жера. И эти основания будут покоиться на его личных
заслугах, - сурово ответил профессор. - Каждый невежда может навязать свое
имя какой-нибудь реке или горной вершине. Мне таких монументов не нужно.
     Саммерли криво улыбнулся, готовясь к  новому  выпаду,  но  лорд  Джон
поспешил прервать спорщиков.
     - Милый юноша, окрестить озеро должны вы, - сказал он.  -  Вы  первый
его увидели, и, если вам захочется проставить  на  карте  .озеро  Мелоун.,
перечить вам никто не будет.
     - Конечно, конечно! Пусть  наш  юный  друг  даст  название  озеру,  -
поддержал его Челленджер.
     - В таком случае, - сказал я и сам почувствовал, что краснею, - пусть
оно зовется озером Глэдис.
     - А вам не кажется, что "Центральное. даст более ясное понятие о  его
местоположении? - спросил Саммерли.
     - Нет, пусть будет озеро Глэдис.
     Челленджер бросил на меня сочувственный взгляд и с шутливой укоризной
покачал головой.
     - Ах, молодость, молодость! - сказал он. -  Ну  что  же,  Глэдис  так
Глэдис!

     Глава XII. КАК СТРАШНО БЫЛО В ЛЕСУ!

     В предыдущем письме уже упоминалось... а может, и  нет?  -  последнее
время память играет со мной злые шутки,  -  что  я  был  сам  не  свой  от
гордости,  когда  трое  таких  незаурядных  людей,  как  мои  спутники,  с
благодарностью пожали мне руку. По их словам, я спас или по  крайней  мере
значительно  облегчил  наше  положение.  Будучи   самым   младшим   членом
экспедиции и  уступая  моим  товарищам  во  всем,  что  касалось  опыта  и
твердости характера, я с первых же дней  нашего  путешествия  оставался  в
тени. Но теперь настал и мой  час.  Увы!  Гордыня  к  добру  не  приводит.
Чувство самодовольства и новая для меня уверенность в своих силах  привели
к тому, что в ту же ночь мне пришлось выдержать такое испытание, о котором
я до сих пор не могу вспомнить без ужаса.
     Вот как это случилось. Взбудораженный сверх всякой меры своим удачным
под®емом на вершину дерева гингко, я никак не мог уснуть. В ту ночь первым
дежурил Саммерли. В неярком свете костра виднелась его нелепая,  угловатая
фигура. Он сидел, сгорбившись, положив винтовку на колени,  и  так  клевал
носом, что его козлиная бородка то и дело вздрагивала.  Лорд  Джон  лежал,
завернувшись в свое южноамериканское одеяло - пончо, и его совсем не  было
слышно. Зато густой и громкий храп Челленджера разносился по всему лесу.
     Полная луна светила ярко; ночной  воздух  так  и  пробирал  холодком.
Какая ночь для прогулки! И вдруг меня осенило: а почему бы и в самом  деле
не прогуляться? Что, если я тихонько  выйду  из  лагеря,  найду  дорогу  к
центральному озеру и утром вернусь с целым ворохом  новостей?  Ведь  тогда
акции мои  поднимутся  еще  выше!  И  если  Саммерли  заставит  нас  найти
какой-нибудь способ выбраться  отсюда,  мы  вернемся  в  Лондон  с  самыми
точными сведениями о центральной части Страны Мепл-Уайта, где, кроме меня,
не побывал никто. Я вспомнил Глэдис... "Человек - сам творец своей славы.,
- прозвучало у меня в ушах.  Вспомнил  и  Мак-Ардла.  Какой  материал  для
газеты - на целую полосу! Какая карьера ждет меня впереди! Начнется война,
и, может быть, меня пошлют корреспондентом на театр  военных  действий.  Я
схватил первую попавшуюся винтовку - патроны были у меня в карманах  -  и,
разобрав завал у входа в форт, проскользнул  за  его  ограду.  Оглянувшись
напоследок, я увидел нашего горе-часового  Саммерли,  который  по-прежнему
дремал у затухающего костра, мерно, словно китайский болванчик,  покачивая
головой.
     После первых же ста ярдов мне стало  ясно,  сколько  безрассудства  в
моем поступке. Я, кажется, уже упоминал на  страницах  этой  хроники,  что
пылкость воображения мешает  мне  стать  по-настоящему  смелым  человеком,
упоминал и о том, что больше всего на свете боюсь прослыть трусом. Вот эта
боязнь и толкала меня вперед. Я просто не мог  бы  вернуться  в  лагерь  с
пустыми руками. Если б товарищи и не хватились меня и не узнали бы о  моем
малодушии, все равно я не нашел бы себе места от жгучего стыда. А в то  же
время меня то и дело кидало в дрожь, и я готов был  отдать  все,  лишь  бы
найти достойный выход из этого нелепого положения.
     Как страшно было в лесу! Деревья стояли такой плотной стеной,  листва
у них была такая густая, что лунный свет почти не проникал  сюда,  и  лишь
самые верхние ветки филигранным узором сквозили на  фоне  звездного  неба.
Привыкнув мало-помалу к темноте, глаза мои начали кое-что различать в ней.
Некоторые деревья все же виднелись в этом мраке, другие  совсем  тонули  в
угольно-черных провалах, от которых я в ужасе шарахался, так как порой они
казались мне  входами  в  какие-то  пещеры.  Я  вспомнил  отчаянный  вопль
обреченного на гибель игуанодона, разнесшийся по всему  лесу.  Вспомнил  и
бородавчатую окровавленную морду, мелькнувшую передо мной при свете факела
лорда Джона. Безымянное страшное чудовище охотится в  этих  самых  местах.
Оно может в любую минуту броситься на меня из лесной тьмы. Я  остановился,
вынул из кармана патрон и открыл затвор винтовки. И вдруг сердце замерло у
меня в груди. Это была не винтовка, а дробовик.
     И я снова подумал: "Уж не вернуться ли?." Повод  вполне  достаточный,
никто не посмеет сомневаться в причинах моей неудачи. Но  глупая  гордость
восставала даже против одного этого слова. Нет,  я  не  хотел,  я  не  мог
допустить, чтобы меня постигла неудача. Если уж на  то  пошло,  так  перед
лицом тех опасностей, которые мне здесь, по  всей  вероятности,  угрожают,
винтовка окажется столь же бесполезным оружием, сколь и  охотничье  ружье.
Возвращаться в лагерь и исправлять ошибку не имеет смысла - второй раз мне
не удастся уйти оттуда незамеченным. Придется об®яснить свои намерения,  и
тогда инициатива уйдет у меня из рук. После недолгих колебаний  я  все  же
собрался с духом и двинулся дальше, держа бесполезное ружье под мышкой.
     Лесная тьма пугала меня, но на прогалине игуанодонов, залитой  ровным
лунным  светом,  мне  стало  еще  страшнее.  Я  внимательно  оглядел   ее,
спрятавшись в кустах. Чудовищ не было видно. Трагедия, злополучным  героем
которой стал один из игуанодонов, вероятно,  заставила  остальных  уйти  с
этого пастбища. Туманная серебристая ночь была безмолвна - ни  шороха,  ни
звука. Набравшись храбрости, я быстро перебежал прогалину и по ту  сторону
опять вышел к ручью, служившему мне путеводной нитью. Этот веселый спутник
бежал, болтая и журча,  как  тот  дорогой  моему  сердцу  ручей  в  родной
стороне, где я еще мальчиком ловил по ночам  форель.  Если  идти  вниз  по
течению, он выведет меня к  озеру;  если  подыматься  вверх,  -  вернешься
обратно в лагерь. Ручей то и дело терялся среди кустов, но его  неумолчное
журчание все время стояло у меня в ушах.
     Чем ниже под уклон, тем больше и больше редел лес, постепенно уступая
место зарослям кустарника, среди которых лишь кое-где поднимались  высокие
деревья. Идти становилось легче, и теперь  я  мог  смотреть  по  сторонам,
оставаясь незамеченным. Мой путь проходил  мимо  болота  птеродактилей,  и
оттуда навстречу мне с сухим шелестом и свистом взмыл  в  воздух  один  из
этих гигантов, размах крыльев которого был футов двадцать по меньшей мере.
Вот  его  перепончатые  крылья  пронизало  ослепительно-белым  тропическим
сиянием лунного диска, и словно скелет пролетел  у  меня  над  головой.  Я
кинулся в кусты, зная по  опыту,  что  достаточно  этому  чудовищу  подать
голос, и на меня тучей налетят его омерзительные собратья. И только  после
того, как птеродактиль опустился  в  чащу  кустов,  я  осторожно  двинулся
дальше.
     Ночь была на редкость тихая, но вот  тишину  нарушил  глухой,  ровный
рокот, с каждым моим шагом становившийся все громче и  громче.  Наконец  я
остановился совсем рядом с источником,  из  которого  исходил  этот  звук,
напоминавший клокотание  кипятка  в  котле,  и  понял,  в  чем  тут  дело.
Посередине небольшой лужайки виднелось озеро, вернее, большая лужа, ибо  в
диаметре она была не больше водоема на Трафальгар-сквер.  Ее  черная,  как
деготь, поверхность непрестанно  вздувалась  пузырями,  которые  лопались,
выделяя газ. Воздух над лужей дрожал от жара, а земля вокруг была до  того
горячая, что, коснувшись ее ладонью, я тут же отдернул руку.  По-видимому,
мощный вулканический процесс,  много  веков  назад  вздыбивший  плато  над
земной поверхностью, еще не закончился. Нам уже приходилось видеть  здесь,
среди пышной зелени,  черные  обломки  скал  и  застывшую  лаву,  но  этот
резервуар с жидким асфальтом был первым неоспоримым доказательством  того,
что древний вулкан продолжает действовать и по сию пору. К сожалению,  мне
надо было спешить, чтобы вернуться в лагерь  до  рассвета,  и  я  не  стал
задерживаться здесь.
     До конца дней своих я не  забуду  этого  страшного  пути.  Освещенные
луной прогалины я обходил по самым  краям,  стараясь  держаться  в  густой
тени; в джунглях то и дело замирал от страха, слыша  треск  веток,  сквозь
которые пробирался какой-нибудь зверь. Огромные тени возникали передо мной
и снова исчезали, бесшумно скользя на мягких лапах. Я часто останавливался
с твердым намерением повернуть обратно, и всякий  раз  гордость  побеждала
страх и гнала меня вперед, к намеченной цели.
     Наконец  (на  моих  часах  было  начало  второго)  в  просвете  между
деревьями блеснула вода, и минут через десять я уже  стоял  в  камышах  на
берегу центрального озера. Меня давно мучила  жажда,  и  я  лег  ничком  и
припал к воде; она оказалась холодной и очень свежей на вкус. В этом месте
к берегу вела широкая, испещренная множеством следов тропинка -  очевидно,
звери приходили сюда на водопой. У самой воды огромной глыбой  поднималась
застывшая лава. Я взобрался на нее, лег и осмотрелся по сторонам.
     Первое,   что   предстало   моему   взору,   поразило   меня    своей
неожиданностью. Описывая вид, открывавшийся с  вершины  дерева  гингко,  я
упоминал о темных пятнах на скалистой гряде, которые можно было принять за
входы в пещеры. Взглянув теперь в ту сторону, я увидел  множество  круглых
отверстий,  светящихся  ярким,  красноватым  огнем,  словно   иллюминаторы
океанского парохода в ночной темноте. Сначала я подумал, что  это  отблеск
лавы, бурлящей в  непотухшем  вулкане,  но  тут  же  отказался  от  такого
предположения. Лава бурлила бы где-нибудь внизу, а не высоко  среди  скал.
Тогда что же это значит? Невероятно, но, по-видимому,  другого  об®яснения
не подыщешь: эти красноватые пятна не  что  иное,  как  отблески  костров,
горящих в пещерах, костров,  разжечь  которые  могла  только  человеческая
рука. Следовательно, на плато есть люди. Какие блестящие  результаты  дала
моя ночная прогулка! Уж с такими известиями нам не стыдно будет  вернуться
в Лондон.
     Я долго смотрел на эти красные мерцающие отблески. Меня  отделяло  от
них не меньше  десяти  миль,  но  даже  на  таком  расстоянии  можно  было
разглядеть, как они то затухали, то вспыхивали ярче, то совсем исчезали  у
меня из глаз, когда их заслоняли чьи-то тени. Чего бы  я  только  не  дал,
чтобы подобраться к этим пещерам, заглянуть в них и  потом  поведать  моим
спутникам о внешнем облике и образе жизни  человеческой  расы,  населяющей
этот таинственный уголок земного  шара!  Сейчас  об  этом  нечего  было  и
думать, но вряд ли кто-нибудь из нас  захочет  покинуть  плато,  не  узнав
толком, что скрывается в этих пещерах.
     Озеро Глэдис - мое озеро! - сверкало передо мной, словно ртуть,  а  в
самом центре его отражался светлый диск луны. Оно было неглубокое: из воды
в нескольких местах  проглядывали  песчаные  отмели.  Гладкая  поверхность
озера жила своей жизнью - на ней появлялись то круги, то легкая рябь;  вот
рыба блеснула серебряной чешуей, вот  показалась  горбатая  аспидно-черная
спина какого-то чудовища. Странное существо, похожее на огромного лебедя с
длинной гибкой шеей, прошло по краю  отмели,  потом  грузно  плюхнулось  в
озеро и поплыло. Его изогнутая шея и  юркая  голова  долго  виднелись  над
водой. Потом оно нырнуло и больше уже не показывалось.
     Вскоре я устремил все свое внимание на то, что  происходило  почти  у
самых моих  ног.  На  берегу  появились  два  зверя,  похожих  на  крупных
армадиллов. Они припали к  воде  и  быстро  заработали  длинными  красными
лентами языков. Вслед за ними на  водопой  явился  огромный  ветвисторогий
олень с самкой и двумя оленятами. Такого царственного  существа,  наверно,
больше нигде не  найдешь,  кроме  как  в  Стране  Мепл-Уайта;  и  лось,  и
американский олень были бы ему по плечо. Все семейство мирно пило воду, но
вдруг самец предостерегающе  фыркнул,  и  они  мигом  исчезли  в  камышах.
Армадиллы тоже заковыляли прочь.  На  тропинке  появилось  какое-то  новое
существо - настоящее чудовище.
     У меня пронеслось в голове: где же я  видел  этого  урода  с  круглой
спиной, усаженной треугольными  зубцами,  с  маленькой  птичьей  головкой,
опущенной почти до самой  земли?  И  вдруг  вспомнил.  Это  же  стегозавр,
которого Мепл-Уайт запечатлел на страницах своего  альбома,  то  чудовище,
которым прежде всего заинтересовался Челленджер.  Вот  он  передо  мной  -
может быть, тот самый зверь,  что  повстречался  американскому  художнику.
Земля содрогалась под его страшной тяжестью, воду он лакал так громко, что
эти звуки, казалось, будили ночь. Минут пять стегозавр стоял совсем  рядом
со мной. Стоило мне протянуть руку, и я бы  коснулся  этих  отвратительных
зубцов, вздрагивавших при каждом его движении. Напившись, чудовище побрело
прочь и скрылось среди камней.
     Я вынул часы - была половина третьего,  самое  время  возвращаться  в
лагерь. Обратный путь не вызывал у меня никаких сомнений, так  как  я  шел
сюда, держась левого берега ручья, а ручей вливался в центральное озеро  в
нескольких шагах от моего наблюдательного пункта. Итак, я в  самом  лучшем
расположении духа зашагал к  лагерю,  гордясь  результатами  своей  ночной
прогулки и теми новостями, которые преподнесу  товарищам.  Конечно,  самая
важная новость - это освещенные изнутри пещеры, где, по всей  вероятности,
живет какое-то племя троглодитов. Но мои наблюдения над центральным озером
тоже кое-чего стоят. Я могу удостоверить, что оно полно живых существ,  и,
кроме  того,  опишу  несколько  новых  видов   доисторических   сухопутных
животных, не встречавшихся нам до сих пор.  Не  много  найдется  людей  на
свете, думал я, которые за одну ночь - и какую необычайную ночь! -  смогли
бы внести столь ценный вклад в сокровищницу человеческих знаний.
     Поглощенный своими мыслями, я медленно поднимался вверх по  склону  и
уже был примерно на полпути к лагерю, когда послышавшиеся  сзади  странные
звуки вернули меня  к  действительности.  Это  было  нечто  среднее  между
храпением и ревом - глухим, низким и грозным. По-видимому, вблизи появился
какой-то зверь, но в темноте ничего нельзя  было  разглядеть.  Я  прибавил
шагу и, пройдя еще с полмили, снова услышал те же звуки. На  сей  раз  они
были гораздо громче и страшнее. Сердце замерло у меня в груди  при  мысли,
что за мной кто-то гонится. Я весь похолодел и  почувствовал,  как  волосы
встали дыбом у меня на голове. Пусть  эти  чудовища  рвут  друг  друга  на
куски,  такова  борьба  за  существование,  но  чтобы  они   нападали   на
современного человека, охотились за владыкой мира - с этой страшной мыслью
я не мог примириться. Передо мной снова возникло это страшное  видение  из
дантова "Ада. - залитая кровью морда, освещенная  на  миг  горящей  веткой
лорда Джона. Я стоял, глядя во все глаза назад, на залитую луной тропинку,
и колени у меня подгибались от  страха.  Такое  может  только  присниться:
тишина, серебристые лунные блики на прогалинах,  черные  пятна  кустов.  И
вдруг эту грозную тишину снова прорезало то же низкое, гортанное  рычание.
Оно звучало еще громче, еще ближе. Сомнений быть  не  могло;  меня  кто-то
выслеживал, и расстояние между мной и моим преследователем  сокращалось  с
каждой минутой.
     Я стоял, будто пригвожденный к  месту,  и  не  мог  отвести  глаз  от
тропинки. И вдруг оно показалось. В дальнем  конце  прогалины,  которую  я
только что прошел, дрогнули кусты. Что-то большое,  темное  отделилось  от
них и одним прыжком вымахнуло на  залитую  луной  прогалину.  Я  умышленно
говорю о прыжке, ибо чудовище передвигалось, как кенгуру,  вытянувшись  во
весь рост  и  отталкиваясь  от  земли  сильно  развитыми  задними  ногами;
передние были прижаты у него к брюху. Размеры и мощь этого зверя  поразили
меня - настоящий слон, вставший на дыбы. И при всем том какая подвижность!
В первую минуту у  меня  еще  мелькнула  надежда:  может  быть,  это  лишь
безобидный игуанодон? Но, несмотря на все свое невежество,  я  понял,  что
ошибаюсь. У трехпалого травоядного игуанодона голова была маленькая, как у
лани, а у этого страшилища широкая, плоская -  словом,  точная  копия  той
жабьей морды, обладатель которой так напугал нас минувшей ночью.  Свирепый
рев и настойчивость, с какой он преследовал меня, свидетельствовали о том,
что это плотоядный  динозавр,  один  из  самых  страшных  зверей,  которые
когда-либо водились на земле. Чудовище то и  дело  припадало  на  передние
лапы и тыкалось носом в землю, вынюхивая мои следы. Иногда  они  терялись,
по динозавр находил их и снова огромными  прыжками  пускался  по  тропинке
следом за мной.
     Даже теперь, при одном лишь воспоминании об  этом  кошмаре,  холодный
пот проступает у меня на лбу. Что мне было делать?  У  меня  в  руках  был
дробовик, но какой от  него  толк  сейчас?  Я  с  отчаянием  огляделся  по
сторонам, ища глазами какое-нибудь прикрытие - скалу или дерево, но здесь,
в чаще кустарника, были только молодые  деревца,  а  моему  преследователю
ничего не стоило бы переломить, как  тростинку,  и  большое  дерево.  Меня
могло спасти только  бегство.  Но  как  бежать  по  неровному  каменистому
откосу? К счастью, я заметил хорошо утоптанную тропинку, пересекавшую  мой
путь. Во время своих разведок мы видели  немало  таких  троп,  проложенных
дикими зверями. Если броситься по ней, может быть, мне и удастся  уйти  от
преследования, тем более что бегаю я хорошо и сейчас нахожусь в форме.  И,
отшвырнув в сторону бесполезное ружье,  я  показал  такой  класс  спринта,
какой не показывал ни до, ни после  этой  ночи.  Ноги  мои  подкашивались,
грудь разрывалась, дыхание спирало в горле, но я все бежал и бежал вперед,
подгоняемый ужасом. Наконец, когда сил уже больше не стало, я остановился.
На секунду мне показалось,  что  преследование  кончилось  -  на  тропинке
никого не было.  И  вдруг  снова  треск  сучьев,  топот  исполинских  лап,
свистящее дыхание могучих легких... Зверь настигал  меня.  Он  уже  совсем
близко! Спасения нет!
     Безумец! Зачем я  так  долго  раздумывал,  прежде  чем  обратиться  в
бегство? Сначала динозавр полагался только на свой нюх,  а  это  замедляло
погоню. Но как только я побежал, он заметил меня и с  той  минуты  уже  не
терял из виду.  Еще  несколько  прыжков  -  и  чудовище  показалось  из-за
поворота тропинки. В ярком свете луны блеснули огромные выпученные  глаза,
пасть с двумя рядами страшных зубов и острые когти  на  коротких  передних
лапах. Я дико вскрикнул и опрометью бросился вперед. Прерывистое,  хриплое
дыхание слышалось все ближе и ближе.  Тяжелый  топот  настигал  меня.  Еще
секунда - и динозавр вцепится мне в спину. И вдруг - оглушительный  треск,
я лечу в бездну, а дальше тьма и пустота забвения...
     Когда я очнулся от обморока - думаю, что на это  потребовалось  всего
несколько минут, - мне ударило в  нос  ужасающее,  совершенно  невыносимое
зловоние. Я пошарил в темноте и одной рукой нащупал что-то вроде огромного
куска мяса, другой - тяжелую  кость.  Высоко  вверху  в  правильном  овале
светили звезды. Следовательно, я лежал на дне какой-то глубокой  ямы.  Все
т