и полнеют или  вытягиваются  и  так  далее.  Но  сезонные  "приливы"  и
"отливы" телесных форм иллюзорны; из всего многообразия  физических  типов
отбираются именно  те,  которые  в  моде  сегодня.  Биотехнические  методы
позволят   изменить   положение.    Благодаря    генетическому    контролю
спектр-видового разнообразия можно смещать произвольно.
   Генетический отбор по анатомическим признакам кажется вполне безопасным
для культуры, в остальном  же  -  весьма  привлекательным;  почему  бы  не
сделать нормой физическую красоту? Но это лишь  начало  пути,  снабженного
указателем  с  надписью:  "Разум  на  службе  влечений".  Уже   и   сейчас
материализованные  творения  разума  в  своем   большинстве   потворствуют
бездумному сибаритству. Мудро устроенный телевизор тиражирует всякую чушь;
чудесные средства  передвижения  позволяют  недоумкам  под  видом  туризма
наклюкаться не в своей родной  забегаловке,  а  рядом  с  собором  святого
Петра. И вторжение техники в человеческие  тела  наверняка  свелось  бы  к
тому, чтобы до предела расширить гамму  чувственных  наслаждений  и  кроме
секса, наркотиков, кулинарных изысков испробовать новые, еще  неизведанные
разновидности чувственных возбудителей и переживаний.
   Коль скоро у нас есть "центр наслаждения", что нам мешает подключить  к
нему синтетические органы ощущений, позволяющие испытывать  мистические  и
немистические оргазмы или  "многопредельный  экстаз"?  Такая  автоэволюция
ведет к  необратимому  замыканию  человека  внутри  культуры,  делает  его
пленником жизненных привычек, отрезает от мира за пределами  планеты  -  и
кажется самой приятной формой духовного самоубийства.
   Наука и техника, конечно, способны исполнить все требования и  первого,
и второго пути развития. То, что оба пути, каждый на свой лад, кажутся нам
жутковатыми, ничего еще не предрешает.
   И  в  самом  деле:  неприятие  таких  перемен  обосновать   невозможно.
Требование "не слишком себе потакать" допускает  рациональное  обоснование
лишь до тех пор, пока, потакая себе, ты  причиняешь  ущерб  другому  (либо
собственному духу и телу, как в случае наркомании). Это  требование  может
диктоваться просто  необходимостью,  и  тоща  надлежит  безоговорочно  ему
подчиниться; но развитие технологии на то  и  направлено,  чтобы  одну  за
другой устранять любые необходимости - то  есть  ограничения  человеческих
действий.  Люди,  утверждающие,  что  какие-то   необходимости,   какие-то
ограничения свободы будут сковывать нас всегда,  по  существу,  исповедуют
наивную веру в  то,  что  Мироздание  специально  "устроено"  с  мыслью  о
"непреложных повинностях" разумного существа. Это не  более  чем  перепевы
библейского приговора ("Будешь добывать хлеб свой  насущный  в  поте  лица
своего"). Природа этого суждения не  этическая  (как  наивно  считают),  а
онтологическая. Дескать, бытие, предназначенное нам для жилья, меблировано
так, что, невзирая на любые усовершенствования, человеку не может  грозить
"головокружение от успехов".
   Но на такой примитивной вере не построишь  долгосрочных  прогнозов.  За
пуританскими или аскетическими мотивами порою кроется  страх  перед  любой
переменой. Этот страх затаился на дне  всех  ученых  соображений,  заранее
перечеркивающих возможность создания "умных  машин".  Человечество  всегда
чувствовало себя привычнее всего (что не значит -  удобнее)  в  положении,
близком к отчаянному:  эта  приправа  не  слишком  удобна  для  тел,  зато
благотворна для духа.  Лозунг  "Все  силы  и  средства  на  фронт  науки!"
допускает рациональное обоснование лишь до тех пор,  пока  "умные  машины"
еще не в состоянии заменить ученых.
   Мы,  по  сути,  ничего  не  можем  сказать  о  реальном  облике   обоих
направлений  развития  -  "экспансионистского"  (или  "аскетического")   и
"изоляционистского" (или "гедонистического") . Цивилизации  могут  выбрать
любой из них - покоряя  Космос  или  изолируя  себя  от  него.  Нейтринный
сигнал,  по-видимому,  указывает  на  то,  что  некоторые  цивилизации  не
замкнулись в себе.
   Технико-экономическая  растянутость   такой   цивилизации,   как   наша
(авангард  утопает  в  богатстве,  а  тылы  умирают  от  голода),   задает
направление дальнейшего развития. Отставшие части  пускаются  вдогонку  за
передовыми, желая сравняться с ними в материальном богатстве (которое лишь
потому,  что  еще  не  достигнуто,  представляется  заманчивой  целью),  а
зажиточный  авангард,  оказавшись  предметом  зависти   и   соперничества,
утверждается в сознании своего  превосходства.  Уж  если  другие  пытаются
угнаться за ним, стало быть, все, что он  делает,  не  только  хорошо,  но
прямо-таки  замечательно!  Мотивы  поступательного  движения  друг   друга
подпитывают,  возникает  положительная  обратная  связь  и,  стало   быть,
замкнутый  круг,  а  окончательно  скрепляет  его  застежка   политических
антагонизмов.
   И дальше: замкнутый круг возникает потому,  что  очень  непросто  найти
новое решение задачи, когда какой-то ответ уже имеется. Что бы ни говорили
плохого о Соединенных Штатах, но они  уже  существуют,  вместе  со  своими
автострадами, подсвеченными купальными бассейнами, супермаркетами и прочим
сверкающим великолепием. И если возможно еще выдумать совершенно иной  тип
благосостояния и благоденствия, то,  пожалуй,  лишь  в  лоне  цивилизации,
которая была бы одновременно многоликой и - взятая в целом - не бедной, то
есть сумела бы удовлетворить элементарные биологические  потребности  всех
своих членов. А тогда ее национальные сектора,  освободившись  от  бремени
экономических нужд, могли бы заняться поисками новых путей в  будущее.  Но
такая цивилизация - нечто совершенно неведомое для нас.  Теперь  мы  знаем
наверное, что, когда на иные планеты ступят первые посланцы Земли,  другие
ее сыновья будут мечтать не о прогулках по Марсу, а о куске хлеба.



17

   Несмотря на различие взглядов в делах Проекта, все мы - я имею  в  виду
не только Научный Совет  -  составляли  достаточно  сплоченную  группу,  и
прибывшие к нам гости (которых у нас уже прозвали "наймитами  Пентагона"),
несомненно, понимали, что их выводы будут встречены нами в штыки.  Я  тоже
был настроен к ним не слишком приязненно, однако не мог не  признать,  что
Лирни и  сопровождавший  его  молодой  биолог  (астробиолог,  как  он  нам
представился) добились впечатляющих результатов. Просто не  верилось,  что
после целого года наших мучений кто-то  мог  выдвинуть  совершенно  новые,
даже не затронутые нами гипотезы о Гласе Господа, к тому же  подкрепленные
вполне приличным математическим аппаратом (с фактами дело обстояло  хуже).
Но случилось именно так. Более того, хотя эти новые подходы кое в чем друг
другу  противоречили,  они  позволяли  найти   некую   золотую   середину,
оригинальный компромисс, который связывал их воедино.
   То ли Белойн решил, что при встрече с гостями из Контрпроекта неуместно
наше   "аристократическое"   деление   на   всеведущую   элиту   и   слабо
информированные коллективы отделов, то ли он был заранее убежден,  что  мы
услышим нечто сенсационное, но только он  пригласил  на  доклад  тысячу  с
лишним наших сотрудников. Если гости и чувствовали  настороженность  зала,
то виду не подали и вообще держались очень корректно.
   Лирни начал с того, что их работа носила чисто теоретический  характер;
они не располагали  ничем,  кроме  самого  Послания  и  общих  сведений  о
Лягушачьей Икре; так что речь шла не о какой-то "параллельной работе",  не
о попытке перегнать нас, а всего лишь об ином подходе к "Гласу Господа"  -
в  расчете  как  раз  на  такое  сопоставление  взглядов,   какое   сейчас
происходит.
   Он  не  сделал  паузы  для  аплодисментов,  и  правильно  -   охотников
аплодировать не было, - а сразу перешел к делу; меня расположил к  себе  и
доклад, и докладчик; других, видимо, тоже, судя по реакции зала.
   Будучи космогонистом, он шел от космогонии в ее хаббловском варианте  -
в модификации Хаякавы (и моей, если  позволительно  так  сказать,  хотя  я
всего лишь плел математические плетенки для  бутылей,  в  которые  Хаякава
вливал новое  вино).  Я  попробую  изложить  общий  смысл  его  доводов  и
передать,   насколько   сумею,   пафос   его   выступления,   не   однажды
прерывавшегося репликами из зала, - сухой конспект убил бы все  очарование
этой гипотезы. Математику я, разумеется, опущу, хотя без нее не обошлось.
   - Мне это видится так, -  сказал  Лирни.  -  Космос  есть  пульсирующее
образование,  он  сжимается  и  расширяется  попеременно  каждые  тридцать
миллиардов лет. Фаза сокращения  переходит  в  состояние  коллапса,  когда
распадается само пространство,  свертываясь  и  замыкаясь  ухе  не  только
вокруг звезд, как в сфере Шварцшильда,  но  и  вокруг  всех  частиц,  даже
элементарных.   Поскольку   "общее"    пространство    атомов    перестает
существовать, то исчезает, разумеется, и  вся  известная  нам  физика,  ее
законы видоизменяются... Этот беспространственный рой  материи  продолжает
сжиматься и наконец - образно говоря - целиком выворачивается наизнанку, в
область   запрещенных   энергетических   состояний,    в    "отрицательное
пространство"; это уже не "ничто", а нечто, меньшее, чем ничто, по крайней
мере в математическом смысле.
   Ныне существующий мир не содержит в себе антимиров,  -  точнее  говоря,
мир становится антимиром периодически,  раз  в  тридцать  миллиардов  лет.
"Античастицы" в нашем мире - лишь  след  этих  катастроф,  их  архаический
реликт, и, конечно, указание на возможность  очередной  катастрофы.  Но  в
результате выворачивания (я возвращаюсь к  прежнему  сравнению)  возникает
некая "пуповина", в которой  еще  мечутся  остатки  непогашенной  материи,
пепелище гибнущего Космоса; это - щель между  исчезающим  "положительным",
то  есть  нашим,  пространством  и  тем,  отрицательным...  Щель  остается
открытой, не срастается, не смыкается, потому что ее непрерывно  распирает
излучение - нейтринное излучение! Оно - последние искры костра, и оно же -
зародыш следующей фазы; когда "вывернутый мир"  уже  полностью  вывернулся
наизнанку, создал "антимир", расширил его до крайних  пределов,  он  снова
начинает сжиматься и выворачиваться обратно через щель, прежде всего  -  в
виде нейтринного излучения, самого жесткого и самого устойчивого из  всех,
ведь на этой стадии не существует еще даже света -  только  гамма-лучи  да
нейтрино. Нейтринная волна,  разбегаясь,  заново  формирует  расширяющуюся
сферическую Вселенную и служит матрицей для всех  частиц,  которые  вскоре
заполнят нарождающийся Космос; она несет их в себе, хотя бы и  виртуально,
поскольку обладает энергией, достаточной для их материализации.
   Когда же новая Вселенная достигает фазы усиленного разбегания  галактик
- как ныне наша, - в ней все еще продолжает блуждать  эхо  породившей  его
нейтринной волны. Оно-то и есть  Глас  Господа!  Из  вихря,  прорвавшегося
сквозь "щель", из  нейтринной  волны  возникают  атомы,  звезды,  планеты,
галактики.  А  стало  быть,   "проблема   Послания"   снимается.   Никакая
цивилизация ничего не высылала нам по  нейтринному  телеграфу,  на  другом
конце не  было  Никого,  и  даже  не  было  передатчика,  -  а  была  лишь
космическая пульсация, "пуповина" между  мирами.  Есть  только  излучение,
порожденное  чисто  физическими,   естественными   процессами,   абсолютно
внечеловеческое и потому лишенное  всякой  языковой  формы  и  содержания,
смысла...  Это  излучение   -   постоянный   связной   (энергетический   и
информационный) между очередными мирами, гаснущими и  вновь  создаваемыми,
порука их преемственности, их закономерного  чередования,  зародыш  нового
Космоса,  дирижер  "смены  поколений"  вселенных,   разделенных   безднами
времени. Эту аналогию,  разумеется,  не  следует  понимать  буквально,  на
биологический лад. Нейтрино оказываются семенами  вселенных  лишь  потому,
что это самые устойчивые  частицы.  Их  неуничтожимость  служит  гарантией
цикличности, повторяемости космогенеза...
   Понятно, он изложил  это  куда  подробней,  подкрепил,  насколько  мог,
математикой; зал слушал его в тишине, а потом ринулся в бой.
   Лирни забросали вопросами. Как он объясняет  "жизнетворность"  сигнала?
Откуда она взялась? Или он считает ее чистой случайностью? И прежде  всего
- откуда мы взяли Лягушачью Икру?
   - Я размышлял и об этом, - ответил Лирни. - Вы спрашиваете, кто все это
задумал, составил и выслал. Ведь если б не жизнетворные свойства  сигнала,
жизнь в Галактике была бы чрезвычайно редким явлением! А что вы скажете  о
физических свойствах воды? Если б вода при четырех градусах тепла не  была
тяжелее воды при нулевой температуре и лед не всплывал бы, то все  водоемы
промерзали бы до дна и вне экваториальной зоны никакие водные организмы не
выжили бы. А если б вода имела  иную,  не  столь  высокую  диэлектрическую
постоянную, в ней не могли бы возникнуть белковые молекулы, стало быть - и
белковая жизнь. Но  разве  в  науке  спрашивают,  кто  об  этом  милостиво
позаботился, кто и как придал воде большую диэлектрическую постоянную  или
большую плотность, чем у льда? Подобные вопросы мы считаем бессмысленными.
Однако, будь у воды другие свойства,  возникла  бы  небелковая  жизнь  или
жизнь не возникла бы вообще. Точно так  же  бессмысленно  спрашивать,  кто
выслал  жизнетворное  излучение.  Оно  увеличивает  вероятность  выживания
высокомолекулярных соединений, и это либо такая же случайность, или,  если
угодно,  такая  же  закономерность,  как   и   та,   что   наделила   воду
"жизнетворными" свойствами. Проблему нужно поставить с головы на  ноги,  а
тогда она выглядит так: вода имеет  такие-то  и  такие-то  свойства,  а  в
космосе  существует  излучение,  стабилизирующее  биогенез;  то  и  другое
способствует  зарождению  жизни,  позволяя  ей  противостоять   нарастанию
энтропии...
   - Лягушачья Икра! - кричали из зала. - Лягушачья Икра!
   Я боялся, что сейчас начнется скандирование, - зал был накален, как  во
время боксерского матча.
   - Лягушачья Икра? Вы знаете лучше меня, что так называемое Послание  не
удалось прочесть целиком; расшифрованы только  фрагменты  -  из  них-то  и
возникла Лягушачья Икра. Это означает, что Послание как осмысленное  целое
существует  лишь  в  вашем  воображении,  а  Лягушачья   Икра   -   просто
овеществленная информация нейтринного потока,  с  которой  удалось  что-то
сделать. Сквозь "расщелину" между  мирами  -  погибающими  и  возникающими
вновь - вырвался клубящийся сгусток нейтринной волны. Энергии  этой  волны
достаточно, чтобы  "выдуть"  очередную  вселенную,  как  выдувают  мыльный
пузырь; ее фронт  несет  в  себе  информацию,  как  бы  унаследованную  от
минувшей фазы. Как я уже говорил,  в  этой  волне  содержится  информация,
создающая атомы, информация, "поощряющая" биогенез, -  и  еще  информация,
которая с нашей точки зрения ничему не служит, ни к чему не пригодна. Вода
обладает  свойствами,  благоприятствующими  жизни,  -  вроде  тех,  что  я
перечислил,  -  и   свойствами,   безразличными   для   жизни,   например,
прозрачностью; будь она непрозрачной, на возникновение жизни это никак  не
повлияло  бы.  Нелепо  спрашивать:  "А  кто  же   все-таки   сделал   воду
прозрачной?" - и так же нелепо спрашивать: "Кто создал  рецепт  Лягушачьей
Икры?" Это просто одно из свойств данной Вселенной; мы можем его  изучать,
как изучаем прозрачность воды, но "внефизического" смысла оно не имеет.
   Поднялся страшный шум; наконец  Белойн  спросил,  как  Лирни  объясняет
кольцеобразность сигнала? И почему практически  весь  спектр  излучения  в
нейтринном   диапазоне   представляет   собой    обычный    шум,    а    в
одной-единственной полосе содержится столько информации?
   - Но это же очень просто, -  ответил  космогонист,  который,  казалось,
наслаждался   всеобщим   волнением.   -   Вначале   все   излучение   было
сконцентрировано в этом участке, потому что именно так его  сфокусировала,
сжала,  промодулировала  "горловина  между  мирами"  -  как  струю   воды,
проходящую через узкое отверстие; вначале было игольчатое  излучение  -  и
ничего больше. Потом,  из-за  расхождения,  расползания,  десинхронизации,
дифракции,  преломления,  интерференции   все   большая   доля   излучения
расщеплялась, смазывалась, и наконец через миллиарды  лет  после  рождения
нашей   Вселенной   первичная   информация   выродилась   в   шум,   резко
сфокусированное излучение  -  в  широкий  энергетический  спектр;  да  еще
появились вторичные, шумовые генераторы нейтрино - звезды.  А  эмиссия,  в
которой  мы  усмотрели  Послание,  -  остаток   младенческой   "пуповины",
горсточка,  еще  не  успевшая  полностью  рассеяться  после   бесчисленных
отражений и странствий из угла в угол  метагалактики.  Сегодня  вселенской
нормой является шум, а не информация. Но в момент взрывоподобного рождения
нашей Вселенной первоначальный нейтринный пузырь содержал  в  себе  полную
информацию обо всем, что потом из него  возникло;  это  реликт  эпохи,  от
которой других следов  не  осталось,  и  потому-то  он  так  не  похож  на
"обычные" формы материи и излучения...
   Она была убедительна, ничего не скажешь, -  эта  прекрасная,  логически
стройная конструкция. Затем последовала очередная порция математики; Лирни
показал, какими свойствами должна обладать "горловина" в качестве  матрицы
именно того участка нейтринного спектра,  излучение  которого  мы  назвали
"звездным сигналом". Это  была  отличная  работа;  он  использовал  теорию
резонанса  и  сумел  объяснить  непрерывное  повторение  сигнала  и   даже
обосновать место его появления (радиант Малого Пса).
   Тут я взял слово и сказал, что это он, Лирни, поставил проблему  с  ног
на голову, приделав к Посланию целую Вселенную - как раз такую, какая была
ему нужна;  к  известным  энергетическим  свойствам  сигнала  он  подогнал
размеры своей пресловутой горловины и так переиначил  геометрию  этого  ad
hoc изобретенного Космоса,  чтобы  направление,  откуда  приходит  сигнал,
оказалось не случайным.
   Лирни, улыбаясь, признал, что отчасти я прав. Но добавил, что,  если  б
не его "щель", миры возникали бы и гибли без когерентной связи, каждый был
бы иным - точнее, мог быть иным, - чем предыдущий; или же. Космос так и не
вышел бы из  стадии  "антимира",  из  безэнергетической  фазы,  и  всякому
становлению пришел бы конец; не было бы ни новых миров, ни нас,  ни  звезд
над нами, и некому было бы ломать голову над тем, что НЕ  произошло...  Но
произошло  же!  Дьявольская  сложность  Послания  объясняется   вот   чем:
плотность вещества в гибнущем Космосе так чудовищно велика, что со смертью
он отдает - как человек  отдает  Богу  душу  -  свою  информацию;  она  не
улетучивается, а согласно неизвестным нам законам (ведь в этом  сжатии,  в
распадающемся пространстве, физика уже недействительна) сливается  с  тем,
что еще существует, - с нейтринным сгустком в самой "горловине".
   Белойн - он вел заседание - спросил, приступать ли к дискуссии или дать
сначала слово Синестеру. Мы, понятно, проголосовали  за  второе.  Лирни  я
раньше встречал у Хаякавы, но о Синестере даже не слышал.  Он  был  молод,
невысок, с каким-то картофельным лицом, - ну да это не важно.
   Начал он  совсем  как  Лирни.  Космос  -  пульсирующее  образование,  с
чередующимися фазами "голубых" сжатий и "красных" расширений. Каждая  фаза
длится около тридцати миллиардов лет. В "красной" фазе, когда материя  уже
достаточно разрежена, на остывающих планетоподобных телах возникает жизнь,
включая ее разумные формы. В  "голубой"  фазе,  когда  начинается  сжатие,
огромные температуры  и  все  более  жесткое  излучение  уничтожают  живую
материю, которой за миллиарды лет успели обрасти  планеты.  Разумеется,  в
"красной" фазе (в которой довелось родиться и нам) существуют  цивилизации
различного  уровн