чали просительные
нотки. - Отойдите. Тех, внизу, вы уже не успеете спасти. Лавина подомнет
вас. И мне будет жаль потерять такого друга.
   На секунду Эверетт вспомнил предостерегающее движение Фарука, там, в
машине.
   Но только на секунду...
   - Я вам не друг, Блер. Вы... вы низкий лжец!
   Возмущение его было так велико, что он и не вспомнил о пистолете. Сжав
кулаки, шагнул к американцу. Но кто-то опередил его. Все произошло
молниеносно. Выстрел, отдавшийся в горах, хриплое проклятие и дикий,
захлебнувшийся где-то внизу, крик.
   - Вот и все, - услышал Эверетт голос Фарука. - У него был пистолет в
руке. Я успел в последнюю минуту.
   Эверетт прислушался. Снизу доносился только шорох осыпавшихся камней.
   - Быть может, его еще можно спасти...
   - У меня другая забота, - с непривычной резкостью ответил Фарук. - Мне
предстоит спасать одного чересчур сентиментального ученого, минуту назад
едва не напоровшегося на пулю.
   И, схватив Эверетта за руку, он увлек его вниз по тропе.
   Те двое все еще стояли у машины.
   - Нагните голову, - шепнул Эверетту Фарук.
   Но уловка не помогла. Угрюмые стражи перекинулись отрывистыми фразами и
один из них, приблизившись к Эверетту, заглянул ему в лицо.
   - А где сагиб Бен?
   - Сагиб остался там, - ответил Фарук и включил ментор.
   - Постой, постой! - закричали стражи, но "бьюик", взревев мотором,
рванул вперед. Машина устремилась под уклон. Позади громыхнул винтовочный
выстрел.
   - Плохо дело, - пробормотал Фарук, неистово вращая баранку. Лучи фар
метались по искрящейся поверхности голых скал, машину то и дело
подбрасывало на камнях.
   - Опасаетесь, что они настигнут нас? - спросил Эверетт.
   - Смотрите! - Фарук указал вниз.
   Там, в глубине ущелья, наперегонки неслись какие-то огненные шары.
"Факелы", - догадался Эверетт. - Они скачут напрямик. Пока мы будем
петлять по склону, выход на равнину будет перекрыт.
   - Что же делать?
   - Здесь неподалеку разветвление. Одна из дорог спускается вниз и
выходит на шоссе. Там будут поджидать нас бандиты Джунавадхана...
   - Одна из дорог? Значит, есть еще...
   - Другая идет на север и теряется в песках.
   - Следовательно, выхода нет? - заметил Эверетт. Странное спокойствие,
почти безразличие овладело им. Видно, то наступала реакция на бурные
события минувших суток.
   - Выход есть, - Фарук испытующе посмотрел на Эверетта. - Машиной мы
можем добраться до глухого оазиса Чиас. А там в пятнадцати милях советская
граница...
 
 

                                   Глава 13 

 
   Ложная тревога?
 
 
   Газик с зеленым значком пограничных войск мчится по шоссе. Трое в
одинаковой летней защитной форме слушают человека в штатском. Слушают
по-разному.
   Старший из трех, полковник с широким, скуластым, иссеченным шрамами
лицом, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Сидящий рядом с
водителем лейтенант изо всех сил старается изобразить невозмутимость, что
ему явно не дается. Лицо его насторожено, губы время от времени
непроизвольно шевелятся, - лейтенант повторяет про себя незнакомые слова.
И только шофер, молоденький солдат первого срока службы, слушает с
откровенным любопытством, полураскрыв рот и направив зеркальце на
удивительного иностранца. Впрочем, это не мешает ему безупречно и на
большой скорости вести машину. Стрелка спидометра колеблется между цифрами
"60" и "70" и только на поворотах дороги сползает к сорока.
   Эверетт закончил свой рассказ, но мысли шофера все еще там, в Селении
мертвых. Это ж надо, - разводят саранчу, чтобы вызвать голод! Да еще
думают на этом обогатиться... Нет, что там ни говори, трудно разобраться в
этом солдату первого года службы.
   - Джунавадхан, - говорит полковник Карабанов. - Старый знакомец...
   Лейтенант быстро оборачивается, вопрос уже готов сорваться с языка, но
он вовремя сдерживается. Полковник прячет улыбку, - всему свое время,
лейтенант, всему свое время...
   - Блер сказал только это? - спрашивает он. - "Донесение из-за рубежа...
Все готово..."
   - Больше ни слова, - Эверетт задумывается на минуту. - Да, да, ничего
больше.
   - Но что бы это, по-вашему, могло значить?
   - Не могу себе представить.
   - Джанабад, товарищ полковник, - докладывает лейтенант.
   Газик замедляет ход. Мимо приносятся легкие, почти воздушные постройки
из дерева и пластиков, цветники, газоны. На небольшой площади бьет фонтан,
в водяной пыли повис крохотный кусочек радуги.
   Эверетт оглядывается, - ни глиняных стен-дувалов, ни канав - неизбежных
спутников ближневосточных и среднеазиатских городков.
   - Таких я еще не видел.
   - И не увидите, - отвечает Карабанов. - Это пока единственный. Джанабад.
   Опорная станция Академии наук. Здесь испытываются методы создания новых
почв.
   - Новых почв?!
   - Именно. Да вот мы уже и на месте. Прошу вас, доктор.
   "Газик" остановился у подъезда большого здания.
   Эверетт и Карабанов, миновав просторный светлый вестибюль, поднялись по
широкой лестнице. У двери с табличкой "Директор станции" полковник
постучал.
   - Войдите, - раздалось оттуда.
   Люди, сгрудившиеся у огромной, во всю стену, карты Средней Азии,
обернулись на стук. Из группы вышел пожилой человек в сером дорожном
костюме.
   - Кулиев, - протянул он руку Карабанову.
   Полковник представил ему Эверетта.
   - Вы свободны, товарищи, - сказал академик своим сотрудникам.
   - Вот, наносим на карту продвижение вражеских полчищ, - пригласив
гостей к столу, заметил он. - Совсем как на фронте.
   - Как на фронте, - согласился Карабанов, разглядывая карту. - И судя по
всему, бой предстоит не шуточный.
   - Что ж, - в тон ему отозвался Кулиев. - Воевать, так воевать. У нас
найдется, чем ответить на этот вызов.
   Эверетт с удивлением посмотрел на советского ученого. Что могут
означать эти слова? Не думают же они следовать примеру американского
авантюриста!
   - Мне кажется, - нерешительно заметал он, - речь может идти скорее об
обороне.
   - Оборона не самый лучший вид защиты, - неопределенно отозвался Кулиев
и обернулся к Карабанову: - Прошу вас, полковник, не спрашивайте сейчас ни
о чем. Я внес одно предложение, решение пока еще не известно.
   Карабанов молча кивнул. Этот немолодой, но по-юношески непосредственный
и живой ученый понравился ему с первого взгляда. На Эверетта академик тоже
произвел приятное впечатление. Как случается нередко, сам оставаясь
человеком нерешительным и суховатым, он тем не менее всегда тянулся к
людям общительным. "Пет, у этого человека не может быть черных мыслей, -
заключил он, вглядываясь в покрытое прочным загаром, приветливое лицо
Кулиева. - Он просто шутит". Шутит... Однако не слишком ли легко смотрят
все они на авантюру Блера? Отдают ли себе отчет в том, как велика
опасность?
   - Прежде всего, мне хотелось бы передать вам чертежи одного прибора, -
говорит он вслух. - Это звуковой "хлыст", с помощью которого можно
защищать плантации и посевы.
   - Вы правы, правы, - спохватился академик. - Время терять нельзя. Ваша
помощь, доктор, для нас поистине неоценима. Сейчас я познакомлю вас с
нашими энтомологами. Жаль, что не прилетел еще мой друг Владимир
Степанович Боровик.
   - Скажите, Аспер Нариманович, - остановил полковник поднявшегося уже
академика. - Что случилось с ним? Ведь из-за этого я, собственно, и
примчался.
   - Простите, простите великодушно, - Кулиев с обезоруживающей улыбкой
развел руками. - Ложная тревога. Произошло недоразумение, профессор
Боровик, оказывается, не вылетал из Минска.
   - Так, ложная тревога, - кивнул головой полковник. - С чего же она
возникла?
   - Простое недоразумение, - с легким нетерпением повторил Кулиев. -
Телеграмма о вылете была ошибочной.
   - Ну что ж, тем лучше, - заметил Карабанов. - Но... мне хотелось бы
взглянуть на нее, раз уж приехал.
   И добавил виновато:
   - Грешен - не люблю недоразумений.
   Академик добродушно рассмеялся:
   - Узнаю, узнаю воинскую пунктуальность. Сам воевал, правда, в
партизанах...
   Хорошо, сейчас все будет сделано.
   Вернувшись к письменному столу, он щелкнул рычажком селектора.
   - Товарищ Файзи? Из Минска ничего пока? Ладно, зайдите ко мне. И
захватите телеграмму.
   - Файзи - наш завканц, - пояснил он, выключив селектор. - По моему
поручению он связывался с Минском. Так что все сведения получите из
первоисточника.
   Удовлетворены?
   - Вполне, - ответил Карабанов.
   - Вот и прекрасно. Прошу вас - располагайтесь здесь, как дома.
   И, пригласив Эверетта, академик вышел.
   Карабанов поглядел в окно. Лейтенант Рустамов курил внизу,
облокотившись о крыло "газика". Встретившись с ним взглядом, Карабанов
сделал знак рукой. В это время в дверь осторожно постучали.
   - Прошу, - сказал полковник и быстро обернулся.
   Вошедший, неуклюжий маленький толстячок, с добродушным, круглым как
луна лицом, уставился на Карабанова.
   - Меня вызывал товарищ директор...
   - Проходите, проходите, товарищ Файзи, - весело приветствовал его
полковник.
   Усадив недоумевающего толстячка в просторное кожаное кресло, он
устроился напротив.
   - Аспер Нариманович пригласил вас по моей просьбе, - неторопливо
пояснил Карабанов, приглядываясь к собеседнику. - Вы принесли телеграмму
из Минска?
   - Вот она, - с готовностью протянул листок Файзи.
   В кабинет, постучав, вошел лейтенант Рустамов, молча присел у карты.
   Карабанов быстро пробежал текст и вопросительно глянул на Файзи. Тот
заговорил, не ожидая вопросов, сразу, заметно волнуясь и глотая слова. Да,
телеграмму он показал тут же, без всякой задержки и сам, по поручению
товарища директора, ездил на аэродром встречать. Профессора Боровика среди
прибывших не оказалось. Товарищ Кулиев страшно взволновался, куда-то
звонил, а ему, Файзи, поручил связаться с Минском. Конечно, он тут же
позвонил, но там его заверили, что тревожиться нечего, что профессор,
вероятно, еще не вылетел и вообще...
   Файзи замолк, растерянно моргая маленькими испуганными глазками.
   - Вообще - что? - спросил Карабанов. Это был первый его вопрос.
   - Да нет, ничего, это я так... Сказали, что профессор, вероятно, еще не
вылетел. Я так и передал товарищу директору.
   - Так и сказали: "вероятно"?
   - Да... То есть нет. Я точно не помню... А это очень важно, товарищ
полковник? - виновато осведомился Файзи.
   - Нет, нет, - поспешил успокоить его Карабанов. - Понимаете, Аспер
Нариманович убежден, что из Минска сообщили вполне определенно: "Боровик
не вылетел". Если же сказали "вероятно"...
   - Да, да, - перебил Файзи и страшно смутился своей бестактности. -
Извините, пожалуйста, товарищ полковник. Очевидно, выпустил словечко. Там
сказали:
   "Вероятно не вылетел", это хорошо помню. А вот как я передал товарищу
директору?..
   - Нехорошо, товарищ Файзи, - с легкой укоризной заметил Карабанов. -
Вам, как завканцу, следует быть более точным. Впрочем, это исправимо.
Скажите мне, с кем вы говорили в Минске?
   - С товарищем... товарищем... Фамилия у меня записана и телефон тоже, я
сейчас... - Файзи попытался встать.
   - Ничего, ничего, - остановил его полковник. - Сообщите потом. А сейчас
не могли бы вы соединить меня с Минском?
   - Конечно, пожалуйста, сию минуту, - засуетился толстяк. Он выскочил из
кресла, обежал вокруг стола и защелкал рычажками на портативном
коммутаторе.
   - Алло, алло, говорит Джанабад, заказ 307. Пожалуйста, Минск, по
срочному.
   Ожидать? Хорошо, только вы не задерживайте, пожалуйста, тут такой
важный разговор...
   - Спасибо, товарищ Файзи, - прервал, его Карабанов. - Не забудьте
сообщить мне фамилию и телефон...
   - Любопытный товарищ, - проводив взглядом толстячка, задумчиво
проговорил полковник.
   - Волнуется, - заметил лейтенант.
   - Минск - на проводе, - раздался голос телефонистки. - Джанабад,
ответьте Минску.
   Карабанов быстро подошел к столу.
   - Дайте, пожалуйста, центральный телеграф, - попросил он. - Дежурная?
   Говорит Джанабад. Нужна справка: где подана телеграмма, полученная
сегодня от вас за номером тридцать дробь двенадцать? Хорошо, жду.
   В дверь проскользнул Файзи. Шариком подкатился к Карабанову, положил на
стол записку и так же бесшумно, на цыпочках выскользнул из кабинета.
   В динамике зашумело.
   - Джанабад, слушаете? Телеграмма тридцать дробь двенадцать подана в
аэропорту, почтовое отделение пятнадцать.
   - Спасибо, - ответил Карабанов. - Попросите переключить меня на
аэропорт.
   - Вот вам и "вероятно", - сказал он Рустамову. - Телеграмма-то подана
из аэропорта.
   - Он мог раздумать в последнюю минуту. Бывают такие канительные
товарищи.
   - Бывают, - согласился Карабанов. - Сейчас все станет ясным.
   Однако дежурный по аэропорту подтвердил, что Владимир Степанович
Боровик действительно вылетел первым рейсом в Москву, имея транзитный
билет до Джанабада. Быть может, он задержался при пересадке? Но в
телеграмме был назван час прибытия. Сверившись с расписанием, дежурный
сообщил, что время транзитного полета пассажиром рассчитано точно,
синоптическая обстановка на всей трассе была благополучной, рейсы не
отменялись и какие-либо задержки "по причине Аэрофлота" совершенно
исключены.
   Записав пересадочные пункты по маршруту Боровика, Карабанов придвинул к
себе бумажку Файзи и заказал новый номер. Его соединили тут же.
Приветливая секретарша, справившись только о фамилии, сразу переключила на
руководителя института.
   - Слушаю вас, товарищ Карабанов, - прозвучал приятный мужской голос.
   Полковник в осторожных выражениях высказал опасения по поводу задержки
профессора Боровика.
   - Да, да, очень некрасиво получилось. Значит, профессор так и не
прибыл? - в динамике послышался легкий вздох. - Ну что ж, меня это не
удивляет. Вынужден извиниться за своего коллегу...
   - Вы полагали, Боровик не вылетал из Минска? - счел нужным уточнить
Карабанов.
   - Да, я высказал такое предположение, когда мне позвонили утром.
   - Но я только что связывался с аэропортом. Профессор отправился первым
самолетом.
   - Вот как? Ну, это не меняет ничего. Значит, он где-нибудь в пути
изменил маршрут.
   - Простите, не понимаю... - удивился Карабанов.
   - Да, да, нам с вами это трудно понять, - подхватил невидимый
собеседник. - У профессора Боровика... э... несколько своеобразное
представление о служебном долге. Он может вдруг зажечься какой-либо идеей
и позабыть обо всем на свете. Так, очевидно, и случилось.
   - Благодарю вас, - ответил Карабанов. - Больше вопросов нет. - Выключив
микрофон, он переглянулся с Рустамовым.
   - Что ж, и впрямь - ложная тревога?
   - Виноват, товарищ полковник, - нерешительно произнес Рустамов. - Но
почему, действительно, вы заинтересовались им, этим профессором?
   - Не выношу неясности, - объяснил Карабанов. - Человек вылетел и исчез.
Как так? Теперь кое-что проясняется. Кстати, если характеристика минского
товарища верна, у профессора Боровика не так-то трудно было выкрасть его
изобретение... Сейчас я поговорю с академиком Кулиевым. А вам, лейтенант,
- в дорогу. Прикажите водителю залить полный бак.
   Полковник раскрыл полевую сумку, вынул свой походный блокнот. Когда
лейтенант вернулся, он уже заклеивал конверт.
   - В Управление, - Карабанов протянул конверт. - Садитесь и слушайте.
Итак, о Джунавадхане. Старый басмач. Курбаши. В тридцатом году, после
разгрома его шайки в Хорезме удрал за границу. Там, с помощью друзей из
британской разведки стал шейхом кочевого племени. У нас остались корешки.
Большая часть его агентуры была нами ликвидирована, но не исключено, что
кое-кто мог и уцелеть. Надо тщательно проверить. Помните слова Блера о
"сообщении из-за рубежа", о "принятых мерах"?
   - Так точно.
   - Они были сказаны, конечно, неспроста. В чем же видел этот авантюрист
угрозу своим планам? Ответ мы получим только распутав весь клубок: Блер -
Джунавадхан - его агентура. Необходима быстрота. Как заявил тот же Блер:
   "Солдатики уже ринулись на штурм".
   - Ясно, товарищ полковник.
   - Я написал здесь обо всем. Прошу, чтобы вас подключили к работе. Потом
мне доложите, что и как. Теперь отправляйтесь, - полковник выглянул в
окно. - Машина ваша уже на месте. Спешите, лейтенант. Аллюр - три креста!
 
 
 
 
   Часть вторая 
 
   Сюзен - дерево пустыни 
 

                                   Глава 14 

 
   Следы убегают за барханы 
 
   Он нашел ее в мертвой, спаленной карателями деревне. Крохотная девчушка
безмятежно лепила песчаные коржики у родничка, скрытого от домов
разросшимися кустами ежевики. Здесь, как видно, и провела она те страшные
часы, пока в деревушке хозяйничали гитлеровцы.
   Девочка доверчиво протянула ручонки бородатому, страшному на вид
партизану.
   - Мам-ма... - произнесла девочка. - Мам-ма...
   Боровик растерялся. Он оглянулся на свеженасыпанный холм, под которым
они только что погребли останки сожженных в избе-читальне жителей
деревушки (холм был виден поверх кустов), затем перевел взгляд на девочку.
И вдруг подхватил, молча прижал к пропахшему дымом ватнику ее беззащитное,
щупленькое тельце.
   - С трофеем? - встретил его на базе комиссар Кулиев. - Ну что ж, как
раз сегодня принимаем самолет с Большой земли.
   До этого он был одинок. Родители погибли еще в гражданскую войну, жена
осталась в песках Туркмении. И вот, одиночество ушло. В далеком Ашхабаде у
него объявилась дочка. Да, да, дочка, дочурка! Перед отправкой девочки на
Большую землю комиссар Кулиев, присевший написать сопроводительную,
вопросительно посмотрел на Боровика.
   - Да, а как же мы назовем ее?
   Девочка еще не умела говорить. "Мам-ма, мам-ма...", - неизменно
отвечала она на любой вопрос.
   - Пишите: Галя Боровик, - сказал Владимир Степанович. И обрадовавшись
совершенно неожиданно пришедшему и такому удачному решению, уверенно
повторил:
   - Вот именно: Галина Владимировна Боровик.
   - Опередили комиссара, - заметил Кулиев. - А ведь я было тоже решил
удочерить. Ладно, быть по сему. Но жить мы ее пока определим ко мне.
Напишу в Ашхабад, жене...
   Галочку отправили в ту же ночь, а через полгода и сам Боровик, тяжело
раненный в схватке с оккупантами, был вывезен в глубокий тыл.
   Весной 1942 года, когда юго-западные провинции Ирана подверглись
опустошительному налету шистоцерки, советское правительство командировало
на борьбу с нею лучших своих саранчеведов. Вылетел туда и Боровик, еще не
оправившийся как следует от ран. По пути он навестил свою Галочку в
гостеприимном доме Аспера Наримановича Кулиева. А после заграничной
командировки так и осел в туркменской столице до конца войны.
   В Минск он уже вернулся с Галочкой, подросшей, загоревшей на щедром
туркменском солнце. Больше до самого последнего времени они не
расставались.
   Галочка сопровождала его в летних экспедициях, с детства научилась и
любить, и понимать природу. С отличием окончив школу, поступила на биофак
университета. Ее увлекла ихтиология, и Владимир Степанович не на шутку
тогда встревожился: что если потянет дочку на дальние моря? Но этого не
произошло.
   Посвятив дипломную работу новым породам рыб для искусственных водоемов
Средней Азии, она выехала на практику в Джанабад. Боровик должен был
встретиться там с ней через две недели. И вдруг - эта телеграмма!..
   - Что с вами, Владимир Степанович? - с тревогой спрашивает Красиков,
поднимая выпавший из рук профессора телеграфный бланк.
   - Можете прочесть, - предлагает Боровик.
   Эдик нетерпеливо расправляет телеграмму. Какой-то Азизбек извещает
Боровика, что дочь его Галина тяжело ранена в авиационной катастрофе.
"Положение безнадежно, - читает Эдик. - Ну и скотина! - кто ж пишет так
отцу..."
   - Он обещает встретить вас в ашхабадском аэропорту, - нерешительно
замечает Эдик. - Быть может, к тому времени положение улучшится.
   Владимир Степанович отвечает слабой улыбкой. Убрав телеграмму, он
оборачивается к оконцу. Эдик с сочувствием поглядывает на него. Не легко,
конечно, старику. И надо ж такому сейчас случиться! А может, этот Азизбек
пр