же  ее  узнать?  Из  каких
составных частей складывается  душа?  Можно  ли,  в  сущности,  как-то  ее
обрести или надо с ней  родиться  -  а  если  верно  последнее,  то  какие
генетические модели принимают в этом участие?
     Не присваивает ли он себе со своими  товарищами-роботами  (со  своими
товарищами-монахами?) человеческие права? Не стремятся ли они, в греховной
гордыне, к чему-то, предназначенному лишь для людей? Входит ли  -  входило
ли когда-нибудь - в их компетенцию пытаться  поддерживать  человеческое  и
божественное установление, которое люди отвергли  и  до  которого  теперь,
возможно, даже Богу нет дела?



                                    3

     После завтрака, в спокойной тишине библиотеки, Джейсон  Уитни  сел  к
столу и открыл переплетенную книгу записей, достав ее с полки,  где  стоял
длинный ряд точно таких же книг. Он увидел, что  последнюю  запись  сделал
более месяца тому назад. Да и не было, подумал он, особой причины что-либо
записывать. Жизнь течет так спокойно, а достойная упоминания  рябь  на  ее
поверхности появляется так редко.  Возможно,  лучше  бы  поставить  журнал
обратно на полку и ничего в нем не писать, но Джейсону почему-то казалось,
что не следует надолго его забывать и  хорошо  бы  заносить  по  несколько
строк не через такие долгие промежутки  времени.  За  последний  месяц  не
произошло ничего значительного - никто не  приехал  их  навестить,  ничего
примечательного не было слышно со звезд, никаких известий об индейцах,  не
заглядывал ни один странствующий робот, а значит, не было и новостей; хотя
роботы чаще приносили слухи, чем  достоверные  новости.  Разумеется,  были
сплетни. Марта вела постоянные разговоры  со  всей  родней,  и  когда  они
вдвоем  сидели  во  дворике,  готовясь   слушать   ночной   концерт,   она
пересказывала ему то, что сама услышала за день. Однако по  большей  части
это были лишь бабьи сплетни и ничего, достойного записи в журнале.
     Сквозь  щель  между  тяжелыми  шторами,  закрывавшими  высокие  окна,
пробился тонкий лучик утреннего  солнца  и  осветил  его  седую  голову  и
широкие крепкие плечи. Джейсон был высок ростом, худ, но ощущение  скрытой
в нем силы компенсировало эту худобу. Лицо его было покрыто тонкой  сеткой
морщинок. Густые усы топорщились, и им под стать были кустистые брови  над
глубоко посаженными  суровыми  глазами.  Он  неподвижно  сидел  в  кресле,
оглядывая   комнату,   и   снова   удивляясь   тому   спокойному   чувству
удовлетворенности, которое неизменно обретал здесь, а  порой  даже  более,
чем удовлетворенности, словно эта уставленная книгами  просторная  комната
несла на себе печать особого благословения. Здесь обитают, сказал он себе,
мысли многих людей - всех великих  мыслителей  мира,  надежно  хранимые  в
переплетах томов, что  стоят  на  полках,  отобранные  и  помещенные  туда
давным-давно его дедом, чтобы во дни  грядущие  самая  суть  человечества,
наследие записанной мысли, находилась всегда под рукой. Он  вспомнил,  как
не раз испытывал чувство гордости от того,  что  основные  персонажи  этих
древних писателей, словно призрачные их представители, за  прошедшие  годы
поселились в этой комнате, и поздно ночью, когда все вокруг  затихало,  он
часто ловил себя на том, что беседует с этими  старцами,  возникающими  из
праха прошлого в сумраке настоящего.
     Полка с книгами огибала всю комнату, прерываясь только двумя дверьми,
а на стороне, выходящей к реке, тремя окнами. Над  первым  рядом  книг  по
всем стенам проходила галерея с декоративной металлической решеткой, и  на
ней помещался второй ряд. Над одной из дверей висели часы, и на протяжении
более чем пяти тысяч лет, с удивлением напомнил он себе, они шли,  век  за
веком отсчитывая секунды. Часы показывали пятнадцать минут десятого, и ему
подумалось: интересно, насколько их показания  точны  в  сравнении  с  тем
временем, которое люди установили так много лет назад? Понятно, что  никто
не может этого знать, хотя теперь это совершенно не  имеет  значения.  Мир
вполне может  обойтись  вообще  безо  всяких  часов.  С  улицы  в  комнату
пробирались  приглушенные  звуки  -  скорбное  мычание  коровы,   пасшейся
вдалеке, близкий собачий лай, заполошное  кудахтанье  курицы.  Музыкальные
деревья по-прежнему молчали:  они  начнут  настраиваться  только  ближе  к
вечеру. Хотелось бы знать, подумал он,  будут  ли  они  сегодня  исполнять
какую-нибудь новую композицию. В последнее время их было очень много. Если
так, то он надеялся, что это будет не одна из тех экспериментальных  пьес,
которыми они с  недавних  пор  увлеклись.  Так  много  других  композиций,
которые они могут исполнять, старых и любимых, однако нет никакого  смысла
в том, что они делают. Похоже, сказал он себе, их музыка стала  ухудшаться
в последние несколько лет, с тех пор как два самых  старых  дерева  начали
умирать. Ветки у них начали сохнуть и  обламываться,  и  с  каждой  весной
листва их как будто становится все реже. Правда, в  роще  выросли  молодые
побеги. И в  этом-то,  возможно,  и  было  дело.  Джейсон  поднял  руку  и
обеспокоенно пригладил пальцем усы. В тысячный раз он пожалел, что понятия
не имеет  о  том,  как  ухаживать  за  деревьями.  Он,  разумеется,  читал
кое-какие книги, но не нашел ничего, что могло бы как-то помочь.  Но  даже
если бы и нашел, то нет никакой  уверенности,  что  уход  за  музыкальными
деревьями, такой же как за земными, принесет желаемый результат.
     Он обернулся, услышав тихие шаги. Их робот Тэтчер входил в дверь.
     - Что такое, Тэтчер?
     - Пришел мистер Гораций Красное Облако, сэр.
     - Но Гораций на севере. В стране дикого риса.
     - Похоже, сэр, что племя перекочевало.  Они  стоят  лагерем  ниже  по
реке, как раньше. Они собираются  восстановить  старые  поля  и  следующей
весной их засеять.
     - Ты разговаривал с ним?
     - Сэр, - сказал  Тэтчер,  -  он  старый  знакомый,  естественно,  мы,
немного потолковали. Он принес мешок риса.
     - Надеюсь, Тэтчер, ты его поблагодарил.
     - Разумеется, поблагодарил, сэр.
     - Тебе следовало привести его сюда.
     - Он сказал, что не хочет мешать вам, сэр,  в  том  случае,  если  вы
заняты.
     - Я никогда по-настоящему не занят. Ты это прекрасно знаешь.
     - Тогда, - сказал Тэтчер, - я попрошу его войти.
     Джейсон поднялся, обошел стол и остановился подле него, ожидая своего
друга. Как давно это было, подумал он, - года  четыре  или  пять  назад...
пять, никак не меньше. Он тогда пришел в лагерь попрощаться, и после того,
как индейцы расселись в каноэ и отплыли,  он  долго  стоял  на  засыпанном
галькой берегу и смотрел, как длинная вереница  лодок  быстро  поднимается
вверх по реке, как вспыхивают на солнце мокрые лопасти весел.
     Красное Облако был одного возраста с Джейсоном, но  выглядел  моложе.
Когда он вошел и двинулся по ковру через комнату, походка его была упруга,
как у юноши. В черных волосах не было и намека на седину; ровно посередине
их разделял пробор, и двумя тяжелыми  косами  они  спадали  по  плечам  на
грудь.  Лицо  обветренное,  но  совершенно  без  морщин,  за   исключением
крошечной сеточки у глаз. Он был одет в рубашку и гетры из  оленьей  кожи,
на ногах - мокасины. Рука, которую он  протянул  Джейсону,  была  крупная,
огрубевшая, с короткими, толстыми пальцами.
     - Много времени прошло, Гораций, -  сказал  Джейсон.  -  Я  рад  тебя
видеть.
     - Ты единственный, - отвечал Красное Облако, - кто по-прежнему  зовет
меня Гораций.
     - Хорошо, тогда что, мне называть  тебя  вождем?  Или  Облаком?  Или,
может, Красным?
     Красное Облако усмехнулся:
     - В твоих устах, Джейсон, Гораций звучит  замечательно.  Мы  с  тобой
вместе были молоды. Ты, конечно, помнишь. И это имя напоминает те времена,
когда мы вдвоем бродили по лесам. Мы сделали себе надрезы на  запястьях  и
соединили их, чтобы наша кровь смешалась. Или, по крайней мере, мы думали,
что она смешается. Я  в  том  сильно  сомневаюсь.  Однако  это  совершенно
неважно. Важнее всего был символизм.
     - Я помню, - сказал Джейсон. - Помню  тот  первый  день,  когда  твое
племя спустилось выродках по реке, и вы увидели, что у нас из  трубы  идет
дым. Вы все, вся ваша братия, дружно ринулись вверх по склону узнать,  что
тут такое, и тогда впервые и вы, и живущие в этом доме  люди  узнали,  что
они не одни на свете, что остался кто-то еще.
     - Мы разожгли на поляне большие костры, - продолжал Красное Облако, -
забили быка или двух и устроили празднество. Мы взялись за руки и  плясали
вокруг костров с криками и пением. Твой дед, светлая ему  память,  выкатил
бочонок виски, и мы все довольно сильно напились.
     - Тогда-то мы с тобой впервые и встретились, - сказал Джейсон. -  Два
молодых побега, желавшие показать себя миру - да только  никого  не  было,
чтобы на них посмотреть. Мы понравились друг другу  сразу  же.  Мы  вместе
охотились, ловили рыбу, бродили по холмам. И бегали за девушками.
     - И, насколько мне помнится, некоторых поймали,  -  произнес  Красное
Облако.
     - Их было нетрудно поймать, - ответил Джейсон.
     Они постояли, молча глядя друг на друга, затем Джейсон сказал:
     - Присядем. Нам нужно о многом поговорить.
     Красное Облако сел в кресло, Джейсон взял другое и развернул его так,
чтобы видеть лицо своего друга.
     - Сколько времени прошло? - спросил он.
     - Шесть лет.
     - Вы только что прибыли?
     - Неделю назад, - сказал  Красное  Облако.  -  Мы  покинули  северные
земли, собрав урожай дикого риса. Мы не торопились. Останавливались,  если
находили хорошее место для лагеря, бездельничали  и  охотились.  Несколько
наших молодых людей отвели лошадей к западу от реки,  они  останутся  там,
пока лед не окрепнет настолько, чтобы можно было  перейти.  Похоже,  когда
станет холоднее, мы перейдем на другой берег и будем охотиться на буйволов
и дикий скот и заготовлять мясо  на  зиму.  Вчера  ночью  явился  гонец  и
сказал, что в прериях их очень много.
     Джейсон нахмурился:
     - Ты говоришь, неделю. Тебе не следовало ждать так долго.  Если  тебе
самому было некогда, послал бы гонца. Я бы пришел тебя повидать.
     - Время бежит быстро. Было много дел. Мы пытаемся привести в  порядок
земли под посевы. Поля сильно заросли. У нас кончилась кукуруза, а  мы  по
ней изголодались. Пытались выращивать ее там, на севере, но  теплое  время
года оказалось слишком коротко. Посеяли поздно, а потом ее побило морозом.
Собрали несколько побуревших початков, вот и все.
     - У нас есть кукуруза, - сказал Джейсон. - Большой запас,  смолота  и
готова. Я сегодня же пошлю вам кукурузы. Что  еще  вам  нужно  -  ветчина,
яйца, мука? У нас есть хорошая пшеничная мука. Гораздо  больше  того,  что
нам требуется. Ткань, если вам надо. Шерсть была хорошая,  ткацкий  станок
поработал на славу.
     - Джейсон, я пришел к тебе не попрошайничать...
     - Я знаю. Мы много лет обменивались то одним, то другим. Сколько мяса
и рыбы, да ягод, да прочего вы отправляли нам в прошлом!  Тэтчер  говорит,
ты принес риса...
     - Ладно, - сказал Красное Облако. - Ты не  станешь  возражать  против
мяса буйвола, когда мы закончим охоту?
     - Нисколько, - ответил Джейсон.
     - А еще лучше, как насчет того, чтобы отправиться на охоту  вместе  с
нами?
     - С превеликим удовольствием.
     - Хорошо! Это будет, как в старые времена. Остальные пусть  работают,
а мы с тобой будем сидеть у костра, беседовать и есть самые нежные куски.
     - Вы живете хорошей жизнью, Гораций.
     - Думаю, да. Было так много путей, которые мы могли  бы  избрать.  Мы
могли бы осесть на земле. Поселились бы где-нибудь в хорошем месте, заняли
бы хорошие поля, и засеяли их, и собрали бы себе домашний скот.  Мы  могли
бы стать хорошими фермерами однако не стали. Мы вернулись к старому образу
жизни. Думаю, мы никогда не были от него очень далеки.  Каждый  из  нас  в
глубине души мечтал о нем снова и снова. Нас тянуло  обратно.  Мы  слышали
зов. Наши предки вели такую жизнь тысячи лет. А мы всего  несколько  сотен
лет жили той жизнью, которую установил белый человек, и это были далеко не
лучшие годы. Мы так и не приспособились, мы не смогли.  Мы  с  облегчением
все это бросили и вернулись к цветам, деревьям, облакам, к временам года и
любой погоде, к бегущей воде, к обитателям лесов и прерий  -  чтобы  снова
сделать  их  частью  себя,  более,  чем  когда-либо  раньше.  Мы  кое-чему
научились от белых людей, мы не можем этого отрицать - и были бы глупцами,
если б не научились. И мы  воспользовались  тем,  что  переняли  у  белого
человека,  чтобы  сделать  старый  образ  жизни  еще   лучше.   Иногда   я
задумываюсь, правильный ли выбор мы сделали, и затем вижу осенний  лист  -
один только лист -  или  слышу  журчание  бегущего  в  лесу  ручейка,  или
чувствую запах леса, и понимаю, что мы не ошиблись. Мы вернулись к  земле,
соединились с холмами и потоками, и так оно  и  должно  быть.  Именно  для
такой жизни мы и были созданы. Вернулись не к старой племенной идее, но  к
образу жизни. Сначала мы были сугубо лесным племенем, но сейчас мы уже  не
просто лесные жители. Возможно, мы просто индейцы. У  племен,  живущих  на
западных равнинах, мы переняли  вигвам  из  кожи  и,  в  большой  степени,
одежду, а также умение обращаться с лошадьми. Однако мы по-прежнему делаем
каноэ из бересты и собираем дикий рис и кленовый сахар. Это хорошая жизнь.
Мы с тобой, дружище, ощутили чувство жизни - я в своем вигваме, ты в  этом
каменном доме. Ты ни разу не отправлялся к  звездам  и,  возможно,  будешь
счастливее, если никогда  и  не  отправишься.  Я  полагаю,  им  там  очень
нравится.
     - Да, кое-что, - сказал Джейсон. - Много интересного. Возможно,  даже
кое-что  полезное.  Но  мы  мало  чем  воспользовались.  Мы  это   видели,
наблюдали, даже изучали, в некоторых случаях поняли, что происходит. Но мы
более не являемся технологической расой.  Мы  утратили  технологию,  когда
утратили рабочие руки и знания. Машины сломались, и никто не мог снова  их
починить, не было энергии, на которой им работать. Мы не печалимся об этой
утрате, как ты, вероятно, знаешь. Возможно, когда-то, но не теперь. Теперь
мы  ее  восприняли  бы  лишь  как  источник  хлопот  и  беспокойства.   Мы
превратились в способных наблюдателей и получаем удовлетворение  от  наших
наблюдений, и торжествуем, когда удается в чем-то как следует разобраться.
Наша цель - знание, а не использование. Мы не нуждаемся  в  использовании;
каким-то образом мы поднялись выше его. Мы остаемся спокойными, видя,  что
ресурсы лежат  невостребованными;  нам  даже  может  показаться  постыдным
попробовать как-то ими воспользоваться или применить их. И это  не  только
ресурсы; это идеи и...
     - Как много ты помнишь, Джейсон? Из далекого прошлого?  Не  как  наше
племя нашло вас, а все остальное.
     - Я помню весьма живо, - ответил Джейсон. - И ты тоже должен. Ты  был
молод, как и я, когда это все случилось. Мы оба находились в восприимчивом
возрасте. Это должно было произвести на нас сильнейшее впечатление.
     Красное Облако покачал головой:
     - Мои  воспоминания  смутны.  Так  много  всего  остального.  Я  едва
припоминаю иную жизнь, чем та, которой мы живем сейчас.
     - Моя память заключена в журнале или во многих  журналах,  -  Джейсон
указал на полку позади стола. - Все  записано.  Это  начал  мой  дед,  лет
пятьдесят спустя после того, как все произошло, и  записал,  чтобы  мы  не
забыли, чтобы это не стало мифом. Он описал  все,  что  мог  вспомнить  из
случившегося, а покончив с этим, и дальше делал регулярные  записи.  Когда
же он умер, я продолжил работу. Все  записано,  с  того  самого  дня,  как
случилось.
     - А когда ты умрешь, - спросил Красное  Облако,  -  кто  будет  вести
записи?
     - Не знаю, - ответил Джейсон.
     - Джейсон, есть  вещь,  о  которой  я  часто  думал,  но  никогда  не
спрашивал. Можно я спрошу сейчас?
     - Конечно. Все, что хочешь.
     - Почему ты ни разу не отправлялся к звездам?
     - Возможно, потому, что не могу.
     - Но ты никогда и не пытался. Ты никогда по-настоящему не хотел.
     - Остальные отправлялись один за другим, - сказал Джейсон, - пока  не
остались только Марта да я. Нам казалось, что кто-нибудь должен  остаться,
что не следует совсем покидать Землю. Что в доме должен  быть  кто-нибудь,
кто был бы для остальных чем-то вроде якоря. Поддерживал бы в очаге огонь,
встречал бы тех, кто захочет вернуться.
     - Они, конечно, возвращаются. И вы здесь и встречаете их.
     - Некоторые возвращаются, - сказал Джейсон. - Не все. Мой  брат  Джон
покинул нас одним из первых. Он не возвращался ни разу, и мы о нем  ничего
не слыхали. Я часто думаю о том, где же он. Если он еще жив.
     - Ты говоришь об ответственности, об  обязанности  остаться.  Однако,
Джейсон, дело не только в этом.
     - Я думаю, это часть. Когда-то большая, чем сейчас.  Джон  и  я  были
старшими. Моя сестра Дженис младше нас. Мы  по-прежнему  временами  с  ней
встречаемся, и Марта часто с ней  разговаривает.  Если  бы  Джон  остался,
возможно, мы с Мартой и отправились бы. Я сказал, что, может быть,  мы  не
отправились потому, что не могли. В действительности я так не  думаю.  Эта
способность, похоже, врожденная. Я допускаю,  что  человек  обладал  ею  в
течение длительного времени, прежде  чем  начал  использовать.  Чтобы  она
развилась, необходимо было время,  и  его  дала  нам  удлинившаяся  жизнь.
Возможно, она развилась бы даже и без более долгой жизни, не будь мы столь
озабочены и столь сбиты с толку нашей технологией. Быть может,  где-то  мы
свернули не туда, восприняли неверные ценности  и  позволили,  чтобы  наша
забота о развитии технологии скрыла нашу настоящую и истинную  цель.  Быть
может, именно она  не  позволяла  нам  понять,  что  мы  имеем.  Эти  наши
способности не могли пробиться в сознании  сквозь  толстые  пласты  машин,
сметных калькуляций стоимости и тому  подобного.  И  когда  мы  говорим  о
способностях, это не одно лишь путешествие к звездам. Твой народ к звездам
не путешествует. Возможно, вы в этом не нуждаетесь. Вместо этого вы  стали
частью окружающей вас среды, живете в ней и  понимаете  ее.  Для  вас  это
повернулось таким образом...
     - Но  если  ты  мог  путешествовать,  почему  ты  этого  не  делаешь?
Разумеется, ты мог бы позволить себе недолгое отсутствие. Роботы обо  всем
бы позаботились. Поддерживали бы огонь в очаге, могли  бы  встретить  тех,
кто захочет вернуться.
     Джейсон покачал головой:
     - Теперь уже слишком поздно. С годами я все больше влюбляюсь  в  этот
дом и эти земли. Я чувствую себя их частью. Без них -  и  без  Земли  -  я
пропаду. Я не смогу без них жить. Человек не может ступать по одной и  той
же земле, жить в одном и том же доме в течение почти пяти тысяч лет...
     - Я понимаю, - сказал Красное Облако. - Наше племя, когда численность
его увеличилась, разделилось и превратилось в несколько племен. Одни живут
в прериях, другие в лесах на востоке. Я предпочитаю  держаться  этих  двух
рек...
     - Я повинен в дурных манерах, - проговорил Джейсон. -  Мне  следовало
спросить об этом прежде всего. Как поживает миссис Облако?
     - Счастлива. Блаженствует, распоряжаясь в новом лагере.
     - А твои сыновья и далекие праправнуки?
     - Из правнуков лишь немногие  остались  с  нами,  -  ответил  Красное
Облако. - Сыновья и внуки живут в других племенах. Порой мы кое-что узнаем
о них. Бегущего Лося, моего прапраправнука, около года тому  назад  задрал
гризли. Нам сообщил гонец. Все же остальные благополучно здравствуют.
     - Я скорблю, - сказал Джейсон. - Бегущим Лосем можно было гордиться.
     Красное Облако благодарно склонил голову.
     - Миссис Джейсон, как я понимаю, находится в добром здравии.
     Джейсон кивнул:
     - Она проводит много времени в беседах с  остальными.  Чрезвычайно  в
этом