принес  его  в
кораль.
     Колонисты  осмотрели  находку  и  убедились,  что  это был
лоскут одежды Айртона, кусок войлока  -  единственной  материи,
которая изготовлялась в мастерской Гранитного Дворца.
     - Видите,  Пенкроф, - сказал Сайрес Смит: - бедняга Айртон
оказал сопротивление.  Пираты  утащили  его  против  его  воли.
Сомневаетесь ли вы теперь в его честности?
     - Нет,  мистер  Сайрес,  -  ответил Пенкроф, - я уже давно
оставил свое минутное  сомнение.  Но  из  этого  обстоятельства
можно, мне кажется, сделать один вывод.
     - Какой же? - спросил журналист.
     - Тот,   что   Айртона   не   убили   в   корале.  Раз  он
сопротивлялся, значит его  утащили  живым.  Может  быть,  он  и
сейчас еще жив.
     - Да,  может  быть,  -  ответил  инженер  и задумался. Это
давало некоторую надежду, и товарищи Айртона  жадно  ухватились
за  нее. Действительно, они раньше думали, что Айртон подвергся
нападению в корале и пал, как Харберт, сраженный чьей-то пулей.
Но если пираты не сразу  его  убили,  если  они  увели  Айртона
куда-нибудь  живым,  то нельзя ли предположить, что он и до сих
пор томится в плену? Может быть,  даже  кто-нибудь  из  пиратов
узнал  в  Айртоне Бен Джойса, своего прежнего товарища, атамана
беглых каторжников. Кто знает, не питали ли они ложной  надежды
вернуть  Айртона в свою среду? Он мог бы быть им очень полезен,
если бы они сумели склонить его на предательство.
     Находка куска материи была сочтена в корале  благоприятным
предзнаменованием,  и  колонисты  снова  поверили в возможность
увидеть Айртона. Если Айртон жив, но в плену, то  он,  с  своей
стороны,  наверное,  сделает  все возможное, чтобы вырваться из
рук бандитов, и будет хорошим помощником для колонистов.
     - Во всяком случае,  если  Айртону,  на  счастье,  удастся
убежать,  он  направится  прямо  в  Гранитный  Дворец. Ему ведь
ничего не известно о покушении  на  Харберта,  и  он  не  может
предполагать, что мы заперты в корале, - сказал Гедеон Спилет.
     - Хотел  бы  я, чтобы он был в Гранитном Дворце и чтобы мы
тоже там были! -  вскричал  Пенкроф.-  Ведь  если  эти  негодяи
ничего  не  могут предпринять против нашего дома, то они вполне
могут опустошить плато, все наши посевы, птичник...
     Пенкроф превратился в настоящего хуторянина и  всей  душой
привязался  к  своему полю. Но больше всех хотелось вернуться в
Гранитный Дворец Харберту, который  хорошо  понимал,  насколько
нужны  там  колонисты.  А ведь это он задерживал их в корале. И
тогда одна мысль овладела юношей - покинуть кораль во что бы то
ни  стало.  Ему  казалось,  что  он  выдержит  путешествие   до
Гранитного Дворца; он уверял, что силы его скорее восстановятся
в его комнате от свежего воздуха и вида на море.
     Несколько   раз   Харберт  принимался  упрашивать  Гедеона
Спилета, но последний, опасаясь, что не  совсем  зажившие  раны
юноши могут по дороге открыться, не давал разрешения выступать.
     Однако  случилось  одно  обстоятельство, которое заставило
Сайреса Смита и его друзей уступить настояниям юноши. Кто знал,
сколько горя и раскаяния могло принести им это решение!
     Это  было  29  ноября.  Часов  в   семь   утра   колонисты
разговаривали  в  комнате  Харберта. Вдруг они услышали громкий
лай Топа.
     Сайрес Смит, Пенкроф и Гедеон Спилет схватили свои  ружья,
всегда готовые стрелять, и вышли из дому.
     Топ  подбежал  к  изгороди и прыгал, заливаясь лаем. Но он
явно выражал этим не злобу, а удовольствие.
     - Кто-то подходит.
     - Да.
     - Это не враг.
     - Может быть, это Наб?
     - Или Айртон?
     Едва колонисты успели обменяться этими словами, как кто-то
перепрыгнул через изгородь,  попав  на  двор  кораля.  Это  был
дядюшка   Юп,   собственной  персоной.  Топ  оказал  ему  самый
дружеский прием.
     - Юп! - крикнул Пенкроф.
     - Это Наб послал его к нам, - сказал журналист.
     - В таком случае,- произнес инженер, у  него  должна  быть
какая-нибудь записка.
     Пенкроф  бросился  к  обезьяне.  Если  Наб  хотел сообщить
своему  хозяину  что-нибудь  важное,  он  не  мог  найти  более
проворного  посланца,  чем Юп, который сумел пройти там, где не
могли пробраться ни колонисты, ни сам Топ.
     Сайрес Смит не ошибся. У  Юпа  на  шее  висел  мешочек,  в
котором лежала записка, написанная рукой Наба.
     Можно  было себе представить, каково было отчаяние Сайреса
Смита и его друзей, когда они прочитали следующие слова:

     "Пятница, 6 -часов утра. Пираты захватили плато! Наб".

     Не говоря ни слова, они переглянулись и воротились в  дом.
Что  было  делать? Пираты на плато Дальнего Вида - это значило:
разрушение, опустошение, гибель.
     Увидя, что инженер, журналист и Пенкроф вернулись, Харберт
понял, что произошло что-то важное. А заметив Юпа,  он  не  мог
уже сомневаться, что Гранитному Дворцу грозит беда.
     - Мистер  Сайрес, я хочу уйти отсюда, - сказал он.- Я могу
вынести дорогу, поедемте!
     Гедеон Спилет подошел к Харберту. Он посмотрел на  него  и
сказал:
     - Ну что ж, поедем.
     Колонисты  быстро  обсудили  вопрос,  нести ли Харберта на
носилках или  везти  в  повозке,  которая  привезла  Айртона  в
кораль.  На  носилках раненый чувствовал бы себя спокойнее, но,
чтобы нести их,  требовалось  два  человека:  иначе  говоря,  в
случае  нападения  в  маленьком отряде стало бы двумя стрелками
меньше.
     Не лучше ли было воспользоваться повозкой, чтобы все  руки
оставались  свободными?  Разве нельзя положить в нее матрац, на
котором лежал Харберт, и осторожно  двинуться  вперед,  избегая
малейшего толчка? Это было вполне возможно.
     Повозку  подвезли  к  дому,  Пенкроф запряг онаггу. Сайрес
Смит с журналистом подняли  матрац  вместе  с  лежащим  на  нем
Харбертом  и  положили в повозку. Погода была прекрасная. Яркие
лучи солнца пробивались сквозь листву.
     - Оружие в порядке? - спросил  Сайрес  Смит.  Все  было  в
порядке.  Инженер и Пенкроф были вооружены двустволками. Гедеон
Спилет держал в руках
     карабин. Можно было трогаться в путь.
     - Тебе удобно, Харберт? - спросил инженер.
     - О, мистер Сайрес, не беспокойтесь. Я не умру в дороге, -
ответил юноша.
     Видно было, что несчастный мальчик, говоря это,  призывает
на   помощь   всю   свою  энергию,  страшным  напряжением  воли
удерживает в себе силы, готовые покинуть его.
     Сердце инженера болезненно сжалось. Он все еще не  решался
дать  знак  к  выступлению.  Но  остаться  -  значило  огорчить
Харберта, может быть, убить его.
     - В дорогу! - сказал Сайрес Смит.
     Калитка кораля распахнулась. Юп и  Топ,  умевшие  молчать,
когда  следует,  бросились  вперед.  Повозка  двинулась, ворота
снова закрыли,  и  онагга,  которой  правил  Пенкроф,  медленно
двинулась вперед.
     Быть  может,  было  бы лучше ехать не той дорогой, которая
вела из кораля прямо в Гранитный Дворец, но повозка  с  большим
трудом  проехала  бы  в  лесу.  Поэтому пришлось избрать прямую
дорогу, хотя она была известна пиратам.
     Сайрес Смит и Гедеон Спилет шли во обеим сторонам повозки,
готовые  отразить  любое  нападение.  Впрочем,  было  не  очень
вероятно,  что  пираты  уже  покинули плато Дальнего Вида. Наб,
несомненно, написал и отослал свою записку, как  только  увидел
пиратов.  Записка была помечена шестью часами утра, и проворная
обезьяна, часто бывавшая в корале, прошла пять миль, отделявшие
кораль от Гранитного Дворца, самое большее в сорок пять  минут.
Значит,  на дороге было безопасно, и если бы пришлось пустить в
ход оружие, то только на подступах к Гранитному Дворцу.
     Тем не менее колонисты были настороже. Топ и Юп (последний
был вооружен дубиной) то бежали впереди, то  рыскали  по  лесу.
Они, видимо, не чуяли никакой опасности.
     Повозка,   управляемая   Пенкрофом,  медленно  подвигалась
вперед. Она выехала из кораля в половине восьмого.  Час  спустя
четыре  из  пяти  миль были пройдены. За это время не случилось
ничего особенного.
     Дорога была пустынна, как и вся эта  часть  леса  Якамара,
которая  тянулась  между  рекой  Благодарности  и  озером. Чаща
казалась столь же безжизненной, как в тот день, когда колонисты
высадились на остров.
     Маленький отряд подходил к плато. Еще миля - и будет виден
мостик через Глицериновый ручей. Сайрес Смит не сомневался, что
мостик  опущен.  Пираты  либо  прошли  по  нему,   либо,   если
переправились  через  один из ручьев, окружавших возвышенность,
опустили его, чтобы обеспечить себе отступление.
     Наконец сквозь редкие  деревья  показалось  море.  Повозка
продолжала   двигаться   вперед,  потому  что  ни  один  из  ее
защитников не мог ее оставить.
     Внезапно Пенкроф  остановил  онаггу  и  закричал  страшным
голосом:
     - Ах, негодяи!
     Вытянув  руку,  он указывал на густой дым, клубившийся над
мельницей, сараями и птичником,
     В дыму копошился какой-то человек. Это был Наб.
     Его друзья разом вскрикнули. Он услышал крик и подбежал  к
ним.
     Пираты  ушли  с  плато полчаса назад, совершенно опустошив
его!
     - А мистер Харберт? - спросил Наб. Гедеон Спилет  вернулся
к повозке. Харберт потерял сознание.

     ГЛАВА Х

     Харберт  перевезен в Гранитный Дворец. - Наб рассказывает,
что произошло. - Сайрес Смит  осматривает  плато.  -  Гибель  и
опустошение.  -  Колонисты  бессильны  бороться  с  болезнью. -
Ивовая кора. - Смертельная лихорадка. - Топ снова лает.

     Пираты, опасность, которой подвергался  Гранитный  Дворец,
развалины,  покрывавшие  плато,-  все  было  забыто.  Состояние
Харберта заслонило все. Не  оказалась  ли  перевозка  для  него
роковой?  Журналист не мог это установить, но он и его товарищи
были в отчаянии.
     Повозку подвезли к  излучине  реки.  Из  нескольких  веток
сделали  носилки  и  положили  на них Харберта, не снимая его с
матраца. Юноша по-прежнему был в обмороке. Спустя десять  минут
Сайрес  Смит,  Пенкроф и Гедеон Спилет стояли у подножия стены.
Набу было поручено отвезти повозку обратно  на  плато  Дальнего
Вида.  Подъемник  пошел  вверх,  и  вскоре Харберт уже лежал на
своей постели в Гранитном Дворце.
     Юношу удалось быстро привести  в  чувство.  Увидя  себя  в
своей  комнате,  он  слегка  улыбнулся,  но  едва  мог  сказать
несколько слов - до того  ослаб.  Гедеон  Спилет  осмотрел  его
раны.  Журналист  опасался, что они снова открылись, так как не
успели как следует затянуться. Этого не  случилось.  Откуда  же
такое изнеможение? Почему состояние Харберта ухудшилось?
     Юноша  задремал  лихорадочным  сном.  Журналист  и Пенкроф
остались возле его постели.
     Тем  временем  Сайрес  Смит  рассказал  Набу  о  том,  что
произошло в корале, а Наб сообщил своему хозяину, какие события
разыгрались на плато.
     Пираты  показались  на  опушке  леса,  возле Глицеринового
ручья, только прошлой  ночью.  Наб,  который  стоял  на  страже
птичьего   двора,   не   колеблясь,   выстрелил   в  одного  из
разбойников, который собирался переправиться  через  ручей,  но
из-за  темноты он не видел, попал ли в этого негодяя. Во всяком
случае, это не испугало шайку, а Наб  едва  успел  вернуться  в
Гранитный Дворец, где он, по крайней мере, был в безопасности.
     Но что было делать дальше? Как помешать пиратам опустошить
плато?  Имел ли Наб возможность предупредить хозяина? Да и они,
обитатели кораля, - в каком они были положении?
     Сайрес Смит и его товарищи ушли 11 ноября, а в  этот  день
было 29-е число. Итак, Наб уже восемнадцать дней не имел других
известий,  кроме  тех,  которые  ему  принес  Топ.  А  это были
печальные  известия:  Айртон  исчез,  Харберт   тяжело   ранен,
инженер, журналист и моряк, по существу, арестованы в корале.
     "Что  делать?"  - спрашивал себя бедный Наб. За себя лично
он мог не  опасаться,  так  как  пираты  не  в  состоянии  были
проникнуть  в  Гранитный  Дворец.  Но постройки, плантации, все
оборудование - во власти  разбойников.  Не  нужно  ли  спросить
Сайреса Смита, что делать, и, по крайней мере, предупредить его
об опасности?
     Набу пришло в голову прибегнуть к помощи Юпа и переслать с
ним записку.  Он  знал,  как  умна эта обезьяна, которая не раз
доказывала свою сообразительность. Юп понимал  слово  "кораль",
которое   при   нем  часто  повторяли,  и,  как  мы  знаем,  он
неоднократно ездил туда на повозке вместе с Пенкрофом.  Рассвет
еще  не  наступил.  Проворный  оранг, несомненно, сумеет пройти
через лес, и если даже пираты увидят Юпа, то сочтут  его  одним
из обитателей лесной чащи.
     Наб  не  стал  медлить. Он написал записку и привязал ее к
шее обезьяны. Потом он подвел Юпа к дверям дворца,  спустил  на
землю длинную веревку и несколько раз повторил:
     - Юп! Юп! Кораль! Кораль!
     И   обезьяна   поняла.  Юп  уцепился  за  веревку,  быстро
соскользнул вниз и исчез во тьме, не обратив на  себя  внимания
пиратов.
     - Ты  хорошо сделал, Наб, - сказал Сайрес Смит. - Но, если
бы ты не извещал нас, было бы еще лучше...
     Говоря это, Сайрес Смит  думал  о  Харберте,  который  так
сильно пострадал от перевозки.
     Наб  продолжал  свой  рассказ.  Пираты  не показывались на
побережье. Не  зная,  какова  численность  колонии,  они  могли
предполагать,   что  Гранитный  Дворец  находится  под  защитой
большого отряда. Вероятно, они не забыли, что при нападении  их
брига  на  остров они были встречены многочисленными выстрелами
как с нижних, так и с верхних скал, и решили не подвергать себя
опасности. Но  плато  Дальнего  Вида  было  им  доступно  и  не
находилось  в  сфере огня Гранитного Дворца. Пираты, предавшись
грабежу, принялись все жечь и опустошать, творя зло  ради  зла.
Разбойники  ушли  всего  за  полчаса  до  появления колонистов,
вероятно, думая, что последние все еще сидят в корале.
     Таковы  были  эти  важные  события.  Присутствие   пиратов
являлось  постоянной  угрозой для обитателей острова Линкольна,
которые до сих пор были так счастливы. Они  могли  ожидать  еще
худших бед.
     Гедеон Спилет остался во дворце с Харбертом и Пенкрофом, а
Сайрес  Смит вышел в сопровождении Наба, чтобы выяснить размеры
бедствия.
     К счастью, пираты не дошли до подножия Гранитного  Дворца.
Мастерские  в  Трубах не избежали бы разрушения. Но их было бы,
пожалуй, легче восстановить, чем развалины,  громоздившиеся  на
плато Дальнего Вида.
     Сайрес  Смит  с  Набом  направились к реке Благодарности и
поднялись по левому берегу, не встречая никаких следов пиратов.
На другой стороне реки, в густом лесу,  они  также  не  увидели
ничего подозрительного.
     Впрочем,  судя  по всем признакам, можно было предположить
следующее:  либо  пираты  знали  о  возвращении  колонистов   в
Гранитный  Дворец,  так как видели их на дороге из кораля, либо
они, разграбив плато, ушли  в  лес  Якамара  и  не  знали,  что
колонисты возвратились.
     В  первом  случае  они  должны  были  вернуться  в кораль,
оставленный без защиты, где хранились ценные припасы.
     Во втором случае они, вероятно, направились в свой  лагерь
и ждали удобной минуты, чтобы повторить нападение.
     Их  следовало  бы  предупредить,  но начало мероприятий по
очистке острова от  пиратов  зависело  от  состояния  Харберта.
Сайресу  Смиту  были  нужны  все  его люди, а в настоящее время
никто не мог покинуть Гранитный Дворец.
     Инженер с Набом вышли на плато. На  плантацию  было  жалко
смотреть:  поля  были  вытоптаны,  несжатые колосья валялись на
земле. Другие посевы пострадали  не  меньше.  Огород  был  весь
изрыт.  К  счастью,  в  Гранитном  Дворце имелся запас семян, и
ущерб можно было возместить.
     Что же касается мельницы, птичника, конюшен,  то  все  это
было  уничтожено огнем. Перепуганные животные бродили по плато.
Птицы, которые во время пожара улетели на  озеро,  возвращались
на  привычные  места  и  бродили по берегу. Тут все приходилось
строить заново.
     Сайрес Смит был  бледен.  На  лице  его  отражался  трудно
сдерживаемый  гнев, но он не произнес ни слова. В последний раз
взглянули они на опустошенные поля,  на  дым,  клубившийся  над
развалинами, и вернулись в Гранитный Дворец.
     Наступили  самые печальные в жизни колонистов дни. Харберт
слабел  все  больше  и  больше.  Казалось,  в  нем  развивается
какая-то  новая тяжелая болезнь - результат сильного потрясения
всего  организма.  Гедеон   Спилет   предчувствовал   ухудшение
здоровья юноши, против которого он мог оказаться бессильным.
     Харберт все время находился в каком-то полузабытье; иногда
он начинал   бредить.   Освежающее  питье  -  вот  единственное
лекарство, которым располагали колонисты.  Лихорадка  была  еще
очень сильна, но вскоре она приняла перемежающийся характер.
     6  декабря  Гедеон  Спилет  заметил, что нос, уши и пальцы
юноши резко побелели. У него начинался озноб, иногда он  сильно
дрожал.  Пульс  был  слабый, с перебоями, кожа сухая. Появилась
сильная  жажда.  Затем  это  состояние  сменилось  жаром.  Лицо
больного  воспалилось,  кожа  покраснела, пульс стал учащенным.
После приступа лихорадки Харберт сильно вспотел,  и  жар  спал.
Припадок продолжался около пяти часов.
     Гедеон Спилет не отходил от Харберта. Было ясно, что юноша
заболел перемежающейся лихорадкой. Ее надо было во что бы то ни
стало оборвать, пока она не усилилась.
     - А чтобы оборвать лихорадку, необходимо жаропонижающее, -
сказал Гедеон Спилет инженеру.
     - Жаропонижающее!  -  ответил  Сайрес  Смит.- У нас нет ни
простого, ни сернокислого хинина!
     - Это верно,-  ответил  журналист,-  но  на  берегу  озера
растут  ивы,  а  ивовая кора в некоторых случаях может заменить
хинин.
     - Испытаем ее, не теряя ни  минуты!  -  воскликнул  Сайрес
Смит.
     Действительно,  ивовая  кора,  как индийский каштан, может
заменить  листья  хинного  дерева.   Следовало   испытать   это
средство,  хотя  оно  и  уступало  хинину, и использовать его в
естественном виде, так как у колонистов не было способа извлечь
из коры ее алкалоид, то есть салицил.
     Сайрес Смит собственноручно срезал со  ствола  черной  ивы
несколько кусков коры. Он принес их в Гранитный Дворец и растер
в порошок. В тот же день этот порошок дали принять Харберту.
     Ночью  не  произошло ничего важного. Харберт несколько раз
начинал бредить, но температура не  поднималась;  на  следующий
день лихорадки тоже не было.
     Пенкроф снова начал надеяться. Гедеон Спилет молчал. Могло
случиться,  что  припадки  будут  повторяться не ежедневно, что
лихорадка окажется трехдневной и что она вернется на  следующий
день. Колонисты с нетерпением ожидали утра.
     Можно  было  заметить,  что в промежутках между приступами
Харберт чувствовал себя совершенно разбитым; голова у него была
тяжелая  и  часто  кружилась.  Другой  симптом  крайне  испугал
журналиста:  печень  больного  стала  увеличиваться,  а  вскоре
начался и сильный бред.
     Новое осложнение совсем сразило Гедеона Спилета. Он  отвел
инженера в сторону и сказал:
     - Это злокачественная лихорадка.
     - Злокачественная  лихорадка!  - воскликнул Сайрес Смит. -
Вы ошибаетесь, Спилет! Злокачественная лихорадка не  начинается
самопроизвольно. Ею надо заразиться.
     - Я не ошибаюсь, - ответил журналист. - Харберт, очевидно,
схватил  лихорадку на болоте. У него уже был один приступ. Если
наступит второй припадок и если  нам  не  удастся  предупредить
третий, то он погиб.
     - Но ивовая кора?
     - Она  не  поможет.  Третий  приступ, если его не оборвать
хинином, всегда смертелен.
     К счастью, Пенкроф ни слова не слышал из этого  разговора.
Иначе он сошел бы с ума.
     Понятно,  в какой тревоге провели инженер и журналист этот
день, 7 декабря, и следующую ночь.
     В  середине  дня  начался  второй  приступ.  Припадок  был
ужасен.  Харберт  чувствовал, что погибает. Он простирал руки к
Сайресу  Смиту,  Пенкрофу,  Гедеону  Спилету.   Он   не   хотел
умирать... Прои