ишина.
   - Еще слишком мало данных, - продолжал Владимир Степанович. - Слишком
мало для исчерпывающей оценки происшедшего. Если только наши предположения
верны, задумано действительно нечто невыразимо гнусное.
   Он нахмурился, с минуту помолчал и вдруг широко улыбнулся, энергично
встряхнул своей снежной шевелюрой.
   - Однако, как говорят, бог не выдаст - свинья не съест. Что наши
ультразвуковые заградители, Игорь Александрович?
   - В полной боевой, - отрапортовал пожилой мужчина с военной выправкой.
- Но вы сами знаете...
   - Да, да, конечно. Мы готовились к большой вспышке только через два
года.
   Что делать, на первое время придется обойтись опытными агрегатами.
   - В наличии всего двенадцать.
   - Ага, двенадцать? А как обстоит дело с операторами?
   - Это хуже. Можем обеспечить только две установки.
   - Вот и отправьте их сегодня же в Джанабад. Организуйте самолетом.
Остальные срочно укомплектуйте. По поводу штатов свяжитесь лично с
Виктором Викентьевичем.
   - Ясно.
   - В Джанабаде уточняю обстановку и телеграфирую, куда направить
остальные десять. Кстати, обязательно предупредите конструктора агрегата
инженера Ветрова. Пусть полюбуется на свое детище в работе.
   Игорь Александрович с сомнением покачал головой:
   - Инженера Ветрова не отпустят. Он был прикомандирован к нам на время.
   - Но это ж первое большое испытание, - возмутился профессор. - Съездите
к директору института, объясните.
   Он помолчал, повертел в руках пакет.
   - Сейчас я вылетаю в Джанабад, а вас, друзья, прошу продолжать работу.
   Исследования не должны прерываться ни на минуту.
   - Владимир Степанович, - обратилась к нему Шурочка, когда Боровик,
кратко обсудив с товарищами предстоящие работы, собрался было уже
прощаться. - Вы позволите задать вам вопрос?
   Профессор удивленно взглянул на девушку, но, заметив ее волнение, ни
слова не говоря, отошел с ней в сторону.
   - Простите, Владимир Степанович, - Шурочка была явно не в себе. - Это,
конечно, не мое дело, но... Вы сами позволили мне спросить...
   - Ну, разумеется, - отозвался Боровик, улыбкой стараясь ободрить
девушку. - Спрашивайте, Шурочка.
   - Вы не любите Красикова, - выпалила она. - Почему же вы его с собой
берете?
   - Не люблю? Но с чего вы это взяли?
   - Не любите, - упрямо повторила Шурочка. - И все же берете. Почему?
   Лицо профессора стало строгим.
   - У меня сейчас очень мало времени. И если это простое любопытство... -
Владимир Степанович выразительно покосился на часы.
   - Это не любопытство, - горячо возразила девушка - Мы с Красиковым
друзья и... и...
   - О, дружба - дело серьезное, - смягчился профессор.
   Он с сочувствием посмотрел на взволнованную Синичку.
   - Что же, если говорить начистоту, признаюсь, кое-что в нашем юном
друге мне не по душе. Прежде всего, манера подыскивать себе работу.
   - Но в этом он не виноват. Он не сам...
   - Виноват, - отрезал Боровик. - В науку у нас ведут тысячи прямых дорог.
   Выбирающий обходную тропинку не достоин уважения.
   Шурочка опустила голову, и Владимиру Степановичу стало жаль ее.
   - Разве вы не знаете, что вакансия предназначалась мной одному очень
способному пареньку из подшефной школы? Красиков устроился к нам в мое
отсутствие, использовав родственные связи. Плохое начало.
   - Плохое, - согласилась Шурочка. - Но если бы вы знали, как он увлечен
нашей работой! Иначе Эдик никогда не воспользовался бы дядиной протекцией.
Он страшно порядочный. Это правда, Владимир Степанович...
   - Я и сам хочу в этом убедиться, Шурочка, - мягко заметил Боровик. -
Для того и беру его с собой. Поездка будет ему экзаменом. Но, глядите, об
этом ни гу-гу. Секрет. Договорились?
 
 

                                   Глава 2 

 
   Предстоит борьба 
 
   В комнате царил какой-то странный, колеблющийся полумрак. Темнота то
сгущалась, то редела, и одновременно с нею переливами нарастал и опадал
доносившийся снаружи необычный шелестящий гул. Вместе с перемежающимся
дробным стуком по железной кровле домика шум этот напоминал ливень, вернее
сильный град, и только нестерпимый зной, струящийся в распахнутые окна,
исключал подобную догадку.
   Двое, разделенные широким письменным столом, уже несколько минут
прислушивались к доносившимся снаружи звукам. Короткий телефонный звонок
прервал молчание.
   - Полковник Карабанов слушает, - снимая трубку, отозвался один из них.
- Аспер Нариманович? Здравствуйте. Да, да, по этому вопросу мне поручено
связаться с вами... Так... Отлично... Да, уж восемь минут продолжается...
   Да, да, как будто уже редеет... Ну что же, милости просим, буду рад...
   Хорошо, жду.
   Полковник опустил трубку на рычаг, неторопливо встал, подошел к окну.
За время телефонного разговора темнота снаружи несколько уменьшилась, и
шум заметно стих.
   - Как будто светает, - шутливо заметил он, доставая портсигар. -
Закурите, доктор?
   - Благодарю. С вашего разрешения - предпочитаю трубку, - угрюмо, с
сильным иностранным акцентом отозвался собеседник из глубины комнаты. - А
что до "рассвета" - не обнадеживайтесь. Должен предупредить вас, посидеть
в темноте еще придется.
   - Сейчас заработает движок, - весело отозвался полковник. - Так что с
этой стороны все в порядке. Освещение обеспечено.
   - И это все меры, что вы приняли? - в голосе собеседника звучала
откровенная ирония. - Впрочем, не в моем положении задавать вопросы...
   - Почему же, - возразил Карабанов. - Пожалуйста.
   - Вопросов не будет, - отрезал доктор. - Готов повторить еще раз: со
мной вы вправе поступить как угодно, но помощь мою отвергать не смеете.
Каждая минута промедления несет неисчислимые бедствия. Каждая минута!
Очевидно, вы, как неспециалист, недостаточно отчетливо себе это
представляете. Ваше веселое настроение могу объяснить только этим.
   Темнота спала внезапно, словно кто-то одним рывком сдернул плотный
занавес, отделявший комнату от яркого солнечного раздолья. Полковник
Карабанов невольно зажмурился и отвернулся от окна.
   - А вот и движок заработал, - с удовольствием кивнул он на незаметно
засветившуюся лампу. - Ну, что же, последую вашему совету - выключать не
буду.
   Заняв свое место за столом, Карабанов достал из ящика небольшой журнал
в пестрой глянцевой обложке, неторопливо перелистал его.
   - Не волнуйтесь, доктор, - мягко проговорил он. - Ваше сообщение
передано академику Кулиеву. Все необходимые меры уже приняты, а сам он
будет здесь примерно через час. Я только что говорил с ним. Кстати,
сегодня из Минска должен прибыть профессор Боровик. Вы ведь старые
знакомые? Я слышал - вместе воевали с саранчой в Иране?
   - В сорок третьем году, - подтвердил доктор. - Вот прекрасный образец
международного сотрудничества. Мы работали тогда плечом к плечу -
английские и русские энтомологи. Советские распылители устанавливались на
английских самолетах, в свою очередь и мы помогали своим соратникам чем
могли. Это был год неслыханного "урожая" шистоцерки. И все же мы
управились с ней, управились сообща. Тогда я и сдружился с Боровиком.
Расставшись, некоторое время переписывались. Потом переписка оборвалась.
Хотел возобновить ее, когда услышал о работах над "Космическим ключом",
но... В моем контракте с фондом имени Теодора Финчля был такой пункт: во
время исследований воздерживаться от разглашения хода работ...
   - Учитывая сугубо мирный характер изысканий, условия были достаточно
жестки, - заметил полковник. - Но странно, как же могла появиться тогда
вот эта ваша статья?
   Он протянул журнал в пестрой обложке:
   - Последний номер "Атлантик Пост".
   - Вы шутник, господин полковник, - устало улыбнувшись, сказал доктор. -
Этот американский журнал - известное псевдонаучное бульварное издание. Я и
раньше никогда не выступал в нем. Ни разу даже не разворачивал...
   - На этот раз советую развернуть.
   Доктор нехотя взял журнал, небрежно перелистал его и вдруг, внезапно
побледнев, впился взглядом в крикливый жирно отпечатанный заголовок.
   - Что это... Что это все значит? - растерянно пробормотал он, жадно
глотая строки. - Я ничего не понимаю... Моя статья...
   - Значит, это все же ваша статья? - в свою очередь удивился полковник.
- Признаться, я считал ее подложной.
   - Это и есть подлог! - воскликнул доктор, гневно потрясая журналом. -
Чистейшей воды подлог! Статья действительно моя, кроме заголовка, конечно.
   Около двадцати лет назад я послал ее в один солидный лондонский журнал.
Она не появилась тогда в печати. Познакомившись с новыми работами
советских энтомологов, я пересмотрел многие свои выводы и отказался от
выступления...
   И вот сейчас публикуют, неведомо какими путями добытую, мою устаревшую,
ошибочную статью. С какой целью? Кому понадобилось меня компрометировать?
   Карабанов покачал головой.
   - Дело не в вас, доктор. Все значительно серьезнее. Это диверсия.
   - Диверсия? - нервно рассмеялся ученый. - Да мою статью теперь никто не
примет всерьез. Единственным пострадавшим здесь будет автор. Его поднимут
на смех. Все научные журналы...
   - По нашим сведениям, научные журналы Запада пока молчат, - заметил
Карабанов. - Зато великий шум подняли газеты. Вот заголовки: "Провал
советской энтомологии!", "Крупнейший саранчевед Запада разоблачает
материалистические домыслы красных...", "Тайна пустынной саранчи
шистоцерки", "Бич божий" - непознаваем" и так далее и тому подобное...
   - Нелепость! - махнул рукой доктор.
   - Ну, нет, наоборот, - начал было Карабанов и замер.
   Гул, подобный приближавшемуся ливню, снова возник вдали, нарастая
быстро и неотвратимо.
   - Новая стая, - прошептал доктор.
   Комната погружалась в темноту; почти неразличимый до этого сноп
электрического света от настольной лампы все ярче обозначал круг на
широком письменном столе.
   - Наоборот, - повторил полковник. - В этой "нелепости" все осмысленно,
продумано, взвешено до конца. И вы сейчас в этом убедитесь.
   Он отодвинул в сторону пачку зарубежных газет, положил перед собой
несколько мелко исписанных листков.
   - Сообщение заокеанского информационного агентства, - пояснил
полковник, - оно-то и легло в основу всей газетной шумихи. Слушайте,
доктор:
   Выступление крупнейшего специалиста по саранчовым известного
английского ученого доктора Эверетта на страницах "Атлантик Пост"
озадачило многих его коллег. Общеизвестно, что последние два десятилетия
почтенный доктор целиком разделял взгляды советских ученых по вопросам
экологии, миграции стай и так называемых "закономерностей" массовых
размножений пустынной саранчи, или шистоцерки. Суть этих взглядов,
базирующихся на принципах пресловутого диалектического материализма,
заключается в том, что постоянный ареал пустынной саранчи якобы ограничен
небольшими очагами в Индии, Аравии и Африке; а катастрофические,
происходящие время от времени вспышки ее массового размножения - ритмичны,
закономерны и связаны с... солнечными пятнами!
   Известно также, что вот уже год, как доктор Эверетт лично руководит
широко поставленными экспериментами в районе Альджауба. Целью этих щедро
финансируемых работ является глубокое изучение подлинных причин
периодических вспышек размножения шистоцерки и, главное, поиски
эффективных средств и методов борьбы с нею.
   В упомянутой нами статье Эверетт ни словом не обмолвливается о своих
последних исследованиях в Альджаубе. Надо думать, доктор не решается
опубликовывать результаты незавершенных еще опытов. Однако, несмотря на
это, статья в "Атлантик Пост" со всей очевидностью свидетельствует о том,
что доктор Эверетт раз и навсегда отбрасывает марксистские заблуждения,
владевшие им много лет. Он даже не полемизирует с советскими учеными,
попросту игнорируя все их домыслы.
   Статья доктора Эверетта свидетельствует о том, что ученый возвращается
на позиции, занимавшиеся им еще двадцать лет назад.
   Вспышки массового размножения шистоцерки, выливающиеся в подлинные
катастрофы для целых государств, носят чисто случайный характер, они не
могут быть предугаданы. Надо полагать, что грозные эти явления вообще
лежат за порогом познаваемого.
   Нельзя не отметить также и общий пессимистический тон статьи,
оставляющий в то же время впечатление какой-то странной недоговоренности.
Общественность с нетерпением ожидает нового выступления доктора Эверетта,
в котором наш знаменитый энтомолог, развивая уже высказанные им
соображения, поделится результатами своих опытов и поставит все точки над
"i".
   Полковник дочитал и, аккуратно сложив листки, вопросительно взглянул на
ученого. Тот упрямо покачал головой:
   - И все же остаюсь при своем мнении. Нелепость! Чудовищная нелепость.
Работы советских специалистов по пустынной саранче давно уже получили
общее признание. Безошибочные прогнозы ваших ученых, за много лет вперед
определяющих даты вспышек массового размножения шистоцерки, пользуются в
мире науки непререкаемым авторитетом. Все это - и подложная статья, и
сообщение, и газетная шумиха - стрельба вхолостую.
   - Так ли? - возразил Карабанов. - Не забывайте, что круг лиц,
разбирающихся в данном вопросе, крайне узок. Он ограничен фактически
биологами и некоторыми другими группами ученых, так или иначе с биологией
связанными.
   Ну, а остальные, непосвященные? Встанем-ка на их место. Многие, очень
многие из них слышали имя известного прогрессивного ученого доктора
Эверетта. И вот, в один прекрасный день, газеты приносят весть: доктор
выступил с обстоятельной статьей, "начисто рассеивающей материалистические
домыслы советских ученых" в вопросах размножения пустынной саранчи. Затем
проходит еще немного времени, и вот... - полковник сделал красноречивый
жест в сторону окна. - Можете не сомневаться, кое-где уже набираются
заголовки для вечерних выпусков: "Катастрофические налеты саранчи",
"Провал советских прогнозов"...
   - Странно, очень странно, - пробормотал доктор. - Не могли же они не
понимать, что как только я узнаю о проделке с моей статьей, то сразу
разоблачу их.
   - Пока что им удавалось скрывать от вас и статью, и широкие отклики на
нее.
   Эверетт кивнул.
   - Я очень редко просматриваю газеты, - убрать с моих глаз нужные
экземпляры было, очевидно, не так уж трудно. Но долго держать в неведении
меня, конечно, не удалось бы.
   - Не удалось бы, - согласился полковник. - Вот почему я убежден - в
Альджаубе вам грозила смертельная опасность. Эти люди не останавливаются
ни перед чем.
   - Да, да, - воскликнул доктор в страшном возбуждении. - Как я упустил
это!
   Да, именно так. Теперь все ясно, все встает на свои места... Какой
дьявольский план! Использовать статью для прикрытия чудовищной диверсии,
затем уничтожить автора и, в случае чего, свалить все на него же!..
   Зазвонил телефон.
   - Радио Дели передает о появлении гигантских саранчовых волн над
Индостаном, такие же известия поступили из Багдада и Карачи, - сказал
Карабанов, выслушав сообщение. - Минут через двадцать мы вместе нанесем на
карту первые данные. Разумеется, если вы не утомлены, доктор. Комната для
вас приготовлена. Вы могли бы отдохнуть.
   - Благодарю, господин полковник. Мне не до отдыха, - последовал
решительный ответ. - Могу я сейчас быть вам еще чем-нибудь полезен?
   Полковник внимательно посмотрел на собеседника, придвинул к себе
блокнот.
   - Коль скоро вы решительно отказываетесь от отдыха... Что ж, давайте,
если не возражаете, попробуем скрупулезно восстановить ход предшествующих
диверсии событий. Нам предстоит борьба с противником жестоким,
изворотливым и беспринципным. Чтобы припереть его к стене, потребуются
факты, неопровержимые факты, имена, даты. Вы готовы пойти на это,
профессор?
   - Да, - без колебания ответил англичанин. - Готов.
 
 

                                   Глава 3 

 
   Положение безнадежно 
 
   О дяде Красиков вспомнил в последнюю минуту, когда пора уже было
спешить на аэродром.
   - Я сейчас, мама, - бросил он хлопотавшей возле раскрытого чемодана
матери и выскочил в коридор.
   Торопливо набрав хорошо знакомый номер, Эдик услышал низкие
продолжительные гудки.
   "Дрыхнет, старая перечница, - беззлобно подумал он. - Хоть бы Альбинка
подошла. Было б роскошно! "Привет, детка, лечу в пески, на границу, в
самое пекло!.. Да так, пустяки, неудобно по телефону. Вот что, позови
отца, тут у меня кое-что к нему".
   - Алло, алло... - прогудело в трубке.
   - Это я, дядя, - поспешно отозвался Эдик. - Не сердитесь, что рано так.
Дело в том, что сейчас вылетаю. Наш партизан поднял всех среди ночи. Не
знаю, что за муха укусила...
   - Да, да, я в курсе, - проворчала трубка. - Тебе можно было и не
звонить. У меня и так всю ночь не смолкает телефон.
   - Но вы же сами велели, дядя, - смутился Эдик. - Говорили, чтоб я
всегда ставил вас в известность...
   - Ладно, ладно. Когда вернешься из этого... э-э... турне, подробно
проинформируешь. Вот так. Спокойной ночи... э... я хочу сказать
счастливого пути.
   - Спасибо, дядя, до сви... - Эдик не успел договорить. В трубке сухо
щелкнуло. Юноша вздохнул и направился в свою комнатку, которую занимал с
матерью, скромной машинисткой небольшого учреждения.
   - Ты с дядей говорил? - робко осведомилась мать. - Он был с тобой
приветлив?
   - Разумеется, - нетерпеливо отозвался Эдик. - Пожелал мне счастливого
пути, приглашал заходить, когда вернусь.
   Он взял со столика изящный, сплетенный светло-желтыми ремешками
белоснежный термос, попытался пристроить на боку. Ничего не получилось. У
пояса уже болтались полевая сумка, планшетка, бинокль, фотоаппарат...
Повертев термос в руках, Эдик, не глядя, протянул его матери.
   - Придется в чемодан... И что это ты так возишься, мама? Я уже
опаздываю!
   Последний раз крутнувшись перед зеркалом, Эдик довольно хмыкнул, принял
из рук матери чемодан, торопливо поцеловал ее в щеку и бросился к двери.
   Время отправления самолета приближалось, и Владимир Степанович, заняв
свое место, все чаще кидал взгляд на распахнутую дверцу. Судя по тому, как
грозно сошлись на переносице черные его брови, нерадивого лаборанта
ожидала основательная взбучка. Однако, когда запыхавшийся Эдик в последнюю
минуту показался в дверном пролете, Боровик не сумел сдержать улыбки.
   - Ну и ну... - произнес он про себя.
   Красиков и впрямь выглядел довольно живописно. Невесть откуда добытый
белый пробковый шлем, огромнейшие дымчатые очки, сверхмодная рубаха
немыслимой расцветки...
   - Так сказать, в полной боевой, - разглядывая своего лаборанта,
добродушно заметил Боровик и строго добавил: - Однако договоримся -
опоздание первое и последнее.
   "Ол райт, сэр!" - усмехнулся Красиков, а вслух скромно произнес:
   - Хорошо, Владимир Степанович.
   Самоуверенный юноша в присутствии Боровика неизменно испытывал какую-то
непонятную ему самому робость. Это было тем более странно, что он давно
уже усвоил неприязненно-насмешливое отношение к профессору, господствующее
в дядином окружении. О "партизане" говорили там много и охотно. "Можете
себе представить, у этого... э-э... человека нет ни единой диссертации. Уж
я-то знаю. Ни единой! И кандидатскую и докторскую степень он получал
"гонорис кауза". Это ли не окольный путь в науку!" Сам дядя "окольных
путей" не признавал. Каждый его рывок к очередной степени был надежно
подкреплен массивным, красиво переплетенным "трудом", хранящимся в научной
библиотеке.
   "Да, дорогие товарищи, могу гордиться, каждый мой шаг оплачен. Сполна
оплачен. И если я когда-либо буду... э-э... удостоен"... Впрочем,
"удостаивать" его почему-то не торопились. Хотя дядя давно уже сшил тайком
академическую шапочку (Эдик узнал об этом от Альбинки), заветное звание
пока оставалось лишь мечтой. Даже значительные успехи на административном
поприще не могли его утешить. Став директором большого
научно-исследовательского центра, он автоматически возглавил ряд
лабораторий, руководимых крупными учеными. Скромная докторская степень
казалась уже ему явно несоответствующей столь высокому посту.
   Нет,