сигарет в
темной комнате, действительно роились мириады красных светляков.

  Убежденность в нереальности происходящего делала это вполне
естественным, но Кокс вернул меня к действительности, проревев: "Прочь с
мостика, мистер!" Если бы моя голова работала нормально, меня бы
мгновенно сдуло за дверь и в самый дальний угол корабля; но в моем
теперешнем состоянии его окрик только встряхнул меня и заставил наконец
хоть как-то воспринять эту невероятную ситуацию. Я отряхнулся, как мокрая
собака, и повернулся к нему.
  - Майор, - сказал я отчаянно, - что происходит?
  Подобно тому, как королю мог бы показаться забавным наглый паж,
отказавшийся преклонить колено, так и майору показалось нелепым, что кто-
то осмелился не подчиниться ему. На этом я выгадал ответ:
  - Мы столкнулись с чужим разумом, - сухо сказал он. -Я полагаю, что
это способные к восприятию плазмоиды.
  Мне ни разу и в голову не приходило, что таинственный объект,
прыгавший лягушкой по Солнечной системе с тех пор, как я впервые попал
на Скайфэк, был живым. Я постарался переварить это, затем отказался от
своего намерения и вернулся к тому, что было для меня главным.
  - Плевать мне, будь они даже восемью крошечными северными оленями.
  Вы должны отправить свою жестянку на Землю немедленно!
  - Сэр, наш корабль сейчас находится в состоянии боевой готовности.
  Опасность номер один! В данный момент в Северной Америке всех до еди-
ного совершенно не трогает остывающий ужин. Я буду считать себя
счастливчиком, если увижу Землю снова. Теперь уходите с мостика.
  - Но вы не понимаете! Шера как раз на пределе: задержка может ее убить.
  Вы прибыли сюда, чтобы предотвратить именно это, черт возьми...
  - Мистер Армстед! Это военный корабль. Мы столкнулись лицом к лицу
более чем с пятьюдесятью разумными существами, которые появились
поблизости из гиперпространства двадцать минут назад - следовательно,
эти существа используют двигатель, не имеющий видимых частей, его
принцип действия выше моего понимания. Если это вам поможет, я могу
сказать, что вполне сознаю, какой пассажир находится у нас на борту, я
знаю,
что Шера представляет большую ценность для нашей расы, чем корабль и вся
его команда. И если это вас успокоит, могу сказать, что осознание данного
факта меня выводит из себя, и вся эта история мне нужна, как собаке пятая
нога, но мне проще отрастить у себя на лбу рога, чем покинуть эту орбиту.
  Теперь вы уберетесь с мостика или вас вынести?
  Я не мог убраться сам и меня вынесли.
  Но когда я добрался до своего отсека, Кокс уже подключил наш видеофон к
видеоконтуру на мостике. Шера и Том изучали его с увлеченным вниманием.
  Не зная, чем еще заняться, я сделал то же самое.
  Том был прав. Они действительно вели себя как пчелы, в их роящейся
стремительности движения. Я не мог точно их сосчитать: что-то около
пятидесяти. И они действительно находились в воздушном шаре - едва
заметной штуковине на грани между прозрачностью и просвечивающей
полупрозрачностью. Хотя они двигались резко, как злые красные комары, их
путь ограничивался сферой шара - они не покидали его и, казалось, не
дотрагивались до внутренней поверхности.
  Пока я наблюдал, остатки адреналина вымылись из моих почек, но тщетное
желание осталось. Я пытался осознать печальный факт, что эти спецэффекты
Космической Команды представляли собой нечто, что было важнее Шеры.
  Это была мысль, которая потрясала основы моего существа, но я не мог ее
отвергнуть.
  У меня в голове звучали два голоса, каждый выкрикивал вопросы во всю
глотку, каждый не обращал внимания на вопросы второго. Один кричал:
  "Дружелюбны ли эти существа? Или враждебны? Используют ли они вообще
эти понятия? Велики ли они? Как далеко находятся? Откуда они явились?"
Другой голос был менее амбициозным, но таким же громким. Он спрашивал
одно и то же, одно и то же: "Сколько еще сможет Шера продержаться в
невесомости, не обрекая себя на смерть?" Голос Шеры был полон изумления.
  - Они... Они танцуют.
  Я вгляделся. Если в их движении, напоминающем роение мух над
отбросами, и был узор, то я не смог его обнаружить.
  - Мне это кружение кажется беспорядочным.
  - Чарли, посмотри. Какая бешеная активность, а они совершенно не
сталкиваются ни друг с другом, ни со стенами оболочки. Они, должно быть,
движутся по орбитам, столь же тщательно отхореографированным, как
орбиты электронов.
  - Разве атомы танцуют?
  Она странно глянула на меня.
  - А разве нет, Чарли?
  - Лазерный луч, - сказал Том.
  Мы посмотрели на него.
  - Эти штуки, должно быть, плазмоиды - один из пилотов сказал мне, что
они были видны на локаторе дальнего вида. Значит, они представляют собой
ионизированный газ - о чем-то подобном говорится в отчетах о НЛО. - Он
хихикнул, затем спохватился. - Если бы можно было проникнуть в эту
оболочку с помощью лазера, держу пари, что вы вполне могли бы
деионизировать их. А оболочка эта, надо полагать, поддерживает их жизнь,
каков бы ни был их метаболизм.
  У меня голова шла кругом.
  - Значит, мы небеззащитны?
  - Вы оба говорите, как солдаты, - взорвалась Шера. -Я говорю вам, они
танцуют. Танцоры - это не бойцы.
  - Продолжай, Шера, - рявкнул я. - Даже если эти штуки хотя бы
отдаленно напоминают нас, это неверно. Та-ши, карате, кун-фу - все это
танцы. - Я кивнул на экран. - Мы знаем об этих одушевленных красных
угольках только то, что они путешествуют в межзвездном пространстве.
  Этого достаточно, чтобы напугать меня.
  - Чарли, ну посмотри же на них, - воскликнула она.
  Я посмотрел.
  Клянусь Богом, они не выглядели угрожающе. И действительно, чем
больше я смотрел, тем больше мне казалось, что они движутся в танце,
кружась в сумасшедших адажио, слишком быстрых для того, чтобы можно
было уследить глазами. Совсем не похоже на обычный танец - это было
ближе к тому, что начала делать Шера в "Масса есть действие". Я
обнаружил, что мне хочется переключиться на другую камеру для выявления
перспективы, и от этого мой мозг начал наконец просыпаться. На
поверхность выплыли две идеи. Вторая была необходима для того, чтобы
продать Коксу первую.
  - Как далеко мы, по-твоему, находимся от Скайфэка? - спросил я Тома.
  Он пожевал губу.
  - Недалеко. Корабль только сманеврировал, чтобы отойти от станции. Эти
чертовы штуки, вероятно, прежде всего и были привлечены Скайфэком -
что и указывает на их разумность. - Он наморщил лоб. - Может быть, они
не пользуются планетами.
  Я потянулся вперед и включил аудиосеть.
  - Майор Кокс. - Убирайтесь из сети!
  - Вы бы не хотели увидеть эти существа поближе?
  - Мы и так достаточно близко. Прекратите толкать меня под локоть и
убирайтесь из сети, или я...
  - Может, выслушаете меня? У меня четыре передвижные камеры с
источниками питания и прожекторами внутри для съемки в космосе, с луч-
шей разрешающей способностью, чем у ваших видео. Они были установлены
для записи следующего танца Шеры.
  Он сразу переменил тон.
  - Вы их можете приладить на моем корабле?
  - Думаю, да. Но мне нужно вернуться на главный пульт на Кольце-1.
  - Тогда без толку. Я не могу связывать себе руки - что, если мне
придется драться или бежать?
  - Майор, как далеко это отсюда, если отправиться без корабля?
  Его это несколько ошеломило.
  - Километра два по прямой. Но вы же - из наземных ползунов.
  - Я провел в невесомости большую часть этих двух месяцев. Дайте мне
переносной радар, и я доползу до Фобоса.
  - Ммм... Вы штатский - но, черт возьми, мне пригодилось бы видео
получше. Даю вам разрешение. А теперь первую идею.
  - Подождите, еще одно. Шера и Том должны пойти со мной.
  - Дудки. Это не увеселительная прогулка.
  - Майор Кокс, Шера должна вернуться в гравитационное поле как можно
скорее. Кольцо-1 подойдет. Фактически оно будет идеальным, если мы вой-
дем через "спицу" в центре. Шера сможет спускаться очень медленно и
акклиматизируется постепенно, как ныряльщик проходит декомпрессию,
только наоборот. Тому придется пойти и остаться с ней - если она потеряет
сознание и упадет вниз вдоль трубы, то может сломать ногу даже при 1/6 g.
  Кроме того, из нас он лучше всех умеет действовать в открытом космосе.
  Майор обдумал.
  - Идите.
  Мы пошли.
  Обратная дорога на Кольцо-1 была дольше, чем любая из проделанных в
открытом космосе Шерой и мной, но под руководством Тома мы прошли ее с
минимальным маневрированием. Кольцо, "Чемпион" и чужаки образовали
равносторонний треугольник со стороной пять или шесть километров.
  Видимые нами в перспективе чужаки занимали объем в два раза больший,
чем сфера размером с Кольцо-1 - чертовски большой воздушный шар.
  Светляки не останавливались и не замедляли сумасшедшего кружения, но все
же, казалось, следили за нами, добирающимися на Скайфэк через пустоту.
  Они мне представлялись похожими на биологов, изучающих странные
ужимки нового вида. Мы держали передатчики скафандров выключенными,
чтобы не создавать помех, и это сделало меня чуть более впечатлительным.
  Я даже не заметил отсутствия локальной вертикали. Я был слишком занят.
  Оставив Шеру с Томом, я спустился вниз по трубе, преодолевая по шесть
ступенек разом. Кэр-рингтон ждал меня в приемной с двумя шестерками.
  Было очевидно, что он напуган до идиотизма и пытается скрыть это злостью.
  - Черт возьми, Армстед, эти проклятые камеры принадлежат мне.
  - Заткнитесь, Кэррингтон. Если вы дадите эти камеры в руки наилучшего
имеющегося специалиста - мне - и если я передам полученные с их по-
мощью данные лучшему стратегическому уму космоса - Коксу, - то есть
шанс, что мы спасем вашу вонючую фабрику для вас. И человечество - для
всех нас, остальных.
  Я пошел вперед, и он убрался с дороги. Сработало. Видимо, понял, что не
помочь человечеству в опасности - очень плохая реклама.

  После двухмесячной практики мне было нетрудно на глазок направить
через космос одновременно четыре передвижные камеры. Чужаки проигнори-
ровали их приближение. Бригада техников Скайфэка передавала мои сигналы
на "Чемпион", связывала меня с Коксом по аудио. Я окружил шар камерами
с противоположной от "Чемпиона" стороны, переключая активную камеру,
по командам Кокса. Штаб Космической Команды делал видеозапись, но я не
мог слышать их разговоры с Коксом, за что был благодарен. Я давал ему
замедленный повтор, крупные планы, несколько изображений на
разделенном экране - все, что было в моем распоряжении. Движения
отдельных светляков небыли особенно симметричными, но узоры начали
повторяться. В замедленной съемке это выглядело так, будто они танцуют. И,
хотя я не был уверен, мне казалось, что темп ускоряются. Каким-то образом
начало вырисовываться драматическое напряжение их танца.
  Затем я переключился на камеру, на заднем плане которой был виден
Скайфэк, и мое сердце провалилось в вакуум, а я вскрикнул в чисто пер-
вобытном ужасе - на полпути между Кольцом-1 и роем чужаков двигалась,
приближаясь к ним медленно, но неуклонно, фигура в р-костюме, которая не
могла быть никем, кроме как Шерой.
  После трагической, рассчитанной как-в театре, паузы рядом со мной в
дверном проеме, тяжело опираясь на Гарри Штайна, появился Том; его лицо
было перекошено от боли. Он стоял на одной ноге, вторая была явно сломана.
  - Похоже, я все-таки... не смогу давать показательные выступления... в
результате... - задыхаясь, сказал он. - Она сказала... "Прости, Том"... я
знал, что она собирается броситься на меня... и все равно она меня
достала. О
проклятие, Чарли, мне так жаль.
  Он рухнул на свободный стул.
  Раздался настойчивый голос Кокса:
  - Какого черта тут происходит? Кто это?
  Она должна была находиться на нашей частоте.
  - Шера! - заорал я. - Поворачивай свою задницу обратно.
  - Не могу, Чарли. - Ее голос был неожиданно громким и очень
спокойным. - На полпути вниз по трубе у меня адски заболело в груди.
  - Мисс Драммон, - вмешался Кокс, - если вы еще немного
приблизитесь к чужакам, я вас уничтожу.
  Она рассмеялась - веселый звук, который заморозил мою кровь.
  - Чушь собачья, майор. Вы не станете играть лазерным лучом вблизи этих
существ. Кроме того, я вам нужна так же сильно, как вам нужен Чарли.
  - Что вы имеете в виду?
  - Эти существа общаются с помощью танца. Это их эквивалент речи,
сложная разновидность языка знаков.
  - Вы не можете это знать.
  - Я это чувствую. Я это знаю. Черт, как еще можно общаться в
безвоздушном пространстве? Майор Кокс, я единственный
квалифицированный переводчик, который есть в данную минуту у чело-
вечества. А теперь не будете ли вы так любезны заткнуться, чтобы я могла
попытаться выучить их язык?
  - У меня нет полномочий, чтобы...
  Тут я сказал нечто неожиданное даже для себя. Мне следовало умолять
Шеру вернуться, заговорить ее или даже рвануться за р-костюмом и
притащить ее обратно. Вместо этого я сказал:
  - Она права. Заткнитесь, Кокс.
  - Но...
  - Черт вас побери, не тратьте впустую ее последнюю попытку! Он
заткнулся.
  Пэнзелла вошел, вкатил Тому обезболивающее, вправил лодыжку прямо
здесь, в каюте, но я ничего не замечал. Больше часа я наблюдал за Шерой,
изучающей чужаков. Я сам следил за ними, молча, в предельном отчаянии, но
даже под страхом смертной казни я не смог бы расшифровать их танец. Я
напрягал ум, пытаясь высосать смысл из их сумасшедшей карусели, но
тщетно. Лучшее, что я мог сделать, чтобы помочь Шере, - это заснять все
происходящее для гипотетических потомков. Несколько раз она тихо
вскрикивала, и я страстно желал откликнуться в ответ, но не делал этого.
  Потом она использовала свои реактивные двигатели, чтобы ближе
подобраться к кружащимся чужакам, и зависла там на долгое время.
  Наконец в наушниках прорезался ее голос. Хриплый и невнятный
поначалу, как будто бы она говорила во сне.
  - Боже, Чарли. Странно. Так странно. Я начинаю понимать.
  - Что?
  - Каждый раз, когда я улавливаю часть их танца, это... сближает нас. Не
телепатия, как мы ее понимаем. Я просто... лучше их узнаю... А может, это
и
есть настоящая телепатия, трудно сказать. Танцуя то, что они чувствуют,
они
дают танцу достаточно напряженности, чтобы я поняла. Я понимаю
примерно одну их идею из трех. Чем ближе, тем это сильнее.
  Тон Кокса был мягким, но непреклонным.
  - Что вы поняли, Шера?
  - Что Том и Чарли были правы. Они воинственные. По крайней мере в
них есть оттенок чего-то вызывающего - убежденность в собственном
превосходстве. Их танец - это вызов. И скажите Тому, что, по-моему, они
все-таки используют планеты.
  - Что?
  - Я думаю, что на некоторой стадии своего развития они телесны,
привязаны к планете. Затем, достигнув зрелости, они... превращаются в этих
светляков, подобно тому, как гусеницы становятся бабочками, - и выходят в
космос.
  - Зачем? - вопрос со стороны Кокса.
  - Чтобы найти планету для размножения. Они хотят Землю.
  Молчание продолжалось, вероятно, секунд десять. Затем Кокс заговорил
спокойно.
  - Задний ход, Шера. Посмотрим, что с ними сделают лазеры.
  - Нет! - закричала она так громко, что даже первоклассный динамик дал
искажения.
  - Шера, как Чарли сказал мне, вы не только невосстановимы, вы со всех
практических точек зрения уже исчерпали свои возможности.
  - Нет! - на этот раз закричал я.
  - Майор, - настойчиво сказала Шера, - это не выход. Поверьте мне, они
могут увернуться или выдержать все, чем вы или Земля швырнете в них. Я
это знаю.
  - Тысяча проклятий, женщина, - сказал Кокс. - Что вы от меня хотите?
  Чтобы они выстрелили первыми? Сейчас в пути находятся корабли четырех
стран, но они не будут...
  - Майор, подождите. Дайте мне время.
  Он начал было ругаться, затем прекратил.
  - Сколько вам нужно?
  Она не ответила прямо.
  - Если только эта телепатия работает в обратном направлении... надо
попробовать. Я для них не более чужая, чем они для меня. Возможно, даже в
меньшей степени - я так понимаю, что они здесь уже бывали. Чарли?
  - Да.
  - Это шанс.
  Я знал. Я понял это, как только увидел ее на своем мониторе в открытом
космосе. И я догадался, что ей нужно сейчас, по слабому дрожанию ее
голоса.
  Это было все, что я имел, и я был только рад, что могу дать ей это.
  Чрезвычайно натуральным веселым голосом я сказал ей: "Чтоб тебе ногу
сломать, крошка!", и отключил микрофон, чтобы она не услышала мое
всхлипывание. И она начала танец.
  Первые движения были медленными, незначительными, как упражнение
для одного пальца, чтобы установить словарь жестов, которые эти существа
смогут понять. "Видите ли вы, - казалось, спрашивала она, - что вот это
движение выражает стремление, сильное желание? Видите ли вы, что вот это
- презрительный отказ, вот это - развертывание, открытие планов, а это -
постепенный уход энергии. Чувствуете ли вы двойственность в том, как я
искажаю этот арабеск, возможно ли таким образом разрешить напряжение?"
Похоже, Шера была права в том, что они имели бесконечно больше, чем
мы, опыта общения с цивилизациями, в корне отличающимися от их куль-
туры, поскольку они были великолепными лингвистами движения. Позднее
мне пришло в голову, что, вероятно, они выбрали движение для общения
именно из-за его универсальности. Человек танцевал еще до того, как
заговорил. Во всяком случае, по мере нарастания танца Шеры их
собственный ощутимо замедлял скорость и интенсивность, до тех пор, пока
они неподвижно не зависли в космосе, наблюдая за ней.
  Вскоре после этого Шера, должно быть, решила, что она достаточно
определила свои термины, по крайней мере достаточно хорошо для общения
на пиджине - поскольку теперь она начала танцевать всерьез. До этого она
использовала только собственные мышцы и перемещающуюся массу своих
конечностей. Теперь она добавила реактивные двигатели, по одному и в
комбинации, кружась на месте и перемещаясь в пространстве. Ее танец стал
настоящим: больше, чем набор движений; нечто, имеющее духовность и
значение. Без сомнения, это был "Звездный танец", такой, каким она его
гото-
вила, каким она всегда хотела его показать. То, что в ее танце нашлось
нечто
понятное совершенно чужим существам, вовсе не было совпадением: танец
Шеры был облеченным в плоть духовным сообщением величайшей артистки
нашего времени; его текст был рассчитан и на Бога.
  Прожектора камеры высекали серебро из ее р-костюма, золото из
двухкислородных баллонов у нее на плечах. Перемещаясь на черном фоне
космоса, она ткала сложный рисунок танца - легкое движение, которое,
казалось, каким-то образом оставляло за собой эхо. И значение этих
небрежных прыжков и кружений становилось ясным, и в горле у меня
пересохло, а зубы сжались.
  Ее танец говорил не больше и не меньше, как о трагедии быть живым
существом, о трагедии быть человеком. Он откровенно и красноречиво
рассказывал об отчаянии. Он говорил о жестокой иронии бесконечных
устремлений, впряженных в одну упряжку с ограниченными возможностями,
о вечной надежде, заключенной в эфемерный жизненный срок, о попытке
вырваться из неумолимо предопределенного будущего. Он рассказывал о
страхе, о голоде и, самое главное, о непреходящем одиночестве и
чужеродности человека в мире. Глазами человека он описывал вселенную:
  враждебное воплощение энтропии, в которое мы все заброшены поодиночке,
где наше естество не может прикоснуться к другому сознанию иначе, как
опосредованно, по доверенности. Он говорил о слепом извращении, которое
заставляет человека настоятельно стремиться к познанию, которое тут же
оборачивается печалью. И он говорил о глупом, ужасном парадоксе, по
которому человек все время пытается познать самого себя, но так никогда и
не может это сделать. Он рассказывал о Шере и ее жизни. Снова и снова
возникала надежда только для того, чтобы исчезнуть в беспорядке и
разрушении. Снова и снова каскады энергии стремились к созиданию и
находили только гибель. Неожиданно Шера прочертила узор, который
показался мне знакомым. Через несколько мгновений я узнал его: она
обобщила завершающее движение из "Масса есть действие" - не повторила,
но сыграла заново, отразила как эхо