Spider & Jeanne Robinson "Stardance" 1977,1978,1979
Перевод с английского А. И.Кириченко

Дженнифер Роберсон

                              ЗВЕЗДНЫЙ ТАНЕЦ

                        Чтобы найти себя в бесконечности
                        бытия, необходимо уметь как
                        разъединять, так и объединять.
                                  И. Цзин



  Я не могу на самом деле сказать, что я ее знал. Во всяком случае, я не
знал ее так, как Серов знал Айседору. Все, что я знаю о ее детстве и
юности, - это анекдоты, которые случалось ей рассказывать в моем
присутствии, но этого достаточно, чтобы быть уверенным в том, что все три
противоречивые биографии в текущем списке бестселлеров являются
вымышленными. Все, что я знаю о ее взрослой жизни, - это сравнительно
немного часов, проведенных ею в моем присутствии и отображенных в моих
фильмах; более чем достаточно, чтобы я мог сказать, что каждое газетное
сообщение о ней, виденное мной, является вымышленным. Вероятно, Кэррингтон
полагал, что знал ее лучше меня, и в некотором смысле он был прав - но он
бы никогда об этом не написал, а сейчас он мертв.
  Но я был ее видеооператором с тех самых времен, когда еще камеру
держали в руках, и я знал ее закулисную жизнь: тот тип взаимоотношений,
подобного которому ни на Земле, ни за ее пределами нет. Я не верю, что их
может понять кто-то непричастный к нашей профессии. Можете считать, что
это нечто среднее между отношениями сослуживцев и боевых товарищей. Я
был с ней в тот день, когда она приехала на Скайфэк, перепуганная, но
решительная, чтобы рискнуть жизнью во имя мечты. Я наблюдал за ее
работой и работал с ней все те два месяца в течение всех бесконечных
репетиций, и я сберег все записи - не для продажи.
  И, разумеется, я видел "Звездный танец". Я был там. Я снимал его. По-
моему, я смогу кое-что рассказать вам о ней.
  Для начала скажу, что все было не так, как описывают Фон Дерски в
статье "Танец без границ: Создание нью модерна" и Кэхил в "Шере": будто
бы она всю жизнь восхищалась космосом, космическими путешествиями, и
это побудило ее стать первой танцовщицей в невесомости среди своей расы.
  Космос был для нее не целью, а лишь средством; его обширная пустота и
необъятность поначалу ее пугали. Не было и так, как утверждается в бульвар-
ной книжонке Мелберга "Настоящая Шера Драммон", будто ей недоставало
таланта стать танцовщицей на Земле. Если вы думаете, что танцевать в
невесомости легче, попробуйте сами. Не забудьте только рвотный
гигиенический пакет.
  Но есть в клевете Мелберга и крупица правды, как бывает во всех
выдающихся сплетнях. Она действительно не могла стать танцовщицей на
Земле - но не из-за отсутствия таланта.
  Впервые я увидел ее в Торонто, в июле 1989-го. Я тогда возглавлял
видеоотдел театра "Торонто Данс" и ненавидел каждую минуту своей работы.
  В те. дни я ненавидел вообще все. По расписанию я должен был провести
всю смену после полудня, делая видеозапись студентов - пустая трата
времени и пленки, это я ненавидел больше всего остального, если не считать
телефонной компании. Я еще не видел урожая этого года и совсем не горел
желанием Увидеть. Мне нравится, когда танец делают хорошо; усилия
новичка доставляют мне примерно столько же удовольствия, как вам -
соседство со скрипачкой-первокурсницей.
  Когда я входил в студию, нога беспокоила меня больше обычного. Норри
увидела мое лицо и покинула группу подающих надежды юных дарований,
чтобы подойти ко мне. -Чарли..?
  - Я знаю, знаю. "Это нежные птенцы, Чарли, с душами такими хрупкими,
какими бывают пасхальные яйца, долежавшие до декабря. Не кусай их,
Чарли. Даже не лай на них, если сможешь сдержаться".
  Она улыбнулась.
  - Вроде того. Нога?
  - Нога.
  Норри Драммон - танцовщица, которой удается не выглядеть зрелой
женщиной, так она миниатюрна. В ней примерно сто пятнадцать фунтов, и
большая часть из них - сердце. Ростом она около пяти футов четырех
дюймов, но прекрасно умеет выглядеть выше любого самого высокого
студента. Энергии в ней больше, чем во всей североамериканской системе, и
использует она эту энергию так же эффективно, как лопастный насос. (Знаете
ли вы, как устроен стандартный поршневой насос? А теперь пойдите и вы-
ясните, как работает лопастный.) Ее танец был уникален, как автограф, -
видимо, поэтому она получала так мало действительно стоящих партий в
постановках компании до тех пор, пока "модерн" не уступил дорогу "нью
модерн". Она мне нравилась, так как не жалела меня. Однажды мы даже
жили вместе, но из того ничего не вышло.
  - Не только нога, - признал я. - Ненавижу смотреть, как эти нежные
птенцы кромсают твою хореографию.
  - Тогда можешь не беспокоиться. Сегодня будешь записывать... одну из
моих учениц.
  - Вот радость-то. Я так и знал, что нужно было вызвать врача и никуда не
ходить. - Она состроила гримасу. - В чем дело?
  - То есть?
  - Почему ты запнулась на словах "одна из моих учениц"?
  Она покраснела.
  - Черт побери, это моя сестра.
  Мы с Норри проделали вместе большой путь, но я никогда не встречался с
ее сестрой - в наши дни это обычное положение вещей, я полагаю. Мои
брови приподнялись.
  - Значит, она должна танцевать хорошо.
  - Ну... да, спасибо, Чарли.
  - Вздор. Я либо говорю комплименты по делу, либо не говорю их вообще.
  Я не имею в виду наследственность. Я хочу сказать, что ты столь безнадежно
нравственна, что сделала бы все, чтобы избежать семейственности. Если ты
так отзываешься о своей сестре, она должна быть потрясающей.
  - Чарли, это именно так, - просто сказала Норри.
  - Увидим. Так как ее зовут?
  - Шера.
  Норри указала на нее, и я понял ее смущение. Шера Драммон была на
десять лет младше сестры и на добрых восемнадцать сантиметров выше, а
также на пятнадцать - восемнадцать килограммев тяжелее. Я безучастно
отметил, что она изумительно красива, но это не уменьшило моей тревоги, -
в свои лучшие годы Софи Лорен никогда не смогла бы стать танцовщицей
"модерн". Там, где Норри была маленькой, Шера была великовата, а где ве-
лика была Норри, Шера была просто огромна. Встретив ее на улице, я мог бы
одобрительно присвистнуть, но в студии я нахмурился.
  - Бог мой, Норри, она огромна,
  - Мамин второй муж был футболистом, - сказала Норри печально. - Но
она ужасно хорошо танцует.
  - Если она хорошо танцует, это действительно ужасно. Бедная девочка.
  Так чего ты хочешь от меня?
  - Почему ты думаешь, что я чего-то от тебя хочу?
  - Ты все еще здесь стоишь. - Ох. Ну да, правда. М-м-м... пойдешь с нами
на ленч, Чарли?
  - Зачем?
  Я прекрасно знал, зачем, но ожидал услышать вежливую ложь. Только не
от Норри Драммон.
  - Потому что у вас двоих есть, я полагаю, нечто общее.
  Мое лицо не дрогнуло, и это был лучший комплимент ее откровенности.
  - Думаю, ты права.
  - Значит, пойдешь?
  - Сразу же после занятий. Она сверкнула глазами и ушла. В удивительно
короткий срок она преобразовала студию, заполненную слоняющимися и
болтающими молодыми людьми в нечто, напоминающее танцевальный ан-
самбль, если смотреть прищурившись. Те двадцать минут, которые
понадобились мне, чтобы установить и проверить оборудование, они
разогревались. Я расположил одну камеру перед ними, одну позади, а еще
одну держал в руках для крупных планов. Я так и не пустил ее в ход.
  Вот игра, которую многие из нас иногда любят разыгрывать в
воображении. Если кто-то обращает на себя ваше внимание, вы начинаете
строить догадки о нем. Вы пытаетесь по внешности предсказать его характер
и привычки. Он? Угрюмый и неорганизованный - не закручивает зубную
пасту и пьет крепкие коктейли. Она? Тип студентки художественного
училища; вероятно, пользуется диафрагмой и пишет письма стилизованной
каллиграфией собственного изобретения. Они? Выглядят как школьные
учителя из Майами, приехавшие сюда, должно быть, для того, чтобы
посмотреть на снег и побывать на какой-нибудь встрече. Иногда я угадываю
достаточно точно. Не помню, как я охарактеризовал Шеру Драммон в те
первые двадцать минут. В ту секунду, когда она начала танец, все
предварительные догадки вылетели у меня из головы. Она стала чем-то
стихийным, непостижимым - живой мост между нашим миром и миром, где
обитают музы.
  Я знаю на интеллектуально-академическом уровне почти все, что можно
знать о танце. И я не смог отнести ее танец к какой-либо категории, не
смог
классифицировать его. Я даже не смог по-настоящему понять тот танец, что
танцевала она в день нашей встречи. Я видел этот танец и даже оценил его
по
достоинству, но мне не хватило подготовки, чтобы его понять. Забытая
камера повисла у меня на руке; я так и простоял все время, открыв рот.
  Танцоры говорят о своем "центре", то есть о точке, вокруг которой они
движутся; как правило, эта точка расположена очень близко от физического
центра тяжести. Вы стремитесь танцевать "от центра", и идея сжатия-
освобождения, которая так много значит в танце "модерн", тоже зависит от
наличия центра, который служит фокусом энергии. Центр Шеры, казалось,
двигался по сцене под действием своей собственной энергии, увлекая за
собой части тела скорее произвольно, чем по необходимости. Каким словом
называется самая внешняя часть Солнца, которая видна во время затмения?
  Корона? Вот чем было движение ее рук и ног: четырьмя длинными языками
пламени, которые следовали за центром по его эксцентрической, вихревой
орбите, перетекая изгибами вокруг воображаемой поверхности. То, что ноги
часто соприкасались с полом, казалось случайным совпадением - в самом
деле, руки касались пола почти столь же регулярно.
  Там были и другие танцующие студенты. Я знаю это, потому что две
автоматические камеры, в отличие от меня, свою работу делали и записывали
представление в целом. Все это называлось "Рождение" и изображало взрыв
и развитие Галактики, которая в результате оказалась похожа на Андромеду.
  Это, конечно же, было некое символическое действо, а не точное, буквальное
изображение, но оно оставляло очень сильное впечатление. Оглядываясь
назад, я вспоминаю, что видел и осознавал только сердце Галактики - Шеру.
  Студенты заслоняли ее время от времени, но я этого не замечал. Наблюдать
за ней было просто больно.
  Если вы знаете что-нибудь о танце, мой рассказ должен показаться вам
ужасным. Танец, изображающий туманность? Знаю, знаю. Нелепейшее
понятие. Но это действовало. Действовало на клеточном уровне, добиралось
до самых печенок - если не считать того, что Шера была слишком хороша
для своего окружения. Она не принадлежала к той нетерпеливой команде
жутких желторотых недоучек. Это было похоже на прослушивание позднего
Стивлэнда Уандера, пытающегося работать со случайно набранным
оркестром в баре Монреаля. Но больно было не от этого.

  "Ле Мэнтнан" довольно сильно обветшал, зато славился хорошей едой, а
фирменная травка, которую там всегда можно перехватить, была просто
восхитительна. Предъявите карточку "Динер Клаб" и Толстяк Хэмфри
покажет вам камбуз, полный грязной посуды. Сейчас этого больше нет.
  Норри и Шера от травки отказались, но мне при моем стиле работы это
помогает. Кроме того, несколько затяжек были мне просто необходимы. Ибо
как без этого сказать прекрасной леди, что ее заветная мечта безнадежна?
  Не нужно было ни о чем спрашивать Шеру, чтобы понять, что ее заветная
мечта - танец. Более того, профессиональный танец. Часто я предавался
размышлениям - что же движет профессиональным артистом? Одни ищут
подтверждения своему нарциссизму в том, что другие люди выкладывают
денежки, чтобы любоваться ими или их слушать. Другие некомпетентны или
неорганизованны настолько, что не могут найти другого способа содержать
себя. Третьи чувствуют необходимость донести до зрителей какое-нибудь
послание. Я считаю, что большая часть артистов сочетает аспекты всех трех
мотивов. Это с моей стороны вовсе не насмешка - то, что они делают для
нас, необходимо. Мы должны быть благодарны за то, что вообще существуют
какие-то мотивы.
  Но Шера была из тех, кто встречается редко. Она танцевала потому, что ей
просто это было нужно. Ей нужно было сказать то, что по-другому не
скажешь; она могла существовать только в танце, и только в танце видела
смысл жизни. Любой другой способ проведения времени был бы лишен для
нее всякого смысла. Я понял это, увидев лишь один ее танец.
  Я курил травку, потом был занят едой, потом снова курил (немного, чтобы
компенсировать легкую потерю кайфа, вызванную закуской), и прошло
больше получаса, прежде чем настал момент сказать нечто более
определенное, нежели мое бурчание в ответ на болтовню леди за ленчем.
  Когда подали кофе, Шера посмотрела мне прямо в глаза и произнесла:
  - Ты умеешь говорить, Чарли? Н-да, она действительно была сестрой
Норри.
  - Только глупости.
  - Глупостей не бывает. Бывают глупые люди, это правда.
  - Вам нравится танцевать, мисс Драммон?
  Она ответила совершенно серьезно:
  - Определите, что такое "нравится".
  Я открыл рот и снова закрыл и, наверное, проделал это раза три.
  Попробуйте сами найти ответ.
  - И, ради Бога, скажите мне, почему вы так настойчиво не желаете
говорить со мной? Вы заставляете меня беспокоиться.
  - Шера!
  Норри выглядела встревоженной.
  - Молчи. Я хочу знать.
  Я взял инициативу в свои руки.
  - Шера, мне довелось встретиться с Бертраном Россом до его смерти.
  Перед самой нашей встречей я видел, как он танцевал. Режиссер, который
знал и любил меня, повел меня за кулисы: так ребенку показывают Деда
Мороза. Я ожидал, что Росс будет выглядеть старше во время передышки за
кулисами, но он выглядел гораздо моложе - как будто едва сдерживал свою
невероятную способность двигаться. Он разговаривал со мной. А я через
некоторое время перестал открывать рот, потому что все равно ничего не мог
сказать.
  Она помолчала, ожидая продолжения. Только постепенно она осознала
комплимент и его масштабы. Я знал, что она поймет. Большинство артистов
ожидают услышать комплименты. Когда до нее наконец дошло, она не
покраснела и не улыбнулась жеманно. Не наклонила голову, сказав: "О,
продолжайте". Не сказала: "Вы мне льстите". Не отвернулась. Она медленно
кивнула и сказала:
  - Спасибо, Чарли. Это стоит гораздо больше, чем пустая болтовня.
  В ее улыбке был намек на печаль, как будто мы разделили горькую шутку.
  - Пожалуйста.
  - Ради Бога, Норри, чем ты так огорчена? Теперь молчала Норри.
  - Она разочаровалась во мне, - сказал я. - Я говорил не то, что нужно.
  - А что было нужно?
  - Мне следовало сказать: "Мисс Драммон, я думаю, вы должны бросить
танцевать".
  - О нет, не "мисс Драммон". Вам следовало сказать: "Шера, я думаю, ты
должна..." Что?..
  - Чарли... - начала Норри.
  - Предполагалось, что я скажу тебе, что все мы не можем быть
профессиональными танцорами и что они - лишь волны, которые набегают
на песок и исчезают. Шера, я должен был сказать тебе: плюнь на танцы, пока
они не плюнут на тебя.
  В своем желании быть честным с ней я был более жесток, чем необходимо.
  Так мне показалось. Мне еще предстояло узнать, что прямолинейность ни-
когда не пугала Шеру Драммон. Более того, Шера ее требовала.
  - Почему сказать должен был именно ты? - вот все, что она спросила.
  - Мы с тобой сидим в одной лодке. Мы оба испытываем один и тот же
зуд, но наши тела не дают нам почесаться.
  Ее взгляд смягчился.
  - И к чему ты стремишься?
  - К тому же, что и ты.
  - То есть?
  - Позволь рассказать тебе одну печальную историю. Как-то в четверг к
нам должен был прийти человек для починки телефона. Моя соседка по
комнате Карен и я, мы были весь день на репетиции, поэтому просто
оставили для него записку: "Мы вынуждены были уйти; естественно, не
могли вам позвонить и т.д. и т.п. Пожалуйста, возьмите ключ у консьержа и
войдите; телефон в спальне". Мастер так и не пришел. Они никогда не прихо-
дят. - У меня начали дрожать руки. - Мы зашли домой через черный ход со
стороны аллеи. Телефон по-прежнему был неисправен, но я не догадался
снять записку со входной двери. На следующее утро мне было плохо -
колики, рвота. Мы с Карен были просто друзьями, но она осталась дома,
чтобы позаботиться обо мне. Я думаю, что вечером в пятницу записка была
еще более правдоподобна. Особенно для воров. Он открыл замок полоской
пластмассы, а Карен вышла из кухни в тот момент, когда он отключал от сети
стерео. Он так обозлился, что выстрелил в нее. Дважды. Шум его испугал. К
тому времени, как я оказался там, он был уже почти за дверью. Он успел
только всадить мне пулю в бедро и исчезнуть. Его так и не нашли. Даже
телефон так и не починили. - Я Совладал с руками. - Карен была
чертовски хорошей танцовщицей, но я был еще лучше. Мысленно я им и
остался.
  Ее глаза округлились.
  - Но ты ведь не Чарли... не тот самый Чарльз Армстед?
  Я кивнул.
  - О Боже! Так вот что с вами случилось. Ее потрясение подействовало и
на меня, вытащив из холодных и ветреных глубин жалости к самому себе. Но
жалость к ней осталась. Мне бы следовало догадаться, как глубоко она
способна сопереживать. Мы и впрямь с ней были чертовски похожи - мы на
самом деле разделили одну и ту же горькую шутку. Странно, зачем я хотел
вызвать у нее потрясение?
  - Они так и не смогли вылечить вам сустав? - спросила она мягко.
  - Я прекрасно передвигаюсь, хотя обычно прихрамываю. При достаточно
сильной необходимости я даже могу пробежать короткое расстояние. Но я ни
черта не могу станцевать.
  - И вы стали видеооператором.
  - Три года назад. Те, кто знаком одновременно с видео и с танцем, в наши
дни встречаются не чаще, чем зубы у курицы. Конечно же, танцы за-
писывают, начиная с семидесятых годов - люди с воображением
операторов, снимающих телекомментаторов новостей. Если вы пишете игру
на сцене двумя камерами из оркестровой ямы, можно ли это назвать
фильмом?
  - Так вы пытаетесь сделать для танца то, что кинокамера сделала для
театра?
  - Довольно точная аналогия, но она проигрывает в том, что танец больше
похож на музыку, чем на театр. Вы не можете просто так остановить и начать
действие, или вернуться и переделать сцену, которая была плохо отснята; или
изменить последовательность событий таким образом, чтобы получился удобный
режим съемки. Событие происходит, и вы его снимаете. В шоубизнесе мне
платят дополнительные деньги за то, что я работник смешанной квалификации,
у которого хватит смекалки понять, какой микрофон фонит в данный момент, и
переставить его выше, и который сообразит дать самым крутым пижонам лучшие
микрофоны. Есть еще несколько таких, как я. Но я - лучший.
  Она восприняла это так же, как мой комплимент в ее адрес - как факт.
  Обычно, когда я говорю подобные вещи, я ни черта не забочусь о том, какая
будет реакция; или же я выражаюсь ядовито и жду ответного возмущения. Но
меня порадовало ее отношение - порадовало достаточно, чтобы
обеспокоить. Незначительное раздражение опять сделало меня жестоким,
хотя я знал, что это не сработает.
  - Итак, я веду это к тому, что Норри надеялась, будто я предложу
подобную форму сублимации для тебя. Потому что твое положение даже
хуже моего.
  Она заупрямилась.
  - Не верю, Чарли. Я знаю, о чем вы говорите, я не дура. Но я думаю, что
смогу с этим справиться.
  - Не выйдет. Вы чертовски велики, леди. Ваша грудь - как две
половинки призовой белой мускатной дыни, а за такую задницу любая
актриса в Голливуде продала бы к чертям своих родителей. Но в танце
"модерн" у вас ничего не получится. Ни-че-го. Справиться с этим? Ты только
разобьешь себе лоб! Убедительно я говорю, Норри?
  - Чарли, Бога ради!
  Я смягчился. Я не могу гневить Норри - для этого я слишком ее люблю. У
нас как-то даже получилось жить вместе. Однажды.
  - Извини, дорогая. Я злюсь на свою ногу и начинаю вести себя как
мерзавец. У Шеры действительно должно было бы получиться. Но ничего не
получится. Поскольку она твоя сестра, это тебя печалит. А я совершенно
посторонний, и меня это бесит.
  - А как, по-вашему, себя чувствую я? - взорвалась Шера, удиви