е".  Внезапно он  увидел пальмы. Он  стоял с
раскрытым ртом и таращился на пальмы,  переминаясь с ноги на ногу и сжимая в
руке корзинку с овощами. Необычно теплый воздух, пальмы...  "Провалиться мне
на  этом  месте, если я когда-нибудь  замечал в округе хоть  одну  пальму! И
почва стала другой -- мягкой и сухой, такую  я видел в  незапамятные времена
на Ближнем Востоке. Совсем иной мир, повсюду признаки другой  реальности. Не
понимаю, что творится, словно  из прежней  реальности вылупляется новая. Или
как будто у меня некая пелена спала с глаз, и я вижу мир иным".
     Справа от  него  молодая  пара,  идущая с рынка, села  отдохнуть у края
дороги. Юноша и  его  подруга были  покрыты  дорожной пылью, но ослепительно
чисты   --  внутренне  чисты  незнакомой   ему  новой  чистотой.  Миловидная
черноволосая  коротко  стриженная  девушка,  разморенная  жарой,  распахнула
блузку. И это нисколько не смутило  отца Абернати. Вид ее обнаженных  грудок
нисколько не оскорблял его, целомудренного священника. "Да, пелена спала, --
подумал он, по-прежнему гадая о причине. -- Неужели только доброе  дело тому
причиной?  Едва ли. Есть ли  одно-единственное доброе дело, которое способно
сотворить  такие чудеса?"  Он  остановился  неподалеку  от  юной  чаровницы,
восхищаясь  молодой  парой  и наготой девушки,  которая,  казалось, даже  не
осознает  своей наготы и нисколько не  смущается от того, что на нее смотрит
человек в сутане.
     "В  мир  вошла  добродетель,  --  решил  он. --  Как  Мильтон  когда-то
выразился: "из зла выходит добро". Обрати внимание, -- сказал отец  Абернати
самому себе,  --  на  относительную неравноценность этих двух понятий. Тогда
как "зло" есть определение самого  дурного, то "добро"  -- термин вялый, это
не обязательно высшая степень хорошего, не абсолютный антоним "зла". Падение
ангела по имени Сатана, грехопадение человека в  раю, распятие Христа...  из
этих  страшных  моментов торжества  зла  рождается  добро. Благодаря  своему
грехопадению и изгнанию  из рая человек познал любовь. Из трех  зол родились
три добра! Равновесие  восстановилось. Но тогда, -- подумалось ему, -- можно
прийти  к  выводу, что мир был  освобожден от сковывающих пелен  путем злого
поступка... или я перетончаю  в своих умопостроениях?  Так или иначе разница
есть. Она  осязаема.  Могу  поклясться,  что  я где-то в  Сирии.  В  странах
Леванта.  Да, возможно,  я переместился и  во времени -- в далекое  прошлое.
Быть может, даже на тысячи лет назад".
     Он  пошел  вперед, возбужденно  озираясь  и  вдыхая  свежайший  воздух,
опьяняясь новыми ощущениями. Справа от него были руины  довоенного отделения
государственной почты США.
     "Древние руины, --  подумал  он. -- Совсем как руины античного мира. Мы
обрели свои новые античные руины. Или я все же перенесся в глубокое прошлое?
Нет, это не я перенесся в прошлое, это прошлое влито в настоящее через некую
брешь во  времени  или  пространстве --  дабы  оно  проникло  сюда  и могуче
разлилось перед нами.  Или  передо мной.  Не исключено,  что я один вижу все
это.  Господи помилуй, это  же, пожалуй,  что-то вроде  наркотических опытов
Пита Сэндза  --  но ведь  я  никаких таблеток  не принимал!  Это расщепление
нормального  мира,  проникновение   в  паранормальную  действительность  или
проникновение паранормальной действительности в нормальный мир.  То есть это
видение,  -- вдруг  осознал  отец  Абернати,  --  и  я  должен  постичь  его
значение".
     Он  медленно шел по каменистому  полю вдоль  руин небольшого  почтового
отделения  давно несуществующей страны. У остатков стены  лениво грелись  на
солнышке несколько человек. Солнце! Какими жаркими теперь стали его лучи!
     "Они  не видят  того, что вижу я,  --  решил отец Абернати. -- Для  них
ничего  в  окружающем мире не изменилось. Каким событием все  это вызвано  ?
Обычный солнечный день... Если я истолкую то, что вижу, в качестве  простого
символа -- возвращение  солнечного дня  есть божественный образ конца власти
темных  сил, их полного изгнания. Да, некое большое зло погибло, -- понял он
и  возрадовался  от   этого  понимания.  --  Нечто,  бывшее   сгустком  зла,
превратилось    в    жалкую    тень.    Каким-то    образом    сгусток   зла
деперсонифицировался,  утратил  конкретное тело  обитания.  Возможно,  Тибор
сфотографировал Господа Гнева и тем самым украл его душу?"
     Он довольно рассмеялся,  стоя у руин  отделения  государственной  почты
США.  Солнце  весело  жарило,   поля  гудели,  жужжали  и  пели  от  радости
нескончаемого бытия.
     "Что  ж, если у Карлтона Люфтойфеля можно  похитить душу,  -- удивленно
думал отец Абернати, --  стало быть,  он не Бог,  а просто  человек, обычный
смертный.  Настоящий  Бог не может  испугаться  фотокамеры. Если  они чего и
боятся,  --  думал   он,  забавляясь  неожиданному  каламбуру,  --  так  это
засветиться". Он тихонько рассмеялся.
     Несколько  человек,  полудремавших  у  стены,  проводили  его глазами и
приветливыми улыбками. Они сами не знали, почему улыбаются, но с готовностью
отозвались на его хорошее настроение.
     "Грустно лишь то, -- текли дальше мысли отца Абернати, -- что Служители
Гнева еще долгое время могут дурачить народ -- ложные религии порой не менее
долговечны, чем истинная. Но основная субстанция этой религии  рассыпалась в
прах  и  излетела  из мира, осталась  только  лишенная содержания преходящая
mekkis --  власть  в  руках Церкви Служителей  Гнева.  А впрочем, мне  будет
занятно  взглянуть  на  фотографию, которую  Тибор и  Пит Сэндз  принесут из
своего путешествия, -- решил он. -- Как говорят, лучше знать дьявола в лицо.
Запечатлев физический облик, они уничтожили его. Тем,  что низвели до уровня
простого смертного".
     Жаркий  полуденный  ветер  шуршал  листьями  пальм, без слов  приглашая
познавать дальше  солнечную  мистерию Избавления. Отец Абернати  прикидывал,
кому он может сообщить свой каламбур.
     "Фальшивый Бог, --  повторил он,  смакуя свой  удачный каламбур  именно
потому, что обычно  шутки  у него не получались,  -- боится засветиться.  Он
должен скрываться.  Но  мы  Его  выманили  и пригвоздили Его  лик  к  листку
фотобумаги. И тем самым обрекли Его на гибель. Итак, -- констатировал он для
самого  себя, --  благодаря плану,  выпестованному коварными  и амбициозными
Служителями Гнева для усиления  своей власти, мы, христиане, которые терпели
столь явное поражение, одержали блистательную победу. Этот портрет обозначил
начало разрушения культа Господа Гнева -- именно потому, что портрет этот --
подлинный.  Или, скорее,  даже не в  силу  подлинности как таковой, а в силу
того,  что  Служители  Гнева  будут  особо  подчеркивать  подлинность  этого
портрета. Да, они непременно издадут бумагу,  которая  официально подтвердит
стопроцентное  соответствие  портрета  оригиналу  --  и  тем  самым  пособят
окончательной и  безвозвратной гибели оригинала. Вот так-то Истинный Господь
претворяет злое  в доброе, то есть мы, как всегда, обнаруживаем, что и добро
и зло служили интересам Господа. Что бы ни случалось, доброе и злое, все это
пути к  осуществлению  высшего промысла... Я  подразумеваю, что есть  только
ярлыки  "добро" и "зло". На самом же деле доброе  и злое, верное и неверное,
правильный  путь  и  путь  заблуждения,  мудрость  и  невежество,  любовь  и
ненависть -- все это надо рассматривать как omniea vitae ad Deum ducent. Все
жизни, как все дороги, ведуг -- нет, не в Рим, а к Богу".
     Продолжая  свой  путь, отец Абернати думал, что все это надо вставить в
воскресную  проповедь  -- наряду с удачным каламбуром.  Его  слова  и  шутка
взбодрят людей, вызовут на их лицах улыбки -- как улыбались ему те люди, что
грелись на солнце у  руин почтового отделения.  Вероятнее всего, прихожане и
не поймут всех оттенков его сложных мыслей -- но пусть хотя бы улыбнутся.
     Как  это  важно  --  снова  получать  удовольствие  от  жизни... Теперь
всемирное  зло,  невидимо державшее  всех за  горло,  разжало свою  стальную
хватку.  Теперь  ничто не будет мешать  им  добродушно греться  на солнышке,
улыбаться друг другу, расстегивать блузки и рубахи, открываясь солнцу и всем
взглядам,    а    также    простодушно   радоваться   простодушным    шуткам
обыкновеннейшего священника.
     "Я  хотел  бы  знать,  что случилось  на самом  деле,  --  подумал отец
Абернати.  -- Но Господь использует  людей как орудие выполнения своей воли,
не открывая им свои цели. А может, так оно и лучше".
     И, покрепче сжав в руке корзинку с бобами и свеклой, он бодро зашагал в
сторону Шарлоттсвилля и своей церквушки.
Глава 19
     Мало-помалу  нарисованная Тибором Макмастерсом фреска приобрела мировую
славу  и  в  конце  концов  оказалась  в сознании публики  в  одном  ряду  с
величайшими  образцами  настенной живописи итальянского Ренессанса,  которые
были  известны  преимущественно  по репродукциям, ибо почти все соборы,  где
находились фрески  эпохи  Возрождения,  были  разрушены  во  время последней
войны.
     По  прошествии  семнадцати  лет  со дня смерти  Тибора  иерархи  церкви
Господа Гнева  официально признали аутентичность  изображения  на фреске. То
есть провозгласили,  что  в  центре  фрески изображен  действительно Карлтон
Люфтойфель собственной персоной -- с буквальной  точностью.  Тем самым раз и
навсегда пресекались все  кривотолки: вопрос о подлинности изображения более
не дискутировался, а любой, кто осмелился бы высказать вслух  какие бы то ни
было  сомнения,  подлежал  жестокой каре: мужчина --  кастрации,  женщина --
отсечению уха.  Так  и только так -- самыми драконовскими  методами -- можно
было  утверждать  святость  в  мире нечестия, религиозность --  в  обществе,
насквозь проникнутом безверием, и веру -- в людях, которые  уже  убедились в
лживости столь многих прежних идолов и верований.
     В последнее  время перед  своей кончиной Тибор вел скромный образ жизни
на небольшую  пенсию, которую ему выдавала церковь Господа Гнева. Церковь же
взяла на себя расходы по содержанию в рабочем состоянии его тележки, а также
по поставке фуража двум его коровам: восхищение шедевром  было столь велико,
что  Тибору  было  дозволено  впрягать в свой немудреный экипаж  сразу  двух
коров.  Во  время  его  поездок   люди  повсюду  узнавали  и  приветствовали
художника.  Он прилежно давал автографы многочисленным туристам,  красиво  и
тщательно выводя свое имя механическими пальцами. Дети возбужденно  кричали,
завидев тележку, но больше  никогда  не глумились над  ним -- всегда глядели
почтительно и старались помочь,  если у калеки бывали затруднения. Тибор был
окружен всеобщей  любовью -- и  взрослых и детей. Хотя в преклонном возрасте
он стал брюзгливым и эксцентричным стариком, его тяжелый характер терпели, и
он продолжал оставаться главнейшей достопримечательностью  городка. И никого
не смущало то, что после достоверного, канонического портрета Господа  Гнева
из-под его кисти не вышло больше ничего выдающегося.
     Ходили  слухи, что в его бумагах после  смерти обнаружили что-то  вроде
обрывочных дневниковых записей,  которые он на склоне лет вел  исключительно
для себя. В этих записях художник  высказывал некоторые сомнения  касательно
подлинности изображения на собственной великой фреске. Впрочем, никто не мог
похвастаться,  что видел  эти бумаги.  Если  они и  существовали,  Служители
Гнева, изъявшие весь  архив Тибора Макмастерса сразу после его  кончины, или
надежно упрятали дневники в недоступных церковных сейфах, или уничтожили их.
Последнее более вероятно.
     Из двух  последних  коров, возивших его тележку,  были  сделаны чучела.
Теперь голштинки, поставленные  по  бокам от знаменитой фрески, торжественно
взирают  стеклянными глазами на туристов, которые  приходят  отовсюду,  дабы
взглянуть  на  прославленную  работу.  Со   временем  Тибор  Макмастерс  был
официально причислен к лику святых. Подлинное место  его погребения остается
неизвестным. Несколько городов гордятся тем, что останки великого  художника
покоятся в их земле.
     "Как поживаешь сегодня?" -- "Отлично" (нем.).
     Английское слово "might" -- могущество -- созвучно немецкому "macht".
     Первое послание к Коринфянам, 15:55.
     Библейская  ассоциация. Не  холодный  и  не  горячий  -- одно из  самых
жестких обвинений в Библии.
     "Земля же была бесформенна и пуста" (нем.). В каноническом переводе эта
фраза звучит чуть иначе, загадочнее. Приводим ее  полностью: "Земля же  была
безвидна и пуста, и тьма над бездною". (Бытие 1:2.)
     Layer -- слой (англ.).
     Джон  Гринлиф Уитьер (1807 -- 1892) -- американский поэт. В "Занесенных
снегом"  детально,  с  большой  теплотой воссоздан  патриархальный быт Новой
Англии времен первопоселенцев.
     Блаженный  Аврелий Августин (354  --  430)  --  христианский  теолог  и
церковный деятель, один из "отцов" христианской церкви.
     Манихейство -- религиозное учение.  В основе --  дуалистическая  борьба
добра и зла, света и тьмы как изначальных и равноправных принципов бытия.
     Альбигойцы -- участники еретического движения  на  юге Франции в XII --
XIII вв.
     Катары --  приверженцы  ереси XI -- XIII  вв. Считали  материальный мир
порождением  дьявола,  осуждали  все земное,  призывали к аскетизму.  Многие
взгляды альбигойцев почерпнуты из вероучения катаров.
     Domina -- на латинском  языке значит  и "женщина", и  "властительница".
Множественное число: dominae.
     Здоровый (нем.).
     Первое послание к Коринфянам, 15:51.
     Имя  горшка на  английском -- О Но. "Но" означает и "эй!", и "ого!",  и
"вперед!".  И  сам горшок охотно  обыгрывает все  значения своего необычного
имени.
     Пит передразнивает библейскую "Песнь Песней".
     Вальденсы --  приверженцы средневековой ереси  (зародилась в конце  XII
века в  Лионе, зачинатель Пьер Вальдо). Призывали к "евангельской бедности".
Выступая против католической церкви, отвергали необходимость духовенства как
особой категории. Упоминая вальденсов,  Пит  Сэндз наносит походя  очередную
обиду священнику.
     Катехизис -- изложение основ вероучения в форме вопросов и ответов.
     Энтелехия  -- в древнегреческой  и средневековой  философии обозначение
активного   начала,   превращающего  возможность  в   действительность,  или
нематериальное жизненное начало, направляющее развитие организмов.
     Перевод Т. Сильман.
     "Откровение святого Иоанна Богослова", 6:13.
     Леонардо да Винчи. "Спор живописца с поэтом".