величайшей  ответственностью  относился  к  записи
всего, что происходило. Поначалу я завел журнал для того, чтобы занести на
бумагу правду о  том,  что  случилось  с  человечеством  и  таким  образом
воспрепятствовать появлению мифов и легенд. Думаю, тогда у  меня  не  было
никаких иных соображений, и  я  не  собирался  продолжать  свои  записи  в
дальнейшем, но к тому времени, когда  закончил,  я  уже  настолько  усвоил
привычку писать, что не отказался от своего занятия, и стал записывать все
наши, даже самые мелкие, события, а часто наряду  с  ними  и  свои  мысли.
Почему же я не отметил то, что произошло между мной и Езекией, до сих  пор
не могу  понять.  Разумеется,  происшедшее  не  имело  столь  уж  большого
значения, не являлось столь страшным нарушением этикета, что следовало  бы
его скрывать. Поначалу я об этом забыл, а  когда  случалось  вспомнить,  я
снова забывал, но с недавних пор думаю об этом постоянно.
     За последние несколько лет я смог  задать  себе  множество  вопросов,
касающихся данного случая, ибо теперь острота происшедшего притупилась,  и
я могу размышлять объективно. Я подумывал о том, что мы могли бы попросить
Езекию совершить богослужение во время похорон, чтобы  он,  а  не  Джейсон
читал текст отпевания, однако даже сейчас мысль эта вызывает у меня дрожь,
и я знаю, что тогда это было бы невозможно. И однако факт остается фактом,
что именно робот, а  не  человек,  поддерживает  существование  не  только
христианства, а самой идеи религии. Я понимаю,  что  это  не  совсем  так,
поскольку народ  Красного  Облака,  несомненно,  имеет  свои  верования  и
определенное  отношение  к  действительности,  которое   следует   назвать
религией, хотя, согласно моему пониманию, она не формализована, а является
глубоко личной - что, вероятно, и проще, и разумнее, чем те пустые  формы,
в которые превратились другие религии. Но дело в том, мне кажется, что нам
следовало либо  придерживаться  нашей  религии,  либо  отказаться  от  нее
полностью. Мы же  позволили  ей  умереть,  поскольку  она  нас  больше  не
заботила и мы устали делать вид, что верим.  Это  относится  не  только  к
нескольким последним тысячелетиям. Еще до Исчезновения мы позволили  нашей
вере умереть, и в  данном  случае  я  употребляю  слово  "вера"  в  строго
ограниченном смысле, относя его к организованной религии.
     В последние году я много об этом думал, сидя во внутреннем дворике  и
наблюдая, как сменяются времена года Я внимательно изучал  небо  и  теперь
знаю все облака, какие только по нему плывут, и твердо запомнил  различные
оттенки голубого цвета,  которые  небо  может  принимать:  линялая,  почти
невидимая голубизна жаркого летнего дня; мягкий,  порой  зеленоватый  цвет
позднего весеннего вечера, более темный, почти фиолетовый  цвет  осени.  Я
стал знатоком окраски осенних листьев и знаю все голоса и настроения  леса
и речной долины. Я в определенной степени  обрел  общность  с  природой  и
таким образом пошел по стопам Красного Облака и его народа, хотя я уверен,
что им свойственно более глубокое ее понимание и более тонкие чувства, чем
мне. Однако я видел смену времен года, рождение и  смерть  листьев,  блеск
звезд в бессчетные ночи, и во всем этом больше, чем в чем-либо  другом,  я
ощутил  цель  и  порядок,  что,  как  мне  кажется,  отнюдь   не   простая
случайность.
     Когда я об этом думаю, мне кажется, что должен существовать  какой-то
всеобъемлющий, вселенский план,  благодаря  которому  электроны  вращаются
вокруг ядер и медленнее, более величественно, галактики  вращаются  вокруг
друг друга вплоть до самых краев  космоса.  Мне  кажется,  что  существует
план, охватывающий, начиная с электрона, всю вселенную, но  что  он  собой
представляет и откуда появился, мой слабый разум постичь не может.  Однако
если искать, к чему обратить нашу веру - и, в сущности, нашу надежду -  то
этот план вполне может подойти. Я думаю,  мы  размышляли  слишком  мало  и
слишком боялись...



                                    25

     Концерт  завершился  оглушительным  финалом,  и  музыкальные  деревья
остались стоять молча в  свете  осенней  луны.  Внизу,  в  речной  долине,
перекликались  совы,  и  слабый  ветерок  прошелестел  листьями.   Джейсон
пошевелился в кресле, оглянувшись через плечо на  огромную,  установленную
на крыше антенну, и снова устроился в прежней позе.
     Марта поднялась.
     - Я пойду внутрь, - сказала она. - Ты идешь, Джейсон?
     - Пожалуй, я немного еще побуду. Осенью такие ночи выдаются нечасто -
жалко упускать. Ты случайно не знаешь, где Джон? Он сегодня не вышел.
     - Джон тяготится ожиданием, - ответила Марта.  -  В  самое  ближайшее
время он опять отправится к звездам. Я полагаю, он обнаружил, что здесь он
больше не дома. Его не было слишком долго.
     - Джон везде не дома, - проворчал Джейсон. - У него нет дома. Ему дом
не нужен; он просто желает скитаться. Он как и все  остальные.  Никого  из
них, ни единого, не беспокоит, что происходит с Землей.
     - Они все очень сочувствуют. Все, с  кем  я  говорила.  Если  бы  они
что-то могли сделать, сказали они...
     - Зная, что ничего не могут.
     - Наверное. Не принимай это так близко к сердцу, Джейсон.  Может,  ты
тревожишься о том, чего никогда и не произойдет.
     - Я не о нас беспокоюсь, - сказал он. - А о народе Красного Облака  и
о роботах. Да, даже о роботах, которые вроде бы нашли себе новый путь. Они
должны иметь свой шанс. Им не должны помешать.
     - Но они отказались помочь.
     - Они установили радио и луч.
     - Но никакой реальной помощи.
     - Никакой реальной помощи, - согласился он. - Я не  могу  их  понять.
Никогда не мог.
     - Наши собственные роботы...
     - Наши собственные роботы другие. Они - часть нас. Они делают то, для
чего были созданы,  они  не  изменились,  в  отличие  от  других.  Езекия,
например...
     - Им пришлось измениться, - сказала Марта. - У них  не  было  выбора.
Они не могли сесть, сложив руки, и ждать.
     - Думаю, ты права, - ответил Джейсон.
     - Я иду домой. Не сиди слишком долго. Скоро станет холодно...
     - Где Вечерняя Звезда? Она тоже не вышла - нас сегодня только двое.
     - Вечерняя Звезда беспокоится. Об этом странном  парне.  Не  понимаю,
что она в нем нашла.
     - Она не знает, что с ним произошло? Куда он мог подеваться?
     - Если б знала, то не беспокоилась бы. По-моему, она думает,  что  он
сбежал от нее.
     - Ты говорила с ней?
     - Не о нем.
     - Он был странный, - сказал Джейсон.
     - Ну, я иду домой. Ты скоро придешь?
     Он сидел и слушал, как она прошла через двор, как захлопнулась за ней
дверь.
     Непонятное что-то с этим парнем, подумал  он,  непонятно,  почему  он
исчез. И инопланетянин в лощине тоже исчез. Джейсон ходил его  повидать  и
снова с ним поговорить, но, сколько ни искал,  не  нашел  никаких  следов.
Может быть, он  устал  ждать  и  ушел?  А  нет  ли  какой-то  связи  между
исчезновением его и Дэвида Ханта? Это казалось невозможным: Дэвид не  знал
о существе в лощине. Парень рассказывал об этом  своем  Темном  Ходуне,  и
совершенно очевидно, что он его  боится,  и  хотя  он  этого  не  говорил,
возможно, что он пересек материк, чтобы убежать от Ходуна,  сбить  его  со
следа. Он может все еще убегать - от того, чего по всей вероятности, вовсе
не существует. Но это не удивительно, сказал себе Джейсон.  Не  он  первый
бежит от несуществующей вещи.
     Может  ли  быть,  что   его   собственный   страх   основывается   на
несуществующей посылке? Может ли  быть,  чтобы  разведывательный  корабль,
несущий к Земле представителей Людей, не являл  собой  для  нее  настоящей
опасности? А даже если он и несет в себе семена перемен, ждущих Землю,  то
кто такой Джейсон, чтобы утверждать, что это опасность?  Но  нет,  подумал
он, это не может быть ничем иным. Конечно, любые перемены  -  угроза  тем,
кто отправился к звездам, поскольку  они  порвали  свои  связи  с  Землей,
больше о ней не заботятся и, что бы с ней ни произошло, оно  их  никак  не
затронет. Осознание этого его потрясло, признался себе  Джейсон.  Ибо  все
эти годы он лелеял мысль, что является для других якорем на Земле, что его
дом - дом для всех, земная база человечества. Видимо, это  был  самообман,
который  он  бережно  поддерживал  ради  сохранения  чувства   собственной
значимости. Что касается людей этого  дома,  то  если  Земля  будет  вновь
колонизирована