но попадет по адресу.
     Р. S. Чем больше я раздумываю над нашим положением,  тем  безотраднее
оно мне кажется. Надежды на возвращение у меня нет. Если бы у  края  плато
росло высокое дерево, мы могли бы перебросить через пропасть  новый  мост,
но ближе пятидесяти футов деревьев нет, а подтащить к обрыву такую тяжесть
нам не удастся даже  вчетвером.  Канат  же  слишком  короток,  на  нем  не
спустишься. Нет, наше положение безнадежно, безнадежно!

     Глава Х. ВОТ ОНИ, ЧУДЕСА!

     С нами произошли и все еще происходят  самые  настоящие  чудеса.  Мои
бумажные запасы состоят из пяти потрепанных блокнотов да кучи разрозненных
листков, а стилографический карандаш у меня всего-навсего  один.  Но  пока
рука моя сохранит способность двигаться, я не  перестану  вести  подробную
запись всех наших приключений и,  памятуя,  что  мы  одни  из  всего  рода
человеческого свидетели этих чудес, поспешу описать их, пока они еще свежи
у меня в  памяти  и  пока  нас  не  постигла  злая  участь,  которой  нам,
по-видимому, не избежать.
     Сможет ли Самбо доставить мои письма к берегам Амазонки, привезу ли я
их с собой в Лондон, чудесным образом вырвавшись отсюда, попадут ли они  в
руки какого-нибудь смельчака, который, быть может, доберется до  плато  на
усовершенствованном моноплане, - ничего этого я не знаю, но, как бы там ни
было,  меня  не  покидает  твердая  уверенность,  что  эти  записи  станут
классической  повестью  об  истинных  приключениях  и   что   им   суждено
бессмертие.
     На другой же день, после того как негодяй Гомес устроил  нам  ловушку
на плато, мы во многом пополнили  свой  жизненный  опыт.  Впрочем,  первое
испытание, выпавшее в то утро на мою долю, не внушило мне особых  симпатий
к месту,  куда  нас  занесла  судьба.  Я  заснул  только  с  рассветом  и,
проснувшись, увидел у себя на икре что-то странное. Во  время  сна  правая
штанина у меня немного вздернулась, и теперь между ней и  носком  на  ноге
сидела большая багрово-красная  виноградина.  Удивленный  этим,  я  только
дотронулся до нее, и  вдруг,  к  моему  величайшему  ужасу  и  отвращению,
виноградина лопнула у меня между пальцами, брызнув во все стороны  кровью.
На мой крик прибежали оба профессора.
     - Чрезвычайно любопытно! - сказал Саммерли, нагнувшись надо  мной.  -
Громадный клещ  и,  насколько  мне  известно,  не  занесенный  ни  в  один
определитель.
     - Мы пожинаем  первые  плоды  наших  трудов,  -  назидательным  тоном
прогудел Челленджер. - Придется назвать его Ioxodes Maloni. Но,  мой  юный
друг, что значит такой пустяк, как укус клеща, по  сравнению  с  тем,  что
ваше имя будет напечатано в славных  анналах  зоологии!  К  несчастью,  вы
раздавили этот великолепный экземпляр в момент его насыщения.
     - Какая мерзость! - воскликнул я.
     В знак протеста профессор Челленджер поднял  свои  мохнатые  брови  и
успокоительно потрепал меня по плечу.
     - Учитесь смотреть на вещи с научной точки зрения, развивайте в  себе
беспристрастность ученого, - сказал он. - Для  человека  с  философическим
складом мышления, вроде меня, например,  этот  клещ  с  его  ланцетовидным
хоботком и растягивающимся желудком является таким же прекрасным творением
природы, как, скажем, павлин или северное сияние. Мне больно слышать,  что
вы отзываетесь о нем  столь  неодобрительно.  При  известном  старании  мы
сможем раздобыть второй такой же экземпляр, в этом я не сомневаюсь.
     - Я тоже в этом не сомневаюсь, - мрачно проговорил  Саммерли,  -  ибо
этот второй экземпляр только что залез вам за шиворот.
     Челленджер так и подскочил на месте и, взревев, как бык, начал  рвать
на себе куртку и рубашку. Мы с Саммерли так  развеселились,  что  даже  не
могли помочь ему.  Наконец  нам  кое-как  удалось  обнажить  могучий  торс
Челленджера (обхват груди пятьдесят четыре  дюйма  по  мерке  портного)  и
поймать клеща, который запутался в дебрях черных  волос,  покрывавших  его
грудь, и не успел причинить ему никакого вреда. Оказалось, что кругом  все
кусты кишат этой гадостью, и мы решили перенести стоянку на другое место.
     Но сначала надо было еще договориться с нашим верным негром,  который
вскоре же появился на вершине утеса с банками какао и пачками сухарей. Все
это было переправлено к нам, а из оставшейся внизу провизии мы велели  ему
отложить себе запас месяца на два, остальное же раздать индейцам в награду
за службу и в виде залога за доставку  наших  писем  на  Амазонку.  Спустя
несколько часов мы увидели, как они гуськом, каждый  с  узлом  на  голове,
потянулись по равнине той самой дорогой, которой  мы  пришли  сюда.  Самбо
устроился в нашей маленькой палатке  у  подножия  пирамидального  утеса  и
остался единственным звеном, связующим нас с внешним миром.
     Теперь нам предстояло выработать план действий на ближайшее время. Мы
перенесли стоянку  из  полного  клещей  кустарника  на  небольшую  поляну,
окруженную со всех сторон деревьями.  Посредине  поляны  лежало  несколько
гладких больших камней, тут же поблизости был прекрасный источник,  и  мы,
довольные чистотой и комфортом, принялись разрабатывать планы вторжения  в
неизведанную страну. В густой листве перекликались  птицы  -  громче  всех
раздавался протяжный свист какой-то совсем незнакомой нам певуньи. Никаких
других признаков жизни мы здесь не заметили.
     Первое, что нам надо было сделать, это составить подробный  инвентарь
нашего имущества, чтобы твердо знать, на  сколько  времени  можно  считать
себя обеспеченными. Оказалось, что запасов у  нас  вполне  достаточно.  Мы
учли все: и принесенное с собой и переправленное по канату негром. Но  что
было важнее всего -  принимая  во  внимание  те  опасности,  которых  нам,
вероятно, не миновать, у нас имелись все четыре  винтовки,  тысяча  триста
патронов к ним,  дробовик  и  около  полутораста  пуль  среднего  калибра.
Провизии  нам  должно  было  хватить  на  несколько  недель,  табака  хоть
отбавляй. Был и кое-какой научный инструмент, включая сильный  телескоп  и
хороший полевой бинокль. Все это мы сложили на поляне, а в качестве первой
меры предосторожности нарезали ножами колючих веток  и  соорудили  из  них
изгородь ярдов пятнадцати в диаметре. На первое время эта площадка  должна
была  служить  нам  штаб-квартирой,  убежищем   в   случае   какого-нибудь
неожиданного нападения и складом  всего  имущества.  Этот  лагерь  получил
название Форт Челленджера.
     Мы покончили с устройством на новом месте только к полудню,  но  жара
не очень нас мучила. Вообще температура и характер растительности на плато
ближе к умеренному поясу. Среди деревьев, кольцом окружавших поляну,  были
бук, дуб и даже береза. Огромный гингко, возвышавшийся  над  всеми  своими
соседями, затенял наш форт могучими ветвями с веерообразной  листвой.  Под
его сенью мы и продолжали беседу, предоставив слово лорду  Джону,  который
принял на себя командование экспедицией в эти решительные для нас часы.
     - Пока нас не услышат и не увидят какие-нибудь живые существа - зверь
или человек, безразлично, - мы в безопасности, - сказал  он.  -  Но  стоит
только им проведать о нашем появлении на плато, и спокойной  жизни  конец.
Пока что мы, кажется, не вызываем никаких подозрений.  Поэтому  на  первое
время надо затаиться и вести разведку очень осторожно. Не мешает исподволь
присмотреться к соседям, прежде чем начинать обмен визитами.
     - Но ведь нам надо продвигаться дальше, - неуверенно сказал я.
     - Милый юноша, вы совершенно правы. Мы будем продвигаться в пределах,
дозволенных здравым смыслом. Заходить слишком далеко я  не  советую,  надо
делать такие концы, чтобы в любую минуту можно было вернуться сюда, в  наш
форт. И, что самое важное, ни одного выстрела, разве лишь  в  том  случае,
если от него будет зависеть ваша жизнь.
     - Однако вы вчера выстрелили, - сказал Саммерли.
     - Ну, знаете ли, выбирать мне не  приходилось.  Да  и  вряд  ли  звук
отнесло далеко вглубь: вчера был сильный ветер со стороны  плато.  Кстати,
как мы его назовем? Ведь это наше дело - решать.
     Было внесено несколько  предложений,  более  иди  менее  удачных,  но
последнее слово осталось за Челленджером.
     - Тут долго думать нечего, - сказал он. - Плато будет названо в честь
пионера, который его открыл: это Страна Мепл-Уайта.
     Так мы и назвали плато,  под  этим  именем  оно  занесено  на  карту,
составление которой поручено мне; под этим именем,  надеюсь,  войдет  и  в
будущие атласы.
     Перед нами лежала неотложная  задача  -  проникнуть  мирным  путем  в
Страну Мепл-Уайта. Мы успели убедиться собственными  глазами,  что  в  ней
обитают какие-то странные существа,  а  зарисовки  Мепл-Уайта  сулили  нам
появление других, еще более страшных чудовищ.  Наконец,  у  нас  были  все
основания думать, что на плато есть и люди, о свирепости  которых  говорил
скелет, пропоротый бамбуком.
     Не  питая  никаких  надежд  на  спасение,  мы  знали,  что  опасности
подстерегают  нас  на   каждом   шагу,   и   решили   принять   все   меры
предосторожности, которые подсказывал лорду Джону его опыт.  Но  разве  мы
могли долго задерживаться на пороге этого  таинственного  мира,  если  нас
томило желание как можно скорее проникнуть в самое его сердце!
     Итак, мы завалили кустами вход в лагерь и, оставив  все  наши  запасы
под защитой  колючей  изгороди,  медленно  и  с  величайшей  осторожностью
двинулись в Неведомое вдоль русла небольшого ручейка, который брал  начало
в источнике на поляне  и  должен  был  служить  нам  путеводной  нитью  по
возвращении.
     Не успев как следует отойти от лагеря, мы  уже  сразу  наткнулись  на
первые признаки ожидающих нас чудес. В густом лесу  было  много  деревьев,
совершенно незнакомых мне, но наш ботаник Саммерли опознал тут  цикадеи  и
несколько видов хвойных, давно исчезнувших  с  лица  земли.  Пройдя  лесом
несколько сот ярдов, мы вышли  к  месту,  где  ручей  разливался  довольно
широкой  заводью.  По  краям  ее  рос  густой  высокий  тростник,  который
профессор Саммерли отнес к разряду хвощей; тут  же  на  ветру  раскачивали
верхушками и древовидные папоротники. Лорд  Джон,  шедший  впереди,  вдруг
остановился и поднял руку.
     - Смотрите! -  сказал  он.  -  Вот  так  след!  Тут,  наверно,  ходил
прародитель всех птиц!
     На вязкой тине были четко видны огромные трехпалые  следы.  Они  вели
через болото к лесу. Мы остановились у этих  чудовищных  отпечатков.  Если
тут прошла действительно птица - а какое  животное  могло  оставить  такие
следы? - то лапа у нее настолько больше, чем у страуса, что размеры  этого
гиганта даже трудно себе представить. Лорд Джон внимательно  огляделся  по
сторонам и вложил два патрона в свою крупнокалиберную винтовку.
     - Ручаюсь честью охотника, - сказал он, - что  следы  совсем  свежие.
Это существо прошло здесь каких-нибудь десять минут  назад.  Видите:  вода
еще не успела заполнить вон ту ямку, где лапа глубже погрузилась  в  тину.
Господи боже! А вот и след детеныша.
     И  действительно,  параллельно  большим  следам  шли  такие  же,   но
маленькие.
     - А что вы скажете  об  этом?  -  торжествующе  воскликнул  профессор
Саммерли, показывая след,  похожий  на  отпечаток  пятипалой  человеческой
руки.
     - Вельд! - крикнул Челленджер, не помня себя от восторга. -  Я  видел
такие отпечатки в вельдских слоях. Это существо передвигается  на  задних,
трехпалых,  конечностях,  выпрямившись  во   весь   рост,   а   передними,
пятипалыми, помогает себе при ходьбе. Нет, дорогой мой Рокстон, это отнюдь
не птица!
     - Зверь?
     - Нет, пресмыкающееся - динозавр. Это он, и никто  другой!  Девяносто
лет назад такие следы сбили с толку одного весьма  почтенного  ученого  из
Суссекса. Но кто мог  мечтать...  кто  мог  мечтать...  что  нам  придется
увидеть...
     Последние слова Челленджер договорил шепотом, а мы так и  замерли  от
изумления. Следы увели нас от болота к густым зарослям кустарника. За ним,
среди деревьев, была большая прогалина, и по  этой  прогалине  разгуливало
пять странных существ- таких мне еще никогда  не  приходилось  видеть.  Мы
притаились за кустами и долго-долго разглядывали их.
     Как я уже сказал, они гуляли впятером- двое взрослых и три  детеныша.
Размеры их поразили нас. Даже маленькие были ростом со слона, а о взрослых
уж  и  говорить  не  приходится.  Их  чешуйчатая,  как  у   ящериц,   кожа
поблескивала на солнце аспидно-черными переливами. Все  пятеро  стояли  на
задних лапах, опираясь на широкие толстые хвосты, а передними, пятипалыми,
притягивали к себе зеленые ветки и обгладывали с них листья. Чтобы  у  вас
было полное представление об этих чудовищах,  скажу,  что  они  напоминали
гигантских,  футов  в   двадцать   высотой,   кенгуру,   покрытых   темной
крокодиловой кожей.
     Я не знаю, сколько времени мы простояли там как  зачарованные,  глядя
на это необычайное зрелище.  Сильный  ветер  дул  в  нашу  сторону,  кусты
служили хорошим укрытием, следовательно,  можно  было  не  опасаться,  что
чудовища обнаружат нас. Время от  времени  детеныши  принимались  неуклюже
резвиться, подпрыгивая и с глухим стуком шлепаясь на землю.  Их  родители,
по-видимому, обладали неслыханной силой, ибо один из них,  не  дотянувшись
до листьев на верхушке довольно высокого дерева,  обхватил  его  передними
лапами и переломил ствол  пополам,  как  тоненькую  ветку.  Поступок  этот
свидетельствовал одновременно о двух вещах: о сильно развитой  мускулатуре
и недоразвитом мозге, так как дерево рухнуло чудовищу прямо на  голову,  и
оно разразилось громкими воплями. Огромные размеры явно не соответствовали
степени выносливости, дарованной ему от природы. Происшествие  с  деревом,
очевидно, заставило его насторожиться, потому что оно медленно  побрело  в
лес в сопровождении своей пары  и  трех  гигантских  детенышей.  Некоторое
время мы видели, как их аспидно-черные спины поблескивали в чаще, а головы
ныряли вверх и вниз над кустарником. Потом они исчезли среди деревьев.
     Я посмотрел на своих товарищей.  Лорд  Джон  стоял,  держа  палец  на
спусковом крючке, а глаза его так и горели охотничьим азартом. Чего бы  он
только не дал за то, чтобы повесить одну такую голову над камином у себя в
комнате рядом с двумя скрещенными веслами! И все-таки благоразумие взяло в
нем верх, ибо он знал, что мы только в  том  случае  сможем  проникнуть  в
тайны этой неведомой страны, если ее обитатели не будут  и  подозревать  о
нашем существовании.
     Оба профессора словно онемели от радости. Забыв обо  всем  на  свете,
они бессознательно схватились за руки и так и замерли на месте, точно двое
маленьких ребятишек, безмолвно глазеющих на какое-нибудь чудо из чудес. На
губах Челленджера играла  ангельская  улыбка,  отчего  щеки  его  вздулись
яблочками;  желчная  гримаса  исчезла  с  лица  Саммерли,  уступив   место
выражению благоговейного восторга.
     - Nunc dimittis!1 - воскликнул он наконец. - Что же скажут об этом  в
Англии?
     - Дорогой мой Саммерли, по секрету  могу  вам  сообщить,  что  именно
будет сказано в Англии,  -  ответил  Челленджер.  -  Там  скажут,  что  вы
от®явленный лжец и шарлатан, не имеющий никакого отношения к науке. То  же
самое, что вы и вам подобные говорили обо мне.
     - А если мы пред®явим фотографические снимки?
     - Подделка, Саммерли! Грубая подделка!
     - А если мы пред®явим вещественные доказательства?
     - А! Вот тогда они от  нас  не  отвертятся!  Мелоун  и  его  банда  с
Флит-стрит еще будут петь нам хвалу. Запомните! Двадцать восьмого  августа
мы  видели  в  Стране  Мепл-Уайта   пять   живых   игуанодонов.   Сделайте
соответствующую запись в своей книжечке, мой юный друг, и сообщите об этом
в ваш жалкий газетный листок.
     - И приготовьтесь к тому, что редактор вас вышвырнет, - добавил  лорд
Джон. - На тех широтах, где стоит Лондон, все выглядит несколько по-иному,
дорогой мой юноша. Мало ли есть людей, которые никогда не  рассказывают  о
своих приключениях из боязни, что им не поверят! Кто  их  осудит  за  это!
Пройдет месяц-другой, и нам самим все  будет  казаться  сном.  Как  вы  их
назвали, этих чудовищ?
     - Игуанодоны, -  сказал  Саммерли.  -  Отпечатки  их  ног  найдены  в
гастингских песчаниках, в Кенте, в Суссексе. Они водились во  множестве  в
Южной Англии, пока там не было недостатка в зелени, которой они  питаются.
А  потом  условия  изменились,  и  звери   мало-помалу   вымерли.   Здесь,
по-видимому, все осталось  как  было,  потому  что  игуанодоны  продолжают
существовать до сих пор.
     - Если мы когда-нибудь выберемся отсюда живыми, я  без  такой  головы
домой не вернусь, - сказал лорд Джон. - Подождите, африканские  охотнички,
вы еще у меня позеленеете от зависти! Однако, друзья, не знаю, как вам,  а
мне все время кажется,что  мы  того  и  гляди  наткнемся  на  какую-нибудь
серьезную неприятность.
     То же самое ощущение грозной тайны было и у меня.  В  лесном  сумраке
таились  ужасы,  и  сердце  невольно  сжималось  от   страха,   когда   мы
вглядывались в эту густую зеленую  чащу.  Правда,  исполинские  игуанодоны
были совершенно безобидные увальни, и они не могли причинить  нам  особого
вреда, но почем  знать,  не  сохранились  ли  в  этом  мире  чудес  другие
исполины, которые таятся сейчас в своих логовищах среди скал и  кустарника
и только выжидают минуты, чтобы броситься на нас. Я  имею  весьма  смутное
представление о доисторической жизни, но, помнится, мне  как-то  попала  в
руки одна книга, где говорилось о зверях, для которых наши  львы  и  тигры
были такой же легкой добычей, как мышь для кошки. Что, если такие чудовища
живут в лесных дебрях Страны Мепл-Уайта?
     В то утро - наше первое утро в неизведанной стране  -  мы  убедились,
что опасности подстерегают нас здесь на каждом шагу. Приключение это  было
просто отвратительное, и мне даже неприятно говорить о нем. Если лорд Джон
прав, и прогалину, где паслись игуанодоны, мы будем вспоминать,  как  сон,
то болото с птеродактилями останется у нас  в  памяти  страшным  кошмаром.
Сейчас расскажу, как все это было.
     Мы шли по лесу очень  медленно,  отчасти  потому,  что  лорд  Джон  в
качестве разведчика не позволял нам догонять  себя,  отчасти  из-за  обоих
профессоров, которые то  и  дело  приходили  в  восторг  от  какого-нибудь
неизвестного им вида цветка или насекомого. Мили через три-четыре  деревья
вдоль правого берега ручья поредели,  и  перед  нами  открылась  еще  одна
прогалина. За густой каймой кустарника громоздились каменные глыбы  -  они
встречаются на плато повсюду. Мы  медленно  двинулись  туда  через  кусты,
доходившие нам до пояса, и вдруг услышали где-то совсем близко звуки -  не
то курлыканье, не то шипение, - сливавшиеся в невнятный гул,  от  которого
дрожал воздух. Лорд Джон подал нам  знак  остановиться  и,  пригибаясь  на
бегу, бросился к камням. Он посмотрел поверх  них,  вздрогнул  и,  видимо,
забыв о нашем существовании, долго стоял,  поглощенный  открывшимся  перед
ним зрелищем. Наконец, он поманил  нас  к  себе,  показывая  знаками,  что
необходимо соблюдать осторожность. Я понял по его виду, что  за  каменными
глыбами скрывается какое-то чудо, а может быть, и серьезная опасность.
     Подкравшись к лорду  Джону,  мы  заглянули  вниз.  Перед  нами  зияла
глубокая котловина, вероятно, один из тех небольших кратеров, каких  много
на плато. На дне этой котловины, ярдах в ста от того места, где мы лежали,
за кромкой камыша, поблескивали подернутые  зеленью  стоячие  лужи.  Место
было мрачное само по себе, но,  глядя  на  его  обитателей,  мне  невольно
вспомнились сцены  из  седьмого  круга  дантова  "Ада."  Здесь  гнездились
птеродактили- сотни и сотни птеродактилей! Котловина так и  кишела  ими  -
детеныши ползали у воды, а их отвратительные мамаши высиживали  на  отмели
яйца в твердой желтоватой пленке. Вся  эта  копошащаяся,  бьющая  крыльями