в  Лондон.  Он,  правда,  впал  на
какое-то время в депрессию, вскрыл себе вены, но забинтовал руку и полетел
выполнять задание. А застрелился, потому что почувствовал: он не  в  силах
его выполнить. Он был слишком самолюбив.  Не  знаю,  каким  мог  оказаться
конец Свифта, но в молодости он отличался  слабоволием:  типичный  блудный
сын - воздушные замки, излишества, - он  всегда  нуждался  в  опеке  более
сильного человека. Жены, друга. Все это повторилось в Неаполе.
   Барт, нахмурившись, тер пальцем подбородок, устремив прямо перед  собой
невидящий взгляд.
   - Что  ж,  это,  в  сущности,  объяснимо.  Регрессия...  отступление  к
начальному периоду жизни, я  не  специалист,  но  галлюциногены,  пожалуй,
вызывают... А что говорят токсикологи? Психиатры?..
   - Симптомы имеют определенное сходство с симптомами после  приема  ЛСД,
но ЛСД не воздействует так  индивидуально.  Фармакология  не  знает  столь
личностных средств. Когда я знакомился с жизнью этих людей, мне  казалось,
что ни один из них, сходя с ума, не отошел от своего  естества,  наоборот,
каждый проявил его карикатурно-утрированно. Бережливый становился скрягой,
педант... этот антиквар, целый день резал бумагу на  тонкие  полоски...  И
другие... Я могу оставить вам материалы, вы сами убедитесь.
   -  Обязательно  оставьте.  Значит,  фактор  X  -  как  бы   "отравитель
личности"?  Это  существенно...  Однако  с  этой  стороны,   пожалуй,   не
подберешься к разгадке. Изучение  психологии  жертв  может  показать,  как
действует подобный фактор, но не как он проникает в организм.
   Он сидел,  подавшись  вперед,  с  опущенной  головой,  глядя  на  руки,
охватившие колени, и вдруг посмотрел мне в глаза:
   - Я хочу задать вам вопрос личного свойства... Можно?
   Я кивнул.
   - Как вы себя чувствовали во время операции? Все время уверенно?
   - Нет. Это, в общем, было неприятно - в Америке я представлял себе  все
по-другому. И неприятно не потому даже, что я пользовался вещами умершего,
к этому я скоро привык. Предполагалось, что я как нельзя лучше подхожу для
такой операции в связи с моей профессией...
   - Да? - поднял он брови.
   - Публике преподносят ее как нечто увлекательное,  но  сводится  она  к
тренировкам и еще раз к тренировкам. Скучное однообразие  и  лишь  краткие
минуты подъема.
   - Ага! Почти то же, что и в Неаполе, верно?
   - Да, к тому же нас приучают к самонаблюдению. Показания приборов могут
подвести, тогда последним индикатором остается человек.
   - Итак, скучное однообразие. А что внесло разнообразие в Неаполе? Когда
и где?
   - Когда я испугался.
   - Испугались?
   - По крайней мере дважды. Это меня развлекло.
   Я подбирал слова с трудом, настолько это ощущение было неуловимо. Он не
спускал с меня глаз.
   - Вам приятно ощущение страха?
   - Не могу сказать, да  или  нет.  Хорошо,  когда  возможности  человека
совпадают с желаниями. Я обычно хотел то, чего не  мог.  Существует  масса
разновидностей риска, но банальный  риск,  скажем,  вроде  того,  которому
подвергаешься в  русской  рулетке,  мне  не  по  душе.  Это  бессмысленный
страх... А вот то, что нельзя определить, предугадать, разграничить,  меня
всегда привлекало.
   - Поэтому вы и решили стать астронавтом?
   - Не знаю. Возможно.  Нас  считают  смышлеными  шимпанзе,  которыми  по
хорошо разработанной программе управляет на расстоянии  земной  компьютер.
Наивысшая организованность как  знак  цивилизации,  противоположный  полюс
которой все это. - Я указал на газету с фотографией римского эскалатора на
первой полосе. - Не думаю, однако, что все так просто. А если даже  это  и
так, то на Марсе мы все равно будем  в  полном  одиночестве.  Я  с  самого
начала знал, что мой физический недостаток  дамокловым  мечом  висит  надо
мною, ведь шесть недель в году, когда цветут травы, я ни на что не гожусь.
Правда, я рассчитывал полететь - на Марсе травы не растут. Это  совершенно
точно известно, и мои начальники тоже считали, что я  годен,  но  в  итоге
проклятый насморк отодвинул меня в дублеры, и мои шансы свелись к нулю.
   - Шансы полета на Марс?
   - Да.
   - Но вы согласились остаться дублером?
   - Нет.
   - Aut Caesar, aut nihil [Цезарем или никем (лат.)].
   - Если вам угодно.
   Барт расплел пальцы и весь ушел в кресло. Казалось,  так  вот,  прикрыв
веки, он переваривает мои слова. Затем приподнял брови и слегка улыбнулся:
   - Вернемся на Землю! Все эти люди были аллергиками?
   - Почти наверняка все. Только в  одном  случае  не  удалось  установить
точно. Аллергия была разной - в основном на пыльцу растений, а кроме того,
астма...
   - А можно узнать, когда вы испугались? Вы сказали минуту назад...
   - Запомнились два момента. Один раз  в  ресторане  гостиницы,  когда  к
телефону позвали Адамса. Это распространенная фамилия, речь шла  о  другом
человеке, но мне показалось, что это не простая случайность.
   - Вам подумалось, что к телефону просят покойного?
   -  Нет,  конечно.  Я  подумал:  что-то  начинается.  Что  это   пароль,
предназначенный для меня, о котором никто  из  присутствующих  не  мог  бы
догадаться.
   - А вы не думали, что это кто-нибудь из вашей группы?
   - Нет. Это исключалось. Им запрещено было вступать со мной  в  контакт.
Если бы произошло нечто, отменяющее нашу  операцию,  скажем,  началась  бы
война, ко мне пришел бы Рэнди - руководитель группы. Но только в  подобном
случае.
   - Простите, что я так назойлив, но для меня это  важно.  Итак,  позвали
Адамса. Но если имели в виду вас, это значило бы, что ваша игра раскрыта и
вам дают это понять - вы-то выступали не под именем Адамса!
   - Конечно. Наверно, поэтому я и испугался. Хотел подойти к телефону.
   - Зачем?
   - Чтобы выйти на связь с ними -  с  другой  стороной.  Лучше  так,  чем
ничего не знать.
   - Понятно. Но вы не подошли?
   - Нет, обнаружился настоящий Адамс.
   - А во второй раз?
   - Это было уже в Риме, ночью, в гостинице. Мне дали  тот  же  номер,  в
котором во время сна умер Адамс. Что ж, расскажу вам и про это. Когда меня
направляли,  обсуждались  различные  варианты  моего  поведения.   Я   мог
повторить путь любой из жертв, не обязательно Адамса, но  я  участвовал  в
совещаниях и перетянул чашу весов в пользу Адамса...
   Я прервал рассказ, видя, как у него заблестели глаза.
   - Понятно. Не сумасшествие, не море, не автострада, а просто безопасный
запертый номер в гостинице - одиночество, комфорт и смерть. Верно?
   - Возможно, но тогда я об этом не думал. Предполагали, как мне кажется,
что я избрал его маршрут, рассчитывая обнаружить  сенсационные  материалы,
которые он раздобыл и где-то припрятал, но и это было не так. Просто  этот
человек мне чем-то импонировал.
   Хотя Барт и уязвил меня минуту назад своим "Aut Caesar, aut  nihil",  я
по-прежнему говорил откровеннее, чем привык, поскольку был  в  нем  крайне
заинтересован. Не могу сказать, когда именно стремление раскрыть это  дело
стало моей навязчивой идеей. Поначалу к  обезличенности  источника  зла  я
относился как к своего рода правилу игры, с которым необходимо  считаться.
Сам не знаю, когда эта игра  меня  затянула,  чтобы  потом  отвергнуть.  Я
поверил в обещанные ужасы, у меня были доказательства, что это не выдумка,
- я едва не пережил  их,  но  все  оказалось  иллюзией.  Я  не  удостоился
приобщения. Сыграл Адамса как умел, но не  соприкоснулся  с  его  судьбой,
ничего не испытал, а поэтому и ничего не узнал. Быть  может,  слова  Барта
так меня задели именно потому, что  в  них  была  правда.  Фрейдист  Керр,
коллега Фицпатрика,  тоже  фрейдиста,  наверняка  сказал  бы,  что  я  все
поставил на карту,  предпочтя  скорее  погибнуть,  чем  проиграть,  именно
погибнуть, поскольку я проигрывал; мою ставку на Адамса и всю операцию  он
свел бы к  фрейдистской  схеме  влечения  Танатоса  [влечение  к  смерти].
Наверняка бы так сказал. Все равно. Помощь Барта была  как  бы  нарушением
кодекса альпинизма, я уступал дорогу, чтобы позволить затащить себя в гору
на веревке, но лучше уж так, чем полный  провал.  Я  не  хотел  и  не  мог
покончить с этим делом так, словно меня выставили за дверь.
   - Поговорим о методе, - вернул меня к действительности голос  Барта.  -
Вы произвольно ограничили количество рассматриваемых случаев  и  разделили
их на существенные и несущественные.
   - Вы так считаете? Почему?
   - Потому что случаи  разделились  не  сами  по  себе.  За  дискриминант
существенных вы приняли безумие и смерть, по меньшей  мере  безумие,  если
даже оно не привело к смерти. Однако сравните поведение Свифта  и  Адамса.
Свифт сошел с ума, так сказать, с размахом,  а  то,  что  Адамса  донимали
галлюцинации, вы узнали только из его писем к жене. А сколько  могло  быть
случаев, о которых вы вовсе не знаете!
   - Простите, - возразил я, - тут уж  ничего  не  попишешь.  Вы  зря  нас
обвиняете, мы столкнулись с классической дилеммой при изучении неизвестных
явлений. Чтобы их четко разграничить, надо  знать  причинный  механизм,  а
чтобы познать причинный механизм, следует четко разграничить явления.
   Он посмотрел на меня с явной благосклонностью:
   - Ах, значит, и вам знаком этот язык. Надо думать, не от сыщиков?
   Я не ответил. Он потер подбородок.
   - Да, это действительно классическая дилемма индукции. Итак,  поговорим
об отвергнутых вами фактах.  О  тех  следах,  которые  вы  сочли  ложными.
Имелись ли следы, которые обнадежив: те, но  в  конце  концов  обрывались?
Было что-нибудь подобное?
   Теперь я посмотрел на него с уважением:
   - Да.  Был  один  любопытный  след.  Мы  ждали  от  него  многого.  Все
американцы из числа жертв перед поездкой в  Италию  побывали  в  одной  из
клиник доктора Стеллы. Вы слышали о нем?
   - Нет.
   - Говорят про него разное: одни называют великолепным врачом, другие  -
шарлатаном. Пациентов  с  ревматическими  недомоганиями  он  направлял  на
сероводородные ванны в Неаполь.
   - Однако!
   - Я тоже в свое время подскочил, услышав об этом, но это  ложный  след.
Стелла считал, что сероводородные источники близ Везувия самые  лучшие,  а
ведь у нас в Штатах достаточно своих  собственных.  Больные,  которых  ему
удавалось  склонить  к  поездке,  все-таки  составляли  меньшинство:   это
неправда, что американцы сорят деньгами. Когда  пациент  заявлял,  что  не
может  себе  позволить  Везувий,  Стелла  направлял  его  к   американским
источникам. Мы разыскали  этих  людей.  Их  около  сотни.  Все  они  живы,
здоровы, вернее, некоторые из них так же скрючены ревматизмом,  как  и  до
этих ванн, но,  во  всяком  случае,  мы  не  обнаружили  ни  одной  смерти
итальянского типа. С этими пациентами Стеллы все в  порядке.  Если  они  и
умирали, то самым естественным образом - от инфаркта или рака.
   - Может, у них были жены, семьи, - задумчиво произнес Барт.
   Я невольно улыбнулся:
   - Доктор, уже и у  вас  заработали  жернова,  которыми  перемалывают  в
агентстве это дело... Разумеется, у большинства были семьи, но  хватало  и
вдовцов и старых холостяков, а впрочем, разве жена и дети -  это  панацея?
Противоядие? И от чего, собственно?
   - Только преодолев море глупостей, приходят к истине, - нравоучительно,
но весело произнес Барт и спросил: - А вы знаете, сколько  пациентов  этот
Стелла направил в Неаполь?
   - Знаю. И это самое удивительное во  всей  истории.  Когда  я  об  этом
думаю, мне всегда чудится, что я на  волосок  от  разгадки.  Он  послал  в
Неаполь двадцать девять ревматиков. Среди них  пятеро  наших  американцев:
Осборн, Бреннер, Коберн, Хайне и Свифт.
   - Пятеро из семи американцев?
   - Да. Ни Эммингс, ни Адамс не лечились у Стеллы. Бригг тоже, но его мы,
как я уже сказал, не причислили к жертвам.
   - Высокий показатель! А остальные, еще двадцать четыре пациента Стеллы?
   - Эту статистику я знаю  наизусть...  Шестнадцать  он  направил  тогда,
когда подобных происшествий  еще  не  случалось.  Все  вернулись  в  Штаты
живыми-здоровыми. В минувшем году он направил тринадцать человек.  Из  них
пятеро - жертвы...
   - Пятеро из тринадцати. А  среди  тех  восьми,  с  которыми  ничего  не
произошло, были люди, схожие с погибшими?
   - Да. Даже в трех аспектах: одинокие, состоятельные, под пятьдесят. Все
возвратились. Живут и здравствуют.
   - Только мужчины? Женщин Стелла не лечил? Почему?
   - Нет, лечил. Еще до этих происшествий направил в Неаполь четырех, а  в
прошлом году двух женщин. В этом сезоне ни одной.
   - Откуда такая диспропорция полов?
   - Клиники Стеллы приобрели  известность  преимущественно  как  мужские.
Нарушения потенции, облысение, потом перестали  на  это  упирать,  но  уже
утвердилось мнение, что Стелла  -  специалист  по  мужским  недугам.  Этим
объясняется диспропорция.
   - Вы так считаете... А ведь ни одна  женщина  не  погибла,  а  одиноких
пожилых дам и в Европе хватает. Есть ли у Стеллы клиника в Европе?
   - Нет. Жертвы из Европы с ним ничего общего не имели. Это исключено. Ни
один из этих европейцев за последние пять лет в Штаты не приезжал.
   - Исследовали ли вы возможность действия двух  отдельных  механизмов  -
одного против американцев, а другого против европейцев?
   - Да. Мы сравнивали эти две группы, но это ничего не дало.
   - А почему, собственно, Стелла всех направлял в Неаполь?
   - Очень просто. Он итальянец, натурализовавшийся в Америке,  его  семья
откуда-то из-под Неаполя, и он, вероятно, был в этом как-то заинтересован,
поскольку поддерживал  связь  с  итальянскими  бальнеологами,  с  доктором
Джионо, например. Ознакомиться с  перепиской  нам  не  удалось:  врачебная
тайна; но то, что он рекомендовал своих  пациентов  итальянским  коллегам,
представляется вполне естественным. Во всяком случае, в таком  альянсе  мы
не усмотрели ничего подозрительного. Полагаю, что за каждого  пациента  он
получал какой-то процент.
   - Как вы объясняете загадочное письмо  без  текста,  пришедшее  на  имя
Миттельгорна после его смерти?
   - Думаю, его прислал кто-то  из  родни,  кто  знал  обстоятельства  его
смерти  и,  подобно  миссис  Барбур,  был  заинтересован   в   продолжении
расследования, но не хотел или не мог вмешиваться  столь  явно,  как  она.
Кто-то  убежденный  в  уголовной  подоплеке  дела  решил  снова  возбудить
подозрения и заставить полицию вернуться к следствию. У Миттельгорна  были
родственники в Швейцарии, а письмо пришло именно оттуда...
   - Были среди пациентов Стеллы наркоманы?
   - Да. Двое, но  не  хроники.  Оба  пожилые  мужчины:  вдовец  и  старый
холостяк. Оба приехали в Неаполь в конце мая - начале июня прошлого  года,
оба купались, загорали, словом, по статистике,  подвергались  максимальной
опасности, однако вышли целыми и невредимыми. Добавлю еще, что первый  был
чувствителен к пыльце растений, а второй - к землянике!
   - Это ужасно! - воскликнул Барт.
   - Вы рассчитывали на аллергию, да? Я тоже.
   - А что они принимали?
   - Земляничник - марихуану, а тот, что с поллинозом, - ЛСД, но от случая
к случаю. Запасы ЛСД у него кончились еще до возвращения в  Штаты,  может,
поэтому он и уехал раньше, прервав лечение. Как по-вашему?  Уехал  потому,
что не смог ничего  достать  в  Неаполе.  Полиция  как  раз  в  это  время
ликвидировала разветвленную ближневосточную сеть с итальянским плацдармом,
а уцелевшие поставщики затаились, словно мыши под метелкой...
   - Земляничник... - пробурчал Барт. - Ну да. А психические болезни?
   - Только отрицательные данные. Вы знаете, как это бывает: в роду  почти
всегда можно кого-то обнаружить, но это слишком далекие ответвления.  И  в
группе жертв и в группе  уцелевших  пациентов  Стеллы  царило  психическое
здоровье. Вегетативный невроз, бессонница, вот и все.  Это  среди  мужчин.
Что касается женщин, то были три  случая  -  меланхолия,  климактерическая
депрессия, попытка самоубийства.
   - Самоубийство? Ну?
   - Типичная  истерия,  так  называемый  крик  о  помощи;  травилась  при
обстоятельствах, гарантирующих спасение.  В  нашей  группе  все  наоборот:
никто не афишировал манию самоубийства. Характерна абсолютная решимость  -
если первая попытка не удавалась, делалась вторая.
   - Но почему только Неаполь? - поинтересовался Барт. - А Мессина?  Этна?
Ничего?
   -  Ничего.  Вы,  конечно,  понимаете,  что  мы  не  могли  учесть   все
сероводородные  источники  мира,  но  итальянские  обследовали.  Абсолютно
ничего. Кого-то сожрала акула, кто-то утонул...
   - Коберн тоже утонул.
   - Да, но в припадке безумия.
   - Это точно?
   - Почти. О нем известно сравнительно немного.  Собственно,  только  то,
что он не притронулся к своему завтраку, но спрятал гренки, масло и яйца в
коробку из-под сигар, а часть положил перед тем, как выйти  из  гостиницы,
на карниз за окном.
   - Вот оно как! Он заподозрил яд и хотел, чтобы птицы...
   - Конечно. А с коробкой, наверное, хотел отправиться к токсикологу,  но
утонул.
   - Что показала экспертиза?
   - Это два толстых тома машинописи. Мы употребили даже дельфийский метод
- голосование экспертов.
   - И?..
   - Большинство высказалось за неизвестное психотропное средство, отчасти
сходное по действию с ЛСД, что, однако, не означает сходства по химической
структуре.
   - Неизвестный наркотик? Странное заключение.
   - Не обязательно неизвестный. По их мнению,  это  могла  быть  и  смесь
хорошо известных  веществ,  часто  симптомы  синергизма  нельзя  свести  к
действию отдельных компонентов.
   - А голос меньшинства?
   - Острый психоз с невыявленной этиологией.  Вы  же  знаете,  как  много
могут говорить специалисты, врачи, когда абсолютно ничего не понимают.
   - Знаю прекрасно. Не смогли бы вы теперь повторить свой обзор  с  точки
зрения типологии смертей?
   - Пожалуйста. Коберн утонул нечаянно или сознательно. Бреннер  выскочил
из окна, но выжил.
   - Простите, что с ним сейчас?
   - Он в Штатах, жив, хотя и болен. Помнит случившееся в общих чертах, но
не хочет к этому возвращаться. Официанта он принял за мафиозо, думал,  что
его преследуют. Ничего больше он сказать не мог. Продолжать?
   - Конечно.
   - Осборн пытался сбежать на автомобиле, но зачем-то вышел на шоссе. Его
задавила машина. Виновник не обнаружен. Эммингс дважды хотел  покончить  с
собой. Застрелился. Лейге, швед, добрался до Рима и  бросился  с  Колизея.
Шиммельрейтер умер естественной смертью в больнице от отека  легких  после
острого приступа безумия. Хайне едва не утонул, а в больнице  вскрыл  себе
вены. Его удалось спасти, но  вскоре  он  умер  от  крупозного  воспаления
легких. Свифт уцелел. Миттельгорн  дважды  пытался  покончить  с  собой  с
помощью снотворного, потом выпил пузырек йода. Умер от ожога желудка.  Тиц
погиб при аварии на автостраде. Наконец, Адамс скончался во сне от  удушья
при невыясненных обстоятельствах в римской гостинице  "Хилтон".  О  Бригге
ничего не известно.
   - Спасибо. А те, что уцелели, запомнили какие-то первые симптомы?
   - Да. Дрожь в руках и изменение  вкуса  пищи.  Об  этом  мы  узнали  от
Свифта. Бреннер, соглашаясь с тем,  что  еда  изменила  вкус,  не  помнил,
однако, о дрожи в руках.  Вероятно,  у  Бреннера  после  всех  переживаний
проявился так называемый  остаточный  психический  дефект,  поэтому  он  и
запамятовал. Таково мнение врачей.
   - Разброс в схеме смертей значителен, видимо, самоубийцы  обращались  к
доступным средствам, к  тому,  что  было  под  рукой.  А  каков  результат
исследования с точки зрения cui prodest? [кому выгодно? (лат.)]
   - Вы имеете в виду материально заинтересованных лиц? Что из того,  если
имеются наследники, когда между ними и любой из  этих  смертей  невозможно
установить связь.
   - Пресса?
   -  Полиция  старалась  блокировать  информацию,  чтобы   не   осложнять
следствие. Разумеется, местная печать помещала заметки о  каждой  из  этих
смертей, но они тонули в рубриках происшествий. Только какая-то  газета  в
Штатах, забыл, какая именно, намекала на роковую суд