чный  храм,  где  проповедовал  имеющий  некоторую
популярность священник ван Роширен. О  предстоящем визите, ввиду возможности
покушения, было известно  лишь ближайшим лицам президентского окружения. Тем
не менее  заговорщикам удалось проникнуть в  тайну. По сообщению  начальника
охраны Президента, майора Ишеддара, предателем оказался  некто  Кирилл  Дай,
его  второй заместитель.  Агент  террористов, однако,  не дался  живым и был
застрелен при аресте.
     Столкнувшись с  машиною Президента на  проспекте Единорогов, террористы
немедленно открыли  стрельбу. Жизнь главы правительства была спасена  чистой
случайностью и самоотверженностью  майора  Ишеддара, который первым осознал,
что происходит, и начал отстреливаться.
     Президент  немедленно  вернулся  в  свою  резиденцию,   где  с  обычным
хладнокровием продолжил занятия текущими делами".

     Не все комментаторы  были столь подобострастны. Одни  намекали,  что  с
Президентом  сделалась  истерика.  Другие  предсказывали  эпидемию  расправ,
предлогом  для которых станет это покушение.  Третьи  выражали уверенность в
том, что предполагаемый изменник, Кирилл Дай, взят живым,  а сообщение о его
смерти  пущено для вящего удобства начальника охраны. Все, однако, сходились
на том, что мы начали стрельбу первыми. О ван Роширене не говорили ни слова.
И еще этот Кирилл Дай!
     -- Он и в самом деле ваш человек?
     -- Не  знаю, -- сказал Ласси, -- но похоже, что он и в  самом деле  наш
человек.

     К  вечеру  мы  услышали, что машина,  из которой стреляли  заговорщики,
принадлежала  Рональду  Денисону,  начальнику  отдела  связи  "Анреко".  Что
последние дни Денисон находился в отпуске, на своей ферме. Накануне  вечером
он куда-то уехал и, вероятно, в пути был захвачен террористами.
     Жена  Денисона  не  имела понятия,  куда он уехал.  Сосед его, Митчелл,
высказал предположение, что он отправился к другу-туземцу. Гвардейцы поехали
по указанному адресу  -- туземная ферма была пуста. Они  перерыли  все вверх
дном, нашли на  заднем дворе бочки  со взрывчаткой  и еще кое-какую стряпню,
изготовленную по рецептам  поваренной  книги  террориста, и вскоре настоящее
имя Ласси было во всех обзорах новостей.

     Майор  Ишеддар, лично обыскивавший ферму, заявил: "Исан Красивые  Глаза
воспользовался доверчивостью высокопоставленного служащего  компании, свел с
ним  дружбу  и  заманил  его  в  ловушку. Вероятно, террористов прежде всего
интересовал бронированный,  мощный  автомобиль Денисона, который,  кстати, и
спас их после покушения".
     В заключение  майор Ишеддар  сказал, что жена  и слуги террориста  были
предупреждены  о  неудаче  покушения  предателями  внутри гвардии и  что  он
приложит все силы, чтобы изобличить этих предателей.
     Джек  Митчелл с соседней  фермы воскликнул  в  микрофон:  "Вот до  чего
доводит дружба с туземцами!"
     О ван Роширене не было ни слуху ни духу.
     В садах Кипарисовой  долины  продолжались  поиски  моего изуродованного
трупа.
     Поздно  вечером два  гвардейских броневичка появились перед  замком  на
Бродячем  Перевале  и потребовали впустить  их  переночевать.  Старый  князь
отказался, броневички выстрелили из гранатомета и отбили порядочный кусок от
стены замка, после чего князь махнул рукой, и впустил их внутрь.
     Носились слухи о его аресте.
     -- Как ты думаешь, -- спросил Ласси у одного из  спутников, -- могли на
ферме остаться те дарственные, с распиской от князя?
     --  Это я виноват, --  сказал  я. --  Князь позвал меня ставить систему
наблюдения, а я  рассказал  в секретном отделе,  что  князь  купил  ее через
мятежников.

     Поздно  вечером  один  из  журналистов добрался  до  моей  жены.  Агнес
сказала,  что  это недоразумение и что  она не верит,  будто ее муж похищен.
Репортер спросил,  почему  она  не сказала гвардейцам, что ее муж поехал  на
туземную  ферму, коль  скоро  она  прекрасно  знала, как обстоят дела. Агнес
ответила, что после того, как полиция  нанесла  ей визит, она позвонила жене
Ласси,  Лине, и изложила ей  все  происшедшее. Лина сказала: "Он,  наверное,
назвал Рональду свое настоящее  имя,  и они вместе поехали в столицу к этому
проповеднику". "А какое имя?"  "Исан Красивые Глаза". "Они считают, что твой
муж похитил Ронни, и я думаю, вам надо поскорее бежать".
     И вот поэтому, когда гвардейцы 8 81 явились на ферму Л-асси через три ^
1.1 часа, там все было уже пусто.
     Репортер спросил:
     -- Зачем вы это рассказываете? Ведь это могут поставить вам в вину...
     Агнес возразила:
     -- Майор Ишеддар  уже заявил, что  жена  террориста была  предупреждена
изменниками среди его подчиненных, и уже обещал этих изменников выловить. Не
стоит ему слишком усердствовать.

     Я выключил приемник и спросил:
     --  Ласси,  а  как  зовут   человека,  который  занял  твое  место  при
полковнике?
     -- Рай Адан, -- ответил Ласси.
     -- А  скажи,  ты хотел  встретиться  с  ван Роширеном у князя Бродячего
Перевала?
     -- Да.
     --   Но  переменил  свое  намерение,  испугавшись,  что  тебя   схватят
гвардейцы?
     -- Нет, -- медленно сказал Ласси, -- я переменил свое намерение, узнав,
что у князя эту неделю гостит Рай Адан, а нам с Раем  Аданом тесно, за одним
столом, как двум патронам  в одном стволе. -- Он  помолчал и добавил: -- А с
ван  Роширеном  я тогда  повидался.  Когда  он  пошел  в  столицу пешком,  я
удивился, переоделся батраком и повидался с ним по дороге.

     Ночью началась гроза: вода хлестала по дороге и  лилась водопадом вниз,
от молний и фар вспыхивали  мокрые головки камней в  далеком ущелье. Один из
парней  едва не  опрокинул грузовичок.  Наконец  мы вышли  из  грузовичка  и
спихнули его в пропасть, а сами полезли охотничьими тропами вверх.
     Когда  мы переходили один из лысых, пологих, как тело ящерицы, хребтов,
между хребтом и  тучами  летали коротконогие желтоглазые  молнии. Дождь смыл
все наши следы, как будто нас и не было на земле.
     Почти через  сутки  мы  вышли к нищей  деревушке по  ту сторону  Сизого
хребта.  Над  деревушкой  торчал  древний замок.  В  этот-то  замок  мы и  и
постучались и, после недолгих объяснений Ласси, были впущены.
     Нас обчистили и накормили, а  когда через полчаса мы вышли во двор, там
уже крутил красным носом охотничий самолет.
     Час мы летели над грозой, любуясь звездами, наклеенными в беспорядке на
небосвод,  потом нырнули в  облака и стали снижаться. Самолет трясло, вокруг
стояла густая  стена тумана.  Однажды  она  разорвалась, словно  разрезанная
большой  бритвой, и я увидел крупный, немного обрубленный кусок луны и внизу
горы, острые и лысые.  Самолет стал заваливаться на крыло,  заскользил вниз;
на мгновение  мне  показалось, что  по  горам бежит его  тень,  но  потом  я
сообразил,  что тень  лежит на  одном месте  и что это  не  тень,  а  другой
самолет, разбившийся при посадке.
     Потом мы опять вошли в туман. Через полчаса мы сели где-то на крошечном
горном  аэродроме.  Люди  в  черных  штанах  и  белых  рубашках,  опоясанные
патронташами,  окружили  самолет. Мы прилетели  к друзьям,  но мне почему-то
захотелось выйти из самолета с поднятыми руками.
     Из-за  облаков,  нависших  над ночными  горами,  все  было  окрашено  в
призрачный желтый  свет.  Летное  поле расположилось  едва ли  не на  уступе
скалы, отделенное от пропасти мокрым лужком.
     С противоположной стороны вдоль скалы лепились длинные глиняные домики,
в  каких зимой держат  мелкий скот.  Крыши  их для маскировки были  завалены
ветками. Было ветрено и темно; в  тумане вырисовывался часовой на деревянной
башенке, и откуда-то доносилось блеянье овец.
     Меня слегка развернули и вежливо подтолкнули к одному из домиков. Ласси
со своими сопровождающими уже ушел вперед.
     -- А как же... -- начал я.
     -- Иди.
     Я пошел.

     Я проснулся утром около  семи. Стены комнаты  из необожженного  кирпича
отсырели из-за вчерашнего ливня и были покрыты слоем размокшей глины.  Часть
глины сползла на пол и под постланные для меня подушки. Было слышно, как под
деревянным полом копошатся морские свинки. Я испачкал холодной глиной брюки,
куртку и лицо, вымок и потому проснулся.
     Я .вздохнул и принялся думать о нашем с Ласси положении. Я не знал, где
мы  -- в  учебном лагере, или  у какого-нибудь мятежного князя, или у самого
полковника, но в любом  случае сказать, что мы находились среди друзей, было
бы преувеличением.
     Люди  полковника  ничуть не походили на местных  князей, которые  воюют
очень хорошо,  пока им никто не приказывает. Изо всех  постулатов  старинной
ереси  исиннитов  нынче  сохранилось  лишь  два:  постулат  беспрекословного
повиновения   старшему  по  званию  и  постулат  незамедлительной   кары  за
своевольные  действия.  Ласси,  как   бы  высоко  он  ни  стоял  в  иерархии
мятежников,  был троекратно  виновен. Он  самовольно  назвал мне  свое  имя.
Сделав это, он обратился за приказом не к своему учителю и родственнику, а к
заезжему святому. Он рассказал этому святому вещи, которые отнюдь не красили
борцов  за свободу, и намеревался повторить их во всеуслышание.  Его выходка
привела  к  тому, что тщательно  спланированное покушение на Президента было
сорвано, трое людей, преданных полковнику, мертвы, а самый драгоценный агент
полковника сидел, скорее всего, напротив  майора Ишеддара и рассказывал  то,
что ему никак  не полагалось рассказывать. К тому  же Ласси, видимо, еще три
месяца назад поругался с руководством мятежников.
     Насколько опасным было его положение, можно  судить по нашему странному
бегству.  У  полковника  были друзья  гораздо ближе  к столице, тем не менее
Ласси  поволок  нас  бог  знает  куда,  через горы, где  трижды  можно  было
убиться... Почему? Потому  что  хотел  добраться  до  человека,  который  не
воспользуется случаем, чтобы  расстрелять попавшего  в немилость  племянника
немедленно. И ближе, чем по другую сторону Сизого хребта, такого человека не
нашлось.
     Тут мои  размышления прервались --  в дверь постучали. Стражник помотал
головой и шевельнул автоматом, дверь открылась.
     Молодой  парень  в черных  штанах  и  белой  рубашке поклонился  мне  и
пригласил следовать за собой. Я сказал, что хотел бы вымыться и переодеться.
Принесли черные брюки и белую рубашку. Охранники, кланяясь, подали  ботинки.
Мы   вышли  на  утреннее  солнышко,  и  меня  повели  к  небольшому  домику,
втиснувшемуся между скал.
     -- А где Ласси? -- спросил я.
     Никакого ответа.  Забавное это ощущение, когда  не  знаешь,  на завтрак
тебя ведут или же на расстрел.
     У порога домика меня заставили снять обувь и распахнули дверь в комнату
направо.  Комната была  низенькая,  с  двумя щелями  для света  в  потолке и
большим  дубовым  столом  посередине. Возле  стола --  десяток  коротконогих
стульев.   На   стене   --   обшитая   мехом  картина:   полководец  Исинна,
коленопреклоненный,  преподносит великому  царю  Дасаку  захваченный  город.
Полководец крепко держал  город  в  руках. Город походил на торт с кремовыми
башенками. Царей, принимавших  город, было сразу двое. Один  царь протягивал
руку и улыбался,  принимая от своего  любимца  город с  кремовыми башенками.
Другой царь вытаскивал из-за пояса кривой меч. Вернее, это был один и тот же
царь Дасак IV, а картинка символизировала его двуличие.
     За столом посередине комнаты сидел человек и ел яичницу.  Ему было  лет
сорок  на  вид, он был сухощав и подтянут, с тонким, чуть  удлиненным кверху
лицом, с  широким лбом  и большими глазами  цвета  желтой осенней  листвы --
верная примета того, что человек  болен  вечерней лихорадкой. На  левой руке
его   не  хватало  двух  пальцев.  На  нем  была  белая  шелковая   рубашка,
расстегнутая у ворота.
     -- Здравствуйте, -- сказал он, -- меня зовут полковник Исинна.
     За  спиной  полковника  висел  отрывной календарь.  На  календаре  была
изображена  цифра 236 --  до официального  признания  мятежников  оставалось
тридцать два дня.



Глава седьмая

     Полковник  спросил, что  я предпочитаю  на  завтрак,  и я ответил,  что
полагаюсь на  гостеприимство хозяина. Мне принесли то  же, что и полковнику,
-- поднос с перепелиной яичницей, лепешками и козьим сыром.  На  этот раз  я
был довольно голоден и с удовольствием принялся за яичницу.
     Я покончил  с яичницей,  полковник налил  мне  полную кружку  дымящейся
вирилеи и спросил:
     -- Я хотел бы услышать вашу версию того, что произошло.
     Я  стал  рассказывать.  Я  старался  быть  чрезвычайно убедительным.  Я
призвал  на  помощь весь  свой талант рассказчика, зная, что  от моего языка
зависит жизнь Ласси и моя собственная. Полковник откинулся на спинку стула и
пристально глядел на меня своими желтыми, как головка  сыра,  глазами. Потом
махнул рукой.
     -- Хватит. Вы говорите то же, что и другие.
     -- Мы договорились рассказывать правду, -- возразил я.
     -- Откуда я  знаю,  о  чем вы договорились --  лгать  или  рассказывать
правду? -- резонно заметил полковник.
     Судя по реплике полковника, ни Ласси, ни тех троих еще не пытали. Иначе
бы он  был уверен, в  чем мы договорились. Полковник побарабанил пальцами по
столу и спросил:
     -- Вы -- сотрудник отдела безопасности "Анреко"?
     -- Нет, -- сказал я, -- я начальник отдела связи.
     -- А что может доказать, что вы  не подрабатываете  по совместительству
шпионом?
     -- У меня нет на это времени, -- сказал я.
     Полковник полез  в  ящик  стола,  достал оттуда папку,  а  из  папки --
несколько фотографий.
     -- Кто это?
     -- Глава отдела безопасности Антонио Серрини.
     -- А это?
     -- Его секретарь.
     -- А это?
     -- Один из сотрудников. Его, кажется, зовут Ремис. Майкл Ремис.
     -- А это?
     -- Джонатан, двоюродный брат Ремиса.
     Полковник бросил снимки в папку.
     -- Вы отлично знаете всех этих людей, и тем не менее вы не шпион.
     Я разозлился.
     --  Я отлично  знаю всех  этих  людей потому,  что  эти люди пользуются
электроникой, за которую отвечаю я.  Как специалист я получаю  в десять  раз
больше, чем получал бы у Серрини.
     -- И  поэтому, --  сказал  полковник, -- если  бы речь  шла  о какой-то
нестандартной операции  секретных  служб, лучшего  кандидата, чем вы, трудно
было  бы  найти?  Например,  если  бы  кому-то понадобилось  разыграть  роль
землянина,  который вдруг усовестился  своих  соплеменников, начинает  вести
себя, как добрый христианин, и заводит дружбу с туземцем.
     -- Никакой я не христианин, -- сказал я, -- так получилось.
     -- Да, -- сухо сказал полковник, -- так получилось, что друг начальника
отдела безопасности вдруг становится другом моего племянника... Жаль, что вы
не отыскали себе другого друга среди туземцев...
     --  Очень жаль, -- сказал я,  -- потому что, если бы Ласси не был вашим
племянником,  мы бы сейчас  как раз начинали собирать  урожай... А  собирать
вирилею, знаете ли, приятней, чем беседовать с вами.
     За дверью зашебуршились.
     -- Войдите, -- сказал полковник.
     Дверь отворилась,  на  пороге стояли  пять человек, -- видимо, верхушка
мятежников.  Они  расселись  вокруг стола, и  по  правую руку  от полковника
возник человек с невзрачным  лицом  и маленькими белыми  руками, имевший вид
скорее  бухгалтера, нежели террориста. Он сел за стол и принялся  обкусывать
ногти, глядя на меня не без ехидного удовольствия. У него была рыжая бородка
и черные курчавые волосы -- редкая особенность, свидетельствующая, по мнению
местных  знахарей,  о врожденном лукавстве. Человек,  по-видимому,  гордился
своим  врожденным лукавством,  коль скоро не брил бородку.  По  этой примете
легко было узнать Рая Адана, врага Ласси.
     Полковник встал и, расхаживая по комнате, начал:
     -- Секретный  сотрудник  отдела безопасности Рональд  Денисон предложил
своему начальству операцию "Проповедник", План  операции был  такой: создать
ван  Роширену искусственную популярность, заставить "этих грязных  туземцев"
заинтересоваться  его болтовней  или  колдовскими способностями и  добраться
через ван Роширена до "главы террористов".
     Мой племянник проявил непростительную поспешность,  захотев встретиться
с  ван  Роширеном в замке у Бродячего Перевала. Я приказал  ему оставить это
дело. Он сделал вид, что выполнил приказание, но, услышав,  что  проповедник
отправился с места свидания пешком, не устоял перед искушением и повидался с
ним, разумеется, как случайно встреченный фермер.
     Служба  безопасности  составила  список  всех,  с  кем  встречался  ван
Роширен, и напала на след Исана Красивые Глаза.
     Когда  Рональд  Денисон обнаружил, что его сосед по ферме  -- племянник
самого  полковника и  человек,  видимо,  неравнодушный  к  проповедям,  план
операции был изменен.  Денисон подружился с соседом, стал делать ему дорогие
подарки  и  оказывал  услуги,  мотивируя  такое  необъяснимое  в   землянине
изменение  благотворным  влиянием  проповедника. Наконец  этот  глупец  Исан
признался во всем.  Денисон рассчитывал, что вслед  за этим Исан добровольно
расскажет ему  о вещах,  о которых  бы молчал даже  под пыткой, но попался в
собственную   ловушку.   Исан  заметался,   не  будучи   приучен   поступать
самостоятельно, и, чувствуя, что  натворил бед, бросился спросить  совета  у
ван  Роширена. Его телохранители не спускали с Денисона глаз, и тот не сумел
уведомить свое начальство.
     Ван Роширен не был посвящен в планы  отдела безопасности, но этот агент
компании сразу увидел возможность для  потрясающей саморекламы. А  ведь  ван
Роширен живет саморекламой -- это  его способ добывания денег. Он представил
себе  впечатление,  которое  произведет  публичная исповедь  этих  двоих  --
Денисона и Исана. Он сразу сообразил, что Денисону  не  в чем  признаваться,
кроме как  в христианской  добродетели и просветлении души.  Что же касается
Исана Красивые Глаза, то его исповедь как нельзя более своевременно выливает
ушат грязи на головы мятежников.
     Когда после вашего  ухода ван Роширен известил  своих  покровителей  из
отдела  безопасности,   те  пришли  в  ужас.  Антонио   Серрини  связался  с
начальником охраны  Президента.  Президент, вернее,  его  пустая машина  без
предупреждения  выехала  к  Облачному  Храму.  Сопровождавшие  ее  гвардейцы
обстреляли  вас,  но дали  вам уйти. Они  понимали, что  Ласси, невзирая  на
опасность, отправится  прямо ко мне, потому что в любом другом месте его тут
же убьют. И вот вы здесь.
     -- И где же мой хвост? -- спросил я.
     -- Ласси ушел  от него,  -- сказал  полковник.  --  Они  нашли разбитую
машину в горах и решили, что вы свалились в пропасть.
     Полковник сел, взглянул на часы и  чуть  заметно кивнул Раю  Адану. Рай
Адан положил правую  руку на  стол и вытянул большой и указательный  пальцы.
Остальные один за другим сделали то же самое. Этим жестом великий царь и его
совет выносили смертный приговор.
     Полковник подошел  к двери и подозвал пару охранников. Я взял  со стола
кусок лепешки, который недоел, и молча стал его жевать. Покончив с лепешкой,
я встал, и охранники отвели меня в определенный мне домик.
     В середине дня в домик явился Рай Адан, правая рука полковника, и лично
обыскал меня с головы до ног. Вел он себя по-хамски.
     Рай Адан и Ласси не выносили друг друга. Поэтому, когда Ласси ненавидел
землян, Рай Адан был их защитником, а теперь дело обстояло наоборот.
     Охранники развели  огонь  и  принесли  новые подушки. Глина  на  стенах
высохла.
     Я валялся  в подушках и думал  об Агнес, о Дене,  о Ласси и  о том, что
весь  урожай вирилеи наверняка пропадет. И еще:  стоит залететь в эти  места
любому  двухмоторному кукурузнику, как его собьют, и даже если террористы не
найдут внутри ничего, кроме  горшка с кислым молоком и двух старушек, горшок
они  посчитают  замаскированной атомной  бомбой,  а  старушек -- переодетыми
десантниками.