ы явились сюда прямо с поля  битвы.
Неужели без драки не обошлось?
     - Да, сначала мы немножко не поладили.
     - Вот человек! Ну, а потом?
     - Потом он образумился, и беседа  прошла  мирно.  Но  мне  ничего  не
удалось у него выудить, даже для маленькой заметки.
     - Это как сказать! А подбитый глаз разве  не  материал  для  заметки?
Довольно ему нас терроризировать, мистер Мелоун! Поставим  его  на  место.
Завтра же помещу статейку, от которой ему жарко станет. Дайте  мне  только
материал,  и  я  раз  и  навсегда  заклеймлю  этого  суб®екта.  "Профессор
Мюнхгаузен. - что  вы  скажете  о  такой  шапке?  "Воскресший  Калиостро.!
Вспомним всех мистификаторов и шарлатанов, которых  знала  история.  Он  у
меня получит сполна за все свои мошенничества!
     - Я бы не советовал, сэр.
     - Почему?
     - Потому что этот человек совсем не мошенник.
     - Как! - взревел Мак-Ардл. - Вы что же, поверили его  россказням  про
мамонтов, мастодонтов и морского змея?
     - По-моему, у него этого и в мыслях нет. Во всяком случае,  я  ничего
такого не слышал. Но мне теперь  совершенно  ясно,  что  Челленджер  может
внести нечто новое в науку.
     - Тогда о чем же вы думаете? Садитесь и пишите статью,
     - Я бы рад написать, да он обязал меня хранить все в тайне  и  только
при этом условии согласился говорить со мной.  -  Я  изложил  в  двух-трех
словах рассказ профессора. - Видите, как обстоит дело?
     Физиономия Мак-Ардла выразила глубочайшее недоверие.
     - Тогда  займемся  этим  заседанием,  мистер  Мелоун,  -  сказал  он,
наконец. - Уж в нем-то, наверное, нет  ничего  секретного.  Другие  газеты
вряд ли им заинтересуются, потому что  о  лекциях  Уолдрона  писалось  уже
сотни раз, а о том, что там собирается выступить Челленджер,  никто  и  не
подозревает. Если нам повезет, мы получим сенсационный материал. Во всяком
случае, поезжайте туда и представьте мне подробный  отчет.  До  двенадцати
часов придержу для вас свободную колонку.
     Мне предстоял хлопотливый день, поэтому я  решил  пообедать  в  клубе
пораньше и, пригласив за столик Тарпа Генри, рассказал ему вкратце о своих
приключениях. С его худого смуглого лица не сходила скептическая улыбка, а
когда я признался, что профессор убедил меня  в  своей  правоте,  Тарп  не
выдержал и громко захохотал.
     - Дорогой мой друг, таких чудес в жизни не бывает!  Где  это  видано,
чтобы люди случайно натыкались на величайшие открытия, а потом теряли  все
вещественные доказательства? Предоставьте сочинять небылицы романистам. По
части ловких проделок  ваш  профессор  заткнет  за  пояс  всех  обезьян  в
зоологическом саду. Ведь это же невероятная чушь!
     - А художник-американец?
     - Вымышленная фигура.
     - Я же сам видел его альбом!
     - Это альбом Челленджера.
     - Значит, вы думаете, что рисунок тоже его собственный?
     - Ну, конечно! А чей же еще?
     - А фотографические снимки?
     - На них ведь ничего не видно. Вы же сами  говорите,  что  разглядели
только какую-то птицу.
     - Птеродактиля.
     - Да, если верить его словам. Вы поддались внушению и поверили,
     - Ну, а кости?
     - Первую он извлек из рагу,  вторую  смастерил  собственными  руками.
Нужны только известная смекалка да знание дела, а  тогда  все  что  угодно
сфальсифицируешь - и кость и фотографический снимок.
     Мне стало как-то не по себе.  Может  быть,  действительно  я  слишком
увлекся? И вдруг меня осенила счастливая мысль.
     - Вы пойдете на эту лекцию? - спросил я.
     Тарп Генри на минуту задумался.
     - Ваш гениальный Челленджер не  пользуется  особой  популярностью,  -
сказал он. - С ним многие не прочь свести счеты. Пожалуй, во всем  Лондоне
не  найдется  другого  человека,  который  вызывал   бы   к   себе   такое
неприязненное чувство. Если на лекцию прибегут студенты-медики,  скандалов
там не оберешься. Нет, что-то мне не хочется идти в этот сумасшедший дом.
     - По крайней мере отдайте ему должное - выслушайте его.
     - Да, пожалуй,  справедливость  этого  требует.  Хорошо,  буду  вашим
компаньоном на сегодняшний вечер.
     Когда мы под®ехали к Зоологическому институту, я  увидел,  что  сверх
моих ожиданий народу на лекцию собирается много. Электрические кареты одна
за другой подвозили к под®езду седовласых профессоров,  а  более  скромная
публика потоком вливалась в сводчатые двери, свидетельствуя о том,  что  в
зале будут присутствовать не только ученые,  но  и  представители  широких
масс. И в самом деле, стоило нам занять места, как мы сразу убедились, что
галерея и задние ряды ведут себя более чем непринужденно. Там сидели, судя
по всему, студенты-медики. Вероятно, все крупные  больницы  отрядили  сюда
своих  практикантов.  Публика  была  настроена  добродушно,  но  за   этим
добродушием крылось озорство. То и  дело  раздавались  обрывки  популярных
песенок, распеваемых  хором  и  с  большим  под®емом,  -  весьма  странная
прелюдия к научной лекции! Склонность  аудитории  к  бесцеремонным  шуткам
ясно давала себя чувствовать. Это сулило в  дальнейшем  массу  развлечений
для всех, кроме тех  лиц,  к  кому  эти  сомнительные  шутки  должны  были
непосредственно относиться.
     Например, как только на  эстраде  появился  доктор  Мелдрам  в  своем
знаменитом цилиндре с изогнутыми полями, со всех сторон раздались  дружные
крики: "Вот так ведро! Где вы его раздобыли?."  Старик  сейчас  же  стащил
цилиндр с головы  и  украдкой  сунул  его  под  кресло.  Когда  страдающий
подагрой  профессор  Уэдли  заковылял  к  своему  месту,  шутники,  к  его
величайшему смущению, хором осведомились о том, не болит ли  у  профессора
пальчик на ноге. Но самый горячий прием был оказан моему новому  знакомцу,
профессору Челленджеру. Чтобы добраться  до  своего  места  -  крайнего  в
первом ряду, - ему пришлось пройти  через  всю  эстраду.  Как  только  его
черная борода показалась в дверях, аудитория  разразилась  такими  бурными
приветственными криками, что я подумал: опасения Тарпа Генри подтвердились
- публику привлекла сюда  не  столько  сама  лекция,  сколько  возможность
посмотреть  на  знаменитого  профессора,  слухи  о  выступлении  которого,
по-видимому, успели разнестись повсюду.
     При его появлении в передних рядах, занятых хорошо  одетой  публикой,
раздались смешки - на сей раз партер относился сочувственно  к  бесчинству
студентов. Публика, приветствовала Челленджера оглушительным ревом,  точно
хищники в клетке зоологического сада, заслышавшие вдали шаги  служителя  в
час кормежки. В этом реве ясно звучали неуважительные нотки, но, в  общем,
шумный прием, оказанный профессору, выражал скорее  интерес  к  нему,  чем
неприязнь или презрение. Челленджер улыбнулся устало и снисходительно, как
улыбается добродушный человек, когда  на  него  налетает  свора  тявкающих
щенков, потом  медленно  опустился  в  кресло,  расправил  плечи,  любовно
погладил бороду и, прищурившись, надменно глянул в переполненный зал.  Рев
еще не успел стихнуть, как на эстраде  появились  председатель,  профессор
Рональд Меррей, и лектор, мистер  Уолдрон.  Заседание  началось.  Надеюсь,
профессор Меррей извинит меня, если я упрекну его в том, что  он  страдает
недостатком, свойственным большинству англичан, а  именно  -  невнятностью
речи. По-моему, это одна из загадок нашего века. Почему люди, которым есть
что сказать, не желают  научиться  говорить  членораздельно?  Это  так  же
бессмысленно, как переливать драгоценную  влагу  через  трубу  с  закрытым
краном, отвернуть который до конца можно без всякого труда.
     Профессор   Меррей   обратился   с   несколькими    глубокомысленными
замечаниями к своему белому галстуку и  графину  с  водой,  затем  шутливо
подмигнул  серебряному  канделябру,  стоявшему  по  правую  его  руку,   и
опустился в кресло, уступив место известному популярному  лектору  мистеру
Уолдрону, которого публика встретила аплодисментами. Физиономия у  мистера
Уолдрона была мрачная, голос резкий,  манеры  заносчивые,  но  он  обладал
даром усваивать чужие мысли и преподносить их непосвященным в доступной  и
даже увлекательной форме, расцвечивая свои  доклады  множеством  шуток  на
самые, казалось бы, неподходящие  темы,  так  что  в  его  изложении  даже
перемещение   равноденствий   или   эволюция    позвоночных    приобретали
юмористический характер.
     В простой, а подчас и живописной форме, которой не  мешала  научность
терминологии, лектор развернул  перед  нами  картину  возникновения  мира,
взятую как бы с высоты  птичьего  полета.  Он  говорил  о  земном  шаре  -
огромной  массе  светящегося  газа,  пылавшей  в  небесной  сфере.   Потом
рассказал, как эта масса начала охлаждаться и застывать, как  образовались
складки земной коры, как пар превратился в воду. Все это было  постепенной
подготовкой сцены к  той  непостижимой  драме  жизни,  которой  предстояло
разыграться на нашей планете. Перейдя  к  возникновению  всего  живого  на
Земле, мистер Уолдрон ограничился несколькими  туманными,  ни  к  чему  не
обязывающими фразами. Можно почти с  уверенностью  сказать,  что  зародыши
жизни не выдержали бы первоначальной  высокой  температуры  земного  шара.
Следовательно,  они  возникли  несколько  позже.  Откуда?  Из   остывающих
неорганических элементов? Весьма  вероятно.  А  может  статься,  они  были
занесены  извне  каким-нибудь  метеором?  Вряд  ли.  Короче  говоря,  даже
мудрейшие из  мудрых  не  могут  сказать  ничего  определенного  по  этому
вопросу.  Пока  что  нам  не  удается  создать  в  лабораторных   условиях
органическое  вещество  из  неорганического.  Наша  химия   не   в   силах
перебросить мост через ту пропасть,  которая  отделяет  живую  материю  от
мертвой. Но природа, оперирующая огромными  силами  на  протяжении  многих
веков, сама является величайшим  химиком,  и  ей  может  удаться  то,  что
непосильно для нас. И больше тут сказать нечего.
     Вслед за этим  лектор  перешел  к  великой  шкале  животной  жизни  и
ступенька за ступенькой - от моллюсков и беспозвоночных морских  тварей  к
пресмыкающимся и рыбам - добрался наконец до производящей  на  свет  живых
детенышей кенгуру, прямого предка всех млекопитающих, а  следовательно,  и
тех, что находятся в этом зале ("Ну, положим!. - голос какого-то  скептика
из задних рядов). Если юный джентльмен в красном галстуке, крикнувший "Ну,
положим!. и, по-видимому, имеющий основание думать, что  он  вылупился  из
яйца, соблаговолит задержаться после заседания,  лектор  будет  очень  рад
ознакомиться с такой достопримечательностью. (Смех.) Подумать только,  что
процессы, веками происходившие  в  природе,  завершились  созданием  юного
джентльмена в  красном  галстуке!  Но  разве  эти  процессы  действительно
завершились? Следует  ли  считать  этого  джентльмена  конечным  продуктом
эволюции,  так  сказать,  венцом  творения?  Лектор  не  хочет  оскорблять
джентльмена в красном галстуке в его лучших чувствах, но ему кажется, что,
какими бы добродетелями ни обладал  сей  джентльмен,  все  же  грандиозные
процессы, происходящие во вселенной, не оправдали бы себя, если б конечным
результатом их было создание вот такого экземпляра. Силы,  обусловливающие
эволюцию, не иссякли, они продолжают действовать и готовят нам еще большие
сюрпризы.
     Расправившись под общие смешки со своим противником,  мистер  Уолдрон
вернулся к картинам прошлого  и  рассказал,  как  высыхали  моря,  обнажая
песчаные  отмели,  как  на  этих  отмелях   появлялись   живые   существа,
студенистые, вялые, рассказал о лагунах, кишащих  всякой  морской  тварью,
которую привлекало  сюда  тинистое  дно  и  особенно  изобилие  пищи,  что
способствовало ее стремительному развитию.
     - Вот, леди и джентльмены, откуда пошли те чудовищные ящеры,  которые
до сих пор вселяют в нас ужас, когда мы находим их скелеты в вельдских или
золенгофенских сланцах. К счастью, все они исчезли с нашей планеты задолго
до появления на ней первого человека.
     - Это еще далеко не факт! - прогудел кто-то на эстраде.
     Мистер Уолдрон был человек выдержанный, к тому же острый на язык, что
особенно почувствовал на себе джентльмен в красном галстуке, и  перебивать
его было небезопасно.  Но  последняя  реплика,  очевидно,  показалась  ему
настолько нелепой, что он даже несколько растерялся. Такой же  растерянный
вид бывает у шекспироведа, задетого яростным бэконианцем, или у астронома,
столкнувшегося с фанатиком, который утверждает, что Земля плоская.  Мистер
Уолдрон умолк на секунду, а затем, повысив голос, с расстановкой  повторил
свои последние слова:
     - К счастью, все они исчезли с нашей планеты задолго до появления  на
ней первого человека.
     - Это еще не факт! - снова прогудел тот же голос.
     Уолдрон бросил удивленный взгляд на сидевших за столом профессоров  и
наконец остановился на Челленджере, который улыбался с закрытыми  глазами,
словно во сне, откинувшись на спинку стула.
     - А, понимаю! - Уолдрон пожал  плечами.  -  Это  мой  друг  профессор
Челленджер! - И под хохот всего зала он вернулся к прерванной лекции,  как
будто дальнейшие пояснения были совершенно излишни.
     Но этим дело не  кончилось.  Какой  бы  путь  ни  избирал  докладчик,
блуждая в дебрях прошлого, все они неизменно приводили его к упоминанию об
исчезнувших доисторических животных, что  немедленно  исторгало  из  груди
профессора тот же зычный рев. В зале уже предвосхищали заранее каждую  его
реплику и встречали  ее  восторженным  гулом.  Студенты,  сидевшие  тесно,
сомкнутыми рядами, не оставались в долгу,  и,  как  только  черная  борода
Челленджера приходила в движение, сотни голосов, не давая ему открыть рот,
дружно  вопили:  "Это  еще  не  факт!.  -  а  из  передних  рядов  неслись
возмущенные крики: "Тише! Безобразие!. Уолдрон, лектор опытный, закаленный
в  боях,  окончательно  растерялся.  Он  замолчал,  потом   начал   что-то
бормотать, запинаясь на каждом слове и  повторяя  уже  сказанное,  увяз  в
длиннейшей фразе и под конец набросился на виновника всего беспорядка.
     - Это переходит всякие границы!  -  разразился  он,  яростно  сверкая
глазами. - Профессор Челленджер, я прошу вас прекратить эти возмутительные
и неприличные выкрики!
     Зал притих. Студенты замерли от восторга: высокие  олимпийцы  затеяли
ссору у них на глазах! Челленджер не спеша высвободил свое грузное тело из
об®ятий кресла.
     - А я,  в  свою  очередь,  прошу  вас,  мистер  Уолдрон,  перестаньте
утверждать то, что противоречит научным данным, - сказал он.
     Эти слова вызвали настоящую бурю. В общем  шуме  и  хохоте  слышались
только отдельные  негодующие  выкрики:  "Безобразие!.,  "Пусть  говорит!.,
"Выгнать его отсюда!., "Долой с  эстрады!.,  "Это  нечестно  -  дайте  ему
высказаться!.... Председатель вскочил с места и, слабо  взмахивая  руками,
взволнованно забормотал что-то. Из тумана этой невнятицы выбивались только
отдельные отрывочные слова: "Профессор Челленджер... будьте добры...  ваши
соображения... после.... Нарушитель порядка отвесил ему поклон, улыбнулся,
погладил бороду и снова ушел в кресло.  Разгоряченный  этой  перепалкой  и
настроенный весьма воинственно, Уолдрон продолжал лекцию. Высказывая время
от времени какое-нибудь положение, он бросал  злобные  взгляды  на  своего
противника, который, казалось, дремал, развалившись в кресле, все с той же
блаженной широкой улыбкой на устах.
     И вот лекция кончилась. Подозреваю, что несколько преждевременно, ибо
заключительная ее часть была скомкана и как-то не вязалась  с  предыдущей.
Грубая  помеха   нарушила   ход   мыслей   лектора.   Аудитория   осталась
неудовлетворенной и ждала дальнейшего развертывания событий.
     Уолдрон сел на место, председатель чирикнул что-то, и вслед  за  этим
профессор Челленджер подошел к краю эстрады. Памятуя  об  интересах  своей
газеты, я записал его речь почти дословно.
     - Леди и джентльмены, - начал он под сдержанный гул в задних рядах. -
Прошу извинения, леди, джентльмены и дети... Сам того не желая, я  упустил
из виду  значительную  часть  слушателей.  (Шум  в  зале.  Пережидая  его.
профессор благостно кивает своей огромной головой и высоко поднимает руку,
словно  осеняя  толпу  благословением.)  Мне  было   предложено   выразить
благодарность мистеру Уолдрону за его  весьма  картинную  и  занимательную
лекцию, которую мы с вами только что  прослушали.  С  некоторыми  тезисами
этой лекции я не согласен, о чем счел  своим  долгом  заявить  без  всяких
отлагательств. Тем не менее факт остается фактом: мистер Уолдрон справился
со  своей  задачей,  которая  заключалась  в   том,   чтобы   изложить   в
общедоступной и занимательной форме историю нашей планеты, вернее, то, что
он понимает под историей нашей  планеты.  Популярные  лекции  очень  легко
воспринимаются, но... (тут Челленджер блаженно улыбнулся и  бросил  взгляд
на лектора) мистер Уолдрон, конечно, извинит меня, если я скажу, что такие
лекции  в  силу  особенностей  изложения  всегда  бывают  поверхностны   и
недоброкачественны с точки зрения науки,  ибо  лектор  так  или  иначе,  а
должен приспосабливаться к невежественной аудитории. (Иронические возгласы
с мест.) Лекторы-популяризаторы по сути своей паразиты. (Протестующий жест
со стороны возмущенного Уолдрона.)  Они  используют  в  целях  наживы  или
саморекламы работу своих безвестных, придавленных нуждой собратьев.  Самый
незначительный успех, достигнутый в лаборатории, - один из тех кирпичиков,
что идут на сооружение храма  науки,  -  перевешивает  все  полученное  из
вторых рук, перевешивает всякую популяризацию,  которая  может  поразвлечь
часок, но не принесет никаких ощутимых результатов. Я  напоминаю  об  этой
общеизвестной  истине  отнюдь  не  из  желания  умалить  заслуги   мистера
Уолдрона, но для того, чтобы вы  не  теряли  чувства  пропорции,  принимая
прислужника за высшего жреца науки.  (Тут  мистер  Уолдрон  шепнул  что-то
председателю, который привстал с места и обратил несколько суровых слов  к
стоявшему перед ним графину  с  водой.)  Но  довольно  об  этом.  (Громкие
одобрительные крики.) Позвольте мне  перейти  к  вопросу,  представляющему
более широкий интерес. В каком месте я, самостоятельный исследователь, был
вынужден поставить под вопрос осведомленность нашего лектора? В  том,  где
речь шла об исчезновении с  поверхности  Земли  некоторых  видов  животной
жизни. Я не дилетант и выступаю здесь не как популяризатор, а как человек,
научная добросовестность которого  заставляет  его  строго  придерживаться
фактов.  И  поэтому  я  настаиваю  на  том,  что  мистер  Уолдрон  глубоко
ошибается, утверждая, будто так называемые доисторические животные исчезли
с лица Земли.  Ему  не  приходилось  видеть  их,  но  это  еще  ничего  не
доказывает. Они действительно являются, как он выразился, нашими предками,
но не только предками,  добавлю  я,  а  и  современниками,  которых  можно
наблюдать во всем их своеобразии -  отталкивающем,  страшном  своеобразии.
Для того, чтобы пробраться в те  места,  где  они  обитают,  нужны  только
выносливость и смелость. Животные, которых мы относили к юрскому  периоду,
чудовища, которым ничего не стоит растерзать на части  и  поглотить  самых
крупных и самых свирепых из наших млекопитающих, существуют до сих  пор...
(Крики: "Чушь! Докажите! Откуда вы это знаете? Это еще не факт!..) Вы меня
спрашиваете, откуда я это знаю? Я знаю  это,  потому  что  побывал  в  тех
местах,  где  они  живут.  Знаю,  потому  что  видел   таких   животных...
(Аплодисменты,  оглушительный  шум  и  чей-то  голос:  "Лжец!..)  Я  лжец?
(Единодушное: "Да, да!..) Кажется, меня назвали лжецом? Пусть этот человек
встанет с места, чтобы я мог увидеть его. (Голос: "Вот он, сэр!. -  и  над
головами студентов взлетает яростно  отбивающийся  маленький  человечек  в
очках, совершенно безобидный на  вид.)  Это  вы  осмелились  назвать  меня
лжецом? ("Нет,