к-его-там-черт...
  - Потому что вы незнакомы с трехмерными шахматами, - сказал он, - и
незнакомы с вашей собственной природой. Люди играют в трехмерные
шахматы на Земле. Это было разработано при одном g, для игрока,
находящегося в вертикальном положении, и классические схемы этой игры
линейны. Я пробовал играть в невесомости, с набором фигур, который не
фиксирован по отношению ко мне в той позиции, что при наличии тяготения,
к у меня ничего не получилось. Я могу последовательно побеждать
Программу Мартина-Дэниэлса в плоских шахматах - (мировой класс) - но
в трехмерных шахматах в условиях невесомости меня легко победил бы
мистер Бриндл, если бы я был достаточно опрометчив, чтобы играть с ним. Я
довольно хорошо могу координировать свои движения на борту "Зигфрида"
или в этом, самом прямолинейном и прямоугольном из кораблей. Но я
никогда не смогу научиться существовать в течение какого бы то ни было
промежутка времени без того, что вы называете локальной вертикалью.
  - Это появляется медленно, - начал я.
  - Пять месяцев назад, - прервал Ли, - у меня в комнате сломался
ночник. Я тотчас проснулся. Мне понадобилось двадцать минут, чтобы найти
выключатель. Все это время я всхлипывал от горя и страха и потерял
контроль над своим сфинктером Воспоминание это оскорбительно, поэтому я
и потратил несколько недель, изобретая тесты и упражнения. Чтобы жить,
мне нужна локальная вертикаль. Я - обычный человек.
  Я долгое время молчал. Линда заметила наш разговор; я подал ей знак,
чтобы она продолжала танцевать, и она кивнула. После того, как я все обду-
мал, я сказал:
  - Полагаете ли вы, что наши интересы не совпадут с вашими?
  Он улыбнулся - снова стопроцентный дипломат - и хихикнул.
  - Вам знакомы законы Мэрфи, господин Дрмстед? Я вернул ему усмешку.
  - Ага. Но насколько вероятно это несовпадение?
  - Я не думаю, что вероятно, -серьезно ответил он.-Но я полагаю, что
Дмирова будет думать именно так. Возможно, Иезекииль. Возможно, ко-
мандующий Кокс. Разумеется, Силвермен.
  - И мы должны исходить из того, что любой из них тоже мог снабдить
наши скафандры подслушивающим устройством.
  - Скажите, как по-вашему: если результатом конференции будет какая-
либо информация большого стратегического значения, попытается ли
Силвермен единолично завладеть этой информацией?
  Трепаться с Ченом было все равно что жонглировать дисковыми пилами. Я
вздохнул. Говорить согласились честно.
  - Да. Если у него окажется возможность, то наверняка он поступит
именно так. Но это ему будет не так-то просто сделать.
  - Кто-то один, имея необходимые ленты программ, может направить
"Зигфрид" достаточно точно к Земле, чтобы вернуться туда, - сказал он, и я
отметил, что он не сказал "один человек".
  - Зачем вы мне это говорите? - Прямо сейчас я глушу любые возможные
подслушивающие устройства в этом корабле. Я уверен, что Силвермен
попытается поступить таким образом. Я это чую. Если он сделает это, я убью
его сразу. Вы и ваши люди слишком быстро реагируете в невесомости; я
хочу, чтобы вы понимали мои мотивы.
  - И каковы же они?
  - Сохранение цивилизации на Земле. Продолжение существования
человеческой расы.
  Я решил, в свою очередь, попробовать подбросить ему непростой вопрос:
  - Будете стрелять в него из того пистолета?
  Он проявил легкое неудовольствие.
  - Нет, тот пистолет я выбросил из шлюза через две недели после того, как
мы отправились в путь, - сказал он. - Нелепое оружие в невесомости, мне
следовало понять это сразу. Нет, я скорее всего сломаю ему спину.
  Не давайте этому парню возможности для сильной подачи мяча: он разит
наповал.
  - Какова будет ваша позиция в этом событии, господин Армстед?
  - То есть?
  - Силвермен - частично кавказец, частично североамериканец. У вас
общая культурная основа. Может ли это оказаться более сильной связью, чем
ваша связь с Homo caelestic?
  - То есть? - снова спросил я.
  - Ваш новый биологический вид долго не протянет, если голубую Землю
разнесут на куски, - резко сказал Чей. - А именно этого добьется псих
Силвермен. Я не знаю, как именно работает ваш мозг, господин Армстед. Как
вы поступите?
  - Я уважаю ваше право задавать вопрос, - сказал я медленно. - Я
сделаю то, что покажется мне правильным в тот момент. У меня нет другого
ответа.
  Он внимательно всмотрелся в мое лицо и кивнул.
  - Теперь я хотел бы выйти наружу.
  - О Господи Иисусе! - взорвался я.
  Он оборвал меня:
  - Да, я знаю: я только что сказал, что не способен функционировать в
свободном космосе, а теперь хочу попробовать. Он взмахнул шлемом.
  - Господин Армстед, я предполагаю, что могу скоро умереть. Хотя бы
один раз перед этим я должен повисеть в одиночестве среди вечности, не
подверженный никакому ускорению, без прямых углов в качестве точек
отсчета, в свободном космосе. Я мечтал о космосе большую часть своей
жизни и боялся выйти в него. Теперь я должен. Насколько я могу выразить
это в вашем языке, это звучит так: "Я должен встретиться один на один со
своим Богом".
  Мне хотелось сказать "да".
  - Знаете ли вы, насколько это похоже на сенсорное голодание? - не
уступал я. - Как бы вам понравилось потерять свое эго в космическом ска-
фандре? Или даже всего лишь свой завтрак?
  - Мне уже случалось терять свое эго. Когда-нибудь я потеряю его
навсегда. А космической болезни я не подвержен. Он начал надевать шлем.
  - Нет, черт возьми, не так! Следите за загубником! Дайте я помогу.

  Через пять минут он подключил радио и нетвердо сказал:
  - Я возвращаюсь.
  После этого он не говорил ничего, пока мы не стали снимать скафандры нa
причале шатглов "Зигфрида". Тогда он сказал очень мягко:
  - Это я на самом деле - Homo excastra. И остальные.
  Больше я не услышал от него ни слова до самого дня начала Второго
Контакта. И я ответил:
  - Вы всегда желанный гость в моем доме, доктор. Но он не отозвался.

  Торможение принесло уйму всяческих злоключений. Если вы поселились в
маленькой комнате (и никогда оттуда не выходите), то к концу года ваши
вещи будут валяться повсюду. Невесомость усиливает эту тенденцию.
  Упрятать по местам все без остатка было бы невозможно, даже если бы нам
предстояло справиться всего лишь с одной сотой g за двадцать пять часов.
Но
даже самый прямой, проверенный лазером трубопровод имеет некоторое
количество изгибов; а наша траектория была одним из самых длинных
трубопроводов, когда-либо проложенных человеком (больше миллиарда
километров). Поле тяготения Титана представляло собой мощную маленькую
мишень в конце трубопровода, в которую мы должны были угодить очень
точно. Прежде чем Скайфэк стал производить микросхемы для компьютеров,
такой фокус нельзя было бы проделать. А так по дороге у нас были совсем
небольшие исправления траектории. Но луна плыла быстро, и мы пару раз
разгоняли корабль до одного g. Эти толчки, хотя были милосердно
короткими, заставили меня сильно сомневаться, что мы сможем пережить
даже двухлетнее обратное путешествие. Толчки также привели к множеству
мелких, преимущественно незначительных повреждений по всему кораблю:
  все внутренние помещения превратились в Чулан враля Мак-Джи. Однако
худшим из повреждений оказался прорыв водопровода, ведущего к бакам для
душа посредине корабля, и поломка кондиционеров воздуха там же.
  Даже если вас предупреждают о землетрясении заранее, это не особенно,
помогает.
  С другой стороны, уборка почти не составляла проблемы - опять-таки
благодаря невесомости. Все, что нам нужно было сделать, - это подождать,
и рано или поздно весь хлам фактически сам собой скапливался на решетках
кондиционеров. Поддержание порядка в доме в условиях невесомости сво-
дится преимущественно к замене изношенных липучек и фильтров.
  (Мы используем сети и коконы для сна, даже если все в квартире с
невесомостью действительно хорошо закреплено. Отдыхаешь при этом не так
полно - но если ничем себя не стеснять, то постоянно просыпаешься от того,
что снова стукнулся о решетку воздушной системы. Один придурок-ученик
пожелал спать в Городском Зале, который не был оборудован для сна, а
чтобы не стукаться о решетку, он выключил систему вентиляции воздуха. К
счастью, кто-то пришел раньше, чем он успел задохнуться в оболочке
углекислого газа, который сам же выдыхал. Я заплатил за катер вне графика
и
отправил его на Землю двадцатью часами позже.)

  Так что практически тотчас же все до одного нашли время, чтобы
повиснуть перед видеомонитором и пялиться на Титан.
  Вот реферат обширной "краткой" справки, которую мы все изучили:
  Титан - шестая из лун Сатурна и самая большая Я смутно ожидал увидеть
что-то размером с Луну. Но у проклятой штуки диаметр почти 5 800
километров, примерно как у Меркурия или приблизительно четыре десятых
диаметра Земли! При этом невероятном размере масса Титана составляет
лишь около 0,02 массы Земли. Наклон орбиты незначителен, меньше одного
градуса, то есть Титан движется по орбите практически точно вокруг
экватора Сатурна (как и Кольцо), на среднем расстоянии чуть более десяти
диаметров планеты. Титан блокирован приливами-отливами, так что он
всегда обращен одной и той же стороной к своему хозяину, подобно Луне.
  Ему требуется всего лишь приблизительно шестнадцать дней, чтобы облететь
Сатурн - поистине быстрый спутник для своего размера. (Но Сатурн и сам
имеет день продолжительностью десять с четвертью часов.)
С того момента, как Титан стал размерами с глазное яблоко, он приобрел
красный оттенок и теперь напоминал Марс в огне, опоясанный широким
поясом облаков, отливающих кровью. Сквозь них горы и долины,
напоминающие лунные, светились холодной краснотой, словно подсвеченные
отражающими поверхностями красного геля - каковыми, по существу, они и
являлись. Впечатление в целом было: адский огонь, проклятое место.
  Этот сверхъестественный красный цвет был одной из главных причин, по
которой Кокс и Сонг развили бешеную деятельность, как только мы вышли
на стабильную орбиту. Мировое научное сообщество хватил удар, когда их
дорогостоящий зонд для исследования Сатурна был "на гоп-стоп" захвачен
военными для дипломатической миссии. Еще больший удар их хватил, когда
они узнали, что научная группа этого путешествия будет состоять из одного-
единственного физика из Космической Команды и инженера. Поэтому Билл и
полковник Сонг провели двадцать четыре часа, которые мы оставались на
этой орбите, как рыбаки, когда идет грандиозный клев. Они произвели тот
минимум замеров и записей, которыми могли удовольствоваться
первоначальные хозяева "Зигфрида". Во главе со Сьюзен Па Сонг они
работали согласно записанным на пленку инструкциям под ядовитым
руководством самых озлобленных ученых на Земле (с запаздыванием
передаваемого сигнала на час с четвертью, что не улучшало ничье
настроение). Билл и полковник Сонг отлично сделали свое дело. Достаточно
трудно представить себе, как должен рассуждать человек, которого
исследование шестой луны Сатурна волнует больше, чем общение с
плазмоидами, прибывшими из-за пределов Солнечной системы, но люди с
таким складом ума встречаются - и, удивительное дело, они не совсем
чокнутые.
  Все из-за этого красного цвета. Титан должен был быть каким-нибудь
синевато-зеленым. Но даже с Земли явственно видно, что он красный.
  Почему? Ну, профессоров заставлял хлопать крыльями тот факт, что
атмосфера Титана (главным образом, метан) и температурные
характеристики делали его чуть ли не последним местом в Солнечной
системе где теория ворчливо допускала возможность существования "жизни,
какой мы ее знаем". Эксперименты с камерой, в которой была воссоздана
среда Титана, привели к химическим реакциям "первичной вспышки"
Миллера - добрый знак. Негласной, но излюбленной всеми гипотезой было
предположение о том, что, возможно, красный облачный покров
представляет собой органическую материю некоего вида - или даже какую
угодно разновидность загрязнения, которую может произвести существо,
дышащее метаном. Я не смог понять даже популярное изложение этого
спектакля, сделанное Раулем, и меня все это интересовало очень отдаленно.
  Но я думаю, что к концу этих двадцати четырех часов пессимист сказал бы
"нет", а оптимист - "может быть". Рауль привел много неоднозначных
данных, сведений, которые казались противоречащими сами себе - что меня
не удивило в свете того, как преждевременно и спешно "Зигфрид" ринулся
выполнять задание.
  Я делил свое собственное внимание между Титаном и Сатурном. Сатурном
ученые не будут интересоваться до самого окончания конференции, когда
они смогут взглянуть на него поближе. Там, где мы были, он занимал участок
неба примерно в 6 или 7 градусов. (Для сравнения: Луна, видимая с Земли,
противолежит углу приблизительно в половину градуса; Земля, видимая с
Луны - примерно 2 градуса шириной. Ваш кулак на расстоянии вытянутой
руки составляет примерно 10 градусов.) Кольцо, рe6poм к нам, прибавляло
еще два диаметра планеты, или почти 14 градусов. Посчитайте, это в
совокупности 20 градусов, ширина двух кулаков. Не такие уж космические
масштабы; дома, в Студии, мы в перигее видели родную Землю занимаю-шей
больше половины неба. Но когда Земля видна под углом 20 градусов, мы
должны находиться в 22 000 километрах от ее поверхности. Сатурн же сейчас
был удален на 1,2 миллиона километров.
  Сатурн - чертовски большая планета, самая большая в Солнечной
системе, если вы не станете звать Юпитер планетой (я бы не стал его звать
никак. Вдруг Ненароком откилометрнется?) Диаметр Сатурна немногим
больше 116 000 километров, примерно девять земных, а массой он в девя-
носто пять Земель. И сила тяжести на его поверхности, составляющая 1,15
земной, выглядит абсурдно малой; но нужно помнить, что Сатурн имеет
плотность всего 0,69 при плотности воды, равной единице (тогда как Земля
более чем в пять раз плотнее воды). Даже этого небольшого тяготения было
больше чем достаточно, чтобы убить Homo caelestis или Homo excastra,
окажись мы столь глупы, чтобы садиться на Сатурн. И вторая космическая
скорость для Сатурна больше чем втрое превышает вторую космическую
скорость для Земли (слабое поле тяготения- но очень обширное).
  Однако, насколько я понимаю, нельзя в полном смысле слова сказать, что
Сатурн имеет поверхность. Ну, там внизу наверняка где-нибудь найдется
камень. Но задолго до того, как вы спуститесь так низко, вы зависнете,
плавая в метане, из которого большей частью состоит Сатурн (и его
"атмосфера").
  Его величественное Кольцо напоминает о луне, которая не справилась со
своими обязанностями - бесчисленные миллиарды движущихся по орбите
камней размерами от песчинки до валуна, покрытых замерзшей водой.
  Вместе они представляют неописуемо красивое зрелище. Сатурн -
бледного коричневато-желтого цвета с широкими полосами темного, почти
шоколадно-коричневого, и очень яркий. Кольцо, будучи по сути грязным
льдом, включает буквально каждый цвет в видимом спектре, сверкающий и
смещающийся по мере того, как независимые орбиты составляющих частей
Кольца меняют взаимное расположение. Впечатление в целом - как от
огромного агата или тигрового глаза, окольцованного разрушенными
остатками величественной радуги. Настоящие радуги, размерами поменьше,
беспорядочно вспыхивают и гаснут в пределах орбиты, подобно огонькам,
которые видишь через забрызганные очки.
  Это было зрелище, которое мне никогда не надоедало, которое я никогда не
забуду, пока жив. Одно это уже стоило путешествия с Земли и потери
"наследства". Не могу сказать, было ли это более красиво в высшей точке
нашей орбиты, когда мы находились над Кольцом, или в другом конце, когда
мы были на ребре - оба случая имеют свои преимущества. Рауль проводил
фактически каждую минуту свободного времени, прилипнув к переборке
напротив видеоэкрана, со своим "Мьюзикмастером" на коленях, наушниками
на голове, с пальцами, шарящими по клавиатуре в поисках гармонии. Он не
разрешил нам подключить колонки, но дал Гарри вспомогательные
наушники. Я впоследствии слышал симфонию, которую он написал,
пользуясь теми рабочими набросками, - и я готов был бы променять Землю
на ЭТО.

  Чужаки, конечно, были той основной точкой, на которой сосредоточилось
внимание Билла Кокса. Их высокоэнергетическое излучение почти пере-
грузило его приборы, хотя они были слишком далеко, чтобы их можно было
видеть. Приблизительно в миллионе километров, плюс-минус несколько
сотен тысяч, ожидающие с очевидным терпением вблизи передней
лагранжевой точки Сатурн-Титан. фактическое определение этой точки было
чрезвычайно усложнено присутствием восьми других лун, и мне сказали, что
никакая Троянская точка не бывает стабильна длительное время - даже если
движение Колонии О'Нейла когда-либо станет действовать на L-5, оно
никогда не распространится на Сатурн. Но сводилось все к тому, что чужие
ждали примерно в 60 градусах "ниже" орбиты Титана, во вполне разумном
месте для конференции. Что лишний раз подтверждало предположение о том,
что они стремились к встрече.
  Так что мы должны были сделать следующий шаг и поздороваться.
  Троянская точка была удалена на расстояние добрых четырех световых
секунд, и опаздывать не хотелось никому.
  У нас, танцоров, разумеется, тоже было чем заняться, пока Билл и
полковник Сонг трудились не покладая рук. Мы отнюдь не все время
проводили как зеваки-туристы.
  Лимузин был полностью загружен припасами и снабжен оборудованием,
проверен в полевых условиях и на борту до последней схемы, и за его работу
можно было поручиться. Это было сделано давно, во время полета. Так что,
естественно, первым делом мы снова взялись проверять припасы и обо-
рудование и провели обширное тестирование вплоть до последней схемы.
  Если у нас ничего не получится, следующая экспедиция прибудет никак не
раньше чем через два или три года - и, возможно, к тому времени им
настолько осточертеет сидеть в этой точке, что они отправятся домой.
  Кроме того, я хотел с ними поговорить на личную тему.
  Именно это было причиной последних событий, которые произошли перед
тем, как дать полный ход в направлении чужих: мы провели несколько часов
в споре с дипломатами по поводу хореографии; хотя практически этот спор
не прекращался весь год.
  Я в конце концов их бросил и отправился к себе в каюту. Пусть сами
танцуют! Я потерял не терпение, потерял только желание спорить. Де Ла
Торре для вежливости выждал какое-то время и позвонил ко Мне в дверь. -
Войдите.
  Стрижка для пребывания в невесомости испортила его внешний вид.
  Раньше у него, должно быть, была прическа, как у Марка Твена. Ему также
пришлось сбрить бороду - в шлеме нет места для бороды - и, поскольку он
ненавидел бритье, то делал это скверно; но это как раз и пошло на пользу
его
внешности - щетины было почти достаточно, чтобы компенсировать
огромный, покрытый пушком череп. В его теплых коричневых глазах
читалась невыразимая усталость, веки из-за морщинок походили на изюм. Он
прилепился к стенке, двигаясь с преувеличенной осторожностью человека,
уставшего так, что не в состоянии шевельнуть пальцем, и выравнялся
относительно локальной вертикали, заложенной в стенку земными
проектировщиками (когда Гарри построит свой первый космический корабль
ценой в миллиард долларов, он будет более изобретательным).
  Де Ла Торре, в его возрасте, никогда не сможет стать Человеком Космоса.
  Из уважения к нему я принял вертикальное положение относительно той же
линии, что и он. Остатки раздражения ушли; решимость осталась.
  - Чарльз, мы должны прийти к согласию.
  - Иезекииль, только не говорите мне, что вы такой же слепой, как все
остальные.
  - Они только считают более соответствующим, чтобы самое первое
движение было скорее уважительным, чем строгим; скорее торжественным,
чем эмоциональным. Как только мы установим связь, откроем отношения с
этими существами во взаимном достоинстве, тогда будет время, чтобы
заявить наши жалобы. Возможно, третье или четвертое движение.
  - Черт побери, это неправильно!
  - Чарльз, простите меня, но, конечно,