виться к завтрашнему вечеру.
     Действовать надо было  тайно  и  без  всякого  промедления,  так  как
индейцы могли задержать нас даже в последнюю минуту. Мы решили бросить все
свое снаряжение, кроме оружия  и  патронов.  Правда,  у  Челленджера  было
несколько громоздких вещей, которые он во что бы то ни стало хотел взять с
собой, и одна из них доставила нам особенно много хлопот.  Но  об  этом  я
пока что не могу распространяться.
     День тянулся бесконечно долго, но вот наконец  стемнело.  У  нас  все
было готово. Соблюдая всяческую  осторожность,  мы  втащили  свои  пожитки
вверх по ступенькам, остановились у входа в  пещеру  и  бросили  последний
взгляд на эту загадочную, окутанную для нас романтической  дымкой  страну,
которую, боюсь, скоро наводнят охотники и всяческие исследователи, страну,
где  мы  много  дерзали,  где  нам  много  пришлось  перенести  и  многому
научиться, - нашу страну, как мы всегда будем любовно называть ее.
     Слева от нас соседние пещеры бросали в  темноту  веселые  красноватые
отблески костров. Снизу доносились голоса, смех и  пение  индейцев.  Вдали
стеной вставала лесная чаща, а между  ней  и  скалистой  грядой  искрилось
большое озеро -  обитель  диковинных  чудовищ.  Вот  в  темноте  прозвенел
пронзительный зов  какого-то  зверя.  Это  был  голос  Страны  Мепл-Уайта,
славшей нам свое последнее .прости." Мы  повернулись  и  вошли  в  пещеру,
через которую пролегал наш путь домой.
     Через два часа мы сами и все наши пожитки были уже у подножия горного
кряжа.  Спуск  прошел  благополучно,  если  не  считать  возни  с   вещами
Челленджера. Оставив всю  поклажу  на  месте,  мы  отправились  налегке  к
стоянке Самбо. Каково же было наше изумление, когда при свете раннего утра
перед нами открылась равнина, на  которой  пылал  не  один  костер,  а  по
меньшей мере десять! Спасательная партия все-таки пришла. Она состояла  из
двадцати индейцев с Амазонки, доставивших сюда шесты, канаты  и  все,  что
требовалось для переброски моста через пропасть. Уж  теперь-то  у  нас  не
будет никаких затруднений с доставкой багажа к берегам Амазонки,  куда  мы
двинемся завтра утром!
     На этом, благодарный судьбе, я заканчиваю свой рассказ. Глаза наши не
переставали  дивиться  чудесам,  души  очистились,   закаленные   тяжелыми
испытаниями. Все мы, каждый на свой лад, стали лучше, серьезнее.
     Возможно, что в Паре нам придется сделать  остановку,  так  как  надо
обзавестись всем необходимым для дальнейшего путешествия. В  таком  случае
это письмо опередит меня на один трансатлантический рейс. Если же мы сразу
отправимся в путь, то оно будет в Лондоне одновременно  с  нами.  Так  или
иначе, дорогой мой мистер Мак-Ардл, я надеюсь скоро пожать вашу руку.

     Глава XVI. НА УЛИЦУ! НА УЛИЦУ!

     Я считаю своим долгом выразить глубокую  признательность  всем  нашим
друзьям с Амазонки, которые так радушно  нас  приняли  и  проявили  к  нам
столько внимания.  Особую  благодарность  заслуживает  сеньор  Пеналоса  и
другие должностные лица бразильского правительства, чья помощь  обеспечила
нам  возвращение  домой,  а  также  сеньор   Перейра   из   города   Пары,
предусмотрительно заготовивший для нас все необходимое  по  части  одежды,
так что теперь нам не стыдно будет появиться в цивилизованном мире.
     К  сожалению,  мы  плохо   отплатили   нашим   благодетелям   за   их
гостеприимство. Но что же делать!  Пользуюсь  случаем  заверить  тех,  кто
вздумает отправиться по нашим следам в Страну Мепл-Уайта,  что  это  будет
только потеря времени и денег. В своих рассказах мы изменили все названия,
и, как бы вы ни изучали отчеты экспедиции, все равно вам не  удастся  даже
близко подойти к тем местам.
     Мы думали, что повышенный интерес к нам в Южной Америке  носит  чисто
местный характер, но кто мог предположить,  какую  сенсацию  произведут  в
Европе первые  неясные  слухи  о  наших  приключениях!  Оказывается,  нами
интересовался не только ученый мир, но и широкая публика, хотя  мы  узнали
об этом сравнительно поздно.
     Когда  "Иберия.  была  уже  в  пятидесяти  милях   от   Саутгемптона,
беспроволочный телеграф начал передавать нам депешу за депешей  от  разных
газет и агентств, которые предлагали  колоссальные  гонорары  хотя  бы  за
самое краткое сообщение о результатах экспедиции. Однако долг обязывал нас
прежде всего отчитаться перед  Зоологическим  институтом,  поручившим  нам
произвести расследование, и,  посовещавшись  между  собой,  мы  отказались
давать какие-либо сведения в печать. Саутгемптон кишел репортерами, но они
ничего не добились от нас, и  поэтому  легко  себе  представить,  с  каким
интересом публика ждала заседания, назначенного на вечер 7 ноября.
     Зал Зоологического  института  -  тот  самый,  где  создали  комиссию
расследования, -  был  признан  недостаточно  вместительным,  и  заседание
пришлось перенести в Куинс-Холл на  Риджент-стрит.  Теперь  уже  никто  не
сомневается, что если б даже устроители сняли Альберт-Холл, то он тоже  не
вместил бы всех желающих.
     Знаменательное заседание было назначено на второй вечер после  нашего
приезда в Лондон. Предполагалось, что первый день уйдет у  нас  на  личные
дела. О своих я пока умалчиваю. Пройдет время, и, может  быть,  мне  будет
легче думать и даже говорить обо всем этом. В начале своего  повествования
я раскрыл читателю, какие силы побудили меня к действию. Теперь,  пожалуй,
следует показать, чем все это кончилось. Но ведь наступит же время,  когда
я скажу себе, что жалеть не о чем. Те силы толкнули меня на этот  путь,  и
по их воле я узнал цену настоящим приключениям.
     А теперь перейду к  последнему  событию,  завершившему  нашу  эпопею.
Когда я ломал себе голову, как бы получше описать его, взгляд мой упал  на
номер "Дейли-газетт" от 8 ноября, в котором был помещен подробнейший отчет
о заседании в Зоологическом институте, написанный моим другом и коллегой -
Макдона. Приведу его здесь полностью, начиная  с  заголовка,  -  ведь  все
равно лучше  ничего  не  придумаешь.  Наша  "Дейли",  гордая  тем,  что  в
экспедиции принимал участие ее собственный корреспондент, уделила особенно
много места событиям в Зоологическом институте, но другие  крупные  газеты
тоже не оставили их без внимания. Итак,  предоставляю  слово  моему  другу
Макдона:

      НОВЫЙ МИР
      МНОГОЛЮДНОЕ СОБРАНИЕ В КУИНС-ХОЛЛЕ
      БУРНЫЕ СЦЕНЫ В ЗАЛЕ
      НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
      ЧТО ЭТО БЫЛО?
      НОЧНАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ НА РИДЖЕНТ-СТРИТ
                 (От нашего специального корреспондента)

     "Долгожданное заседание  Зоологического  института,  на  котором  был
заслушан отчет комиссии, посланной год назад  в  Южную  Америку  проверить
сведения,   сообщенные   профессором   Челленджером,   о   наличии    форм
доисторической жизни на этом материке, состоялось вчера в  Куинс-Холле,  и
мы смело можем сказать: этот день войдет в историю науки, ибо события  его
носили  столь  необычайный  и  сенсационный  характер,  что  вряд  ли  они
когда-либо изгладятся из памяти присутствующих. (О  мой  собрат  по  перу,
Макдона! Какая чудовищно длинная вступительная фраза!)
     Официально  пригласительные  билеты  распространялись  только   среди
членов института и близких к ним лиц, но, как известно, последнее  понятие
весьма растяжимо, и  поэтому  большой  зал  Куинс-Холл  был  набит  битком
задолго до начала заседания, назначенного на восемь часов. Однако  широкая
публика, без всяких на то  оснований  считающая  себя  обиженной,  штурмом
взяла двери зала  после  продолжительной  схватки  с  полицией,  во  время
которой  пострадало  несколько  человек,  в  том  числе  инспектор  Скобл,
получивший перелом ноги. Включая этих бунтовщиков, заполнивших  не  только
все проходы, но и места, отведенные для  представителей  печати,  прибытия
путешественников ожидало, по  приблизительному  подсчету,  не  менее  пяти
тысяч человек. Когда они наконец появились, их провели на эстраду,  где  к
тому времени собрались крупнейшие ученые не только Англии, но и Франции, и
Германии. Швеция также  была  представлена  в  лице  знаменитого  зоолога,
профессора Упсальского университета господина Сер-гиуса. Появление четырех
героев дня было встречено овацией: весь зал поднялся, как один человек,  и
приветствовал  их  криками   и   аплодисментами.   Впрочем,   внимательный
наблюдатель мог уловить некую диссонирующую нотку в этой буре  восторга  и
сделать отсюда вывод, что собрание будет протекать  не  совсем  мирно.  Но
того,  что  произошло  в   действительности,   никто   из   присутствующих
предугадать не мог.
     Описывать здесь внешность наших четырех путешественников нет  никакой
нужды,  поскольку  их  фотографии  помещены  во  всех   газетах.   Тяжелые
испытания, которые, как говорят, им пришлось перенести, мало отразились на
них, хотя они покидали наши берега совсем  не  такими  загорелыми.  Борода
профессора Челленджера стала, пожалуй, еще пышнее, черты  лица  профессора
Саммерли немного суше, лорд  Джон  Рокстон  чуть  похудел,  но,  в  общем,
состояние их здоровья ие оставляет желать ничего лучшего. Что же  касается
представителя  нашей  газеты,  известного  спортсмена  и  игрока  в  регби
международного класса Э. Д. Мелоуна, то он в полной форме, и его  честная,
но не блещущая  красотой  физиономия  так  и  сияет  благодушной  улыбкой.
(Ладно, Мак, только попадись мне!)
     Когда  тишина  была  восстановлена  и  все   расселись   по   местам,
председательствующий, герцог Дархемский, обратился  к  собранию  с  речью.
Герцог сразу же заявил,  что,  поскольку  аудитории  предстоит  встреча  с
самими  путешественниками,  он  не  намерен  задерживать  ее  внимание   и
предвосхищать   доклад   профессора   Саммерли,   председателя    комиссии
расследования, труды которой,  судя  по  имеющимся  сведениям,  увенчались
блестящим успехом. (Аплодисменты.) По-видимому, век романтики не  миновал,
и пылкая фантазия поэта все еще может опираться на твердую  основу  науки.
"В заключение, - сказал герцог, - мне остается лишь выразить свою  радость
-  и  в  этом  меня,  несомненно,  поддержат  все  присутствующие,  -  что
джентльмены вернулись здравы и невредимы из  своего  трудного  и  опасного
путешествия,  ибо  с  гибелью  этой  экспедиции  наука  понесла  бы  почти
невознаградимые потери." (Шумные аплодисменты, к которым присоединяется  и
профессор Челленджер.)
     Появление на кафедре профессора Саммерли снова вызвало бурю восторга,
и речь его то и дело прерывалась рукоплесканиями. Мы не будем приводить ее
дословно, так как подробный отчет о работах экспедиции, принадлежащий перу
нашего корреспондента, будет выпущен "Дейли-газетт" специальной  брошюрой.
Поэтому ограничимся лишь кратким изложением доклада профессора Саммерли.
     Напомнив собранию, каким образом возникла мысль о посылке экспедиции,
оратор воздал должное профессору Челленджеру и принес ему  свои  извинения
за былое недоверие к его словам, теперь полностью подтвержденным. Затем он
набросал в общих чертах маршрут путешествия, тщательно избегая  каких-либо
указаний, которые могли бы послужить справкой о  географическом  положении
этого необычайного плато; описал в  немногих  словах  переход  от  берегов
Амазонки к  горному  кряжу  и  буквально  потряс  слушателей  рассказом  о
многократных попытках экспедиции подняться  на  плато,  обошедшихся  им  в
конце  концов  ценой  жизни  двух  преданных  проводников-метисов.   (Этим
неожиданным толкованием событий мы были обязаны  Саммерли,  который  хотел
избежать некоторых щекотливых вопросов.)
     Поднявшись со своими слушателями на вершину горного кряжа и  заставив
их почувствовать, что значил для четырех путешественников  обвал  моста  -
единственной их связи с внешним  миром,  профессор  приступил  к  описанию
ужасов и прелестей  этой  необычайной  страны.  О  своих  приключениях  он
говорил мало, но старался всячески подчеркнуть, какой богатейший  вклад  в
науку сделала экспедиция, ведя наблюдения над представителями животного  и
растительного царств плато. Мир насекомых там особенно богат жесткокрылыми
и чешуйчатокрылыми, и  в  течение  нескольких  недель  экспедиции  удалось
определить сорок шесть  видов  первого  семейства  и  девяносто  четыре  -
второго. Но, как  и  следовало  ожидать,  публика  интересовалась  главным
образом крупными животными, в особенности теми,  которые  считаются  давно
вымершими. Профессор дал длинный перечень  таких  доисторических  чудовищ,
уверив своих слушателей, что этот список может быть  значительно  пополнен
после тщательного изучения плато.  Ему  и  его  спутникам  удалось  видеть
собственными глазами, правда, большей частью издали,  по  крайней  мере  с
десяток  животных,  до  сих  пор  неизвестных  науке.  Со  временем   они,
безусловно, будут должным  образом  изучены  и  классифицированы.  В  виде
примера профессор привел темно-пурпурную змею длиной в пятьдесят один фут,
некое белое существо, по всей вероятности, млекопитающее, которое излучает
в темноте фосфорический  свет,  и  огромную  черную  бабочку,  укусы  этой
бабочки, по словам индейцев, ядовиты.
     Помимо  совершенно  новых  видов  живых  существ,   плато   изобилует
известными науке  доисторическими  животными;  некоторых  из  них  следует
отнести к раннему юрскому периоду. Тут был назван  исполинский  стегозавр,
попавшийся однажды мистеру Мелоуну у водопоя  на  озере.  Такой  же  точно
зверь был зарисован в альбоме американского художника, проникшего  в  этот
неведомый  мир  еще  до  экспедиции.  Профессор  Саммерли   описал   также
игуанодона и птеродактиля -  первых  двух  чудовищ,  встретившихся  им  на
плато, и привел  слушателей  в  содрогание,  рассказав  о  самых  страшных
хищниках, населявших этот мир, - о динозаврах, которые не раз преследовали
то одного, то другого члена экспедиции. Далее профессор  подробно  говорил
об огромной свирепой птице фороракосе и  об  исполинских  лосях,  все  еще
встречающихся на плоскогорьях той страны.
     Но восторг аудитории достиг высшего предела, когда профессор  поведал
ей тайны центрального озера. Слушая спокойную речь этого трезвого ученого,
хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это  не  сон,  что  ты  наяву
слышишь о трехглазых  рыбообразных  ящерах  и  гигантских  водяных  змеях,
обитающих в этих загадочных глубинах.
     Далее он перешел  к  описанию  туземцев  и  племени  человекообразных
обезьян,  которые,  по-видимому,  представляют  собой  результат  эволюции
яванского питекантропа, а  следовательно,  более,  чем  любой  другой  вид
животного мира, приближаются к гипотетическому  существу,  известному  как
недостающее звено между обезьяной и человеком."
были, как и следовало ожидать,  разные,  ибо  туземцы  испытывали  к  нему
чрезвычайно опасный воздухоплавательный аппарат -  изобретение  профессора
Челленджера,  и  в  заключение  своего  необычайно   интересного   доклада
рассказал, каким образом экспедиции  удалось  вернуться  в  цивилизованный
мир.
     Предполагалось, что на этом заседание и закончится и что предложенная
профессором Сергиусом резолюция с выражением благодарности членам комиссии
расследования  будет  должным  образом  проголосована  и  принята.  Однако
дальнейшие события развивались отнюдь не гладко. С самого начала заседания
враждебно настроенная часть публики то и дело напоминала  о  себе,  а  как
только профессор Саммерли  кончил  доклад,  доктор  Джеймс  Иллингворт  из
Эдинбурга поднялся с места и  обратился  к  председателю  с  вопросом:  не
следует ли до голосования резолюции обсудить поправку к ней?
     Председатель. Да, сэр, если таковая имеется.
     Доктор Иллингворт. Поправка у меня есть, ваша светлость.
     Председатель. В таком случае огласите ее.
     Профессор Саммерли (вскакивая с  места).  Ваша  светлость,  разрешите
довести до всеобщего сведения, что этот человек - мой личный  враг  еще  с
тех пор, как  мы  с  ним  вели  полемику  на  страницах  журнала  "Научное
обозрение."
     Председатель. Вопросы личного порядка нас не  касаются.  Продолжайте,
доктор Иллингворт.
     Друзья  наших  путешественников  подняли  такой  шум,   что   доктора
Иллингворта временами почти не было слышно. Кое-кто даже  пытался  стащить
его с кафедры. Но, обладая  недюжинной  силой  и  мощным  голосом,  доктор
Иллингворт преодолел все препятствия и довел свою речь  до  конца.  С  той
минуты, как он поднялся с  места,  всем  стало  ясно,  что  у  него  много
сторонников  в   зале,   правда,   составляющих   меньшинство   аудитории.
Значительная же часть публики  была  настроена  выжидательно  и  пока  что
сохраняла нейтралитет.
     Для начала профессор  Иллингворт  заверил  профессора  Челленджера  и
профессора  Саммерли  в  своем   глубочайшем   уважении   к   их   научной
деятельности, но далее с прискорбием отметил, что его поправку к резолюции
почему-то об®ясняют какими-то личными мотивами, тогда как на самом деле им
руководит исключительно стремление  к  истине.  В  сущности,  он  занимает
сейчас ту  же  позицию,  какую  занимал  на  прошлом  заседании  профессор
Саммерли. Профессор Челленджер выдвинул тогда ряд  тезисов,  которые  были
взяты под сомнение его коллегой. Теперь этот  самый  коллега  выступает  с
точно такими же утверждениями  и  рассчитывает,  что  их  никто  не  будет
оспаривать. Логично ли это? (Крики:  "Да!.,  "Нет!."  В  ложе,  отведенной
представителям  печати,  слышно,  как  профессор   Челленджер   просит   у
председателя разрешения выставить доктора Иллингворта за дверь.) Год назад
один человек утверждал весьма  странные  вещи.  Теперь  то  же  самое,  и,
пожалуй, в еще большей степени, делают четыре человека. Но разве это может
служить решающим фактором там, где речь идет чуть ли  не  о  перевороте  в
науке?
     У всех  на  памяти  случай,  когда  путешественники  возвращались  из
далеких, никому не ведомых краев и распространяли всякие небылицы, которым
слишком охотно верили. Неужели  лондонский  Зоологический  институт  хочет
оказаться в положении легковера? Члены  комиссии  расследования  -  весьма
достойные люди, этого никто не станет  отрицать.  Но  человеческая  натура
чрезвычайно сложна. Желание выдвинуться может совратить с  пути  истинного
любого профессора. Все мы, словно бабочки, летим на огонек славы. Охотники
за крупной дичью не прочь погрешить против истины в пику своим соперникам,
а журналисты так падки на всяческие сенсации, что сплошь и рядом призывают
на помощь фактам свое богатое воображение. У каждого  из  членов  комиссии
могли  оказаться  свои  мотивы,  руководствуясь   которыми   они   раздули
результаты  экспедиции.  ("Позор!  Стыдитесь!.)  Он   никого   не   желает
оскорблять ("Однако  оскорбляет!.  Шум  в  зале.),  ...но  доказательства,
представленные  в  подтверждение  всех  этих  чудес,   носят   чрезвычайно
легковесный характер. К чему они сводятся?  К  нескольким  фотографическим
снимкам. Но в наше время искусство фальсификации достигло такого  высокого
уровня, что на одни фотографии полагаться нельзя. Чем же еще стараются нас
убедить? Рассказом о поспешном бегстве и о спуске  по  канату,  что  якобы
помешало членам экспедиции захватить с собой более крупные  образцы  фауны
этой чудесной страны? Остроумно, но не очень  убедительно.  Было  сказано,
что у лорда Джона Рокстона имеется череп фороракоса. Но где он?  Любопытно
было бы взглянуть на него.
     Лорд Джон Рокстон. Этот человек, кажется, обвиняет меня во лжи?  (Шум
в зале.)
     Председатель.   Тише!   Тише!   Доктор   Иллингворт,   будьте   добры
сформулировать свою поправку.
     Доктор Иллингворт. Я подчиняюсь, хотя мне  хотелось  бы  сказать  еще
кое-что.  Итак,  мое  предложение  сводится  к  следующему:  поблагодарить
профессора Саммерли за его  интересный  доклад,  но  сообщенные  им  факты
считать недоказанными и поручить проверку их  другой,  более  авторит