е
умирают) не знали бы понятий "смерть" и "похороны", и, чтобы перевести эту
- столь ясную  для  нас  -  телеграмму,  им  пришлось  бы  сперва  изучить
анатомию, физиологию, эволюцию, историю, быт и нравы человека.
   Мой пример упрощен: предполагается, что получатель сигнала  знает,  где
тут информационные знаки, а где - их несущественный фон. Мы  находились  в
ином положении. Зарегистрированные сигналы могли означать, допустим, знаки
препинания, тогда как сами "буквы" (или идеограммы) вообще  не  попали  на
регистрирующий  слой  -  если  аппаратура  нечувствительна  к   импульсам,
которыми эти "буквы" передавались.
   Особо стоит вопрос о различии уровней  цивилизации.  Историк  искусства
определит  по  золотой  посмертной  маске  Аменхотепа  эпоху  и  стиль  ее
культуры.  По  орнаменту  маски  религиовед  уяснит   характер   тогдашних
верований. Химик укажет, какие методы обработки золота тогда  применялись.
Антрополог  решит,  отличался  ли  человек,  живший  3500  лет  назад,  от
современного человека, а врач поставит  диагноз,  что  у  Аменхотепа  были
гормональные нарушения,  которые  привели  к  акромегалической  деформации
челюсти.  Стало  быть,  предмет  тридцатипятивековой  давности  дает  нам,
современным людям, гораздо больше информации, чем имели его  создатели,  -
что они знали о химии золота,  акромегалии  и  стилях  культуры?  Если  мы
предпримем обратную процедуру и отправим  в  эпоху  Аменхотепа  написанное
сегодня письмо, там его не прочтут - не только потому, что не знают нашего
языка, но, главное, потому,  что  не  располагают  адекватными  словами  и
понятиями.
   Так выглядели общие соображения насчет звездного Письма.  Информацию  о
нем скомпоновали в виде стандартного текста; текст записали на  магнитофон
и прокручивали для Особо Важных Персон,  которые  нас  посещали.  Чем  его
пересказывать, процитирую лучше дословно:
   "Проект  "Глас  Господа"  имеет  целью  всестороннее  изучение  и,   по
возможности, расшифровку  так  называемого  Послания  со  звезд;  по  всей
вероятности,  это  серия   сигналов,   намеренно   высланных   с   помощью
искусственных   технических   устройств    существом    или    существами,
принадлежащими к неопознанной внеземной цивилизации. Носителем  информации
служит поток частиц, именуемых нейтрино,  которые  лишены  массы  покоя  и
обладают магнитным моментом, в 1600  раз  меньшим,  чем  магнитный  момент
электрона. Нейтрино - наиболее проникающие из всех известных  элементарных
частиц. Они падают на Землю со всех сторон. Некоторые из них  рождаются  в
звездах (стало быть, и на Солнце) в результате естественных процессов -  в
ходе реакции бета-распада и других ядерных реакций;  другие  же  возникают
при столкновении первичных нейтрино с ядрами элементов в земной  атмосфере
и земной коре. Их энергия  колеблется  от  десятков  тысяч  до  миллиардов
электрон-вольт. В  работах  Шигубова  доказана  теоретическая  возможность
нейтринного   лазера,    или    "назера",    посылающего    корпускулярный
монохроматический луч. Возможно, именно так устроен передатчик, посылающий
принятые нами  сигналы.  Усилиями  Хьюза,  Ласкальи  и  Джеффриса  создано
устройство для регистрации отдельных  энергетических  фракций  нейтринного
спектра. Оно основано на принципе Айншофа - принципе  "псевдомолекулярного
обмена"  -  и  известно  под  названием  инвертора,  или   преобразователя
нейтрино. Использование эффекта Синицына - Мессбауэра  позволяет  выделить
пучок излучения с точностью до 30.000 эВ.
   В ходе длительной регистрации низкоэнергетических потоков в  полосе  57
МэВ был обнаружен сигнал искусственного происхождения, состоящий из  более
чем двух миллиардов знаков в пересчете на бинарный (двоичный) код,  причем
передается он  подряд  (без  перерывов).  Этот  сигнал,  радиант  которого
охватывает всю область альфы Малого Пса, а также ее окрестности в пределах
полутора  градусов  -  то  есть  довольно  обширен,  -  несет   информацию
неизвестного содержания и назначения. Поскольку избыточность канала связи,
по-видимому, близка к нулю, сигнал воспринимается нами как шум. О том, что
мы имеем дело с сигналом, свидетельствует тот факт, что каждые  416  часов
11 минут и 23 секунды вся  модулированная  последовательность  повторяется
снова - с точностью, которая по меньшей мере равна разрешающей силе земных
приборов.
   Чтобы  обнаружить  этот   сигнал   и   установить   его   искусственное
происхождение,  должны  быть  выполнены  следующие   условия.   Во-первых,
нейтринное излучение должно приниматься аппаратурой со степенью разрешения
по меньшей мере 30.000 эВ, направленной на альфу Малого Пса  с  допустимым
отклонением  в  1,5  градуса.  Во-вторых,  из  всего  потока   нейтринного
излучения необходимо выделить полосу, лежащую между 56,8  и  57,2  МэВ.  И
наконец, время постоянного приема должно превышать  416  часов  12  минут,
после  чего  необходимо  сравнить  начало  очередной  передачи  с  началом
предыдущей.  Иначе  невозможно  установить,  что  перед  нами  не  обычный
(природный) шумовой эффект. По ряду причин созвездие Малого  Пса  особенно
интересует нейтринную астрономию. Поэтому там,  где  имеются  специалисты,
располагающие соответствующей аппаратурой, вероятность выполнения  первого
условия достаточно велика.  Фильтрация  полосы  передачи  менее  вероятна,
поскольку в этой области небесной сферы излучение имеет 34  максимума  при
других энергиях (столько их  обнаружено  к  настоящему  времени).  Правда,
максимум полосы 57 МэВ на полной спектрограмме излучения имеет вид зубчика
более острого, то есть лучше сфокусированного  энергетически,  чем  другие
зубчики - естественного происхождения, - но это  не  слишком  заметно;  на
практике эту особенность можно обнаружить лишь задним  числом,  когда  уже
известно, что сигнал в полосе 57 МэВ - искусственный.
   Если  принять,  что  из   сорока   обсерваторий   мира,   оборудованных
аппаратурой  Ласкальи  -  Джеффриса,  по  меньшей  мере  десять  постоянно
наблюдают радиант Малого Пса, то вероятность, что на Одной  из  них  будет
выделен данный сигнал, составляет округленно  1/3  (10:34)  -  при  прочих
равных условиях. Однако регистрация порядка  416  часов  считается  весьма
длительной, и такая регистрация  используется  не  чаще  чем  в  одной  из
девяти-десяти исследовательских работ. Следовательно, вероятность открытия
можно считать равной примерно 1:30-1:40, и с  такой  же  вероятностью  оно
может быть повторено за пределами Соединенных Штатов".
   Я процитировал этот текст до  конца,  поскольку  конец  здесь  особенно
любопытен. Вероятностные оценки выглядят не очень серьезно; это был просто
политический ход, не лишенный цинизма.  Ведь  один  шанс  из  тридцати  не
кажется исчезающе малым, и расчет делался на то, что Особо Важные  Персоны
забеспокоятся  и  станут  щедрее  (самым  дорогостоящим  -  кроме  больших
вычислительных  машин  -   было   оборудование   для   автоматизированного
химического синтеза).
   Чтобы начать работу над Посланием,  нужно  было  с  чего-то  начать,  в
том-то и беда. Предыдущая  фраза  тавтологична  лишь  с  виду.  В  истории
несчетное  множество  раз  появлялись  мыслители,  которые  полагали,  что
процесс познания и вправду можно начать с нуля, а чистая логика однозначно
приведет  к  единственно  правильному  результату.  Такая  иллюзия  многих
толкнула на отчаянные попытки. А ведь затея эта пустая. Невозможно  начать
что бы то ни было без исходных посылок, независимо от того, осознаются они
или нет.  Эти  посылки  задаются  и  биологической  природой  человека,  и
амальгамой его культуры. Ведь культура - это тонкий слой, вклиненный между
организмами и средой обитания; культура существует лишь потому, что  среда
неоднозначно диктует поведение, при котором обеспечивается выживание,  так
что  всегда  остается  зазор  для  свободного  выбора.  Зазор,  достаточно
широкий, чтобы разместить в нем тысячи разных культур.
   Начиная работу над "звездным кодом", следовало свести исходные  посылки
к минимуму, но совсем обойтись без них было нельзя. Окажись  они  ложными,
весь труд пропал бы даром. Одной из них была гипотеза о  двоичности  кода.
Она приближенно соответствовала форме зарегистрированного сигнала, но сама
эта  форма  могла  зависеть  от  техники  регистрации.  Не   довольствуясь
сигналом, запечатленным на лентах, физики долго  изучали  само  нейтринное
излучение, которое, собственно, и было оригиналом  (тогда  как  запись  на
лентах - лишь  его  изображение).  Наконец  они  заявили,  что  код  можно
признать двоичным "с разумным приближением". Такое  заключение,  возможно,
было слишком категоричным, но с этим приходилось мириться. Затем надлежало
определить, к какой категории сигналов принадлежит Послание.
   Согласно нашим представлениям, оно могло быть Письмом, "написанным"  на
понятийном языке наподобие нашего; системой "моделирующих сигналов", вроде
телевизионных; "производственным рецептом",  то  есть  перечнем  операций,
необходимых  для  изготовления  некоего  объекта.  Наконец,  в  нем  могло
содержаться описание этого объекта ("вещи"),  с  помощью  "внекультурного"
кода - такого, который  использует  только  природные  константы,  имеющие
математическую форму и устанавливаемые  физическим  путем.  Различие  этих
четырех категорий кодов не является абсолютным. Телевизионное  изображение
возникает благодаря  проецированию  трехмерных  объектов  на  плоскость  с
временной разверткой, соответствующей  физиологическим  механизмам  нашего
глаза и мозга. То,  что  видим  на  экране  мы,  не  могут  видеть  другие
организмы, даже далеко продвинувшиеся по  эволюционной  лестнице,  -  так,
собака не распознает на экране телевизора (как и  на  фотографии)  собаку.
Точно  так   же   не   существует   резкой   границы   между   "вещью"   и
"производственным  рецептом".  Яйцеклетка  -  это  и   "вещь"   (то   есть
материальный объект), и "производственный рецепт" системы, которая из  нее
разовьется. Так что взаимоотношения между  носителем  информации  и  самой
информацией могут быть весьма различными и усложненными.
   При всей  ненадежности  этой  классификации  ничего  лучшего  не  было;
оставалось исключить явно  не  подходящие  варианты.  Сравнительно  просто
обстояло дело с "телевизионной гипотезой". В свое время  она  пользовалась
большим успехом и считалась самой экономной. Звездный сигнал  -  в  разных
комбинациях - пробовали подать на пластины  телевизионного  кинескопа.  Не
удалось получить никаких образов, что-либо говорящих человеческому  глазу,
хотя на экране не было и "абсолютного хаоса".  На  белом  фоне  возникали,
разрастались, сливались и исчезали черные пятна - в целом это было  похоже
на кипение. Если сигнал  вводился  в  тысячу  раз  медленней,  изображение
напоминало колонию бактерий в состоянии роста, взаимопоглощения и распада.
Глаз улавливал некий ритм и периодичность процесса, хотя это ни о  чем  не
говорило.
   В  контрольных  опытах  на  кинескоп  подавали   запись   естественного
нейтринного шума  -  и  возникало  беспорядочное  трепетание  и  мерцание,
лишенные центров конденсации, сливающиеся в сплошной серый фон. Впрочем, у
Отправителей могла быть иная  система  телевидения  -  не  оптическая,  а,
например, обонятельная или обонятельно-осязательная.  Но,  будь  они  даже
устроены  иначе,  чем  мы,  они,  несомненно,  превосходили   нас   своими
познаниями и вряд ли  послали  бы  в  космос  сигнал,  вероятность  приема
которого зависит от физиологии адресата.
   Итак, второй, "телевизионный", вариант был отвергнут.  Первый  заведомо
обрекал Проект на неудачу: как я уже говорил,  без  словаря  и  грамматики
абсолютно чужой язык расшифровать невозможно. Оставались два последних. Их
объединили, поскольку (об этом я тоже говорил) различие между  "предметом"
и "процессом" относительно. Не вдаваясь в долгие разъяснения,  скажу,  что
Проект стартовал именно с этих позиций, получил  определенные  результаты,
"материализовав" небольшую часть Послания (то есть,  в  известном  смысле,
расшифровав ее), но потом работа зашла в тупик.
   Поставленная передо мной  задача  состояла  в  проверке  обоснованности
исходного предположения (Послание как "предмет-процесс"). При  этом  я  не
мог обращаться к результатам, полученным на основе такого предположения, -
это была бы логическая ошибка (порочный круг). Так что  мне  ничего  и  не
сообщили - не по злому умыслу, а во избежание предвзятости, на тот случай,
если  бы  эти  результаты  оказались  -  в  каком-то  смысле   -   плодами
"недоразумения".
   Я даже не знал, пытались ли уже математики Проекта эту  задачу  решить.
Следовало ожидать, что да; зная, на чем они споткнулись, я, вероятно,  мог
бы избавить себя от лишней работы. Но Дилл, Раппопорт и Белойн сочли,  что
лучше ничего мне не говорить.
   Короче говоря, меня вызвали, чтобы спасти честь планеты. Мне предстояло
изрядно напрячь математические бицепсы, и я, хоть не без опаски, радовался
этому. Объяснения,  разговоры,  ритуал  вручения  звездной  записи  заняли
полдня. Затем "большая четверка" проводила меня в гостиницу, следя друг за
другом, чтобы никто не проболтался о тайнах, которых мне пока нельзя  было
знать.



6

   С той минуты, как я приземлился на крыше, меня не  оставляло  ощущение,
что я играю роль ученого в каком-то скверном фильме. Оно еще  усилилось  в
номере, вернее, в апартаментах, в которые  меня  поместили.  Не  припомню,
чтобы в моем распоряжении когда-либо было  так  много  ненужных  вещей.  В
кабинете стоял президентских размеров стол, напротив -  два  телевизора  и
приемник.  Кресло  свободно  поднималось,  вращалось  и  раскладывалось  -
вероятно, чтобы слегка вздремнуть в перерывах между умственными борениями.
Рядом, под белым чехлом, стояло что-то непонятное. Сперва я решил, что это
какой-нибудь гимнастический снаряд или лошадь-качалка (меня уже  и  лошадь
не  удивила  бы),  но  под  чехлом  оказался  новенький,   радующий   глаз
криотронный арифмометр - он  мне  действительно  потом  пригодился.  Чтобы
возможно  полнее  подключить  человека  к  машине,  инженеры  IBM   решили
заставить его работать еще и ногами. Арифмометр имел  педальный  сумматор,
и, нажимая на педаль, я всякий раз инстинктивно ждал, что поеду к стене, -
до того это было  похоже  на  акселератор.  В  стенном  шкафу  у  стола  я
обнаружил диктофон, пишущую машинку и еще - небольшой, весьма  старательно
заполненный бар.
   Но главной диковинкой  оказалась  подручная  библиотека.  Тот,  кто  ее
комплектовал, был абсолютно убежден, что книги тем ценнее, чем  больше  за
них заплачено. Поэтому на полках стояли энциклопедии, объемистые труды  по
истории математики и  даже  по  космогонии  майя.  Здесь  царил  идеальный
порядок по части переплетов и корешков и полнейшая бессмыслица в том,  что
скрывалось за переплетами, - за весь год я ни разу не воспользовался  этой
библиотекой. Спальня тоже была роскошная. Я  обнаружил  там  электрическую
грелку, аптечку и миниатюрный слуховой аппарат. До сих пор не знаю,  шутка
это была или недоразумение.  Как  видно,  кто-то  точно  исполнил  приказ,
гласивший: "Создать  превосходное  жилье  для  превосходного  математика".
Увидев на столике у  кровати  Библию,  я  успокоился  -  о  моем  комфорте
действительно позаботились.
   Книга со звездным Посланием, которую мне торжественно вручили, была  не
особенно  увлекательна  -  по  крайней  мере  при  первом  чтении.  Начало
выглядело так: "0001101010000111111001101111111001010010100".  Продолжение
- в том же духе. Единственное разъяснение гласило, что  каждый  знак  кода
содержит девять элементарных знаков (составленных из единиц и нулей).
   Расположившись  в  своей  новой  резиденции,  я  принялся   размышлять.
Рассуждал я примерно так. Культура есть нечто необходимое и случайное, как
подстилка гнезда; это - убежище от Мироздания, маленькая контрвселенная, с
существованием которой большая Вселенная мирится молчаливо и равнодушно  -
равнодушно потому, что в самом Мироздании нет ответа на вопросы о добре  и
зле, о прекрасном и безобразном, о законах и  нравах.  Язык  -  порождение
культуры - служит каркасом гнезда, скрепляет подстилку, придавая ей форму,
которая обитателям гнезда кажется единственно возможной. Язык  -  знак  их
тождественности,  общий   знаменатель,   инвариантный   признак,   и   его
действенность кончается сразу же за порогом этой хрупкой постройки.
   Отправители, конечно, знали об этом. На Земле ожидали, что  содержанием
звездного сигнала  будет  математика.  Как  известно,  большим  успехом  у
теоретиков Контакта  пользовались  знаменитые  Пифагоровы  треугольники  -
геометрией Евклида мы собирались через космические  бездны  приветствовать
иные цивилизации. Отправители приняли другое решение, по-моему  -  верное.
Этнический язык не позволяет оторваться от своей  планеты  -  он  намертво
прикреплен к местной почве. А математика - слишком радикальный разрыв. Это
не только разрыв локальных уз и ограничений, ставших  мерилом  хорошего  и
дурного, но и свобода от всяких физически реальных  мерил.  Это  -  деяние
строителей, пожелавших, чтобы мир никогда и ни в чем не  мог  исказить  их
творение. Математика ничего не  может  сказать  о  мире  -  она  оттого  и
называется чистой, что очищена  от  всех  материальных  налетов;  очищение
столь абсолютное служит залогом ее бессмертия.  Но  как  раз  поэтому  она
произвольна, порождая какие угодно, лишь бы не  внутренне  противоречивые,
миры. Из бесконечного множества возможных математик  мы  выбрали  одну,  и
предрешила это наша история, ее сиюминутные и необратимые перипетии.
   С помощью математики можно сообщить, что ты Есть, что ты Существуешь, -
и только. Если хочется большего, без посылки производственного рецепта  не
обойтись. Но рецепт предполагает технологию, а всякая технология мимолетна
и преходяща, это переход от одних материалов и средств к другим.  Так  что
же - описание  "предмета"?  Но  и  предмет  можно  описывать  неисчислимым
множеством способов. Это вело в тупик.
   Одна мысль не давала мне покоя. Звездный  код  передавался  непрерывно,
бесконечными сериями, вот что было непонятно - ведь это мешало  распознать
в нем сигнал. Несчастный Лейзеровиц был не так уж  безумен:  периодические
"зоны молчания" казались действительно нужными, более того,  необходимыми,
как прямое указание на искусственность сигнала. "Зоны молчания"  привлекли
бы внимание сразу. Почему же их не  было?  Я  попытался  поставить  вопрос
иначе: непрерывность сигнала воспринималась как  отсутствие  информации  о
его искусственном происхождении. А вдруг именно это и есть  дополнительная
информация? Что она может тогда  означать?  То,  что  "начало"  и  "конец"
Послания несущественны. Что читать его можно с любого места.
   Эта идея заворожила меня. Теперь я отлично понимал, почему  мои  друзья
так старались  ни  словечком  не  обмолвиться  о  способах,  которыми  они
атаковали Послание. Как они и хотели,  я  был  абсолютно  не  предубежден.
Однако мне предстояла борьба, так сказать, на два фронта. Конечно, главным
противником, в намерения которого я  пытался  проникнуть,  был  загадочный
Отправитель; но вместе с тем, решая задачу, я не мог не думать о  том,  не
иду ли я по пути, уже испробованному математиками  Проекта.  Я  знал  лишь
одно: они не получили окончательного результата,  то  есть  не  только  не
расшифровали Послание до конца, но и  не  смогли  доказать,  что  Послание
представляет собой "предмет-процесс".
   Как и мои предшественники, я считал, что код чересчур  лаконичен.  Ведь
можно было дать какое-нибудь вступление, где просто и ясно объяснялось бы,
как  следует  его  читать.  Так,  по  крайней   мере,   казалось.   Однако
лаконичность кода не есть его объективное свойство, она зависит от  уровня
знаний получателя, точнее - от различия в  уровнях  знаний  от