ело  у  меня  ныло,  но  кости  были   целы,   никаких   повреждений   не
обнаруживалось. Когда в моем затуманенном  мозгу  всплыли  обстоятельства,
предшествовавшие этому падению в яму, я с ужасом взглянул вверх  в  полной
уверенности,  что  темная  голова  динозавра  вот-вот  появится  на   фоне
бледнеющего неба. Но все было тихо, спокойно.  Тогда  я  медленно,  ощупью
обошел дно ямы, стараясь понять, куда же меня вверг счастливый случай. Яма
была глубокая,  с  отвесными  краями  и  ровным  дном,  футов  двадцати  в
поперечнике. На дне  валялись  совершенно  разложившиеся  куски  мяса,  от
которых шел удушающий смрад. Ступая по этой падали и то и дело  спотыкаясь
о нее, я вдруг наткнулся на что-то  твердое  -  это  был  деревянный  кол,
вбитый в самой середине ямы. Я ощупал его, моя рука скользнула по  чему-то
липкому, но до верхушки кола так и не дотянулась.
     Вдруг я вспомнил, что у меня  в  кармане  есть  восковые  спички,  и,
чиркнув одну, сразу понял назначение этой ямы. Сомневаться не приходилось:
это была западня, вырытая руками человека.  Вбитый  посредине  заостренный
кол высотою футов в  девять  весь  почернел  от  крови  животных,  которые
напарывались  на  него.  Валявшиеся  на  дне  куски  гнилого  мяса   были,
по-видимому, срезаны с кола, чтобы очистить место для следующих жертв.
     Я вспомнил Челленджера, утверждавшего,  что  человек  с  его  слабыми
средствами защиты  не  может  существовать  на  плато,  населенном  такими
чудовищами. Но теперь способы его борьбы с ними стали ясны мне.  Пещеры  с
узкими входами служили надежным убежищем для их обитателей, кто бы они  ни
были. Умственное превосходство этих  человеческих  существ  над  огромными
ящерами было, по-видимому, настолько велико, что позволяло  им  устраивать
на звериных тропах прикрытые ветками ловушки, в которых  их  враги  гибли,
несмотря на всю свою мощь и  ловкость.  Человек  и  здесь  властвовал  над
миром.
     Чтобы  выбраться  по  откосам  ямы  наверх,  особенной  ловкости   не
требовалось, но я долго не решался на это, боясь  попасть  в  лапы  врага,
который  едва  не  растерзал  меня.  Почем  знать,  может  быть,  динозавр
подкарауливает свою жертву, притаившись  в  кустах?  Но  я  вспомнил  один
разговор Челленджера с Саммерли о повадках этих исполинских пресмыкающихся
и немного осмелел. Оба  профессора  сходились  на  том,  что  в  крохотной
черепной коробке динозавра нет места разуму  и  что,  по  сути  дела,  это
совершенно безмозглые животные, исчезнувшие  с  лица  земли  именно  из-за
полного неумения приспосабливаться к меняющимся условиям существования.
     Прежде чем подкарауливать меня, динозавр должен был  понять,  что  со
мной произошло, но для этого требовалось умение устанавливать связь  между
причиной и  следствием.  Гораздо  более  вероятно,  что  глупое  животное,
действующее лишь по велениям хищнического  инстинкта,  сначала  опешило  в
недоумении, а потом отправилось на поиски новой добычи.
     Я долез до края ямы и  огляделся  по  сторонам.  Звезды  гасли,  небо
начинало бледнеть, и предутренний ветерок приятной прохладой пахнул мне  в
лицо. Мой враг никак не давал о себе знать. Я медленно выбрался из  ямы  и
сел на землю, готовясь при малейшей  тревоге  спрыгнуть  в  свое  убежище.
Потом, несколько  успокоенный  полной  тишиной,  которая  была  вокруг,  и
наступлением утра, собрался с духом и, крадучись, пошел назад  по  той  же
тропинке. Через несколько минут я увидел свое ружье, подобрал его, вышел к
ручью, служившему мне путеводной нитью, и быстро зашагал к  лагерю,  то  и
дело оборачиваясь и бросая по сторонам испуганные взгляды.
     И вдруг  ветер  принес  мне  напоминание  о  моих  товарищах.  Тишину
спокойного утра нарушил далекий звук ружейного выстрела. Я  остановился  и
прислушался - все было тихо. "Не случилось ли чего с ними?. - пронеслось у
меня в голове. Но я  тут  же  успокоился,  найдя  более  простое  и  более
естественное  об®яснение  этому  выстрелу.  Уже   совсем   рассвело.   Мое
отсутствие, конечно, успели заметить. Товарищи, вероятно,  решили,  что  я
заблудился в лесу, и дали выстрел, чтобы помочь мне добраться  до  лагеря.
Правда, стрельба была у нас запрещена, но если они думали, что мне  грозит
опасность, вряд ли это остановило бы их. Надо как можно скорее вернуться в
лагерь и унять тревогу.
     Я устал, измучился за ночь и при всем желании не мог идти быстро.  Но
вот наконец-то начались знакомые  места.  Слева  болото  птеродактилей,  а
скоро  будет  прогалина  игуанодонов.  Теперь  только  узкая  полоса  леса
отделяла меня от Форта Челленджера. Я весело крикнул,  торопясь  успокоить
товарищей. Ответа не было. Кругом стояла зловещая тишина.  Сердце  у  меня
сжалось. Я ускорил шаги, потом побежал. Вот и ограда - она цела, но завала
у входа нет. Я бросился внутрь. Страшное зрелище предстало моим  глазам  в
холодном свете раннего утра. Наши  вещи  в  беспорядке  валялись  по  всей
поляне; моих спутников нигде не было, а возле потухшего костра краснела на
траве большая лужа крови.
     Я был так потрясен  этой  неожиданностью,  что  первое  время  вообще
потерял способность соображать. Припоминаю  только,  как  тяжелый  кошмар,
свои  метания  по  лесу  вокруг  опустевшего  лагеря,  отчаянные  призывы,
обращенные к товарищам. Но лесная чаща безмолвствовала. Меня сводили с ума
страшные мысли. Что, если я больше не увижу их? Что, если я останусь  один
в этом ужасном месте и никогда не смогу вернуться в мир? Что, если  судьба
обречет меня жить и умереть здесь? Мне хотелось рвать  на  себе  волосы  и
биться головой о землю в припадке отчаяния. Только теперь я  понял,  какой
опорой  были  для  меня  товарищи  -  и  Челленджер  с   его   безмятежной
самоуверенностью, и  властный,  хладнокровный  лорд  Рокстон,  никогда  не
теряющий чувства юмора. Без них я был, как  слабый,  беспомощный  ребенок,
оставшийся один в темноте. Куда мне податься, что делать, с чего начать?
     Некоторое время я сидел  совершенно  подавленный,  потом  мало-помалу
пришел в себя и стал раздумывать,  какая  же  злая  участь  постигла  моих
спутников. Разгром, учиненный в лагере, свидетельствовал о  том,  что  они
подверглись нападению, очевидно,  в  ту  самую  минуту,  когда  я  услышал
выстрел. Но выстрел был только  один,  значит,  все  кончилось  мгновенно.
Винтовки лежали тут же на земле, а в затворе одной из них,  принадлежавшей
лорду Джону, был стреляный патрон. Судя  по  брошенным  у  костра  одеялам
Челленджера и Саммерли, беда настигла их во время сна. Ящики с патронами и
провизией валялись по всей поляне; тут же я  увидел  наши  фотографические
аппараты и коробки  с  пластинками.  Все  это  было  цело,  зато  с®естные
припасы, вынутые  из  ящиков,  исчезли,  а  их,  помнится,  было  изрядное
количество. Следовательно, нападение на лагерь произвели не люди, а звери,
ибо в противном случае тут, вероятно, ничего бы не осталось.
     Но если это действительно звери или какое-нибудь  одно  чудовище,  то
что же сталось с моими спутниками? Хищники, конечно, растерзали бы их,  но
где же останки? Правда, лужа  крови  достаточно  красноречиво  говорила  о
случившемся, а динозавр, который преследовал меня  ночью,  мог  бы  унести
свою жертву с такой же легкостью, с  какой  кошка  уносит  мышь.  В  таком
случае оставшиеся двое, вероятно, бросились за ним вдогонку. Но почему  же
они не взяли с собой винтовок? Мой усталый,  измученный  мозг  отказывался
разгадать эту загадку. Поиски в лесу тоже ничего не дали. Я  заплутался  и
только благодаря счастливой случайности снова вышел к лагерю, потратив  на
это не меньше часа.
     И тут в голову мне  пришла  одна  мысль,  в  которой  было  кое-какое
утешение. Все-таки я не совсем один здесь. У подножия скал остался  верный
Самбо. Он услышит мой голос. Я подошел  к  обрыву  и  заглянул  вниз.  Ну,
конечно, вон он сидит на одеяле у костра! Но там есть кто-то еще.  Кто  же
это? Сердце у меня екнуло от радости. Может быть, один из  моих  товарищей
как-то  ухитрился   спуститься   вниз?   Но   стоило   мне   присмотреться
повнимательнее, и надежда угасла. Кожа человека, сидевшего напротив Самбо,
отливала красным в лучах восходящего солнца.  Это  был  индеец.  Я  громко
крикнул и замахал носовым платком. Самбо вскинул голову, махнул рукой  мне
в ответ и побежал к утесу. Прошло несколько минут, и он уже стоял  на  его
вершине, совсем близко от меня, и в горестном молчании слушал мой рассказ.
     - Их унес дьявол, мистер Мелоун, - сказал Самбо. - Вы пришли в страну
дьявола, и он всех вас возьмет к себе. Слушайте, что говорит  Самбо,  сэр:
поскорей спускайтесь вниз, а то и вам будет беда.
     - Как же я спущусь, Самбо?
     - Рубите лианы с деревьев, мистер Мелоун. Бросайте их сюда. Я привяжу
лианы к пеньку, и будет мост.
     - Мы сами об этом думали. Но лианы нас не выдержат.
     - Пошлите за веревками, мистер Мелоун.
     - Кого же я пошлю и куда?
     - Пошлите в индейский поселок, сэр. В индейском поселке много веревок
из кожи. Внизу есть индеец, пошлите его.
     - Откуда он взялся?
     - Это наш индеец. У него все отняли, а самого  побили.  Он  вернулся.
Теперь возьмет письмо, принесет веревки - все сделает.
     Возьмет письмо... Что ж, это мысль! Может быть, кто-нибудь придет нам
на помощь? А если нет, открытия, которыми мы обогатили  науку,  дойдут  до
наших друзей, и мир узнает, что мы погибли не зря. Два письма были у  меня
уже готовы. За сегодняшний день напишу третье, в котором ход событий будет
доведен до последней минуты. Индеец доставит мои письма туда, в мир.
     Я приказал Самбо подняться на утес еще раз, ближе к  вечеру,  и  весь
этот унылый день посвятил описанию того, что произошло  со  мной  минувшей
ночью. К письмам я присовокупил также коротенькую записку, которую  индеец
должен был вручить первому попавшемуся  белому  -  торговцу  или  капитану
какого-нибудь судна. В записке было сказано, что  наша  жизнь  зависит  от
того, пришлют нам канаты или нет. Вечером я переправил Самбо все письма  и
свой кошелек с тремя фунтами стерлингов. Деньги предназначались индейцу, а
за канаты ему была обещана вдвое большая сумма.
     Теперь, дорогой мистер Мак-Ардл, вы поймете, каким образом мои письма
дошли до вас, и узнаете всю правду о своем неудачливом  корреспонденте,  в
случае если он больше не напишет вам ни строчки. Сейчас я слишком  измучен
и слишком подавлен, чтобы строить какие-нибудь  планы.  Завтра  подумаю  о
дальнейшем и, не теряя связи  с  лагерем,  начну  поиски  моих  несчастных
товарищей.

     Глава XIII. ЭТОГО ЗРЕЛИЩА МНЕ НИКОГДА НЕ ЗАБЫТЬ

     В тот грустный день  на  закате  солнца  я  увидел  внизу  уходившего
индейца - нашу последнюю надежду на спасение  -  и  до  тех  пор  провожал
глазами его одинокую крохотную фигурку, пока она  не  скрылась  в  розовом
вечернем тумане, медленно встававшем между мной и далекой Амазонкой.
     Было уже совсем темно, когда я побрел к нашему разгромленному лагерю,
бросив напоследок еще один взгляд на костер Самбо - на  этот  единственный
луч света, доходивший до меня из огромного мира и  так  же  ласкавший  мой
взгляд, как присутствие верного негра  ласкало  мою  омраченную  душу.  Но
теперь, впервые после постигшей меня беды, я немного приободрился,  утешая
себя мыслью, что мир узнает о наших делах и сохранит в памяти наши  имена,
связав их навеки с теми открытиями, которые, быть  может,  достанутся  нам
ценой жизни.
     Мне было страшно устраиваться на ночь в этом  злополучном  лагере,  а
джунгли пугали меня еще больше. Однако приходилось выбирать  между  тем  и
другим. Благоразумие требовало, чтобы я  был  настороже,  но  истомленному
телу трудно было бороться с  дремотой.  Забравшись  на  дерево  гингко,  я
тщетно искал такого местечка на его  нижних  ветвях,  где  можно  было  бы
уснуть, не рискуя сломать себе шею при неминуемом падении.
     Пришлось слезть и решать, как быть дальше. После  долгих  раздумий  я
завалил  кустами  вход  в  лагерь,  разжег  три  костра,   расположив   их
треугольником, сытно поужинал и уснул крепким сном, который был прерван на
рассвете самым неожидаяным и самым приятным образом.
     Ранним утром чья-то рука легла мне на плечо. Я вскочил,  весь  дрожа,
схватился за винтовку и  вдруг  радостно  вскрикнул,  узнав  лорда  Джона,
склонившегося ко мне в сером рассветном сумраке.
     Да, это был он, но какая перемена произошла в нем!  Последний  раз  я
видел лорда Джона спокойным, сдержанным, в чистом белом костюме. Сейчас он
стоял передо мной бледный, глаза его  дико  блуждали  по  сторонам,  грудь
тяжело вздымалась, как после долгого и стремительного бега, голова была не
покрыта, худое лицо исцарапано и все в крови, костюм порван  в  клочья.  Я
смотрел на него, пораженный этим зрелищем, но он не дал мне  даже  открыть
рта и принялся подбирать раскиданные по поляне вещи, бросая мне  короткие,
отрывистые фразы:
     - Скорее, юноша, скорей! Дорога каждая минута.  Возьмите  винтовки  -
обе. Остальные у меня. Как можно больше  патронов.  Набейте  ими  карманы.
Теперь - провизия. Шести банок хватит. Вот так. Ни о чем  не  спрашивайте,
не рассуждайте. Ну, бежим, не то будет поздно.
     Еще не проснувшись как следует, не соображая, что все это  значит,  я
помчался по лесу за лордом Джоном с двумя винтовками под мышкой и с шестью
консервными банками в руках. Он выбирал самые густые, с трудом  проходимые
заросли и, наконец, вывел меня к высоким  кустам.  Мы  кинулись  туда,  не
обращая внимания на колючки. Лорд Джон упал ничком на землю и потянул меня
за собой.
     - Ну вот! - еле выговорил он. - Теперь, кажется, мы  в  безопасности.
Они нагрянут на лагерь, это как пить дать, и просчитаются.
     - Что случилось? - спросил я, отдышавшись. - Где  оба  профессора?  И
кто на них охотится?
     - Человекообезьяны! - громким шепотом сказал  лорд  Джон.  -  Господи
боже, что это за чудовища! Говорите тише. У них тонкий слух, зрение  тоже,
зато обоняние никуда не годится, насколько я мог заметить. По  следам  они
до нас не доберутся. Где вы пропадали,  юноша?  Вам  повезло,  благодарите
свою судьбу, что не попали в эту переделку.
     Я шепотом поведал ему о своих приключениях.
     - Да, плохи наши дела! - сказал лорд  Джон,  услыхав  о  динозавре  и
западне. - Здесь вам не курорт. Но все же полное представление о прелестях
здешних мест я получил в ту минуту, когда на нас напали эти  дьяволы.  Мне
однажды пришлось побывать в лапах у людоедов-папуасов, но они конфетки  по
сравнению с этими монстрами.
     - Расскажите, как все было, - попросил я.
     - Это случилось на рассвете. Наши ученые друзья только продрали глаза
и даже не успели сцепиться. И вдруг откуда ни возьмись - обезьяны.  Просто
посыпались на нас, как яблоки с яблони. Они, наверно, еще затемно облепили
высокое дерево, на которое вы лазали. Одной я тут же всадил пулю в  брюхо,
однако тем дело и кончилось - нас мигом уложили на обе лопатки. Я  называю
этих дьяволов обезьянами,  но  они  размахивали  палками,  швыряли  в  нас
камнями, тараторили между собой  на  своем  языке  и  в  довершение  всего
связали нам руки лианами. Это человекообезьяны, и по  развитию  они  стоят
выше всех  зверей,  которых  мне  приходилось  встречать  во  время  своих
странствований, а  я,  слава  богу,  много  шатался  по  белу  свету.  Как
говорится, .недостающее звено.. Ну, недостает, и черт с ним, обошлись бы и
без него! А дальше дело было так. Они подхватили своего раненого сородича,
из которого кровь хлестала,  как  из  прирезанной  свиньи,  и  унесли  его
куда-то, а потом уселись около нас кружком. Морды свирепые, того  и  гляди
растерзают. Ростом они, пожалуй, с человека, но немного шире,  коренастее.
Сидят и смотрят, смотрят на нас... Брови рыжие, нависшие,  глаза  какие-то
странные, будто из мутного стекла. Уж на что Челленджер  не  трус,  а  ему
тоже стало не по себе. Как вскочит да как  закричит:  "Приканчивайте  нас,
нечего тянуть!. У него, верно, от всего этого в  голове  помутилось  -  уж
очень он буйствовал. Пожалуй, будь на месте  обезьян  его  заклятые  враги
репортеры, им и то меньше бы досталось.
     - Ну, а обезьяны что?
     Я с жадностью вслушивался в шепот лорда  Джона,  который  рассказывал
мне об этих поразительных происшествиях, а сам внимательно  поглядывал  по
сторонам, не отнимая руки от винтовки со взведенным курком.
     - Я  уже  думал:  ну,  конец  нам!  Но  ничуть  не  бывало.  Обезьяны
затараторили, закричали. Потом одна подошла к Челленджеру и стала рядом  с
ним. Вы сейчас рассмеетесь, юноша, но до чего же они  были  похожи  -  как
близкие родственники! Я бы сам не поверил, да глаза не  лгут.  Эта  старая
человекообезьяна, по-видимому,  вожак  племени,  оказалась  точной  копией
Челленджера, только что масть другая - рыжая. А все прочие  очаровательные
приметы  нашего  друга  были  налицо,  правда,   несколько   утрированные.
Квадратный торс, широкие плечи,  грудь  колесом,  полное  отсутствие  шеи,
длинная рыжая борода, мохнатые брови и такой же заносчивый вид -  пойдите,
мол, вы все к черту! Словом, полное сходство.  Когда  эта  обезьяна  стала
рядом с Челленджером и  положила  ему  лапу  на  плечо,  эффект  получился
потрясающий. Саммерли, настроенный несколько истерически, хохотал до слез,
глядя на них. Обезьяны сначала тоже смеялись, если такое кудахтанье  можно
назвать смехом, а потом схватили нас и поволокли в лес. Винтовки и  другие
вещи они не тронули, видно, побоялись, а вот провизию, вынутую из  ящиков,
всю  забрали  с  собой.  Дорогой  нам  с  Саммерли  здорово  досталось   -
полюбуйтесь на мою физиономию и на эти лохмотья.  Они  тащили  нас  сквозь
заросли, не разбирая пути, а им самим хоть бы что - у них шкура  дубленая.
Зато Челленджер нисколько не пострадал. Четыре  обезьяны  подняли  его  на
плечи и понесли, как римского триумфатора. Тсс! Что это?
     Откуда-то   издали   до   нас   донеслось   странное   потрескивание,
напоминающее мелкую дробь кастаньет.
     - Это они!  -  шепнул  мой  товарищ,  закладывая  патроны  во  вторую
двустволку .экспресс.. - Заряжайте  обе  винтовки,  юноша,  живьем  мы  не
сдадимся, об этом не мечтайте.  Слышите,  как  верещат?..  Значит,  чем-то
взбудоражены. А доберутся до нас -  и  еще  не  так  взволнуются.  Помните
"Последнюю атаку.? "Сжимая винтовки в ослабших  руках,  средь  мертвых  на
поле боя.... Это детские игрушки по сравнению с тем, что предстоит нам.
     - Они где-то очень далеко.
     - Эта банда до нас не доберется, но у них,  наверно,  по  всему  лесу
рыщут разведчики. Ну, ладно, вернемся к моему скорбному повествованию. Так
вот, эти дьяволы притащили нас в большую рощу у самого обрыва. У  них  там
настоящий город на деревьях - до тысячи хижин из ветвей и листьев.  Это  в
трех-четырех милях отсюда. Мерзкие твари! Мне кажется, я после них никогда
не отмоюсь. Они меня всего перещупали своими грязными лапами. В городе нас
связали уже по рукам и ногам, и я попался такому ловкачу, которому  только
бы морские узлы вязать, - что твой боцман. Так вот, свяэали нас и положили
под деревом, а на страже поставили здоровенную обезьянищу  с  дубинкой.  Я
все говорю .нас. да .нас., но это относится только ко мне  и  к  Саммерли.
Что же касается Челленджера, то он сидел на дереве, ел какие-то  фрукты  и
наслаждался жизнью. Впрочем, нам от него тоже кое-что перепало, а  главное
- он ухитрился расслабить наши путы. Вы,  наверно,  не  удержались  бы  от
смеха, глядя, как профессор восседает на дереве чуть не в обнимку со своим
близнецом и распевает густым басом: "О звонкий колокол!."  Музыка,  видите
ли, настраивала обезьян на миролюбивый лад. Да, вы бы рассмеялись,  а  нам
было  не  до  смеху.  Челленджеру  разрешалось  делать  все  что   угодно,
разумеется, в известных пределах, но для нас  режим  был  установлен  куда
строже. Единственное, чем мы все  утешались,  -  это  мысль