в нас
обоих.
  Я и не подозревал, что она способна так закричать.
  - Значит, вы считаете, что я должна прекратить работу, и хотите дать мне
напрокат камеру, Чарли? Или, может, мне продавать яблоки около студии? -
Ее подбородок задрожал. - Да пусть меня проклянут все боги Южной
Калифорнии, если я брошу занятия! Господь дал мне большое тело, но в нем
нет ни одного лишнего фунта и оно мне подходит так, что лучше и быть не
может. Клянусь Иисусом, я могу по-настоящему танцевать в этом теле и я
буду танцевать! Возможно, вы правы, и я расшибу себе лоб для начала. Но я
добьюсь своего. - Она глубоко вздохнула. - Спасибо за ваши добрые наме-
рения, Чар... мистер Армст... о черт.
  Из глаз ее хлынули слезы, и она бросилась прочь, опрокинув чашку с
холодным кофе на колени Норри.
  - Чарли, - сказала Норри сквозь стиснутые зубы, - за что я тебя так
люблю?
  - Танцоры глупы. - Я дал ей свой носовой платок.
  - О... - Она разглаживала платок на колене. - А за что тебе нравлюсь я?
  - Видеооператоры умны. -А...

  Я провел остаток дня в своей квартире, рассматривая отснятые кадры, и
чем больше я смотрел, тем сильнее бесился.
  Занятие танцами требует сильных мотивов с самого раннего возраста -
слепая самоотдача, рискованная игра со ставкой на пока-не-реализо-ванные
потенциалы наследственности и воспитания. В балете риск был выше, но к
концу 80-х годов "модерн" стал таким же рискованным. Вы можете
обучаться, к примеру, классическому балету с шестилетнего возраста, а в
четырнадцать обнаружите, что стали широкоплечи и годы беспрерывных
усилий прошли совершенно впустую. Шера посвятила детство танцу
"модерн" - и слишком поздно обнаружила, что Бог наградил ее телом
женщины.
  Толстой она не была - вы ее видели. Она была высокой, ширококостной, с
пышными женскими формами. Когда я прокручивал снова и снова записи
"Рождения", в душе нарастала боль, и я даже забыл о никогда не
прекращающейся боли в своих собственных ногах. Смотреть на танец Шеры
- все равно что наблюдать за невероятно одаренным баскетболистом-
коротышкой.
  Чтобы сделать что-то серьезное в танце "модерн" в наше время,
необходимо попасть в большую компанию. Вас не увидят до тех пор, пока вы
не окажетесь на виду. (Государственная субсидия опирается на принцип
"Большой лучше" - печально самовыполняющееся пророчество. Меньшим
компаниям и независимым одиночкам всегда приходится буквально резать
друг друга из-за центов - но начиная с 80-х годов, и центов-то не давали.)
"Мерси Каннингэм видела ее танец, Чарли. И Марта Грэхэм видела ее
танец, - как раз перед тем, как умерла. Они обе тепло отозвались о ней,
хвалили как хореографию, так и технику. Но ни одна не предложила ей места.
  Я даже не уверена, что обвиняю их. Я в общем-то их понимаю. Вот что хуже
всего".
  Норри все понимала правильно. Это был ее собственный недостаток,
увеличенный во сто крат: уникальность. Танцовщица, работающая на
компанию, должна в совершенстве работать индивидуально, но она также
должна вплетаться в усилия группы, в работу ансамбля. Яркая инди-
видуальность Шеры делала фактически невозможной ее работу на компанию.
  И компании не приглашали ее.
  Но если уж она привлекала внимание, по крайней мере мужское, то
полностью завладевала им. В наше время танцовщицам "модерн" иногда
приходится работать обнаженными, и поэтому они должны иметь тела
четырнадцатилетних мальчиков. Женщины танцуют частично или полностью
обнаженными, но видит Бог - это Искусство. Актриса, музыкант, певица
или художница могут быть наделены роскошными формами, могут быть
восхитительно округлыми, - но танцовщице следует быть почти такой же
бесполой, как высококлассная манекенщица. Возможно, Господь знает,
почему это так. Шера не могла бы избавить свой танец от сексуальности,
даже если бы пыталась. Но наблюдая ее движения на своем мониторе или
прокручивая мысленно, я видел, что она и не пыталась.
  Почему ее одаренность пришлась на ту единственную профессию, не
считая манекенщицы и монахини, где сексуальность вредит? Я глубоко ей со-
чувствовал, и это ранило меня в самое сердце.
  - Плохо, если честно?
  Я подскочил на месте, обернулся и рявкнул:
  - Черт подери, из-за тебя я прикусил язык!
  - Прощу прощения.
  Она прошла от входной двери в мою гостиную.
  - Норри объяснила мне, как вас найти. Дверь была приоткрыта.
  - Я забыл закрыть ее, когда пришел домой.
  - Вы оставляете дверь незапертой?
  - Мне был дан хороший урок. Ни один подонок, каким бы взвинченным
он ни был, не войдет в квартиру, если дверь приоткрыта и играет музыка.
  Очевидно, что дома кто-то есть. И ты права, это чертовски плохо. Садись.
  Она села на диван. Сейчас ее волосы не были зачесаны вверх, и такой она
мне понравилась больше. Я выключил монитор, вынул кассету и бросил ее на
полку.
  - Я пришла извиниться. Мне не следовало кричать на вас за ленчем. Вы
пытались мне помочь.
  - Ничего, бывает. Воображаю, сколько в тебе накипело.
  - Да, почти за пять лет. Я решила, что начну в Штатах вместо Канады.
  Чтобы продринуться быстрее и дальше. И вот я снова в Торонто и думаю, что
и здесь ничего не выйдет. Вы правы, мистер Армстед, я чертовски велика.
  Амазонки не танцуют.
  - Называй меня Чарли, как и раньше. Послушай, вот что я хотел спросить.
  Последний жест, в конце "Рождения". Что это было? Я думал, ты кого-то
подзываешь, Норри сказала, что это прощание; теперь же, прокрутив запись,
я решил, что это похоже на стремление куда-то, жест вовне.
  - Значит, у меня получилось.
  - То есть?
  - Мне казалось, что для рождения Галактики нужны все три значения.
  Они так близки по духу, что глупо давать каждому отдельное движение.
  - Мда-а...
  Все хуже и хуже. Что, если бы у Эйнштейна была афазия?
  - Ну почему ты не танцуешь отвратительно? Тогда это все превратилось
бы в пародию. Но так это, - я показал на запись, - высокая трагедия.
  - Ты не собираешься сказать мне, что я по-прежнему могу танцевать для
себя?
  - Нет. Для тебя это было бы хуже, чем не танцевать вообще.
  - О Боже, ты хорошо понимаешь. Или меня настолько легко понять?
  Я пожал плечами.
  - О, Чарли, - вырвалось у нее, - что же мне делать?
  - Лучше бы ты меня не спрашивала.
  Мой голос прозвучал странно.
  - Почему?
  - Потому что я уже на две трети влюблен в тебя. А ты не влюблена в меня
и никогда не будешь. И вот поэтому тебе не следует задавать мне. подобные
вопросы.
  Это немного встряхнуло ее, но она быстро пришла в себя. Взгляд ее
смягчился, и она медленно покачала головой.
  - Ты даже знаешь, почему я в тебя не влюблена, не так ли?
  - И почему не будешь впредь.
  Я ужасно боялся, что она скажет что-то вроде: "Извини, Чарли". Но она
меня снова удивила, сказав:
  - Я могу сосчитать на пальцах одной ноги количество взрослых мужчин,
которых я встречала. Я благодарна тебе. Я подозреваю, что иронические
трагедии ходят парами, верно?
  - Иногда.
  - Ну вот, теперь мне осталось только придумать, что сделать со своей
жизнью. Подходящее занятие, чтобы убить уик-энд.
  - Ты будешь продолжать занятия?
  - Почему бы и нет? Учиться никогда не вредно. Норри учит меня всяким
штукам.
  Вдруг меня осенило. Человек - животное рациональное, не так ли? Верно?
  - А что, если у меня есть идея получше?
  - Если у тебя есть любая другая идея, она наверняка лучше. Говори.
  - Тебе обязательно нужны зрители? Я хочу сказать, они непременно
должны быть живыми?
  - Что ты имеешь в виду?
  - Может быть, есть обходной путь. Посмотри, сейчас телевидение вовсю
работает с видеофильмами. Сейчас уже у каждого есть все старые фильмы и
программы Эрни Ковача и все, что он хотел. А телевидение ищет чего-то
новенького. Чего-нибудь экзотического, слишком необычного для сети или
местных каналов, чего-нибудь...
  - Независимые видеокомпании, ты об этом говоришь?
  - Верно. ТДТ собирается выйти на рынок, а "Грэхем компани" уже
вышла.
  - Ну и?
  - А что, если мы попробуем действовать на свой страх и риск? Ты и я? Ты
танцуешь, а я снимаю: прямое деловое сотрудничество. У меня есть неко-
торые связи. Я могу тебе прямо сейчас назвать десяток исполнителей в
музыкальном бизнесе, которые никогда не ездят на гастроли - только запи-
сываются в студии. Почему бы тебе не обойти структуры танцевальных
компаний и не попытать счастья прямо у публики? Возможно...
  Ее лицо засияло как тыквенный фонарь в Хэллоуин.
  - Чарли, ты считаешь, это сработает? Ты действительно думаешь, что это
верное дело?
  - Не вернее, чем прошлогодний снег. Я пересек комнату, открыл
холодильник, вынул снежок, который держу там летом, и бросил в нее. Она
машинально поймала его и, когда поняла, что это такое, расхохоталась.
  - У меня достаточно веры в эту идею, чтобы бросить работу на ТДТ и
отдать этому свое время. Я вкладываю время, пленки, оборудование и сбе-
режения. Плачу свою долю.
  Она попыталась быть серьезной, но снежок заморозил ей пальцы, и она
снова рассмеялась.
  - Снежок в июле. Ты сумасшедший. Возьми меня в дело. У меня есть
немного денег. И... и я думаю, что выбирать мне особенно не из чего, так
ведь?
  - Думаю, что так.



  Последующие три года были одними из самых волнующих в моей жизни, в
жизни нас обоих. Я наблюдали записывал, а Шера тем временем пре-
вращалась из потенциально великой танцовщицы в нечто действительно
внушавшее благоговение. Я не уверен, что сумею объяснить то, что она
делала.
  Она превратилась в танцевальную аналогию джазового музыканта.
  Для Шеры танец был самовыражением, чистым и простым - в первую
очередь, в последнюю очередь и всегда. Как только она освободилась от по-
пытки соответствовать миру танцевальных компаний, она стала относиться к
самой хореографии как к препятствию для самовыражения, как к заранее
запрограммированной канве, безжалостной, как сценарий, и такой же
ограничивающей. Поэтому она отказалась от нее.
  Джазмен может играть "Ночь в Тунисе" дюжину вечеров подряд, и каждый
раз это будет что-то новое, так как он интерпретирует мелодию иначе в
зависимости от настроения в данный момент. Полное единение артиста и его
искусства: спонтанное творение. Стартовая точка мелодии отличает результат
от полной анархии.
  Именно таким образом Шера сводила заданную заранее, до начала
представления, хореографию к стартовой точке, к каркасу, на котором можно
построить все, что требуется в данный момент, а затем работала вокруг этой
точки. За те три деятельных года она научилась сводить на нет дистанцию
между собой и своим танцем. Обычно танцоры с насмешкой относятся к
импровизации, даже когда занимаются в студии, поскольку это дает
чрезмерную раскованность. Они не в силах понять, что запланированная
импровизация вокруг темы, полностью продуманной заранее, это и есть
естественный следующий шаг в развитии танца. Шера сделала этот шаг.
  Нужно быть очень, очень хорошим танцором, чтобы справиться с такой
большой свободой. Шера была именно настолько хороша.
  Нет необходимости детально рассматривать профессиональную судьбу
"Драмстед Энтерпрайзис" за те три года. Мы трудились не покладая рук, мы
сделали несколько великолепных записей, но не смогли продать их даже в
качестве пресс-папье. Индустрия домашних видеокассет действительно
росла - но шоу-дельцы знали о танце "модерн" столько же, сколько
производители пластинок знали о блюзах, когда они только появились. Боль-
шие компании хотели рекомендаций, а маленькие - дешевых талантов. В
конце концов мы дошли до такого отчаяния, что связались с дешевыми
театрами и выяснили то, что и так знали. У них не было ни рынка сбыта, ни
престижа, ни технических новинок, которыми можно было бы заинтересовать
критиков. Реклама выступлений "живьем" похожа на генофонд - если нет
минимального необходимого объема средств для начала, ничего не выйдет из
мероприятия в целом. "Паук" Джон Кернер был необычайно талантливым
музыкантом и автором песен; он сам делал свои записи и продавал их
начиная с 1972 года. Кто из вас когда-либо слышал о нем?
  В мае 1992 года я открыл почтовый ящик в прихожей и нашел в нем
письмо от "ВизьюЭнт-Инкорпорейтед", которое уведомляло нас о
прекращении сотрудничества - с глубочайшим сожалением и без денежной
компенсации. Я отправился прямиком к Шере. В ноге у меня было такое
ощущение, будто костный мозг заменили термитом и подожгли. Это был
очень долгий путь.
  Она работала над "Вес есть действие", когда я добрался туда. Превращение
ее большой гостиной в студию стоило времени, энергии и тяжелой работы, а
также немалой взятки домовладельцу; но это было дешевле, чем арендовать
студию, учитывая, какие нам нужны были декорации. В тот день студия
изображала высокогорный пейзаж, и я, войдя, повесил шляпу на фальшивую
ольху.
  Она озарила меня улыбкой и продолжала двигаться; прыжки
увеличивались и увеличивались. Она походила на самую красивую горную
козочку, когда-либо виденную мной. Я же был в паршивом настроении и
хотел вырубить музыку (Мак-Лаулин и Майлз вместе, тоже немного
подпрыгивающие), но я никогда не мог прервать Шеру во время танца. Она
постепенно передвигалась в намеченную точку, бросала тело в воздух;
казалось, замирала там на столько времени, сколько ей было нужно; затем
так
же резко опускалась вниз. При падении она иногда катилась, иногда
приземлялась на руки, но всегда энергия падения переходила в некое новое
движение, а не поглощалась. Это требовало полной отдачи сил, и к тому
времени, когда она закончила, я достаточно остыл, чтобы почти философски
отнестись к нашему совместному профессиональному краху.
  Она завершила танец, сгруппировавшись всем телом, со склоненной
головой -изысканно усмиренная в своей попытке преодолеть гравитацию. Я
не мог не зааплодировать. Нелепо, конечно, но я ничего не мог поделать с
собой.
  - Спасибо, Чарли.
  - Будь я проклят. Вес - это действительно действие. Я было подумал, ты
сошла с ума, когда услышал название.
  - Это и правда одно из самых сильных действий в танце - самое сильное,
я полагаю; и ты можешь заставить его перейти в любое движение, делать все,
что угодно.
  - Почти все.
  - То есть?
  - "ВизьюЭнт" вернула наш контракт.
  - Ох.
  Глаза ее не выразили ничего, но я знал, что именно она должна была
подумать.
  - Ладно, кто следующий в списке?
  - Никого.
  - О, - теперь я увидел реакцию. - О..
  - Нам нужно было помнить. Великие артисты никогда не удостаивались
почестей при жизни. Нам нужно помереть на месте - тогда все будет в
порядке.
  По-своему я пытался крепиться - ради нее. Она знала это и попыталась
крепиться ради меня.
  - Может быть, нам следует заняться страховкой смерти артистов, -
сказала она. -Мы платим клиенту премию за право управления его
имуществом и гарантируем, что он обязательно умрет.
  - Да, так трудно пролететь. А если он станет знаменитостью при жизни,
он может выкупить страховку.
  - Жуть. Давай оставим эту тему, пока я не умерла со смеху.
  - Ага.
  Долгое время она молчала. Мысли мои крутились с бешеной скоростью, но,
похоже, что-то в машинке испортилось - крутились они на месте. В конце
концов она встала, выключила стерео, из которого доносился шорох
закончившейся ленты. Послышался громкий щелчок.
  - Норри приобрела участок на острове принца Эдуарда, - сказала она,
стараясь избежать моего взгляда. - Там есть дом.
  Я пытался отвлечь ее, использовав прием из старой шутки о ребенке,
убиравшем в цирке слоновник, отец которого предлагал забрать его и
устроить на приличную работу.
  - Что? Бросить шоу-бизнес?
  - К черту шоу-бизнес, - спокойно сказала она. - Если я поеду на остров
сейчас, может быть, вовремя расчистят и вскопают землю, чтобы посадить
сад. - Выражение ее лица переменилось. - А как ты?
  - Я? Со мной все будет в порядке. Меня приглашали обратно в ТДТ.
  - Это было полгода назад.
  - Они приглашали опять, на прошлой неделе
  - А ты ответил "нет". Идиот.
  - Может быть, и так. Может быть.
  - Вся эта проклятая затея была пустой тратой времени. Всего этого
времени. Всех этих сил. Всей этой работы. С таким же успехом я могла бы
заниматься фермой на острове - сейчас земля бы уже хорошо родила. До
чего же все было напрасно, черт возьми, Чарли.
  - Нет, я так не думаю, Шера. Конечно, банально говорить, что "ничего не
проходит даром", но.. ну, это как танец, который ты только что танцевала
Может быть, гравитацию победить невозможно -но попытка совершить это,
прекрасна.
  - Да, я знаю. Вспомни "Лайт бригейд". Вспомни "Аламо". Они пытались.
  - Она горько рассмеялась.
  - Да. И Иисус из Назарета тоже пытался. Ты делала это ради заработка
или потому что это нужно было сделать? Даже если больше ничего у нас нет,
у нас записано несколько сотен тысяч метров самых прекрасных танцев,
коммерческая ценность которых равна нулю, а истинная не поддается
исчислению; и, по-моему, это не напрасная трата. Теперь все позади, и нам
обоим нужно начинать что-то другое, но это не было потерей. - Я
обнаружил, что кричу, и замолчал.
  Она сжала губы. Но через некоторое время попыталась улыбнуться.
  - Ты прав, Чарли. Это было не напрасно. Я стала танцевать лучше, чем
когда-либо.
  - Еще бы, черт возьми! Ты преобразовала хореографию.
  Она уныло улыбнулась.
  - Да уж. Даже Норри думает, что это тупик.
  - Это не тупик. Поэзия не ограничивается хайку и сонетами. Танцоры не
должны быть роботами, выполняющими телами заученные движения.
  - Они должны, если хотят зарабатывать на жизнь.
  - Давай попытаемся через несколько лет. Может быть, тогда они будут
готовы.
  - Конечно. Подожди, я принесу нам чего-нибудь выпить.
  Я спал с ней той ночью, в первый и последний раз. Утром я разломал
декорации в гостиной, пока она упаковывала вещи. Я обещал писать. Обещал
приехать и навестить, когда смогу. Я отнес ее сумки вниз, к машине, и
затолкал внутрь. Поцеловал ее и помахал рукой на прощание. Пошел
поискать чего-нибудь выпить, а в четыре часа утра на следующий день какой-
то козел решил, что я выгляжу достаточно пьяным, и я разбил ему челюсть,
нос и сломал два ребра, а потом упал рядом и заплакал. В понедельник утром
я показался в студии со шляпой в руке, во рту у меня было, как в
пепельнице
автовокзала; я пополз на мою старую работу. Норри не задавала никаких
вопросов. Что касается повышения цен на еду, то я прекратил есть что бы то
ни было, кроме бурбона, и через полгода меня вышвырнули с работы. Так оно
все и шло достаточно долго.
  Я никогда не писал ей. После слов "Дорогая Шера..." я застревал.
  Наконец я дошел до того состояния, когда продают видеоаппаратуру,
чтобы надраться, но где-то внутри у меня щелкнуло реле, и я взял себя в
руки. Аппаратура - это было все, что у меня осталось от жизни. Поэтому
вместо ломбарда я пошел в местное отделение "Анонимные алкоголики" и
протрезвел. Вскоре моя душа онемела и я перестал вздрагивать от боли,
когда
просыпался. Сотни раз я хотел стереть записи Шеры, которые все еще держал
у себя - у нее были свои собственные копии, - но так и не смог. Время от
времени я задумывался, что делает она, но не в силах был это выяснять.
Если
Норри и знала что-либо, она мне ничего не рассказывала. Она даже
попыталась в третий раз восстановить меня на работе, но это уже было
безнадежно. Репутация - ужасная штука после того, как вы ее потеряли. Мне
повезло, что я нашел работу на образовательной телестанции в Нью-
Брунсвике. Длинными были эти два года.

  Видеотелефоны появились к 1995 году, я приобрел один и подключил его,
не поставив в известность и не получив разрешения телефонной компании,
которую ненавижу по-прежнему больше всего на? свете. Однажды вечером,
- дело было в июне, - маленькая лампочка, которую я поставил вместо
проклятого звонка, начала медленно разгораться и гаснуть. Я включил звук
на прием, включил также экран - на случай, если собеседник тоже имеет
видеотелефон.
  - Алло?
  У нее действительно тоже был видеотелефон. Когда появилось лицо Шеры,
мне в желудок рухнул ледяной куб страха, потому что я только было перестал
видеть ее лицо повсюду, когда бросил пит