н под завязку громоздким оборудованием, Том.
  Приведи корабль на грузовой причал. Сложи оборудование на Шестом.
  Он ушел с озабоченным видом. Мак-Джилликади включил пульт и отдал
необходимые распоряжения.
  - Что происходит, Том? - спросила Шера, когда тот освободился.
  Перед тем как ответить, он взглянул на меня.
  - Извините, что спрашиваю, мистер Армстед, но вы не журналист?
  - Зовите меня Чарли. Нет. Я видеооператор, но я работаю на Шеру.
  - Ммм... Ладно, все равно рано или поздно вы об этом услышите. Около
двух недель назад внутри орбиты Нептуна появился объект, возник внезапно
и непонятно откуда. Наблюдались еще... некоторые аномалии. Это
продолжалось полдня, а потом прекратилось. Космическая Команда за-
секретила информацию, но на Скайфэке это известно всем.
  - И эта штука появилась опять? - спросила Шера.
  - Да, сразу за орбитой Сатурна. Меня это почти не заинтересовало. Без
сомнения, объяснение этому феномену существует, а поскольку Айзека
Азимова рядом нет, я наверняка не пойму ни слова. Большинство из нас
перестали верить во внеземные цивилизации, когда Проект ОЗМА обернулся
пустышкой.
  - Маленькие зеленые человечки, надо полагать. Не мог бы ты показать
нам холл, Том? Я так понимаю, что он точно такой же, как тот, где мы будем
работать.
  Казалось, Том обрадовался перемене в разговоре.
  - Ну конечно.
  Мак-Джилликади провел нас через герметичную дверь напротив той, куда
вошел Кэррингтон, через длинные залы, где полы закруглялись впереди и по-
зади нас. Каждый зал, наполненный деловитыми и целеустремленными
людьми, был оборудован по-своему, каждый чем-то напоминал мне
вестибюль "Нью Эйджа", или, возможно, старый фильм "2001".
  Футуристическое Изобилие, настолько подчеркнутое, что просто обалдеть.
  Уолл-стрит, поднятая живьем на орбиту - тут даже часы показывали время
Уолл-стрит. Я пытался, но так и не смог уверить себя в том, что совсем
рядом
в любом направлении холодное и пустое пространство Космоса. Хорошо еще,
что иллюминаторы отсутствовали, - в один прекрасный день, привыкнув к
низкой гравитации, человек может забыться и открыть один из них, чтобы
выбросить окурок.
  Пока мы шли, я изучал Мак-Джилликади. Он весь был безукоризнен, от
узла на галстуке до кончиков ногтей, и не носил никаких украшений. Волосы
- короткие и черные, борода устранена физиологическими методами, и на
профессионально бесстрастном лице - неожиданно теплые глаза. Я все
гадал, за какую цену он продал душу, и надеялся, что он не продешевил.
  Мы должны были снизиться на два этажа, чтобы попасть в холл.
  Гравитация на верхнем поддерживалась в 1/6 нормальной, вероятно, для
удобства лунного персонала, совершавшего регулярные рейсы на Скайфэк,
но главным образом, конечно, для удобства Кэррингтона. Спуск принес
небольшое увеличение веса, приблизительно к 1/5 или четверти нормального.
  Моя нога резко воспротестовала, но, к своему удивлению, я обнаружил, что
предпочитаю боль ее отсутствию. Немного страшно, когда старый друг
покидает тебя.
  Холл оказался больше, чем я ожидал, и вполне удовлетворял нашим целям.
  Он включал все три этаж и одна стена целиком была огромным ви-
деоэкраном, по которому ошеломляюще кружились звезды; со случайной
регулярностью к ним присоединялся кусочек матери-Земли. Пол был
заставлен по-разному сгруппированными столами и стульями, но я видел,
что, если его очистить, Шере будет обеспечено вполне достаточно места для
танца. По укоренившейся привычке мои ноги начали проверять пол,
насколько он подходит в качестве поверхности для танца. Затем я вспомнил,
как мало все это значит в данной ситуации.
  - Ну, - сказала мне Шера с улыбкой, - вот как будет выглядеть наш дом
в последующие полгода. Холл Кольца-2 идентичен этому.
  - Полгода? - сказал Мак-Джилликади. - Исключено.
  - Что вы имеете в виду? - Шера и я воскликнули одновременно.
  Он моргнул, услышав наш сдвоенный вопль.
  - Ну, вы, вероятно сможете оставаться так долго, Чарли. Но Шера уже
провела год в низкой гравитации, когда работала в машинописном бюро.
  - Ну так что?
  - Смотрите. Вы собираетесь проводить в невесомости долгие отрезки
времени, если я правильно понимаю?
  - По 12 часов в день, - согласилась Шера.
  Он поморщился.
  - Шера, мне ужасно не хочется говорить... но я бы удивился, если бы вы
продержались даже месяц. Человеческий организм рассчитан на среду с
одним g и плохо работает в нулевой гравитации.
  - Но он адаптируется, не так ли?
  Том невесело рассмеялся.
  - Конечно. Вот почему мы отправляем весь персонал на Землю каждые
четырнадцать месяцев. Ваш организм перестроится. В одну сторону. Без
возврата. Как только вы полностью адаптируетесь, возвращение на Землю
остановит ваше сердце - если другие главные системные нарушения не про-
изойдут раньше. Послушайте, вы былина Земле всего лишь три дня - вы
чувствовали боль в груди? Головокружение? Проблемы с кишечником? Рвоту
при полете?
  - Все вышеперечисленное, - признала она.
  - Вот видите. Вы приблизились к максимальному пределу в четырнадцать
месяцев, когда уехали. А ваш организм приспособится еще быстрее при
полном отсутствии силы тяжести. Рекорд успешного сопротивления
невесомости составляет приблизительно 8 Месяцев, он был установлен
бригадой строителей Скайфэка, у которых были проблемы с тем, чтобы
завершить работу в срок. И они не провели года с 1/6 g для начала, и они
не
переутомляли свое сердце, как собираетесь вы. Черт, на Луне сейчас четыре
человека из первоначальной бригады шахтеров, которые никогда больше не
увидят Землю. Восемь их товарищей пытались. Вы что, совсем нйчего не
знаете о космосе?! Разве Кэррингтон вам не сказал?
  Я и впрямь ломал себе голову, почему это Кэррингтон доставил себе
беспокойство, отменив для нас врачебный осмотр перед полетом.
  - Но мне непременно необходимо по меньшей мере еще четыре месяца.
  Четыре месяца серьезной ежедневной работы. Непременно.
  Шера была испугана, но всеми силами старалась держать себя в руках.
  Мак-Джилликади начал было качать головой, но передумал. Его теплые
глаза изучали лицо Шеры. Я точно знал, что он думает, и он был мне за это
симпатичен.
  А думал он вот что: "Как сказать прекрасной леди, что ее заветная мечта
безнадежна?"
Он не знали половины всего. Я-то знал, как много Шера уже -
бесповоротно - вложила в эту идею, и что-то во мне надломилось.
  А потом я увидел, что ее подбородок дрожит, и посмел надеяться.

  Доктор Пэнзелла был жилистым стариком, с бровями, как две мохнатые
гусеницы. Он носил обтягивающий спортивный костюм, чтобы не запутаться
в приспособлениях р-костюма, если придется надевать его в спешке. Волосы,
длиной до плеч, которые могли бы быть пышной гривой на его
внушительном черепе, были предусмотрительно собраны сзади на случай
внезапного наступления невесомости. Осторожный человек. Используя
устарелую метафору, это был "человека футляр?".
  Он осмотрел Шеру" провел исследования и; дал ей не больше полутора
месяцев. Шера что-то сказала. Я что-то сказал. Мак-Джилликади что-то
сказал. Пэнзелла пожал плечами, провел дальнейшие, очень тщательные
исследования и неохотно уступил. Два месяца. Ни дня больше. Возможно,
даже меньше, в зависимости от дальнейшей проверки реакции ее организма
на продление пребывания в невесомости. Затем год на Земле, прежде чем
можно будет рискнуть снова. Шера казалась удовлетворенной.
  Я не видел, как мы сможем осуществить задуманное.
  Мак-Джилликади заверил нас, что Шере понадобится по меньшей мере
месяц только для того, чтобы научиться верно управлять телом в условиях
нулевой гравитации, не говоря о том, чтобы танцевать. Ее знакомство с 1/6
g
будет, как он предупредил, скорее пассивом, чем активом. Теперь считайте;
три недели хореографии и репетиций, неделя записи, и, вероятно, мы успеем
транслировать один танец до того, как Шере придется вернуться на Землю.
  Не слишком хорошо. Мы высчитали, что потребуются три шоу одно за
другим, каждое хорошо принятое, и только тогда мы сможем проделать в
танцевальном мире дыру, достаточно большую, чтобы Шера туда пролезла.
  Год - слишком большой перерыв, чтобы наш план сработал - а кто знает,
как скоро она надоест Кэррингтону? Итак, я взмолился о пощаде у Пэнзеллы.
  - Мистер Армстед, - сказал он горячо, - в моем контракте запрещено
позволять этой молодой леди совершить самоубийство. - Он состроил
угрюмую гримасу. - Мне было сказано, что ее смерть не улучшит
отношений. Кэррингтона с общественностью.
  - Ладно, Чарли, - настаивала Шера. - Я могу управиться с тремя
танцами. Лучше не станем спать, но сделаем.
  - Одному человеку я однажды сказал, что нет ничего невозможного. Он
спросил, смогу ли я проскочить на лыжах через вращающуюся дверь. Однако
у тебя...
  Мой мозг схлопнулся в гиперпространство, через него пронеслось
множество мыслей, он несколько раз наступил самому себе на пятки и вер-
нулся в реальное время как раз в тот момент, чтобы услышать, как мои губы
договаривают без перерыва:
  - ...нет особого выбора. Ладно, Том. Распорядись, чтобы убрали этот
чертов холл Кольца-2. Я хочу, чтобы он был пуст и без единого пятнышка, и
чтобы закрасили эту проклятую видеостенку таким же цветом, что и
остальные три. Обратите внимание, в точности таким же цветом. Шера, сбра-
сывай эту одежду и надевай трико. Доктор, встретимся через двенадцать
часов; прекратите глазеть разинув рот и шевелитесь, Том - мы начинаем не-
медленно; где, черт подери, мои камеры?
  Мак-Джилликади что-то заговорил - быстро и невнятно.
  - Соберите мне бригаду осветителей - нужно будет, чтобы пробили в
шести точках отверстия в стенах, установили камеры позади них и прикрыли
их стеклом с односторонним пропусканием света. Понадобится комната,
примыкающая к холлу, для управления микшированием, комната размером с
кубрик реактивного лайнера. Рядом с креслом нужно поставить кофеварку.
  Потребуется еще одна комната для редактирования, полностью изолиро-
ванная и затемненная, размером с обычную кухню, и еще одна кофеварка
там. Мак-Джилликади в конце концов заглушил меня. - Мистер Армстед,
здесь - Главное Кольцо комплекса Скайфэк-1; административные офисы
одной из самых богатых существующих корпораций. Если вы думаете, что
все это Кольцо собирается ради вас стоять на ушах...
  Итак, мы представили проблему Кэррингтону. Он сказал Мак-Джилликади,
что с этого момента Кольцо-2 принадлежит нам, кроме того, нам следует
оказывать и любую помощь, которую мы затребуем. Он выглядел слегка
рассеянным. Мак-Джилликади начал было говорить ему, на сколько недель
это задержит открытие комплекса Скайфэк-2. Кэррингтон очень спокойно
ответил, что он умеет складывать и вычитать вполне сносно, спасибо, и Мак-
Джилликади побелел и замолчал.
  Надо отдать Кэррингтону должное. Он предоставил нам полную свободу
действий.
  Пэнзелла отбыл с нами на Скайфэк-2. Нас отвезли туда типичные
астронавты со впалыми щеками верхом на машинах, похожих - ни с чем
больше не могу сравнить - на беременные метлы. Хорошо, что с нами был
доктор. Шера по дороге потеряла сознание. Я и сам был близок к этому.
  Уверен, что на этой метле до сих пор остались следы от моих коленок.
  Первый полет в космическом пространстве пугает. Кое-кто так никогда и не
привыкает, и таких большинство. Шера пришла в себя, как только снова
оказалась внутри, и, к счастью, ее тошнота не возобновлялась. Морская
болезнь может быть помехой в невесомости, а в р-костюме это сущая
катастрофа. К тому времени, когда прибыли мои камеры и микшер, Шера уже
была на ногах, но робела. И пока я вгонял в пот заимствованных техников,
чтобы они монтировали быстрее, чем позволяют человеческие возможности,
Шера начала учиться двигаться в невесомости. Через три недели мы были
готовы к первой записи.


  Жилые комнаты с минимальными удобствами на Кольце-2 были
расположены так, что мы могли работать в любое время. Но часть свободного
времени мы жили на Скайфэке-1. От Шеры требовалось проводить половину
трех дней в неделю там, с Кэррингтоном, а в оставшееся время она трени-
ровалась, выходя в р-костюме в открытый космос. Вначале это была
сознательная попытка преодолеть животный, идущий от печенок, страх
пустоты. Но потом это стало ее медитацией, ее убежищем, ее артистической
мечтой - попыткой через созерцание черных глубин получить озарение и в
танце постичь смысл внеземного существования, чтобы станцевать о нем.
  Я проводил время, ругаясь с инженерами, электриками и техниками и с
этим идиотом из профсоюза, который настаивал, что второй холл,
переделанный или нет, принадлежит мифической следующей бригаде и
административному персоналу. Чтобы получить его разрешение работать
там, я основательно сорвал себе голос и нервы. Слишком много ночей я
провел в стычках, вместо того чтобы спокойно спать. Маленький пример:
  весь интерьер чертова Кольца-2 был окрашен в одинаковый бирюзовый цвет.
  Но они никак .не могли повторить этот оттенок, чтобы закрасить проклятую
видеостенку в нашем холле. Если бы не Мак-Джилликади, я получил бы
апоплексический удар. По его предложению я смыл со стены третью
неудачную попытку, отсоединил внешнюю камеру, которая подавала
изображение на стенной экран, перенес ее внутрь Кольца и закрепил там,
чтобы она сканировала внутреннюю стену в соседней комнате. Это снова
сдружило нас.
  Все так и происходило: приспособления на скорую руку, импровизация;
везде подоткнуто, чтобы не развалилось, и закрашено, чтобы никто не видел.
  Если камера выходила из строя, вместо сна мне приходилось договариваться
со сменными инженерами, выискивать, какие из имеющихся запчастей
можно подогнать. Заказывать что-либо с Земли было слишком дорого, а на
Луне не было того, что мне нужно.
  Но Шере было еще тяжелее. Тело должно полностью изменить
координацию для того, чтобы двигаться в невесомости - ей буквально
пришлось забыть все, что она когда-либо знала или учила о танце, и
приобрести полностью новый набор навыков. Это оказалось даже труднее,
чем мы предполагали. Мак-Джилликади был прав: то, что Шера выучила за
год в 1/6 g, было преувеличенной попыткой сохранить земные способы
координации. Даже мне было легче полностью отказаться от них.
  Но я не мог держать темп наравне с Шерой. Мне пришлось оставить мысль
о том, чтобы работать с камерой в руках и планировать съемку только на
шести фиксированных камерах. К счастью, GLX-5000s снабжена
управляемой дисковой подвеской: даже за этим чертовым односторонне
прозрачным стеклом у меня было около 40 градусов обзора на каждой
камере. То, что я научился чувствовать все шесть камер одновременно на
"Хэмилтон Борд", подняло меня еще на одну, последнюю ступеньку к
единению с моим искусством. Я обнаружил, что могу держать в уме все
шесть мониторов, воспринимать все происходящее как бы сферически - не
рассеивать внимание на каждой из шести камер в отдельности, а охватывать
их все; видеть, как шестиглазое существо - со многих точек зрения
одновременно. Мой мысленный взгляд стал голографическим, мое
восприятие - многослойным. Я впервые реально осознал трехмерность
пространства.
  Что грозило нас сокрушить, так это четвертое измерение - время. Шера
рещдла целых два дня, что она, возможно, не станет настолько искусной в
маневрах в невесомости, чтобы уложить задуманный танец в требуемые
полчаса. Поэтому она пересмотрела свой рабочий план, подгоняя хоре-
ографию к требованиям новой ситуации. Она учла здесь и шесть тяжелых
дней в обычном земном притяжении.
  Для нее это усилие также оказалось последним шагом к апофеозу.
  В понедельник четвертой недели мы начали записывать "Освобождение".

  Установочный кадр:
  Огромная бирюзовая коробка, видимая изнутри. Размеры неизвестны, но
цвет каким-то образом дает впечатление простора, больших расстояний. На
дальней стене качающийся маятник свидетельствует, что это стандартная
гравитационная среда, но маятник движется так медленно и настолько лишен
каких-либо особенностей, что невозможно определить его величину и таким
образом оценить размеры комнаты.
  Из-за этого комната кажется меньше, чем на самом деле. Но камера
отъезжает и нас рывком швыряет в нормальный мир, когда мы видим Шеру,
неподвижную, лицом вниз на полу, головой по направлению к нам.
  На ней бежевое трико и лосины. Волосы цвета красного дерева собраны в
свободно падающий конский хвост, распростершийся веером на одном плече.
  Кажется, она не дышит. Кажется, что она неживая.
  Начинается музыка. Стареющий Махавишну на устаревшей акустической
гитаре с нейлоновыми струнами неторопливо берет ми-минор. По обе сто-
роны комнаты возникают свечи в простых медных подсвечниках. Они
больше, чем жизнь, но малы рядом с Шерой. Обе не зажжены.
  Ее тело... невозможно описать. Вначале оно как бы неподвижно. Можно
было бы сказать, что по нему пробегает рябь, если бы не то, что это
движение
явственно исходит из центра. Шера вздымается, как будто бы все ее тело
целиком делает первый вдох жизни. Она оживает.
  Близнецы-фитили начинают медленно разгораться. Музыка становится
спокойно-настойчивой.
  Шера поднимает голову, и ее глаза смотрят куда-то мимо нас, взгляд
упирается во что-то позади камеры, далеко - но не теряется в
бесконечности. Ее тело корчится, волнообразно колышется, а мерцающие
фитили кажутся угольками (нам непонятно, становятся ли они ярче на самом
деле).
  Неистовые сокращения вздымают ее на четвереньки, конский хвост
перелетает через плечо. Махавишну начинает циклический каскад музы-
кальных фраз в увеличивающемся темпе. Длинные, вопросительно
изгибающиеся языки желто-оранжевого пламени начинают расцветать с
близнецов-фитилей КНИЗУ, а тлеющие фитили становятся синими.
  Освобожденная после сокращения сила пружиной взбрасывает ее на ноги.
  Двойные полотнища пламени, окружающие фитили, фантастически
изгибаясь, выворачиваются наверх вокруг самих себя и становятся обычными
язычками огня свечи, которые теперь трепещут в нормальном режиме
времени. Таблы, тамбурины, струнные басы присоединяются к гитаре,
сливаясь в энергичном переплетении седьмой минорной ступени, безуспешно
пытающейся разрешиться в шестую. Свечи остаются в кадре, но
уменьшаются в размерах, пока не исчезают.
  Шера начинает интуитивно исследовать возможности движения. Сначала
она движется только перпендикулярно к линии съемки камеры, изучая это
измерение. Каждое перемещение рук, ног, головы - явный вызов гравитации
- силе, столь же неумолимой, как радиоактивный распад, как сама энтропия.
  Самые неистовые волны энергии дают успех только на время -
выброшенная наружу нога или рука в конце концов падает. Шера должна
либо бороться, либо упасть. Она делает паузу, чтобы подумать.
  Ее плечи и руки тянутся к нам, и в этот момент мы переключаемся на
камеру с левой стены. Видимая нами справа, Шера дотягивается до нового
измерения и вскоре начинает двигаться в нем. (По мере того, как она
выходит
из поля зрения камеры, вся картинка перемещается на наших экранах вправо,
пока не прикасается к картинке второй камеры, которая плавно
подхватывают образ Шеры, когда первая ее теряет.)
Новое измерение тоже не может освободить Шеру от гравитации. Но
сочетание обоих дает так много возможностей для новых движений, что на
некоторое время, завороженная, она погружается в экспериментирование. В
последующие пятнадцать минут в ослепительном водовороте обобщаются
весь опыт и знания Шеры о танце, который соединяет в себе элементы джаза,
"модерна" и наиболее изящных движений из художественной гимнастики
уровня Олимпийских игр. Пять камер включаются в работу, по одной и
попарно на разделенном экране, когда Шера открывает заново все .трюки, со-
бранные за целую жизнь тренировок, начинает импровизацию и выполняет то
и другое своим великолепно подготовленным прекрасным телом. Это
праздничный фейерверк, это почти крик восторга, выражение ее лица
остается слишком отстраненным, почти высокомерным. "Вот жертва, -
казалось, говорит она, - которой вы не примете. Это само по себе все же
недостаточно хор