На середину
комнаты послушно выкатился десертный столик, точно такой же, как у
Эверетта, только с ромом вместо коктейля.
   - Должен признаться, я очень редко пью, - заметил Эверетт.
   - Здесь привыкнете пить почаще, - заверил его О'Лири, придвигая стулья.
   На письменном столе в беспорядке валялись книги. Эверетт машинально
поднял одну из них. "Ренан, - прочел он на обложке. - Исторические
религиозные этюды". Рядом лежало прекрасное издание "История религий"
Мензиса.
   - Увлекаетесь религиозными проблемами? - обернулся он к О'Лири.
   - Присядем, - ответил тот.
   Пряча улыбку, Эверетт подсел к столику. Что происходит с этим чудаком?
   Только что шутил, смеялся и вот опять набежала тучка...
   Они выпили в молчании. "Что это я! - спохватился Эверетт. - И впрямь,
можно так втянуться!".
   - Верите вы в бога? - внезапно спросил О'Лири.
   Эверетт пожал плечами:
   - Вот вопрос, над которым не задумывался ни разу.
   - А я из богобоязненной католической семьи, - угрюмо сказал О'Лири. - С
детства вера была для меня всем: и утешением, и наградой, и надеждой. С
малых лет мечтал я о рае, а оказался... в аду. В гитлеровском аду.
   - Вы были в плену?
   - Угодил к ним в лапы еще в Дюнкерке. Всю войну провел в Заксенгаузене.
Если б вы знали, Эверетт, если бы только знали...
   - Я многое читал.
   - Этого не расскажешь, нет, нет. Надо было самому видеть, пережить,
только тогда... Впрочем, - О'Лири с усмешкой посмотрел на гостя. - Кто
знает. Для вас, быть может, еще не все потеряно.
   Эверетт невольно вздрогнул. И не столько от зловещего смысла этих слов,
сколько от тона, каким были произнесены они.
   - Странная у вас манера шутить, О'Лири.
   - Я только хотел напомнить: "Пути господни неисповедимы". Так
утверждают, во всяком случае, эти чудаки-христиане.
   - Чудаки-христиане?.. Но вы...
   - Да, Эверетт, да, да, да, - О'Лири так стремительно схватил стакан,
что густая, золотистая жидкость плеснула на столик. - Я больше не католик,
не христианин. Я - парс.
   Эверетту показалось, что он сходит с ума.
   - Вы - парс?! Но это давным-давно умершая религия!
   - Не мало было воздвигнуто человеком храмов, - тем же
многозначительным, угрюмым тоном продолжал О'Лири. - Большинство их лежит
в развалинах. Вы говорите, учение Заратуштры мертво? Поезжайте в Индию, в
Бомбей, там найдете стотысячную общину парсов. Под Тегераном вы встретите
целые деревни - они зовут себя гебрами. А сколько приверженцев истинной
религии рассеяно по свету? Мы должны объединить их, Эверетт!
   - Мы?!
   - Мы с вами! О, вы еще придете к нам, это неизбежно, да, да, да. Это
неизбежно, как ежедневное возвращение Великого Светила. Что вы так
смотрите?
   Думаете - пьян?
   - Вас не так просто понять, О'Лири. Католик и вдруг...
   - Не просто, - усмехнулся физик. - Вот если б мы вместе побывали у
нацистов... Христианское всепрощение? Нет, нет и нет! Борьба, яростная
борьба со злом - вот истинное предназначение человека. Так сказал
Заратуштра!
   "Да он не в своем уме! - догадался Эверетт. - Конечно же, как не
сообразил я раньше!"
   Рассеянно слушая О'Лири, с жаром излагавшего содержание Зенд-Авесты,
священной книги парсов, Эверетт тщетно пытался собраться с мыслями. Блер с
его необузданным честолюбием, всемогущий Апостол-привратник,
ирландец-огнепоклонник... Что объединяет их?
   Смутные подозрения вновь овладели Эвереттом.
   - Скажите, О'Лири... Человек, о котором упомянули вы вчера, - кто он?
   - Т-с-с.., - как и накануне, понизил голос ирландец. - Его имя под
запретом.
   Могучий Агура Мазда отвернулся от него, и он исчез, растаял. Так тает
утренний туман под лучами Великого Светила.
 
 

                                   Глава 10 

 
   Хлыст доктора Эверетта 
 
   В эту ночь Эверетт долго не мог заснуть. Склонившись к радиоприемнику,
бездумно вращал ручку верньера, выхватывая из эфира всплески джазов и
разноязычный говор. Одиночество, с которым, казалось, свыкся уже давно,
вдруг навалилось тяжким, почти непосильным грузом. "С чего бы это? -
недоумевал он. - Уж не схожу ли я с ума в этом чертовом Альджаубе!"
   "Работа! - решил он утром. - Я ничего не знаю, кроме работы. Не знаю и
не хочу знать".
   И он погрузился в исследования, забыв обо всем на свете.
   Работать было удивительно легко. Все указания его, даже простые
пожелания, выполнялись безоговорочно и молниеносно. Апостол оказался
истинным Чудотворцем. За какие-то сутки над всем участком, отведенным под
облучение саранчи, на высоте десяти метров был натянут пластмассовый
светопроницаемый купол. С той же быстротой, как по мановению волшебного
жезла, преобразился и сам участок. Две широкие канавы протянулись вдоль
него, увлажняя песок, по берегам их высадили тростник - лучший корм для
созревающей шистоцерки.
   Убедившись, что облученная саранча приступила к яйцекладке, Эверетт,
оставив все на Мэй, занялся "хлыстом". Здесь дела шли далеко не так
успешно. Абу-Сир приходил в подлинное отчаяние. И было от чего. Саранча
определенно отказывалась реагировать на звук. Не обращая внимания на
сирену, она невозмутимо перемалывала пищу.
   - Придется подождать, - решил наконец Эверетт. - Подождем, пока на
участке мисс Сногсби не созреет новое поколение стадной разновидности.
   Абу-Сир вопросительно взглянул на своего руководителя.
   - Здесь ее слишком мало, - пояснил ученый. - Я хочу провести наблюдение
над целой стаей.
   О'Лири он изложил свою мысль подробнее:
   - Если из кубышек выйдет полноценная стадная разновидность, то, созрев,
она начнет проявлять стремление к полету. Мы и "подслушаем" ее сигналы.
   - Да, да, да, - как и всегда, сразу загорелся физик. - Верная мысль. Я
подготовлю аппаратуру.
   Хотя на участке Мэй появились личинки, об успехе опыта судить было еще
нельзя. Первый возраст саранчуков имел чисто зеленую окраску, свойственную
как стадной, так и одиночной форме. Но уже у второго возраста отчетливо
обозначилась темная пятнистость на груди. Мэй немедленно доложила об этом
по телефону.
   - Отлично, - обрадовался Эверетт. - Сообщайте мне, пожалуйста, после
каждой линьки.
   Число и размер пятен постепенно увеличивались. А через несколько линек
зеленый цвет полностью исчез, уступив желтовато-коричневому. Саранчуки
четвертого возраста имели уже ярко выраженную стадную окраску: желтую с
черными пятнами.
   - Они начинают скулиживаться, - позвонила однажды Мэй.
   - Хорошо, хорошо, - заволновался Эверетт. - Сейчас же еду.
   Вспомнив, с каким интересом относился к этим опытам О'Лири, он
пригласил его с собой.
   - Скулиживание? - не понял физик.
   - Кулигой мы именуем стаю саранчи, сгрудившуюся для полета, - пояснил
Эверетт. - Скулиживаться - сбиваться в стаю.
   Обнесенный плотной сеткой участок буквально кишел взрослыми насекомыми.
   Большинство их плотно сгрудилось среди начисто объеденных кустов
гелиотропа.
   От тростника тоже осталась лишь древесина. Последние дни пища сюда
доставлялась извне.
   Эверетт снял с обглоданного куста крупную шистоцерку.
   - Удлиненные надкрылья, лимонно-желтая окраска, - заметил он. -
Типичнейшая стадная форма.
   - Да, да, да! И получена искусственно! Вас можно поздравить, дорогой
коллега.
   Насекомое, сидя на ладони, грозно шевелило усиками. Эверетт сбросил его
легким щелчком.
   - Мы только повторили опыт Боровика, - напомнил он. - Опыт, имеющий
чисто познавательное значение. Не думаете же вы завести саранчовую ферму?
   - А почему бы и нет? - развеселился О'Лири. - Саранчовая ферма! Здорово
звучит, а?
   - Я с утра прекратила подачу корма, - доложила Мэй. - Ведь вы хотели
наблюдать взлет стаи?
   - Однако я не вижу никаких признаков, - заметил Эверетт, внимательно
наблюдая за насекомыми. - Сколько градусов? Тридцать три? Странно, очень
странно. Не может же влиять на них потолок - они его попросту не видят.
   Он поднял голову. Тончайшая полиэтиленовая пленка, прикрывавшая
участок, действительно была неразличима.
   - Черт возьми! - внезапно воскликнул он. - Как мог я упустить...
Конечно же они не взлетят. Мы можем ждать до бесконечности!
   - Что такое? - встревожился О'Лири.
   Мэй с удивлением огляделась.
   - Пленка преградила путь воздушным токам, - объяснил Эверетт. - Саранча
использует для взлета вертикальные токи воздуха. Так она не взлетит.
   - Уберем "крышу", - предложил О'Лири. - К чему она?
   - Нет, нет, - возразил Эверетт. - Мы не вправе выпускать отсюда
шистоцерку.
   Надо что-нибудь придумать.
   Он ушел расстроенный, но через несколько часов запыхавшийся О'Лири
влетел к нему в лабораторию с радостной вестью.
   - Готово! - веснушчатое мальчишеское лицо физика сияло. - Вот запись
биотоков взлетающей шистоцерки. Да, да, да, ключ в наших руках!
   - Чудесно, - Эверетт осторожно принял у него хрупкий пластмассовый
цилиндр.
   - Теперь надо только рассчитать идентичные звуковые колебания и...
   Позвольте, но... но как же она взлетела?
   - Апостол распорядился снять "крышу".
   - Это ж преступление! - возмутился Эверетт.
   О'Лири ответил ему добродушным взглядом.
   - Не понимаю, чего вы горячитесь. Разве мы поступили так не в высших
интересах науки? И потом - Билли Бенч по всем организационным вопросам
замещает шефа. Ответственность он принял на себя.
   Эверетт только вздохнул. Доказывать что-либо сейчас было бесполезно.
   - Абу-Сир, - позвал он. - Готовим новый опыт с сиреной.
   Да, это был ключ! Сирена, лично отрегулированная О'Лири, "заговорила" с
шистоцеркой на понятном ей языке. Повинуясь звуковому сигналу, насекомые
начинали прыгать и, трепеща крыльями, устремлялись вверх. Стеклянная
крышка сбивала их наземь, но они с тупым упорством вновь и вновь повторяли
свои попытки.
   Наконец Эверетт распорядился выключить сирену.
   - Победа, дорогой коллега, победа! - ликовал О'Лири. - От всей души
поздравляю вас!
   - Это наш общий успех, - Эверетта смущали бурные излияния О'Лири, но в
душе он и сам испытывал глубочайшее удовлетворение. - Вы немало
потрудились. И если б не ваши приборы...
   - Ни слова больше! - нахмурился физик. - "Хлыст" принадлежит вам, и
только вам. С самой идеи и до блестящего воплощения. Ну, а если и дальше
понадобится моя помощь, - всегда к вашим услугам.
   - Благодарю вас, - с чувством пожал ему руку Эверетт. - Впереди еще
много работы, и ваше участие в ней поистине неоценимо.
   Работы действительно предстояло много. Надо было испытать сирену в
природных условиях на открытом участке, проверить ее действие на другие
виды саранчи, определить минимальную силу звука в зависимости от величины
и плотности стаи, от погодных условий.
   С открытием "хлыста" рабочий день еще более уплотнился. Теперь уже все
лаборатории работали с полной нагрузкой. Не управляясь за день, Эверетт
часто забирал материалы домой, засиживаясь над ними до глубокой ночи.
   Иногда после работы он раскрывал фиолетовую папку. "Космический ключ"
   волновал воображение, самые неожиданные, заманчивые проекты возникали в
уме.
   Но сейчас об этом можно было только мечтать. Эверетт не мог и не хотел
отрываться от своего "хлыста". К будущей весне, к моменту появления первых
саранчовых стай, надо было дать людям надежное, безотказное оружие.
 
 

                                   Глава 11 

 
   "Джин вырвался из бутылки!"
 
 
   Время шло. Дни слагались в недели, недели - в месяцы. Эверетт все более
замыкался в себе. Невидимая преграда, возникшая между ним и Мэй, угнетала
его, приводила в отчаяние. Девушка оставалась с ним неизменно приветливой,
но прежней сердечности не было и в помине.
   Никак не мог сблизиться он и с О'Лири. Странный религиозный фанатизм,
обычно охватывавший ирландца в вечерние часы, отпугивал Эверетта.
   Дважды в Альджаубе появлялся Блер. Горячие поздравления шефа Эверетт
принял довольно равнодушно.
   - Боюсь, что я начисто лишен честолюбия, - признался он. - Сознание
принесенной пользы-другой награды я не желал бы.
   - Знаю, Джордж, - с чувством сказал американец. - Знаю и бесконечно
дорожу вашей дружбой.
   - Скажите-ка, Бен, - без обиняков осведомился Эверетт. - Кто был здесь
моим предшественником?
   Он был убежден, что захватил на этот раз врасплох своего неуязвимого
друга-шефа, тот и бровью не повел.
   - Не хотелось посвящать вас в эту неприятную историйку, - равнодушно
ответил Блер. - Мне попался юнец - вздорный и самонадеянный. А когда перед
ним открылись подлинные масштабы исследований, растерялся. Пришлось
расстаться с ним, и я, наконец, понял, что без настоящего ученого тут не
обойтись.
   Эверетт был обезоружен.
   Они провели вечер за дружеской беседой. Блер не касался больше
честолюбивых замыслов, но и не скрывал, что все это время потратил на
объезд своих "владений". Последнее слово он произносил с шутливой
важностью, а рассказ пересыпал десятками забавных подробностей,
придававших разговору легкий, непринужденный характер.
   Вторично они встретились уже в начале весны.
   - Ни за что не угадаете, где я был, - с места огорошил его Блер. - В
Южной Америке. Вот где настоящее царство насекомых! Между прочим, одни
исследователь утверждает, что в Бразилии господствует муравей, а не
человек.
   И это отнюдь не парадокс.
   - Так, так, - улыбнулся Эверетт. - Хотите и муравья пристегнуть к своей
колеснице?
   - Не смейтесь, Джордж. Я убежден, что эти маленькие солдатики способны
завоевать весь мир. Без ракет и без термоядерного оружия, заметьте. Дайте
им только Бонапарта.
   Вот тогда-то и прозвучала памятная фраза о "саранче, путешествующей без
виз". В тот раз Эверетт не придал ей значения, но не прошло и двух недель,
как весь этот шутливый разговор предстал перед ним совершенно в ином
свете...
   Прозрение пришло внезапно. Однажды вечером странный гость переступил
порог его коттеджа. Он был не более пяти футов ростом - этот забавный
юркий человечек с маленькими выпуклыми глазками на кукольном загорелом
личике.
   Судя по одежде - короткие белые штаны, тенниска и панама с серебряным
кузнечиком - посетитель принадлежал к числу служащих Альджауба.
   - Гарри Гопс, - представился человечек, вежливо сняв панаму. - Младший
метеоролог Гарри Гопс.
   Заинтересованный Эверетт провел нежданного гостя в кабинет. За все
время пребывания в Альджаубе никто, кроме Блера и О'Лири, никогда не
навещал его.
   Молчаливый Фарук, разумеется, в счет не шел.
   - Прошу вас, - приветливо указал на кресло Эверетт. Ему показалось, что
гость испытывает смущение, но он тут же понял свою ошибку. Это была
настороженность, а не робость. Усаживаясь в кресло, Гопс внимательно
огляделся.
   - Общение здесь не очень-то поощряется, - тихо пояснил он. - Если не
возражаете, будем говорить вполголоса.
   Эверетт кивнул. Он был не на шутку заинтригован.
   - Не удивляйтесь моим вопросам, - продолжал Гопс. - Я газетчик.
Проникнуть сюда было не так-то просто. У меня к вам...
   - Извините, - решительно прервал его раздосадованный Эверетт. - Я
принял было вас за товарища по работе. Но если вы из газеты... У меня нет
полномочий давать какую-либо информацию.
   Он резко встал, исполненный негодования, однако бесцеремонный
посетитель и глазом не моргнул.
   - Вы отказываетесь говорить со мной? - не меняя позы, осведомился гость.
   - Я не уполномочен, - сухо повторил Эверетт. - Мне нечего вам сказать.
   - Даже если здесь готовится преступление?
   Слова, произнесенные тихим спокойным голосом, прозвучали для Эверетта
ударом грома. Он круто обернулся.
   - Что это значит?
   - Я так и знал, - с удовлетворением кивнул газетчик. - Вы тоже
чувствуете, что не все здесь ладно. Чувствуете, тревожитесь, гоните прочь
догадки и...
   Эверетт вновь прервал его решительным движением руки:
   - Что вам известно?
   - Почти ничего, - честно признался Гопс. - Кое-какие разрозненные факты.
   Например, о создании хлебных фондов.
   - Хлебные фонды? - искренне удивился Эверетт. - Ничего не понимаю.
   - На Востоке самыми неустойчивыми являются цены на хлеб, - все с той же
невозмутимостью пояснил газетчик. - Амплитуда колебаний их огромна.
Особенно высоко взлетают они во время стихийных бедствий...
   - Знаю, - нетерпеливо перебил Эверетт. - Но какое отношение это имеет...
   - Самое непосредственное. Агенты Блера скупают зерно где только можно.
   Эверетт насторожился.
   - Не хотите ли вы сказать... - он не договорил. Уж очень чудовищно было
это предположение.
   - Ответьте мне прямо, доктор, - попросил Гопс. - Можно ли имеющимися у
нас средствами искусственно вызвать вспышку размножения саранчи?
   - Вполне, - подтвердил Эверетт. И, подумав, добавил: - Правда, она
будет носить ограниченный характер.
   - А если таких пунктов много?
   - Да, да, - вспомнил Эверетт. - Блер сам говорил об этом. И если везде
организовать "производство" шистоцерки стадной разновидности... Но
позвольте, - спохватился он. - Что, собственно, дает нам право подозревать
его? Скупка зерна?
   - Массовая скупка, - поправил Гопс. - И еще. Знаете, чем мы занимаемся
сейчас?
   Эверетт пожал плечами:
   - Непонятно вообще, что делать здесь метеорологам...
   - Ежедневно составляем синоптические карты и вручаем их... Как бы вы
думали, кому?
   - Билли Бенчу?
   - Совершенно верно. Не правда ли - колоритная фигура. Да вот и он -
легок на помине. Как говорят, помяни черта...
   - Хелло, джентльмены! - весело зарокотал лысый Апостол, появляясь в
дверях.
   - Извините, что прерываю вас. Служба.
   - Чем обязан? - холодно осведомился Эверетт. Никогда еще этот тип не
вызывал в нем такого ожесточения. - Уж не вздумали ли вы за мной шпионить?
   Апостол не ответил. Обернувшись к газетчику-метеорологу, он
выразительно кивнул на дверь:
   - Вас вызывает шеф. Машина уже подана.
   Гопс обменялся взглядом с Эвереттом.
   - Разве шеф здесь?
   - Э нет, - ухмыльнулся Апостол. - Вам предстоит сделать добрую сотню
миль.
   Советую поторопиться.
   - Слушайте, Бенч! - вмешался было Эверетт, но Гопс остановил его.
   - Ничего не попишешь, доктор, в Альджаубе свои порядки. Очевидно, мы
говорили все же слишком громко.
   И повернувшись к Апостолу, он добавил:
   - Слушаюсь, ваше преосвященство. Заберу только свое барахлишко и...
   - Вещи в машине, - последовал краткий ответ.
   Газетчик только присвистнул.
   - Прощайте, доктор. И не тревожьтесь за меня. Я слишком известен
читателю, чтоб раствориться в этой пустыне. Все будет о'кей.
   Эверетт вышел проводить его. У палисадника стоял черный "бьюик",
молчаливый Фарук сидел за рулем.
   - Распоряжение шефа, сэр, - пояснил Бенч. - К утру ваш арапчонок будет
здесь.
   Машина тронулась почти бесшумно, маленький газетчик обернулся и помахал
рукой.
   - Странный вызов, - с расстановкой заметил Эверетт. - Вы не находите,
мистер Бенч?
   - Ничего странного, сэр, - возразил Апостол. - Они, эти ученые
ветродуи, недельку назад прибыли. Один-то подлинный, а другой - я сразу
учуял - темная лошадка. Так и оказалось - газетчик. Из самых пронырливых.
Сенсаций ищет.
   - Что ж тут страшного?
   - Да я что! - добродушно подмигнул Апостол. - Можно бы и подкинуть
сюжетик.
   В Альджаубе есть кое-что такое... Вон, посмотрите, например...
   Он указал куда-то вверх. Там в вечернем, но еще светлом, бирюзовом
небе, застыли две черные точки.
   - Грифы, - пояснил Апостол. - Патрулируют над башней. Понимаете,
здешние язычники в древности выставляли там своих покойников. Вот и
привадили пташек, до сих пор слетаются. Я с удовольствием проводил бы туда
газетчика.
   - Вряд ли ему это интересно, - усмехнулся Эверетт.
   - Не скажите, сэр. Среди древних скелетиков там имеется один - совсем
свеженький, в цепях. Прикован, знаете, в такой неудобной позе. Намертво.
   Очень впечатляющее зрелище.
   Апостол весело подмигнул и нахлобучил свою форменную панаму.
   - Спокойной вам ночи, сэр. Приятных сновидений.
   - Постойте, - удержал его Эверетт. - Я хочу немедленно видеть Блера.
   - Желаете видеть шефа? - удивился Бенч. - Но вы сами пон