то  граф  подтрунивает  над  ним.  Хотя  он,  конечно,
восхищался этим человеком, в свое время вершившим великие дела,  а  теперь
превратившимся в забавного старичка.
   - Ах, если бы мне п'едставился случай, - продолжал Ульянов. - Я показал
бы Ке'енскому, что такое  настоящая  демок'атия.  Я  ог'аничил  бы  власть
ца'я... или даже све'г его... Да, да... Это  было  бы  возможно,  если  бы
восстал весь на'од. В исто'ии всегда есть такой момент... а я упустил его.
Может, я спал в это в'емя, или был  в  ссылке  в  Ге'мании,  или...  -  он
грустно улыбнулся, - или занимался любовью... Ха!  Но  в  один  п'ек'асный
день 'оссия будет  освобождена,  а,  'удольфо?  Мы  сделаем  из  'омановых
честных т'ужеников, сошлем в Сиби'ь Ке'енского и его "па'ламент" - как  он
сослал меня, п'авда? Ско'о, ско'о п'оизойдет 'еволюция!
   - Скоро, дядя.
   - Дайте людям еще немного поголодать. Сделайте их т'уд еще тяжелее. Это
а'хиважно. Пусть на'од лучше узнает, что такое болезни, ст'ах, сме'ть -  и
тогда он поднимется. Как волна, кото'ая смоет всех этих п'одажных князьков
и купчишек, утопит их в собственной к'ови!
   - Так и будет, дядя.
   - Ах, если б я не упустил шанс! Если б Дума мне подчинилась!.. Но  этот
лис Ке'енский обманул, опозо'ил меня, выгнал с 'одины, из моей 'оссии...
   - Когда-нибудь вы вернетесь.
   Ульянов хитро подмигнул Геваре.
   - А я уже возв'ащался  'аза  два!  'асп'ост'анил  несколько  памфлетов.
Навестил Б'онштейна - давнего своего това'ища по па'тии... п'ипугнул,  что
если  ох'анка  схватит  меня,   то   и   его   заподоз'ят   в   подпольной
деятельности... Б'онштейн когда-то был 'еволюционе'ом, но потом отошел  от
бо'ьбы и  тепе'ь  де'жится  за  свое  к'есло  в  Думе...  Ев'еи!  Все  они
одинаковы!
   Гевара нахмурился.
   - Евреи евреям рознь, дядя.
   - Ну да, ну  да.  Однако  Б'онштейн...  Ах,  что  гово'ить...  Ему  уже
девяносто семь. Он ско'о ум'ет. И я ум'у...
   - Но ваши работы останутся в веках, Владимир Ильич.  Они  вдохновят  на
борьбу новое поколение  революционеров  -  всех  тех,  кто  сейчас  учится
ненавидеть несправедливость.
   - Да, - кивнул Ульянов.  -  Будем  надеяться...  Вп'очем,  они  уже  не
вспомнят вот этого... - И он принялся рассказывать бородатые анекдоты.
   Гевара скрывал нетерпение  и  не  перебивал,  даже  когда  старик  стал
обвинять  его  в  том,  что  граф,  дескать,  сошел  с   "пути   истинного
'еволюционе'а".
   Тем временем я произнес волшебное слово "еда",  и  на  бело-голубоватом
овале возникло изображение юной китаянки. Я заказал завтрак на троих, взял
тут же появившийся поднос,  и  мы  с  Геварой  с  аппетитом  позавтракали.
Ульянов же не собирался тратить время на еду - пока мы ели, он болтал  без
умолку. Чем-то он напомнил мне лам, которых  я  встречал  в  бытность  мою
офицером Индийской армии - речь его казалась столь же бессмысленной. И все
же я уважал старого революционера - как уважал лам - за  его  возраст,  за
его веру, за то, что он не сворачивает с дороги  к  своей  мечте.  Ульянов
выглядел милым, доброжелательным старичком. Совсем не таким я  представлял
себе закоренелого революционера.
   Когда он повторял фразу: "Дайте людям еще немного поголодать,  сделайте
их т'уд еще тяжелее, пусть на'од лучше узнает, что такое  болезни,  ст'ах,
сме'ть - и тогда он поднимется... Как волна..."  дверь  отворилась,  и  на
пороге появился Шоу - в белом костюме, с сигаретой во рту.
   - Волна, которая смоет несправедливость,  да,  Владимир  Ильич?  Старая
песенка. - Он улыбнулся. - А я, как обычно, с вами не согласен.
   Улыбнувшись в ответ, Ульянов погрозил ему пальцем.
   - Не п'истало вам, батенька, спо'ить со  ста'ым  человеком.  Это  не  в
т'адициях Китая. Вы должны п'ислушиваться к моим словам.
   - А вы что думаете, мистер Бастейбл? - весело поинтересовался Шоу. - Из
отчаяния ли рождается революция?
   - Я ничего не смыслю в революциях,  -  ответил  я.  -  Хотя,  согласен,
кое-какие реформы не помешают. Например в России.
   Ульянов рассмеялся.
   - Кое-какие 'ефо'мы! Ха-ха! Именно этого и хотел Ке'енский.  Но,  когда
доходит до дела, о 'ефо'мах забывают. Так уж повелось. Должна 'ухнуть  вся
система!
   - Революцию, мистер Бастейбл, породит надежда, а не отчаяние, - заметил
Шоу. - Дайте людям надежду, покажите им, какой мир ждет их - и  тогда  они
захотят построить его. Отчаяние же порождает еще большее отчаяние, и  душа
человеческая  умирает.  Вот  в  чем  ошибка  товарища   Ульянова   и   его
последователей. "Народ  восстанет,  когда  жизнь  станет  невыносимой",  -
утверждают они. Это неверно. Он не восстанет.  Он  просто  макнет  на  все
рукой. Напротив, дайте людям почувствовать, что такое свобода,  что  такое
нормальная жизнь, и тогда  они  потребуют:  еще,  еще!  Вот  как  начнется
революция. Поэтому Город-на-Заре раздает неимоверные  богатства  китайским
кули. Мы создаем страну,  которая  станет  примером  для  всех  угнетенных
народов планеты.
   Ульянов покачал головой.
   - Ба! Б'онштейн вынашивал ту же идею - и посмот'ите, что с ним стало!
   - Бронштейн?.. А, ваш старый враг.
   - Некогда он был моим д'угом... - Внезапно погрустнев, Ульянов поднялся
на ноги и вздохнул. - Тем  не  менее,  мы  все  здесь  това'ищи,  пусть  и
'асходимся во взглядах. - Он пристально посмотрел мне в глаза. - Мы иногда
спо'им, но не думайте, мисте' Бастейбл, что мы 'азобщены.
   Признаться, я думал именно так.
   - Мы - люди, знаете ли, - продолжал  Ульянов,  -  а  людям  свойственно
мечтать.  И  все,  что  ни  п'идумает  человеческий  'азум,  может   стать
'еальностью. Как доб'ое, так и злое. Доб'ое или злое!
   - Или - и то, и другое, - заметил я.
   - Что вы имеете в виду?
   - У медали две стороны. Любая прекрасная греза о совершенном мире может
обернуться кошмаром.
   Улыбка тронула губы Ульянова.
   - И поэтому мы не должны ст'емиться  к  идеалу?  Ведь  идеалы,  'ушась,
'аздавливают нас, не так ли?
   -  Идеалы  -  абстракция,   -   поморщился   я.   -   Владимир   Ильич,
несправедливости в мире гораздо больше, чем справедливости.
   - Вы полагаете, что мы, мечтая об утопии, забываем о человеке?
   - Ну, может быть, не вы лично...
   - Мисте' Бастейбл, это извечная п'облема  иск'енних  п'иве'женцев  всех
'елигий. И ее 'ешения не существует.
   - Насколько я могу судить, вообще не существует  решения  проблем,  так
или иначе  касающихся  отношений  между  людьми.  Назовите  эту  философию
"британский прагматизм" и примите ее как само собой разумеющееся.
   - Определенно, Англия так и сделала, -  усмехнулся  Гевара.  -  Но  вы,
надеюсь,  согласитесь  со  мной:  в  поиске   альтернативы   "само   собой
разумеющемуся" есть своя прелесть.
   - Для этого ми'а должна существовать лучшая альте'натива! - с  чувством
произнес Ульянов. - Должна!


   Шоу, как оказалось, заглянул к нам, чтобы пригласить  на  экскурсию  по
городу. И вот мы - генерал, я, граф  Гевара,  Юна  Персон  и  окончательно
поправившийся Корженевский (у него даже шрама на  голове  не  осталось)  -
пошли вниз по широкой, залитой солнцем улице.
   Город-на-Заре дал мне понять, что революционеры -  это  не  обязательно
тупоголовые нигилисты, которые убивают людей и взрывают дома, которые сами
не знают, что собираются построить  на  обломках  разрушенного  ими  мира.
Здесь, в Городе, я увидел мечту революционеров, ставшую реальностью...
   Но... реальностью ли? Я по-прежнему  сомневался,  что  это  великолепие
можно распространить по всей планете.
   Мир семидесятых годов поначалу казался мне утопией.  Теперь  мне  стало
ясно, что она принадлежит  только  избранным.  А  Шоу  собирался  основать
Утопию для всех.
   Затем я вспомнил кровь  на  капитанском  мостике  "Скитальца"  -  кровь
Барри. Это убийство как-то не вязалось с тем, что я  видел  сейчас  своими
глазами.
   Шоу показал нам школы, столовые, цеха, лаборатории, театры,  ателье,  -
везде были счастливые, довольные жизнью  люди  различных  национальностей,
рас и религий. Это производило впечатление.
   - Такими станут Азия и Африка,  если  не  покорятся  алчной  Европе,  -
говорил Шоу. - Экономически мы скоро будем сильнее ее - и  тогда  наступит
равновесие сил. Тогда вы увидите, что такое справедливость!
   - Однако вы следуете европейским идеалам, - заметил я. - Если б не  мы,
вам...
   - Верно, мистер Бастейбл, люди учатся на  примерах.  Но  идеалы  нельзя
навязывать.
   Мы  вошли  в  полутемный  кинозал.  Шоу  предложил  нам  сесть.   Экран
засветился.  Я  увидел  смеющихся  японских  солдат  -  их  длинные   мечи
поднимались, опускались...  и  китайцы  -  мужчины  и  женщины  -  падали,
обезглавленные. Я был ошарашен.
   - Деревня Шинянь в японской Маньчжурии, - очень спокойно произнес  Шоу.
- Жители не смогли собрать ежегодную  норму  риса  и  были  наказаны.  Это
случилось в прошлом году.
   - Но ведь это японцы... - только и смог выдавить я.
   Тем временем на экране появились кули, прокладывающие железную  дорогу;
люди в русской военной форме подгоняли их хлыстами.
   - Жестокость русских общеизвестна, - сказал я. Шоу промолчал.
   Место    действия    опять    сменилось:    оборванные,     изможденные
простолюдины-азиаты - среди них женщины и дети - с палками  и  мотыгами  в
руках бегут к каменной стене. Раздаются выстрелы, люди  падают,  корчатся,
кричат в агонии, истекая кровью... Стрельба продолжается до тех пор,  пока
не умирает последний. Из-за стены с винтовками наперевес выходят солдаты в
коричневой форме и широкополых шляпах; идут  между  трупов,  проверяя,  не
осталось ли кого в живых.
   - Американцы!
   - Именно, - бесцветным  голосом  подтвердил  Шоу.  -  Не  так  давно  в
некоторых  провинциях  Таиланда  были  волнения...  То,  что  вы   видели,
произошло   неподалеку   от   Бангкока.   Американские   войска   помогали
правительству утихомирить недовольных.
   На экране показался индийский  городок  -  бесчисленные  ряды  каменных
лачуг.
   - Никого нет, - сказал я.
   - Потерпите.
   Камера двинулась вдоль безлюдных улиц и вывела нас за черту города. Там
я увидел солдат в красных мундирах - орудуя лопатами, они сбрасывали трупы
в заполненные известью ямы.
   - Холера?
   - Холера.  А  также  тиф,  малярия,  оспа...  Однако  из-за  этого  был
уничтожен целый город. Смотрите. - Камера придвинулась ближе, и я  увидел,
что тела буквально изрешечены пулями. - Эти люди шли в Дели, не имея на то
разрешения. Не подчинились приказу остановиться. И все были расстреляны.
   - Правительство наверняка ничего не  знало,  -  возразил  я.  -  Просто
офицер запаниковал... Всякое случается.
   - Русские, японцы, американцы тоже паниковали?
   - Н-нет.
   - Вот так поступают власти, когда им что-то угрожает, - сказал  Шоу.  В
его глазах стояли слезы.
   Я стал убеждать  себя,  что  фильм  -  подделка,  что  на  съемки  были
приглашены актеры, дабы сбивать с толку таких, как я... Однако... я  знал,
что это хроника.
   Мы покинули кинозал. Меня бил озноб.  Я  чувствовал  себя  разбитым.  Я
плакал.


   Не проронив ни слова, мы вышли к импровизированному аэропарку.  Рабочие
собирали фермы, которые, очевидно, станут причальными мачтами для кораблей
внушительных размеров. Паутина тросов все еще  притягивала  "Скитальца"  к
земле, а "Лох-Итайва" не было видно.
   - А где второй корабль? - поинтересовался Корженевский.
   Шоу посмотрел на него, словно не понимая, а  затем,  вспомнив  о  своих
обязанностях хозяина, улыбнулся.
   - "Лох-Итайв"? Скоро вернется.  Надеюсь,  второе  задание  он  выполнит
столь же успешно, как и первое.
   - Задания? - спросил Гевара. - Какие задания?
   - Первым было расстрелять японский императорский корабль "Каназава". Мы
поставили на "Лох-Итайве" кое-какое  опытное  вооружение...  Превосходное,
доложу я нам. Никакой отдачи. А большие пушки на борту воздушного  корабля
всегда доставляют массу хлопот, верно?
   - Верно. - Корженевский принялся раскуривать трубку. - Верно.
   - Вторым  заданием  было  разбомбить  участок  Транссибирской  железной
дороги и реквизировать некий груз с поезда, направляющегося и Москву.  Мне
недавно доложили, что груз уже на "Лох-Итайве"... Если  это  то,  что  мне
нужно, значит. Проект БРА будет закончен раньше срока.
   - Так что же это такое - Проект БРА? - спросила Юна Персон.
   Генерал Шоу указал на другую сторону аэропарка, где возвышалось похожее
на заводской корпус строение.
   - Он находится там. Должен признаться, Проект влетел  нам  в  копеечку.
Вот, собственно, и все, что я могу сказать. Я и сам с  трудом  понимаю,  в
чем его суть. Над ним работает большинство наших  физиков  из  Германии  и
Венгрии, а также несколько американцев и англичан. Все они -  политические
беженцы, прекрасные, талантливые ученые... Как видите, тирания кое  в  чем
выгодна Городу-на-Заре, и это очень беспокоит Запад.
   - Этим вы только злите Великие Державы, -  заявил  я.  Неужели  Шоу  не
ведает, что творит? - Угнали британский корабль, чтобы уничтожить японский
и разбомбить железную дорогу  русских...  Великие  Державы  объединятся  и
нападут на вас. Городу вскоре не поздоровится.
   - Здесь заложники с "Лох-Итайва", - беспечно возразил Шоу.
   - Думаете, это остановит японцев или русских?
   - Нет, но возникнет  серьезная  дипломатическая  загвоздка.  А  мы  тем
временем укрепим свою оборону.
   - Все равно вы не устоите против объединенного флота Британии, Японии и
России! - воскликнул я.
   - Поживем - увидим, - ответил Шоу и сменил тему: - Вам  понравился  мой
"волшебный фонарь"? Что скажете?
   - Нужно внимательнее следить за колониями. В этом вы меня убедили.
   - И только-то?
   - Генерал, есть другие  пути  борьбы  с  несправедливостью.  Не  только
революции и кровопролитные войны.
   - Нет, раковую опухоль нужно вырезать, иного выхода  не  существует,  -
вставил капитан Корженевский. - Теперь я это понял...
   -  Тише!  -  Шоу  вдруг  повернулся  в   сторону   холмов.   -   Фей-чи
приближается...
   - Что приближается?
   - Летательный аппарат.
   - Не вижу, - сказал Корженевский.
   Я тоже не заметил никаких признаков "Лох-Итайва" - разве что отдаленный
звук, похожий на писк комара, доносился до нас.
   - Да вон же! - усмехнулся Шоу. - Вон там!
   На  горизонте   появилось   темное   пятнышко;   писк   превратился   в
пронзительный вой.
   - Вон! - Шоу возбужденно захихикал. - Я не говорил, что это  корабль...
Я сказал - фей-чи... маленький шершень.
   Инстинктивно пригнув  голову,  я  успел  заметить  нечто,  напоминающее
ветряную  мельницу  -  длинные,  как  у  птиц,   крылья,   вращающиеся   с
невообразимой скоростью. Затем оно пронеслось над нами  и  исчезло  вдали.
Лишь злобное завывание некоторое время стояло у нас в ушах.
   - Господи Боже! - воскликнул  Корженевский,  вынимая  трубку  изо  рта.
Впервые я видел его таким изумленным. - Эта штуковина тяжелее  воздуха!  Я
был уверен... Я всегда говорил, что... такого не может быть!
   Шоу засмеялся.
   - А у меня их пятьдесят, капитан. Полсотни маленьких  шершней  с  очень
острыми жалами. Городу-на-Заре не страшно  любое  оружие  Великих  Держав!
Теперь понимаете?
   - По-моему, они очень хрупкие, - заметил я.
   - Что есть, то есть, - признался Шоу. - Но их преимущество в скорости -
около пятисот миль в  час.  Враг  и  прицелиться  не  успеет,  как  фей-чи
продырявит его разрывными пулями.
   - Откуда у вас... Кто построил этот аппарат? - спросил Гевара.
   - Ну, у одного их моих американцев родилась  идея,  -  туманно  ответил
Шоу, - а кое-кто из французских инженеров воплотил ее в  металле.  Меньше,
чем за неделю, мы построили и испытали первую машину. А через месяц довели
ее до окончательного варианта.
   - Я восхищаюсь смелостью пилота, - сказал Гевара, - но как ему  удается
выдерживать такие перегрузки?
   - Разумеется, на нем специальный костюм.  И,  разумеется,  его  реакции
подстать скорости - иначе бы он не справился с управлением.
   - Как бы то ни было, - вздохнул Корженевский,  -  я  по-прежнему  отдаю
предпочтение воздушным  кораблям.  Они  заслуживают  больше  доверия,  чем
эти... Подумать только - аппараты тяжелее воздуха!
   Шоу бросил на меня лукавый взгляд.
   - Ну, мистер Бастейбл? По-прежнему ли я безумен в ваших глазах?
   - Да... Но это безумие несколько иного рода, чем я предполагал.  -  Мой
взор был устремлен в ту сторону, где исчез фей-чи. Всем  сердцем  я  желал
вернуться в свое  время,  где  аппараты  тяжелее  воздуха,  беспроволочный
телефон, цветной и звуковой кинематограф в каждой комнате - не более,  чем
детские выдумки и  бред  умалишенных...  Я  вспомнил  о  мистере  Герберте
Дж.Уэллсе и перевел взгляд на корпус Проекта БРА. - А машину  времени  вы,
часом, не изобрели?
   Генерал усмехнулся.
   - Увы. Но идеи уже есть. А почему вы спросили?
   Я промолчал, пожав плечами.
   - Хотите узнать, чем все это кончится? - Гевара хлопнул меня по  плечу.
- Собираетесь отправиться в будущее и посмотреть на Утопию мистера Шоу?  -
Анархист-аристократ уже встал на сторону генерала.
   Я отрицательно покачал головой и вздохнул:
   - Устал я от этих утопий...



5. НАШЕСТВИЕ ВОЗДУШНОЙ ЭСКАДРЫ

   Я не пытался бежать из  Города-на-Заре.  Это  было  бессмысленно:  люди
генерала Шоу охраняли все дороги, ведущие из долины, оба воздушных корабля
и ангары, где стояли фей-чи. Несколько раз я наблюдал, как  пилоты-китайцы
испытывают  эти  аппараты.  Авиаторы  были  рослыми,  пышущими  здоровьем,
уверенными в себе парнями - они быстро осваивали удивительные машины. Я же
никак не мог поверить в то, что аппарат тяжелее воздуха может подняться  в
небо...
   Заложники с "Лох-Итайва", как и говорил Шоу, были живы-здоровы. Я  даже
поговорил с офицерами, которых знал еще  по  службе  на  этом  судне.  Они
рассказали, что капитан Хардинг умер вскоре после  того,  как  вернулся  в
свой домик в Бальхаме, где он обычно проводил отпуск. Не стало  и  другого
моего знакомого: в старой газете  я  прочитал,  что  в  уличной  стычке  с
вооруженными полицейскими был убит Корнелиус Демпси.  Как  выяснилось,  он
был  членом  анархической  группировки,  осажденной  в   каком-то   здании
Восточного  Лондона.  Тело  его  до  сих  пор  не  найдено,  но  свидетели
утверждают, что он погиб, пытаясь вместе  с  друзьями  покинуть  дом...  К
чувству уныния, оставшемуся у меня после кинохроники,  прибавилась  горечь
утраты.
   Большинство газет, которые люди  Шоу  доставляли  в  долину,  наперебой
рассказывали о дерзких налетах генерала и  связанных  с  ними  грабежах  и
убийствах. Одна-две газеты именовали его "первым бандитом современности" и
даже нарекли  "Небесным  Полководцем".  Пока  Англия  пыталась  отговорить
Россию и Японию от немедленного  возмездия,  а  Центральное  правительство
Китая - остановить вторгающиеся на его  территорию  корабли,  генерал  Шоу
совершил несколько  успешных  пиратских  вылазок,  нападая  с  воздуха  на
поезда, морские суда, военные базы и научные институты, и забирая все, что
ему было  нужно.  А  то,  что  ему  нужно  не  было,  он  отдавал  народу:
перекрашенный корабль с изображением алых знамен (кстати, из  "Лох-Итайва"
переименованный  в  "Шань-Тьень",  что  значит  "Молния")   снижался   над
какой-нибудь китайской деревушкой, и на изумленных жителей,  как  из  рога
изобилия, сыпались мануфактура, провиант, деньги - равно как  и  листовки,
призывающие людей вступать в армию Миротворца Шуо Хо Ти, чтобы  освободить
Китай от поработителей. И люди приходили к нему  -  тысячами  вливались  в
дислоцирующуюся  на  противоположном  конце  долины  армию.  Пополнялся  и
воздушный флот Шоу - генерал под угрозой  пушек  заставлял  торговые  суда
опускаться на землю и, высадив экипаж, отправлял в Утреннюю долину, где их
вооружали по последнему  слову  техники.  Единственной  проблемой  являлся
недостаток опыта у авиаторов генерала, а два  даже  погибли.  Шоу  не  раз
предлагал  мне  принять  командование  любым