омой, об этом не думал и я. Как  будто  мы  оба
ждали, пока что-нибудь значительное не повиснет  надо  всем.  Мы  сидели  за
столом на террасе ресторана в Упсале, когда я спросил его об этом. Сперва он
пытался легко обойти этот вопрос, но я уставился  ему  в  глаза,  не  отводя
взгляда.
   - Вы должны будете сказать мне рано или поздно, - заявил я. - Это зависит
от меня, не так ли? Он кивнул.
   - В Сети еще чувствуется дисбаланс. Сейчас это не важно, но  со  временем
он будет расти, пока не начнет угрожать стабильности Империума - и Р-И  Три,
и Новой Нормандии; каждой жизнеспособной линии континуума. Распад - это рак,
который никогда нельзя сдержать в постоянных границах. Существует неполнота,
и, как в электрической цепи, она стремится заполниться. - Продолжайте.
   - Наши приборы показывают, что оборванная  линия  концентрируется  вокруг
вас и меча Балиньор. Я кивнул.
   - Я не часть этой линии, не так ли? Вы должны отправить меня обратно в Ки
Уэст и позволить мне заниматься рыбной ловлей. - Это не так просто.  Семьсот
лет назад одна ключевая  фигура  в  предшествующей  линии  вступила  в  свод
действий, которые закончились созданием холокоста. Стабильность  никогда  не
будет достигнута, если вероятностные линии,  что  были  прерваны  тогда,  не
будут приведены к своему источнику.
   Это было все, что он сказал, но я понял, о чем он пытался сообщить мне.
   - Тогда я должен вернуться, - заметил я. - В Распад.
   - Это ваше право, - ответил он. - Империум не пытается принуждать вас.  Я
встал. Краски заката никогда не казались  мне  милее,  отдаленная  музыка  -
нежнее.
   - Пошли, - сказал я.
   Техники, проверяющие нас и челнок, работали молча и споро. Они  обстукали
руками все  вокруг,  и  мы,  Байярд  и  я,  пристегнулись.  -  Наша  цель  -
сформировать главную линию континуума, - пояснил Байярд.
   Я не сказал ему, что был там раньше.
   Формы и цвета Распада текли вокруг нас, но на этот раз я не замечал их.
   - Что произойдет потом? - спросил я.
   - Надеемся на  то,  что,  когда  энергия  Распада  кончится,  сам  Распад
немедленно рассосется. Разрушенные миры больше не будут существовать в Сети.
   Больше он ничего не сказал. Казалось, прошло лишь несколько минут, прежде
чем мы отметили приход и гудение  двигателя  стихло.  -  Прибыли,  -  сказал
Байярд и открыл люк.
   Я выглянул наружу в смещающийся туман. Он двигался, его отдувало; джунгли
и руины исчезли. Над  зелеными  лужайками  к  солнечному  свету  поднимались
светящиеся башни, играя светом в фонтанах. Далее вдали пели женщины.
   - Хотелось бы, чтобы у меня было что сказать, - заметил Байярд,  -  но  у
меня нет слов. Прощайте, мистер Кэрлон.
   Я сошел на грунт, дверь за мной закрылась. Я подождал, пока  не  исчезнет
челнок в мерцающем свете, и пошел  вперед  по  окаймленной  цветами  дорожке
навстречу голосу Иронель.

ЭПИЛОГ

   Барон Рихтгофен, шеф Имперской Безопасности,  смотрел  на  Байярда  через
обширную поверхность полированного стола.
   - Ваша миссия была успешной, Байярд, - сказал он тихо. - На  этот  момент
субъект вошел в Распавшуюся линию, стресс-индикаторы опустились  до  отметки
нуля. Опасность для Сети миновала.
   - Я гадаю, - сказал Байярд, - что он чувствовал в эти последние секунды?
   - Ничего. Совсем ничего. В одно тихое мгновение переутверждения континуум
сомкнулся,  затягивая  разрез.  Уравнение   вероятности   удовлетворено.   -
Рихтгофен остановился на миг. - Почему? Вы видели там что-нибудь?
   - Ничего, - ответил Байярд. - Просто туман, густой, как бетон,  и  тихий,
как смерть.
   - Он был смелым человеком, Байярд, и исполнил предназначенное.
   Байярд кивнул и нахмурился.
   - У вас еще что-то?
   - Мы всегда держались мнения, что история неизменна, - произнес Байярд. -
Возможно, я просто ввожу себя в заблуждение. Но я, кажется, помню историю об
убийстве королем Ричардом барона  Раннимеда.  Я  проверил  источники,  чтобы
убедиться, и оказался не прав, конечно.  Рихтгофен  задумчиво  посмотрел  на
него.
   - Идея в обычном  чувстве  знакомого...  но  оно  иллюзорно,  конечно,  -
бормотал он. - Этот король Джон встретил баронов -  и  подписал  их  Великую
Хартию.
   - Где я подхватил идею, что Джон был назначен Ричардом в 1201 году?
   Рихтгофен хотел кивнуть, но передумал.
   - Минуту - но нет, сейчас я вспомнил, к тому времени  Ричарда  больше  не
было в живых. Он был убит стрелой арбалета в мелкой стычке у Шалуза  в  1199
году. - Он, казалось, задумался.  -  Забавно...  ему  вовсе  не  было  нужды
принимать участие в этой встрече - и после того, как он был ранен, отказался
от всякой медицинской помощи. Как будто он искал смерть в бою. - Все это так
ясно помню, - сказал Байярд. - Как он жил в  свои  поздние,  спелые  годы  -
переспелые, - потерял свою корону и умирал в бесчестии. Я клянусь, что читал
это ребенком. Но ничего из этого нет в книгах. Этого никогда не происходило.
Если это было, то  миры,  которые  мы  знаем,  никогда  не  существовали.  И
все-таки это странно.
   -  Каждый  феномен  в  пространстве-времени   вероятностного   континуума
странен, Байярд, - один не больше, чем другой. - Я полагаю, это  был  просто
сон, - сказал Байярд. - Ожившая мечта. - Сама жизнь есть мечта,  говорят.  -
Рихтгофен сел прямо, внезапно став резким. - Но это мечта,  в  которой  есть
мы, Байярд. И у нас есть дело, ожидающее нас.
   Байярд улыбнулся в ответ.
   - Вы правы, - сказал он. - Для человека достаточно одной мечты.