Юлия Латынина.
    Проповедник


     © Copyright Юлия Латынина, 1994
     "Знание -- сила", NoNo 7-12, 1994.



Глава первая

     --  Все, --  сказал  Филипп  Деннер,  --  через два месяца  эта планета
превратится в ад. Через два месяца и три дня. Хоть часы ставь. .
     И он в  самом деле снял с полки электронный будильник и начал  нажимать
на  кнопки,  --  впрочем, потому  лишь,  что  будильник  выключился вместе с
электричеством час назад.
     -- За работу в аду, -- сказал Антонио, -- повышают жалованье.
     Деннер  поморщился.   Филипп  С.   Деннер  --  исполнительный  директор
"Anreco", и своим напоминанием о жалованье Антонио словно обварил его сердце
кипятком.
     Деннер воздел руки кверху и воскликнул:
     --  Международный  арбитражный  суд!  "Харперс"  просто  дал   сенатору
Федерику Дейну вот такую взятку!
     -- А мы  почему  не  дали  взятки?  --  ледяным тоном  спросил  Антонио
Серрини.
     Я   вынул  из   кармана   фляжку  местной  просяной  водки,  взял   три
пластмассовых стаканчика и разлил по ним водку. Это было первый раз в жизни,
чтоб я пил на службе, но ведь у всего должен быть первый раз...
     Антонио вылил свой стаканчик в себя.
     --  Вы  понимаете,  --  сказал  я  Деннеру,  --  что  население  страны
голосовало не против Президента? Оно голосовало против "Анреко".
     --  Какого  черта,   --   сказал  Деннер,  --  мятежников  поддерживает
"Харперс".
     -- Против "Анреко",  -- повторил я, -- и особенно против личного  друга
Президента господина Филиппа Деннера.
     -- Я вас уволю! -- заорал Деннер. -- Вы меня не уволите, -- возразил я.
-- Вы не найдете на всей этой паршивой планете специалиста по связи, который
делает так много работы за так мало денег.
     --  Мне плевать! --  взвизгнул Деннер.  -- Вы мне  надоели! Добиваетесь
того,  чтобы перебежать в  "Харперс"? Только  попробуйте! За первое же  ваше
изобретение там я предъявлю вам иск, что вы его сделали службе "Анреко".
     -- Добрый день, -- сказал кто-то за нашими спинами.
     Антонио и я обернулись. В приоткрытую дверь кабинета заглядывал человек
лет пятидесяти, невысокий, с округлым румяным лицом и рыжими волосами. Глаза
у него были большие, цвета сухой персиковой косточки. Приятные глаза. Одет в
безупречный   костюм,  в  руке  --  немного  старомодный  чемоданчик,  через
чемоданчик перекинут светло-зеленый плащ.
     -- Я  бы, -- сказал человек, -- хотел видеть  пресс-секретаря  компании
"Анреко" Эрика Байна.
     Деннер хлопнул глазами. Раз и два.
     --  Это, --  сказал Деннер, -- кабинет исполнительного директора. К-кто
вас сюда пустил? Где мои секретари?
     -- Вы кто, -- спросил я, -- журналист? С Земли?
     Конечно,   журналист,   черт  их   побери!  Корабль,   который   привез
окончательное решение арбитражного суда, должен был привезти и целый выводок
журналистов: страна будет подыхать, а они будут делать волнующие репортажи.
     Кстати, в здание пускали только служащих компании.
     Антонио встрепенулся:
     -- Слушайте, --  сказал он  человеку, -- я  вас видел  на экране. Вы --
Арнольд ван Роширен.
     Незнакомец кивнул. Деннер страдальчески крякнул. Я  уже говорил: что бы
Деннер ни увидел, его реакция проста: "А сколько это стоит компании?"
     А Антонио засмеялся и сказал:
     -- Мистер ван Роширен, советую вам  убираться с планеты этим же рейсом.
На какой-нибудь курорт. И читать там свои проповеди по телевизору  увядающим
дамам. А то вы будете единственным телепроповедником, еще при жизни попавшим
в ад. Потому что через два месяца это будет самое близкое к аду место.
     -- А зачем  вы сюда пожаловали, мистер ван Роширен? --  поинтересовался
я.
     -- Привести, -- ответил он, -- враждующие стороны к согласию.
     Мне показалось, что я ослышался. А Деннер спросил:
     -- Это во сколько же вы обошлись старому Гарфилду?
     -- Я,  --  осторожно ответил ван  Роширен,  -- предлагал посредничество
даром.  Однако  "Анреко" не  пожелала  принять  подобной  услуги от лица, не
связанного  с  ней  контрактом.  Совет  директоров  испугался,  что  я  буду
независим.
     -- И какую же сумму вы запросили?
     -- Четыреста девятнадцать кредитов.
     --   Четыреста   девятнадцать   кредитов!   Я   вчера   менял  шины  на
пуленепробиваемые, и то заплатил восемьсот!
     Деннер изумленно рассмеялся и сказал:
     -- Пожалуй, вы больше и не стоите.
     Арнольд ван Роширен поклонился.
     -- Спаситель наш,: -- промолвил он,  -- стоил тридцать  Серебреников, и
на современные деньги это около четырехсот  двадцати кредитов.  Полагаю, что
стою хотя бы на кредит дешевле.
     И вышел.
     Антонио покрутил пальцем у виска.
     --  Я  всегда говорил,  -- сказал Деннер, --  что  нам надо  было самим
продавать  оружие! Если  бы  мы  продавали  оружие  хотя  бы  Президенту, то
"Харперс" просто нечего было бы делать в этой стране!
     Я поднялся и ушел в свой кабинет. Под его дверью уже лежали привезенные
с Земли газеты недельной давности. Я разложил их на столе  и стал смотреть с
конца. Последняя газета  была  от семнадцатого числа. Арбитражный  суд вынес
свое решение  четырнадцатого числа, и на  роль  новости  его  решение уже не
годилось.  Новостью  был  Арнольд  ван  Роширен.  Журналисты  взяли  у  него
интервью,  в котором он объяснил, что отправляется на Новую Андромеду, чтобы
предотвратить  гражданскую войну. "Это очень  просто, -- сказал проповедник,
-- Я хочу, чтобы Президент и полковник встретились друг с другом. Глядя друг
другу в глаза, они осознают взаимные грехи и попросят друг у друга прощения.
Господь принесет народу мир".
     Где-то  внизу  слабо  ухнуло,  мигнул  свет, и  на  корпусе  служебного
компьютера загорелась  красная лампочка в знак того, что  энергия идет не из
сети, а  из  блока бесперебойного питания. Видимо,  кто-то  -- Президент или
полковник -- согрешил еще раз.
     Через три часа Антонио заглянул ко мне.
     --  Пошли,  -- сказал он, -- я хочу  напиться, а здесь  нам вечно будут
мешать.
     Мы проверили пистолеты и пошли.
     У стеклянных вращающихся дверей нас поджидали репортеры.
     -- Мистер Денисон, -- сказал один из них, -- ваши комментарии по поводу
решения арбитражного суда.
     Я высказал свои комментарии коротко и энергично.
     -- Ой,  --  сказал  молоденький  репортер, покраснев  до  ушей,  --  по
транссвязи это не пропустят.
     Я высказал ему мое сожаление -- в тех же выражениях.
     -- Мистер Серрини,  -- спросил другой, -- что вам  известно об Арнольде
ван  Роширене? Это правда,  что он нанят  непосредственно вашим  отделом? Вы
рассчитываете, что его  связи с оголтелыми правыми кругами  могут образумить
местную военщину?
     Антонио сказал:
     -- Мой отдел  занимается  обеспечением  безопасности служащих компании.
Мой отдел не занимается Господом Богом. Я ничего не знаю о ван Роширене. Два
года назад я где-то видел запись его проповеди. Он проповедовал  слово Божие
и любовь между людьми.
     -- Мне нужны новости, а не пропаганда, -- возразил репортер.
     -- Что значит "пропаганда"? -- справился Антонио Серрини.
     -- Отрицательная информация -- это новости, положительная информация --
это пропаганда, -- пояснил репортер.
     -- А ну катись отсюда! -- сказал Антонио.
     -- А вам  известно, -- спросил с надеждой репортер, -- скажем, чтобы он
преследовал домогательствами своих прихожанок или присваивал пожертвования?
     -- Ничего такого я не слышал, -- сказал Антонио.

     На  следующее  утро  по  пути  на  работу я  заехал  в  гостиницу,  где
остановился ван Роширен.
     Гостиница стояла  на малой  базарной площади. Первый этаж был сделан из
камня, остальные два -- из дерева.  Крыша, по  местному обычаю, была сложена
из  деревянных  плашек, крашенных под черепицу. По ту сторону  площади стоял
местный  храм со  статуей бога-привратника.  Боевики Президента  отбили богу
голову и приставили сверху  гипсовую  голову Президента, Начиналась весенняя
засуха, и все -- гостиница, храм  и пустая базарная площадь --  было покрыто
густым слоем пыли. Бог с головой Президента грустно глядел на запустение.

     Я поднялся на третий этаж, перевернул табличку "Просьба не беспокоить",
исполненную  на  асаисском  и  на  английском.  По-английски  табличка  была
написана с одной ошибкой. По-асаисски  ошибок было  две. Я  постучался.  Мне
никто не ответил, хотя в номере что-то бубнило. Я повернул ручку и вошел.
     Ван Роширен стоял  на коленях  и говорил вполголоса.  Собеседник его  в
древнеримских плавках висел  перед ним на кресте в двух метрах от пола. Судя
по безмятежному выражению на лице собеседника, я бы не сказал, что он слышит
ван Роширена.
     Я  прошел  в  соседнюю  комнату. По местным  стандартам  это был  очень
шикарный номер. С  потолка, несколько  напоминая соплю, свешивалась лампочка
без абажура.  В углу стояла  кровать, круглый  столик, два стула и тумбочка.
Ящиков  в тумбочке не было --  они вывалились от старости, как зубы изо рта.
За  выцветшими  занавесками  красовалось пуленепробиваемое  стекло  с  двумя
аккуратными дырками посередине.
     Усевшись  на тумбочку, я стал л ждать, пока  ван Роширен закончит  свое
интервью с богом. Наконец он появился и, улыбаясь, сел к низенькому столику.
     --  Я  правильно  вчера понял, что вы  "  явились, чтобы  предотвратить
гражданскую войну? -- спросил я.
     -- Да, -- сказал он.
     --  Прекрасно.  Значит,  вы  можете заставить этого  дьявола полковника
Идассу покаяться и  распустить своих террористов? Или Д. Л. Адара -- сложить
с себя  обязанности, гм... Президента? И руководство компании вы тоже можете
обратить на путь истинный?
     -- Я -- нет, -- сказал он, -- но Господь все может.
     Встав, я поманил его к окну.
     --  Видите,  торговая  площадь. Но на ней ни  души. Потому что  три дня
назад по указу  Президента вон  в том храме, напротив, спилили голову статуе
предка полковника  Идассы  и  пришпилили  на ее  место  голову Президента. И
завтра  или  послезавтра местные  газетчики  напишут о  том,  как  гвардейцы
Президента, вооруженные ружьями с серебряной насечкой и летающими кинжалами,
украшенными изображением свернувшегося дракона,  сидели там в ожидании людей
полковника,  который не мог,  не теряя лица, проглотить  такое оскорбление и
прислал сюда  своих людей, вооруженных пистолетами с рукоятями,  украшенными
узором  из  сплетенных  ветвей и букв, и  ножами  с четырехгранным  лезвием,
блистающим, как новорожденное солнце.
     --  Через два месяца,  -- уверенно сказал проповедник, -- они  отбросят
ножи и кинжалы.
     -- Несомненно,  -- ответил  я, -- потому что через  два месяца законным
президентом страны  станет  полковник Идасса.  В президентский  дворец  его,
конечно, никто не пустит,  первым актом нового  правительства  будет  отмена
эмбарго  на  поставку  современного  оружия,  и  местные  жители  перестанут
использовать  кремневые  ружья, блистающие серебряной  насечкой, и  ясеневые
луки,   обложенные  черепаховыми  щитками,  станут  использовать   автоматы,
гранатометы  и  военных   советников.   Ведь  полковнику  очень   хочется  в
президентский  дворец,  а  иначе,  как с помощью  гранатометов,  он туда  не
попадет.
     Ван Роширен кротко улыбнулся.
     -- Кстати, о богах,  -- продолжал я. -- Полагаю, что на множество вещей
террористы  бы  никогда  не решились,  если бы не  бог, которого они носят в
холщовых  мешочках и  которым  они  смазывают стрелы.  Что же до  гвардейцев
Президента, то у них до сих пор в обычае присягать Президенту на воткнутом в
песок  священном мече его  предков с  рукоятью  в  форме креста,  усыпанного
отблесками  небесного огня, и поэтому я полагаю, что ваша... гм... символика
будет иметь у них большой успех.
     -- Каждый  народ, -- сказал  ван Роширен, -- знает бога. Андромедяне --
не исключение.
     -- Ну разумеется, -- сказал я, -- андромедяне отлично знают,  что такое
бог. Это такой  раскрашенный чурбанчик, которому мажут губы медом,  чтобы он
послал много мяса. А если он посылает мало мяса, им топят печку.
     -- Что же, --  сказал ван Роширен, -- андромедяне имеют более достойное
представление о боге, нежели вы.
     Я промолчал и вытащил из сумки пластиковый пакет.
     -- Возьмите, -- сказал я.
     -- Что это?
     -- Статьи о Новой Андромеде. Отчеты экспертов, опросы, тесты. Я не хочу
сказать,  что это секретный материал,  но все-таки  постарайтесь, чтобы  его
никто не видел, кроме вас.

     Я  вышел  из  комнаты,  хлопнув  дверью.  Замечательно!  Шестой  год  я
выплачиваю деньги за  бронированный автомобиль, который к тому же ест прорву
бензина,  эксперты  исписали  целые   тома,  председатель  комиссии  ООН  по
урегулированию кризисных ситуаций посещает Новую Андромеду каждые два  года,
миллионы кредитов ушли в эту пропасть... А теперь приезжает один блаженный и
говорит: "Господь все поправит!".

     Площадь перед гостиницей была все  так  же  пуста и  покрыта пылью.  На
соседнем  перекрестке я  проехал  на  красный  свет.  Под светофором  скучал
псоглавый бог войны,  красноухий  и  с квадратными зрачками. В одной руке он
держал  желтое  четырехгранное  копье  с боевым значком, свисающим  до самой
земли, а другая  кончалась змеиной пастью. Это был  бог весьма внушительного
вида. Я подумал,  что если  уж  верить, то лучше  уж  верить в такого, чем в
того, в венце из античной колючей проволоки.
     Первые  сотрудники уже  начали  скрестись  в  дверь, секретарша  внесла
поднос с кофе - началось очередное совещание по поводу "Павиана".
     Асаиссцы   изображают  в  виде  четырехрукого   павиана   бога-сторожа.
Вообще-то этого бога зовут Шек, но так как имя его --  табу, то все называют
его просто богом-павианом. Этот  бог сторожит все, что угодно, --  договоры,
курятники, президентов, странствующих скоморохов, -- стоит только налить ему
в блюдечко кислого молока. Я бы на месте здешних богов давно подох от такого
малого жалованья.
     Итак,  бога-сторожа  зовут павианом,  и  когда мой отдел стал делать на
случай войны информационную сеть, выполняющую  роль  универсального сторожа,
мы назвали эту сеть "Павианом".
     Перед компанией стояла  нелегкая задача.  Во-первых, мы желали остаться
нейтральными в  этой  войне. Во-вторых, мы  желали  дать  ясно  понять,  что
нападение на  фермы  и  земли,  принадлежащие компании,  повлечет  за  собой
неотвратимое возмездие. Нам было заранее ясно, что на земли и на фермы будут
нападать,  потому  что  такие  вещи зависят  не от  запретов  полковника или
Президента, а  от  того, сколько  просяной водки  выпил начальник отряда  на
завтрак. Фермы  были разбросаны по всей стране,  и  у нас, конечно,  не было
возможности поставить возле каждой вооруженную заставу.
     Мы разработали безотказную систему  космической связи и  установили  на
фермах   соответствующую  аппаратуру.   По  вполне   понятным   соображениям
секретности я не собираюсь рассказывать  о том, как  "Павиан"  был  устроен.
Достаточно  сказать,  что  мы ручались,  что  с  момента  нападения на ферму
"Павиан" начнет передавать информацию о всем совершающемся и каждый участник
нападения  унесет на себе характерную радиоактивную метку,  а  это  позволит
небольшому, но отлично  подготовленному боевому отряду  настичь  бандитов  в
любом  месте и устроить им хорошее "угощение".  Впрочем, такие системы -- не
новость, и главная трудность не в том, чтобы пометить нарушителя,  а в  том,
чтобы  не поднять тревогу по поводу лося или стаи синиц, случайно залетевших
на охраняемый участок.
     Мы ручались, что "Павиана" будет так же трудно обмануть или  отключить,
как и его небесного двойника. Покамест "Павиан" работал и как очень надежная
система связи.
     Я был не очень доволен "Павианом". Хорошая информационная сеть делается
стандартно выполненными деталями и нестандартно мыслящими инженерами. У меня
было такое  ощущение, что с  "Павианом" дело обстояло  абсолютно наоборот. Я
точно знал,  что с него можно  снять  много стружки, но как только я начинал
снимать эту стружку, я задевал сонную артерию.
     Если  бы Деннер  об этом знал, он  проел  бы  мою печенку,  и поэтому я
молчал обо всем и писал хвалебные отчеты.
     Совещание закончилось в десять. Поднялся на шестнадцатый этаж и толкнул
серую дверь с табличкой: "А. Дж. Серрини. Отдел безопасности".
     Здание  компании  --  единственное  шестнадцатиэтажное  здание  во всей
столице. Когда его строили, отец Президента выразил опасение, не про-, ткнут
ли  чужеземцы небо,  но  губернатор  столицы, знавший грамоту, успокоил его,
сказав,  что  мы просто хотим  быть поближе  к Земле. Губернатору за удачное
объяснение подарили наручные часики.
     Я  подошел к  широкому  окну.  Утреннее солнце .сверкало  над  розовыми
облаками,  как вечная  фотовспышка;  внизу  расстилались  белые  одноэтажные
домики с  плоскими крышами. На  улицах  копошился народ, владельцы  грузовых
автомобилей переругивались с  осликами.  В зеленых садах женщины развешивали
белье или сажали в дворовые печи тесто. Далеко на солнце блестела река, и  у
берегов, по  шею  в  воде, теснились  коровы  и овцы, спасаясь  от проворных
весенних слепней.  На  другом  берегу  начинались ровные  белые  трехэтажные
домики -- деревня, где жили служащие компании.
     Антонио сидел в кресле, задрав  ноги на подоконник, и орал в телефонную
трубку:
     --  Можно проехать?! На танке?! Только на танке или  хоть на танке? Ах,
только на танке!
     Он сделал  мне  знак сесть и ткнул пальцем в  ворох пестрых диаграмм на
столе.
     Я спросил:
     --  Ты  слыхал,  что вчера спросил  репортер?  Он спросил:  "Правда ли,
мистер Денисон, что вы станете заместителем министра связи?"
     Антонио  уперся в  меня своими  глазами цвета автомобильной покрышки, и
спросил:
     -- А ты не хочешь? Почему?
     -- Жалованье маленькое.
     -- Жалованье маленькое, а взятки большие, -- возразил Антонио.
     -- Это Деннер, -- сказал я, -- он хочет меня съесть.
     -- Все хотят съесть друг друга. Ну и что?
     -- Чем выше взбирается обезьяна, тем видней ее зад, -- сказал я.
     Серрини промолчал.
     --  Ко  мне  опять  приходил человек  из "Харперса",  -- сказал  я.  --
Предлагал перейти к ним.
     -- Старый Гарфилд никогда  не выгонит  Деннера, --  сказал  Серрини. --
Президент обидится. А чего хочет Деннер, ты знаешь.
     Я пожал плечами и положил ему на стол утреннюю газету.
     -- Так кто будет платить апостолу за бензин? -- спросил я.
     -- Понятия  не имею. Я вчера задал ему тот же  вопрос.  Он сослался  на
птиц  небесных, которые не сеют и не жнут,  а  Бог одевает их  красивей, чем
девиц  из ночных  кабаре. Завтра  он  устраивает  пресс-конференцию во славу
Божию  и проповедь. По-видимому, считает, что этого  будет достаточно, чтобы
поехать по стране.
     -- Других денег у него нет? -- уточнил я.
     -- Были, друг мой, были! Как раз за день до отлета "Сириуса" он получил
чек на сто тысяч кредитов и переслал его в лечебницу для слепо-глухих. Потом
включил  телевизор --  услышал  про арбитражный суд и  признание  мятежников
законным правительством.  Это его  сильно поразило. Он  поговорил об этом  с
Господом, и Господь посоветовал ему купить билет на  "Сириус". Так как денег
на билет у него не  было, то  он  отправился в  "Анреко",  добрался каким-то
образом до старика  Гарфилда,  получил билет и  контракт -- и вот  он здесь.
Старый Гарфилд, -- сказал Антонио, -- наверно, совсем выжил из ума.
     -- Не думаю, -- сказал я. -- Я догадываюсь, что он имел в виду.
     Антонио поглядел на меня с интересом.
     -- У  туземцев другая психология, -- сказал  я.  -- В конце концов, это
просто невежественные крестьяне, вроде тех, что жили в отсталой Га-лилее.  К
тому  же  нельзя не учитывать,  что когда-то идеология  мятежников была, ну,
немного похожа. Возможно,  что полковник захочет встретиться с ван Роширеном
и  п