воими кольцами рулевого в лодке Челленджера и скрылась с
ним под водой.
     Я не забуду рассказать и о том диковинном белом существе -  мы  и  по
сей день не знаем, что это  было:  пресмыкающееся  или  зверь,  -  которое
обитало в гнилом болоте восточнее центрального озера и  по  ночам  сновало
среди кустов, излучая слабый фосфорический блеск. Индейцы так боялись его,
что даже близко не подходили к тому болоту, а мы дважды были  там,  видели
этого зверя издали, но не  могли  пробраться  к  нему  через  топи.  Скажу
только, что величиной  он  больше  коровы  и  распространяет  вокруг  себя
неприятный мускусный запах.
     В моих будущих записях вы встретите  также  упоминание  о  гигантской
быстроногой птице, от которой Челленджеру  пришлось  удирать  однажды  под
защиту скал. Она много выше страуса, и безобразная голова сидит у  нее  на
длинной голой шее. Когда Челленджер карабкался вверх по камням, она  одним
ударом своего свирепого изогнутого клюва, как долотом, сорвала ему каблук.
Но на этот раз современное оружие не посрамило  себя:  огромный  фороракос
двенадцати футов ростом  (ликующий  профессор,  не  успев  отдышаться  как
следует, уже сообщил нам его название) повалился на землю, сраженный пулей
лорда Джона, и судорожно забил ногами, взметая тучу перьев и  не  сводя  с
нас сверкающих яростным огнем желтых глаз. Как бы мне хотелось  дожить  до
того дня, когда эта свирепая приплюснутая голова найдет свое  место  среди
других трофеев, украшающих кабинет в "Олбени.!
     Под конец надо будет обязательно упомянуть и о токсодоне- исполинской
морской свинке ростом в десять футов с выступающими вперед острыми зубами,
которую мы подстрелили как-то на рассвете у водопоя.
     Со временем я расскажу обо всем этом более подробно и наряду с нашими
приключениями любовно опишу чудесные летние вечера, когда мы четверо мирно
лежали где-нибудь на лесной опушке среди неведомых  нам  ярких  цветов  и,
глядя вверх сквозь отягченные сочными  плодами  ветки  деревьев,  дивились
причудливым птицам, пролетавшим в высокой синеве  неба,  потом  переводили
взгляд в  густую  траву  и  наблюдали  за  странными  существами,  которые
выползали из своих норок поглазеть на нас; опишу долгие лунные ночи, когда
мы выплывали в челнах на середину озера и с невольным страхом смотрели  на
его сверкающую гладь. Вот  нечто  фантастическое  взметнулось  над  водой,
пустив по ней широкие круги... Вот темная  глубина  озарилась  зеленоватым
светом, отмечающим путь нового, неведомого нам существа... Я  запомню  эти
картины во всех подробностях, и когда-нибудь моя память и мое перо отдадут
им должное.
     Но  вы,  наверно,  спросите,  как  можно   было   заниматься   такими
наблюдениями, когда нам следовало и день, и ночь искать способа  вернуться
в цивилизованный мир. Отвечу вам, что мы все ломали над  этим  голову,  но
тщетно.  Выяснилось  только  одно:  на  помощь  индейцев  рассчитывать  не
приходится. Они были нашими друзьями и относились  к  нам  чуть  ли  не  с
рабской преданностью, но как только мы заикались о помощи,  о  том,  чтобы
перетащить к обрыву  какую-нибудь  длинную  доску  или  сплести  канат  из
кожаных ремней и лиан, нас  сразу  же  осаживали  мягким,  но  решительным
отказом. Индейцы улыбались, подмигивали  нам,  качали  головой,  и  дальше
этого дело не шло. Старый вождь и тот не сдавался, и лишь его сын  Маретас
грустно поглядывал на белых людей и  знаками  выражал  им  свое  искреннее
сочувствие.
     После  битвы  с  обезьянами  индейцы  смотрели   на   нас,   как   на
сверхчеловеков, несущих залог  победы  в  своих  таинственных,  изрыгающих
смерть трубках, и думали, что, пока мы с ними, счастье им не изменит.  Нам
предлагали обзавестись краснокожими женами и собственными  пещерами,  лишь
бы мы согласились забыть свой народ и навсегда остались на плато. Пока все
обходилось тихо и мирно, но мы знали, что наши  планы  следует  хранить  в
тайне, так как, прознав о них, индейцы могли задержать нас у себя силой.
     Несмотря на возможность встречи с динозаврами (впрочем, опасность эта
была не столь уж велика,  ибо,  как  уже  говорилось  выше,  они  охотятся
главным образом по ночам), за последние три недели я дважды  ходил  в  наш
старый лагерь проведать Самбо,  который  по-прежнему  оставался  на  своем
посту у подножия горного кряжа. Мои глаза жадно  скользили  по  необ®ятной
равнине в надежде,  что  оттуда  к  нам  придет  долгожданная  помощь.  Но
поросшие кактусами просторы были безлюдны, и вплоть до  виднеющейся  вдали
стены бамбуковых зарослей ничто не нарушало их однообразия.
     - Они скоро придут, мистер  Мелоун.  Подождите  еще  неделю.  Индейцы
придут с канатами и снимут вас оттуда! - так подбадривал меня наш чудесный
Самбо.
     Во второй раз я заночевал в старом лагере, а утром на  обратном  пути
меня ждал сюрприз.  Я  возвращался  хорошо  знакомой  дорогой  и  был  уже
недалеко  от  болота  птеродактилей,  когда  впереди  из-за  кустов  вдруг
появился какой-то странный предмет. При ближайшем рассмотрении  оказалось,
что это человек, который шел,  надев  на  себя  нечто  вроде  футляра  или
камышовой клетки, защищавшей его  со  всех  сторон.  Каково  же  было  мое
изумление, когда я узнал в этом  человеке  лорда  Джона  Рокстона!  Увидев
меня, он вылез из этого нелепого сооружения и засмеялся, но вид у него был
несколько смущенный.
     - Это вы, юноша? - сказал  лорд  Джон.  -  Вот  уж  не  ожидал  такой
встречи!
     - Что вы здесь делаете? - спросил я.
     - Навещал своих друзей, птеродактилей, - спокойно ответил он.
     - Это еще зачем?
     - Любопытные зверушки! Только  ужасно  негостеприимные.  Да  вы  сами
знаете, как они встречают непрошеных посетителей. Вот я и  соорудил  такую
корзиночку, чтобы защитить себя от их любезностей.
     - Да что вам понадобилось на этом болоте?
     Лорд Джон испытующе посмотрел на меня, и я понял, что  его  одолевают
какие-то сомнения.
     -  По-вашему,  любознательность  свойственна  только  людям,  имеющим
звание профессора? - сказал он наконец. - Я изучаю  этих  милашек,  вот  и
все. Хватит с вас такого об®яснения?
     - Простите, - сказал я.
     Но добродушие не изменило лорду Джону и на этот раз, и он рассмеялся:
     - Не обижайтесь, юноша. Я хочу раздобыть для  Челленджера  маленького
цыпленочка. Вот это моя главная задача. Нет, спасибо, ваша помощь  мне  не
нужна. Я в этой клетке  никого  не  боюсь,  а  вы  беззащитны.  Ну,  всего
хорошего, ждите меня к вечеру.
     Он напялил на себя свою нелепую  корзинку,  повернулся  и  зашагал  к
лесу.
     Если уж поведение лорда Джона было несколько странно в  эти  дни,  то
что же сказать о Челленджере? Следует отметить, что наш профессор  обладал
какой-то притягательной силой для  индианок,  и  поэтому  ему  приходилось
всегда носить при себе большую пальмовую ветку, которой он  отгонял  своих
поклонниц, точно мух, когда они уж слишком одолевали его своим  вниманием.
Представьте же себе, какое это было зрелище! Пожалуй, самое комическое  из
всех, какие мне довелось видеть в Стране Мепл-Уайта.  Выбрасывая  носки  в
стороны, Челленджер шествует с символом власти в руке, а за ним, точно  за
чернобородым опереточным  султаном,  тянется  свита  индейских  девушек  в
одеяниях из тонкого растительного волокна.
     Что касается Саммерли, то он  был  всецело  поглощен  изучением  мира
насекомых и пернатых Страны  Мепл-Уайта  и  проводил  все  свое  время  за
препарированием добытых экземпляров (если не считать  тех  часов,  которые
уходили у него на перебранку с Челленджером, якобы  не  желавшим  выручить
нас из трудного положения).
     Челленджер повадился исчезать каждое утро и возвращался только  среди
дня с таким торжественным видом, точно  на  его  плечах  лежало  тягчайшее
бремя ответственности за какое-то чрезвычайно серьезное дело.
     В один прекрасный день, не расставаясь с пальмовой веткой,  он  повел
нас за собой и открыл нам свои тайные планы.
     Мы вышли на небольшую полянку посреди пальмовой рощи и  увидели  один
из тех грязевых гейзеров, о которых я уже говорил. Кругом было  разбросано
множество ремней, нарезанных из шкур игуанодонов;  тут  же  лежал  большой
кусок перепончатой пленки - впоследствии выяснилось, что это не что  иное,
как выскобленный и высушенный желудок рыбоящера. В этой прошитой по  краям
пленке было оставлено маленькое отверстие для нескольких отрезков бамбука;
противоположные концы их соединялись  с  глиняными  воронками,  в  которых
собирался газ, выделявшийся пузырьками в горячих  струях  гейзера.  Вскоре
опавшая пленка стала медленно вздуваться и проявлять столь явное намерение
устремиться ввысь, что  Челленджеру  пришлось  привязать  опоясывающие  ее
ремни к деревьям. Через полчаса она  превратилась  в  настоящий  воздушный
шар, и, судя по тому,  как  этот  шар  натягивал  ремни  и  рвался  вверх,
под®емная сила его была  велика.  Челленджер  молча  смотрел  на  творение
своего гения  и  самодовольно  поглаживал  бороду  -  ни  дать,  ни  взять
счастливый отец, любующийся своим первенцем.
     Затянувшееся молчание прервал Саммерли.
     - Неужели вы собираетесь предложить нам подняться на  этой  штуке?  -
ледяным тоном спросил он.
     - Пока что я собираюсь продемонстрировать  перед  вами  ее  мощность,
дорогой Саммерли, чтобы у вас не было никаких сомнений.
     - Тогда советую вам немедленно выбросить  из  головы  этот  вздор,  -
решительно заявил  Саммерли.  -  Вы  никакими  силами  не  заставите  меня
согласиться  на  такое  безумие.  Лорд  Джон,  надеюсь,  вы   не   станете
поддерживать эту авантюру?
     - Остроумная  штука!  -  сказал  наш  предводитель.  -  Любопытно  бы
посмотреть ее в действии.
     - Сейчас посмотрите, - сказал Челленджер. - Последние дни я  напрягал
все силы своего ума, чтобы разрешить задачу, как нам выбраться отсюда.  Мы
уже убедились, что спуск по отвесным скалам невозможен, а  туннеля  больше
не существует. Перебросить мост на утес нам, безусловно,  не  удастся.  Но
что же тогда делать? Я как-то говорил нашему юному другу, что эти  гейзеры
выделяют водород в свободном состоянии. Отсюда логически вытекала мысль  о
воздушном шаре. Сознаюсь, что меня несколько смущал  вопрос,  где  достать
для  него  оболочку,  но  когда  мне  попались   на   глаза   колоссальные
внутренности здешних пресмыкающихся, я уже ни в чем больше не  сомневался.
И вот результаты моих трудов.
     Он заложил одну руку за борт своей рваной куртки, а другую  горделиво
протянул вперед.
     Тем временем шар окончательно округлился, и ремни уже еле  сдерживали
его.
     - Бред! Чистейший бред! - фыркнул Саммерли.
     Но лорд Джон был в восторге от этой идеи Челленджера.
     - Ну и голова у нашего старикана!  -  шепнул  он  мне.  Потом  сказал
громко: - А где вы возьмете корзину?
     - Теперь  буду  думать  и  о  корзине.  У  меня  уже  есть  кое-какие
соображения по этому поводу. А пока я покажу вам, что мой аппарат способен
поднять каждого из нас.
     - Вы хотите сказать - всех вместе?
     - Нет, мы будем спускаться по  очереди.  Приспособление  для  под®ема
сделать нетрудно. Если мой аппарат  выдержит  тяжесть  одного  человека  и
осторожно опустит его на землю, значит,  все  в  порядке.  Сейчас  мы  его
испробуем.
     Он притащил обломок базальта довольно солидных размеров и обвязал его
веревкой - той самой, с помощью которой  мы  взбирались  на  пирамидальный
утес. Она была футов в сто длиной и хоть не  толстая,  но  очень  крепкая.
Потом нам было продемонстрировано нечто вроде кожаного ошейника с длинными
стропами. Челленджер водрузил этот ошейник  на  воздушный  шар,  собрал  в
пучок свисающие  вниз  стропы  так,  чтобы  тяжесть  груза  распределялась
равномерно по всей поверхности, привязал к ним обломок базальта,  а  конец
веревки намотал себе на руку.
     - Сейчас я покажу вам грузопод®емность моего аппарата, - об®явил  он,
заранее предвкушая свое  торжество,  и  с  этими  словами  перерезал  туго
натянутые ремни.
     Никогда еще наша экспедиция не была так близка  к  гибели,  причем  в
полном своем составе. Наполненная газом  оболочка  стремительно  рванулась
вверх, увлекая за собой Челленджера. Я едва успел обхватить его за талию и
взмыл в воздух следом за ним. Лорд Джон словно защелкнул капкан у меня  на
щиколотках, и его ноги тоже оторвались от земли. На секунду  я  представил
себе мысленно, как четверо  отважных  путешественников,  подобно  гирлянде
сосисок, повиснут над страной, тайны которой они тщились разгадать. Но,  к
счастью, прочность  веревки  имела  какой-то  предел,  чего,  по-видимому,
нельзя было сказать о под®емной силе этого дьявольского аппарата. Раздался
треск, и наша троица камнем  рухнула  на  землю.  Путаясь  в  оборвавшейся
веревке, мы с трудом поднялись на ноги и  увидели,  как  обломок  базальта
стремительно уходит ввысь, еле заметной точкой чернея в ярко-голубом небе.
     - Блестяще! - воскликнул неунывающий Челленджер,  потирая  ушибленную
руку. - Опыт удался как нельзя лучше. Я сам не рассчитывал на такой успех.
Обещаю вам, джентльмены, что новый шар будет  готов  через  неделю,  и  мы
совершенно  спокойно  проделаем  на  нем  первый  этап  нашего   обратного
путешествия на родину.
     До сих пор записи в моем дневнике велись  от  события  к  событию,  а
теперь, когда нам ничто не угрожает, когда все наши невзгоды миновали, как
сон, я заканчиваю свое повествование в том самом лагере у подножия красных
скал, где Самбо так ждал нас.
     Спуск вниз прошел без всяких осложнений, но кто мог предполагать, что
все это получится именно так? Через полтора-два месяца мы будем в Лондоне,
и, может быть, мое письмо ненамного опередит меня. Всеми своими  чувствами
и помыслами мы уже дома, в родном городе, где осталось  столько  дорогого,
любимого для каждого из нас.
     Перелом в нашей судьбе наступил в тот день, когда Челленджер проделал
свой рискованный опыт с самодельным воздушным шаром. Я  уже  говорил,  что
единственным человеком, который сочувствовал нашим  попыткам  выбраться  с
плато, был спасенный нами юноша, сын  старого  вождя.  Мы  поняли  по  его
выразительной жестикуляции, что он не хочет задерживать нас против воли  в
чужой нам стране.
     В тот вечер, уже  затемно,  Маретас  незаметно  прокрался  в  лагерь,
протянул  мне  небольшой  свиток  древесной  коры  (он  почему-то   всегда
предпочитал иметь дело со мной, может быть, потому,  что  я  был  примерно
одного с ним возраста), потом  величественно  повел  рукой,  показывая  на
пещеры, торжественно приложил палец к губам  в  знак  молчания  и  так  же
незаметно ушел к своим.
     Я сел поближе к костру, и мы внимательно  рассмотрели  врученный  мне
свиток. На внутренней белой стороне этого квадратного куска древесной коры
размером  фут  на  фут  были  нарисованы   углем   палочки,   напоминающие
безлинейное нотное письмо.
     - Вы обратили внимание, какой у него  был  многозначительный  вид?  -
спросил я товарищей. - Это что-то очень важное для нас.
     - А может быть, дикарь решил разыграть с нами милую шуточку? - сказал
Саммерли.  -  С  таких  элементарных  развлечений,  вероятно,   начинается
развитие человека.
     - Это какой-то шифр, - сказал Челленджер.
     - Или ребус, - подхватил лорд Джон, заглядывая  мне  через  плечо,  и
вдруг вырвал кусок коры у меня  из  рук.  -  Честное  слово,  я,  кажется,
разгадал  его!  Юноша  прав.  Смотрите.  Сколько   здесь   этих   палочек?
Восемнадцать. А сколько пещер по ту сторону склона? Тоже восемнадцать?
     - И в самом деле! Ведь он на них и показывал! - сказал я.
     - Значит, правильно. Это план  пещер.  Смотрите,  всего  восемнадцать
палочек - есть короткие, есть  длинные,  а  некоторые  раздваиваются.  Под
одной крестик. Зачем? Вероятно, затем, чтобы выделить одну пещеру, которая
глубже остальных.
     - Сквозную! - крикнул я.
     - Наш юный друг, по-видимому, прав, - поддержал меня Челленджер. -  В
противном  случае  зачем  этому  индейцу  понадобилось  бы   отмечать   ее
крестиком?  Ведь  у   него   есть   все   основания   относиться   к   нам
благожелательно. Но если пещера действительно сквозная  и  выходит  с  той
стороны на таком же уровне, то до земли там не больше ста футов.
     - Тридцать метров - сущие пустяки! - проворчал Саммерли.
     - Но ведь наша веревка длиннее! - воскликнул я. -  Мы  спустимся  без
всякого труда.
     - А про индейцев вы забыли? - не сдавался Саммерли.
     - Эти пещеры нежилые, - сказал я. - Они служат складами  и  амбарами.
Давайте поднимемся туда сейчас же и произведем разведку.
     На плато растет крепкое смолистое дерево - вид араукарии,  по  словам
нашего ботаника, - ветки которого идут у  индейцев  на  факелы.  Мы  взяли
каждый по охапке таких веток и поднялись по замшелым ступенькам в  пещеру,
отмеченную  на  плане  крестиком.  Как  я  и  предполагал,  она  оказалась
необитаемой, если не считать множества огромных летучих мышей,  которые  с
громким хлопаньем крыльев все время кружили у нас над  головой.  Не  желая
привлекать внимания индейцев, мы долго брели в темноте, нащупывая какие-то
повороты, углы, и, только отойдя довольно далеко от входа, зажгли  факелы.
Нашим взорам открылся сухой, усыпанный белым гравием туннель со  сводчатым
потолком и гладкими серыми стенами, покрытыми изображениями  животных.  Мы
устремились вперед, и  вдруг  все  разочарованно  вскрикнули:  перед  нами
встала сплошная каменная стена - ни щели, ни трещинки, мышонок, и  тот  не
проберется. Выхода здесь не было.
     Мы с тоской смотрели на  неожиданное  препятствие,  преградившее  нам
путь.  Эта  стена  ничем  не   отличалась   ог   боковых   стен   туннеля,
следовательно, обвала здесь не было, как в том уже знакомом нам  подземном
ходе. Это был самый настоящий тупик и ничего больше.
     - Не огорчайтесь, друзья, - сказал неунывающий Челленджер. -  Ведь  я
обещал вам второй воздушный шар.
     Саммерли застонал.
     - Может быть, мы ошиблись пещерой? - сказал я.
     - Бросьте, юноша! - Лорд Джон провел пальцем по плану. -  Семнадцатая
пещера справа, она же вторая слева. Нет, ошибки быть не могло.
     Я взглянул на крестик и вдруг вскрикнул, сам не свой от радости.
     - Знаю! Знаю! Идите за мной, скорее! - И, подняв факел  над  головой,
бросился назад. - Вот здесь! - Я показал на обгорелые  спички,  валявшиеся
на песке. - Вот здесь мы зажгли факелы.
     - Совершенно верно.
     - Но ведь на рисунке ясно показано, что пещера разветвляется! Значит,
мы просто-напросто прозевали в темноте это место. Будем  держаться  правой
стороны, и я уверен, что мы найдем его.
     Как я говорил, так и вышло. Ярдов через тридцать  в  стене  зачернело
большое отверстие. Мы свернули в него и очутились в гораздо более  широком
туннеле. Нетерпение гнало нас вперед. Сотня  ярдов,  другая,  третья...  и
вдруг впереди забрезжил красноватый свет. Что бы это могло  быть?  Ровное,
немигающее пламя загораживало нам путь. Мы ускорили шаги.  Жара  от  этого
огня не чувствовалось. Все было тихо, ни шороха, ни звука... А  между  тем
огненная завеса не  исчезала,  и  ее  сияние  серебром  заливало  туннель,
превращая белый песок в блистающие алмазы. Мы подошли еще  ближе,  и  край
завесы четко закруглился у нас на глазах.
     - Это луна, клянусь вам! - крикнул лорд Джон. - Мы свободны,  друзья!
Свободны!
     И действительно, в пролом, выходивший на ту  сторону  горного  кряжа,
светила полная луна. Пролом оказался небольшой, величиной с окно, но нам и
этого было достаточно. Выглянув из него, мы увидели, что  спуск  будет  не
особенно трудный и что до земли недалеко. Разглядеть этот лаз  при  обходе
плато нам, конечно, никогда бы не удалось. Кому бы пришло в голову  искать
место для под®ема именно здесь, среди низко нависших скал?  Мы  убедились,
что отсюда можно будет спуститься по веревке, и, счастливые,  вернулись  в
лагерь гото