опытается  его  использовать. Почему  бы нам не навестить полковника  по
следу ван Роширена?  Я  не говорю, что это произойдет, но  ведь полковник --
непредсказуемый человек.
     -- Так что ты предлагаешь? -- уточнил Антонио.
     --  Не  стоит бросать  ван Роширена  на произвол судьбы.  Наоборот,  мы
должны его опекать. Познакомить его с местными чиновниками. Обед с министром
связи,  обед  с  министром  финансов.  После  этого  его  начнут  приглашать
наперебой. Все  станут  думать:  "Этот человек бывает  здесь, бывает там, --
несомненно,  у  него  есть  влияние  и связи. Человек  может позволить  себе
говорить такую чепуху,  только  если  за ним стоят  влиятельные политические
силы". Полковник на это клюнет.
     Антонио задумчиво кивнул.
     --  Старик  Гарфилд  наверняка именно это  и имел  в виду,  посылая ван
Роширена на Андромеду, -- сказал я.
     -- Хорошо, -- сказал Антонио, -- назовем эту операцию: "Посредник".

     Не подумайте, что я по совместительству работаю  в секретном отделе.  У
шпионов  --  своя  работа,  у  меня  --  своя.  Но  если  ты  специалист  по
информационным системам, то в такой крошечной стране, как Асаисса, тебе рано
или  поздно  придется  иметь дело  с информационными системами определенного
сорта.
     Кроме  того, как раз тогда, когда я прилетел на Новую Андромеду, а было
это лет  десять  назад, у местных чиновников  вошло в обычай  монтировать на
своих  фермах  системы слежения -- контрабандные, разумеется. Обо мне  пошел
слух, как о хорошем человеке, и меня возили по ночам с завязанными глазами в
неизвестном направлении, и  после каждой такой  поездки на мой счет  в банке
было приятно глядеть.
     В  конце  концов,  как  и  следовало ожидать, я  угодил  в переделку, а
переделка  угодила на первые  полосы газет. Когда  все закончилось,  Антонио
Серрини  сказал так: "Есть две  полезные категории  людей: те, которые умеют
стрелять, и те, которые умеют  думать.  Множество людей не  принадлежат ни к
той, ни  к другой  полезной категории, и очень немногие  принадлежат сразу к
обеим. Мне очень приятно, что вы принадлежите к числу этих немногих".
     Что касается Филиппа Деннера, который тогда был еще вице-директором, то
он  вызвал  меня  к  себе  и  очень  долго  объяснял, что  не  все  те,  кто
отрекомендовался чиновником  Президента и  возил меня с завязанными  глазами
устанавливать системы слежения, на самом деле люди Президента. Он  объяснил,
что  некоторые из них были террористами. Можете себе представить, как я  был
поражен! Я рассыпался в благодарностях и сказал, что он открыл мне глаза.
     Отдел  безопасности  замял мою  роль в  этой  истории, и  я остался ему
весьма обязанным.
     Через пять Лет мой  шеф  улетел на Землю, и  я стал начальником  отдела
информационных систем, не без  помощи Серрини. Словом, вышло так, что я знаю
меньше, чем шпион, и больше, чем обыкновенный служащий.
     К концу рабочего дня Тони известил меня, что вице-префект столицы будет
рад  видеть  господина  ван  Роширена  на завтрашнем  приеме.  Я  хотел было
позвонить ван  Роширену,  но... Помните,  вчера  включался  блок  аварийного
питания? Это взорвали районную телефонную станцию.
     Я проверил револьвер  и  отправился в гостиницу на машине. Над столицей
висели  облака,  плоские, как  шутки начальства,  под  ними  шлялся  военный
вертолет  персикового  цвета,   и  где-то  в  туземных  кварталах  далеко  и
безутешно, как дешевый игольчатый принтер, трещал автомат.
     Хозяин  гостиницы  так  озадаченно  глядел  на  деревянную  лестницу  с
истертым ковром, словно она вела не на второй этаж, а на второе небо.
     -- Вы к проповеднику? -- спросил он.
     -- Да.
     -- А с ним ученики. Шесть штук.
     Я насторожился. Я  сегодня  видел контракт, и про учеников  в контракте
ничего не было.

     Метрах  в десяти  от двери  ван Роширена я  услышал незнакомый звук. Не
люблю  незнакомые  звуки  -- у  меня  плохие  нервы.  Я  вытащил из  кармана
револьвер, снял предохранитель.  Затем  повернул  ручку  двери и  вошел  без
стука.
     В спальне было  трое  учеников. Двое из  них, сложив руки, беседовали с
Господом. Третий, судя по физиономии, с планеты Ригель, сидел, подвернув под
себя хвост и  вытянув уши, и  издавал тот  самый  звук,  который я  слышал в
коридоре.  Видимо,  он  тоже молился. Четвертый...  Я  вспомнил  озадаченную
физиономию  хозяина и все  понял. Сунул револьвер в  карман. Из-за  соседней
двери высунулся ван Роширен и поманил меня пальцем.
     Мы  уселись  у низенького столика под  распятием.  Я повернул свой стул
так, чтобы сидеть спиной к этому, в полотенце. Я рассказал  ван Роширену про
прием у префекта, и он воспринял это как должное. Потом застенчиво сказал:
     -- Вы  не могли  бы мне обрисовать местное положение  подробней? Что же
все-таки произойдет через два месяца?
     Если учесть, что  его послал на планету сам Господь  Бог, это заявление
выглядело  несколько странно. Если  Господь  так халтурно  разъясняет  своим
агентам  полевую  обстановку,  то  немудрено,  что  они   всегда  с  треском
заваливали работу.
     -- Через два месяца, -- сказал я, --  полковник Идасса будет официально
признан  главой  правительства,  якобы  выигравшего полгода  назад  законные
демократические выборы. При этом, по давнему требованию террористов, Асаисса
получит статус свободной торговой зоны. Это  значит, что туземцы, которые до
сих  пор выясняли  отношения  в  основном  с  помощью  отравленных  стрел  и
кремневых   ружей,   станут  официально   выяснять   отношения   с   помощью
гранатометов. В  природных условиях  Асаиссы это  обрекает  их на  гибель не
только от оружия, но и от голода.
     Я замолчал, и  тут, как на грех, с окраины  города донеслась автоматная
очередь. Зазвенели стекла.
     -- Да, -- сказал ван Роширен, -- удивительными стрелами пользуются ваши
туземцы. Это что -- гуделка при стреле?
     В  спальню,  мягко ступая,  вошел  огромный, медвежьего  вида  парень с
широкими скулами и тонкими  пальцами  пианиста. Он  выглядел в точности  как
помесь  орангутана  и  громилы.  Если бы  я  служил в  местной  полиции,  то
немедленно арестовал его по подозрению в грабеже банка.
     Детина  отчаянно взглянул на ван  Роширена,  вздохнул  и бережно  вынул
из-под  куртки короткую "Беретту".  Автомат был украшен  красивой серебряной
насечкой. Насечка,  конечно, "местного производства". Все остальное приехало
с Земли.
     -- Денис, -- сказал ван Роширен укоризненным тоном, -- пошел за  зубной
щеткой, а купил вот это! Прямо на главной улице, в полукилометре отсюда.
     Я подошел к окну и поманил верзилу Дениса пальчиком.
     -- Денис, -- сказал я, -- когда у вас  кончатся  патроны, не ходите так
далеко  за  новыми.  Видите  лавочку  напротив,  да-да, с  надписью  "Рыба"?
Спросите  рыбьей  икры, и  вам  продадут очень  хорошие патроны,  причем  за
полцены.
     -- Значит, -- сказал ван Роширен, -- с запретом не считаются? Почему?
     --  Потому что в местных условиях тот, кто вооружен, живет дольше того,
кто  не вооружен.  И эта  простая истина одерживает убедительную  победу над
человеколюбивыми намерениями законодателей.
     -- Но все же, -- сказал  ван Роширен, -- большинство местных жителей не
имеет автоматов.
     -- Большинство местных жителей  питается просяной кашей без масла. Один
автомат стоит столько же, сколько пятилетняя норма просяной каши без масла.
     --  Тогда  что же  изменится, когда снимут запрет на торговлю? Разве  у
бедняков найдутся деньги, чтобы купить себе жизнь? Разве жизнь не останется,
как и всегда, привилегией богатых?
     -- Да,  -- сказал я, --  жизнь останется привилегией богатых. Но каждый
бедняк получит возможность записаться либо в армию Президента, либо в  армию
Полковника, либо в  охрану одного из местных князей. Ему выдадут автомат, --
конечно, не просто так, а в обмен... А что может предложить туземец-бедняк в
обмен? Только свою землю и свою свободу.
     Ван Роширен моргал.
     -- Такие договоры уже заключаются, -- пояснил я. -- За  автомат человек
продает  в рабство себя  и семью. Если  он  отдает  еще  и землю, к договору
приписывают  условие,  что  господин будет  жаловать  ему тысячу патронов  в
год... Отчего, думаете, так выросло могущество князей?  Люди  меняют свободу
на  покровительство и  безопасность.  Но все это  незаконные договоры. После
отмены эмбарго они станут законными.
     Ван Роширен скорбно молчал. Потом он спросил:
     -- А заключает ли такие договоры компания?
     -- Вы с ума сошли! Это был бы скандал.
     -- А после отмены эмбарго компания сможет заключать такие договоры?
     -- Да, -- сказал я. --  После отмены эмбарго  компания сможет заключать
такие договоры.
     -- Итак, -- подытожил ван Роширен,  -- сейчас вы не можете купить земли
крестьян, потому что вам  их не продают. Через два года после отмены эмбарго
у вас будет больше  земли, чем у всех  князей  и у семьи  Президента, вместе
взятых и притом у вас будут работники, приписанные к этой земле?
     -- Я этого не говорил, -- возразил я.
     -- Это я вам говорю! -- сказал ван Роширен.
     Я невозмутимо улыбнулся. Ван Ро-: ширен, разумеется, прав. Это было то,
чего хотел  Деннер и за что  я ненавидел Деннера. Четыре месяца назад, когда
комиссия  Федерика  Дейна  прилетала  на  Новую  Андромеду,  "Хар-перс"  дал
комиссии взятку. Деннер  взятки не  дал.  А  деньги, отпущенные  на  взятку,
положил в свой карман. Но  он  не  дал взятки не оттого,  что  ему было жаль
денег. Он не  дал взятки оттого, что ему хотелось иметь в  своей руке больше
земель, чем всем князьям и семье Президента, вместе взятым.
     -- Чушь, -- сказал я. -- Это невыгодно компании.
     -- Разве выгодно было, -- возразил ван Роширен,  -- фараону противиться
Моисею?  Но Господь  ожесточил сердце фараона, и тот забыл о выгоде там, где
речь шла о власти.
     Ван Роширен повернулся и пошел вон из спальни. Верзила Денис задержался
на мгновение, чтобы забрать свой автомат.
     -- Эй, -- спросил я, -- а чем вы занимались, пока не стали учеником ван
Роширена?
     -- Я грабил банки, -- застенчиво сказал громила, облапил свой автомат и
был таков.

     Внизу хозяин гостиницы клевал носом над конторкой. Я разбудил его:
     -- А что вас давеча так поразило? Помните, вы смотрели на лестницу так,
словно ее бесплатно покрыли циновкой из радуги?
     Хозяин пугливо осмотрелся.
     --  Видите  ли... мне показалось... в общем, когда этот ван Роширен шел
по лестнице, мне показалось, что  следом за ним идут лев  и ягненок. Сначала
ягненок, а потом лев. Или нет, сначала лев, а потом... -- хозяин запутался и
повесил голову.
     Я потрепал его по плечу.
     -- Вам не показалось. Лев  -- это ригелианин.  А ягненок был  с планеты
Дикси. Когда они будут спускаться по лестнице, вы сразу увидите, что спереди
он не очень-то похож на ягненка.
     Хозяин вздохнул.
     Доехав домой, я позвонил Тони. "Павиан" работал безотказно.
     --   Кто   такой  Денис  Лиммерти?  --   спросил   я.  --  Водительское
удостоверение номер 2364 РОО 976Т1.
     Было слышно, как Тони шарит ни клавиатуре служебного компьютера.
     -- Уроженец Новой Филадельфии, -- сказал он, -- холост, сорок три года,
трижды судим и помечен в  картотеке как искусный грабитель. Арестовывался по
подозрению  в  ограблении  "Ройял  Мей Бэнк", но полиция  так  ничего  и  не
доказала. Между прочим, ограбление века. А что?
     --  Ничего, но этот человек приехал  к  нам  как  ученик ван  Роширена.
Превратился из Савла в Павла. Но все же...
     -- Но  все же, --  сказал Тони, -- я с подобающим уважением  отнесусь к
тому факту, что на нашей скромной планете появился один из самых известных в
Галактике преступников.
     После этого разговора у  меня на душе как-то полегчало. Признаться, мне
было бы жаль, если б этого телевизионного дурачка ван Роширена пристрелили в
первом же переулке. Но если  у  него в учениках Денис Лиммерти, то, пожалуй,
дела обстоят не так уж плохо.
     "Павиан" затрещал опять. Я снял трубку. Это снова был Тони.
     -- Алло, -- сказал он, -- я  забыл  сказать, что мне  сегодня звонил по
транссвязи  старый   Гарфилд.  Просил  оказать  всевозможную  поддержку  ван
Роширену и объяснил, почему он послал его на Новую Андромеду.
     -- Ага, -- сказал я, -- я был прав!
     --  Старик,  --  продолжал  Тони,  -- измучился  ночью, думая о будущем
компании,  и  заснул  только под  утро. Утром  ему во сне  явился  курьер  с
крыльями  за спиной  и сообщил, что первый же посетитель, которого он найдет
утром  у  кабинета,  разрешит  все  его проблемы.  Он  проснулся  и позвонил
секретарше,  -- и  первым  посетителем  был  ван  Роширен. Как известно,  --
хмыкнул Тони, -- ему явился этот же крылатый курьер.
     -- Старик Гарфилд всегда любил розыгрыш, -- сказал я.
     Тони помолчал, а потом промолвил:
     --   Я  тоже   так  думаю.  Кстати,  Гарфилд   знал  ван  Роширена  как
преуспевающего бизнесмена.
     -- И что же  с ним случилось? --  изумился  я.  --  Раскаялся? Попал за
решетку?
     -- Ничуть. Оказывается, ван  Роширен с  детства хотел служить  Богу, но
отец  сказал  ему: "Сначала докажи  мне,  что ты  человек,  а  не неудачник,
который ни на  что  не способен,  кроме как молиться". Ван Роширен  не  стал
противиться воле отца и к тридцати годам сколотил прекрасное состояние. Отец
уже радовался, что его сын забыл о  старых глупостях.  Вдруг сын прилетает с
отчетами и  бумагами, говорит: "Я выполнил твое пожелание", ликвидирует дело
и постригается в ближайшем монастыре.
     -- Так он еще и монах?
     -- Францисканец.

     Год на Новой  Андромеде продолжается десять месяцев, в каждом месяце --
тридцать шесть дней, или три дюжины дней; первая дюжина посвящена двенадцати
старшим богам, вторая дюжина  посвящена  двенадцати  младшим богам  и третья
дюжина посвящена царям.
     Когда  Филипп Денвер  сказал "Два  месяца и  три  дня", он имел  в виду
местные месяцы.
     Стало быть, до последнего срока оставалось семьдесят пять дней.



Глава вторая

     На следующий день я повез ван Роширена на прием к вице-префекту столицы
князю Санны.
     Хозяин  дома в детстве  был чесальщиком шерсти, но  разбогател и, когда
нынешний Президент воевал со своим  дедом,  оказал  ему  изрядную услугу. На
востоке страны есть  город Санна. Этот город захватили три тысячи наемников,
нанятых горожанами для охраны, но, ограбив дома и не будучи сведущи в  науке
управления, "охранники" искали,  кому  его продать. Хозяин  купил город,  но
потом, видя,  что Президент усиливается, подарил его Президенту и был сделан
князем  над  Санной.  Впоследствии,  не  столько  из недоверия,  сколько  из
предосторожности,  Президент отозвал  его  в столицу и  поручал  ему  разные
важные посты.
     Между прочим, старый  князь был тестем Ральфа Пешиэры. Тот был два года
назад моим непосредственным начальником, а  теперь  я  сидел на его месте, а
Пешиэра был заместителем министра связи и сообщений.
     Тут надо пояснить, что именно значит  "заместитель министра".  По новой
конституции   Президент  назначает  министрами  только  коренных  асаиссцев.
Президент  полагает,  что  важнее иметь  министром человека  преданного, чем
человека, подходящего к  должности. То  ли он считает,  что  образованный не
может  быть  преданным слугой режима, то ли надеется, что невежество выгодно
оттенит его  собственный  ум...  Как  следствие  местные  министры не  знают
латинского  алфавита. Их заместители  -- всегда земляне и служащие компании.
Газетчики называют это теневой оккупацией и пишут, что министры не меняют ни
одной запятой в докладах, представленных заместителями. Они не уточняют, что
Президенту  было  бы нетрудно избавиться  от  теневой  оккупации, назначая в
министры людей, сведущих в запятых и латинском алфавите.
     Говорят, что бывший министр просвещения до конца жизни не мог поверить,
что Земля -- другая планета: что за несерьезное государство в небесах?
     Я взбежал на второй этаж гостиницы, свернул в коридор и остановился как
вкопанный.   Ван  Роширен  стоял   на  пороге  комнаты,  прощаясь  со  своим
собеседником. Это был туземец  лет примерно  двадцати  пяти, с нежным, почти
девичьим лицом и глазами цвета ежевики, в зеленых штанах и кожаной куртке. У
меня  безошибочная память  на лица, и я сразу узнал этого молодого человека.
Его  фотографии были  во  всех газетах после того, как он со  своими  людьми
расстрелял в упор предыдущего федерального судью.
     Я отошел  за уголок  лестницы и  стал  ждать. Я  ждал  довольно  долго.
Наконец ван Роширен положил  молодому человеку руку на голову и  благословил
его. Тот  согнулся,  стал на  колени  и  поцеловал  проповеднику  его хорошо
вычищенные ботинки из  крокодильей кожи, потом встал и сбежал мимо меня вниз
по лестнице. Глаза у него  светились. Мне показалось, что я что-то упустил в
жизни.
     Ван Роширен вернулся в свой номер. Я постучался и вошел вслед за ним.
     -- Как вам это удалось? -- спросил я.
     Проповедник хитро улыбнулся.
     --  Ну,  --  сказал он,  -- если  Господь требует от  меня  сделать эту
работу, то, уж верно, он даст мне силы и средства, чтобы ее сделать. Ночью я
просил Господа, чтобы он указал мне дорогу к  мятежникам, и Господь ответил:
спустись на второй этаж, постучись  в номер двести седьмой и  там ты найдешь
человека, которого мятежники отрядили следить за  тобой. Я спустился  туда и
сказал: "Вас  послали следить  за  мной, почему  бы нам не поговорить".  Тот
ответил: "Знать ничего не знаю". А  я: "И к тому же вы третью ночь не можете
уснуть. Спите спокойно, а завтра поднимайтесь ко мне в номер". Я ушел, и он,
оказывается, действительно  уснул. А час назад постучался в  мою дверь, и мы
долго говорили.
     -- Как просто, -- сказал я.
     -- Бог познается по  простоте  употребляемых им средств, -- ответил ван
Роширен.
     Он сел в машину, и мы поехали. С нами был Денис Лиммерти,  а с Лиммерти
-- автомат.
     Прием был, как всегда, великолепен. Старый князь тряс  головой, сидя  в
кресле  на  колесиках.  Центральная  зала сверкала  мрамором  и  хрустальным
светом, вышколенные слуги  неслышно  сновали  по  паркету, предлагая  еду  и
напитки, прелестная восемнадцатилетняя наложница князя порхала  туда и сюда,
расточая ослепительные улыбки. Более всего  она улыбалась новому дворецкому,
бравому  молодцу  лет двадцати в  штанах невиданной  расцветки, стоявшему  у
хозяйского кресла.
     --  Третий  дворецкий за  семь  месяцев, --  сказал Клара Аннели, жадно
глядя на дворецкого, -- она меняет их быстрее, чем Президент -- министров.
     Дворецкий услышал и гордо зашевелился в своих штанах.
     Это  был  приятный прием, из тех,  где встречаешь  множество знакомых и
решаешь  множестро  дел.   Любители  многочасовых  парламентских  обсуждений
никогда  бы не  поверили, с  какой легкостью  в- порядке  личного  одолжения
устраняются тут трудности, совершенно, казалось бы, неразрешимые.
     У  меня были  свои заботы,  и  я переходил от  одной  группы к  другой,
совершенно  потеряв  ван Роширена из виду.  Я  оглянулся  --  он  мелькнул в
дальнем  конце  анфилады с  вице-префектом  столичной  полиции.  Вздохнув, я
поднялся  на второй  этаж.  Мраморные крылатые гении, сгибаясь  от  тяжести,
несли вверх  по лестнице золоченые корзины с фруктами. Из стеклянных фруктов
били сверкая электрические огни.
     Внизу, на  мощеном дворике, ведущем в сад,  вновь мелькнул вице-префект
полиции, на сей раз без  ван Роширена. Этот человек  был мне нужен; я сбежал
вниз по лестнице и пошел через голубую гостиную в сад.
     Посреди  голубой  гостиной стояла серебряная статуя  Господа  Истины  с
топором в руках, ибо истина  убивает.  Под сенью Истины на бархатной кушетке
сидел  Реджинальд Мейси, один  из старейших служащих компании. Он еще помнил
те  славные времена, когда компания не покупала конкурентов, а р