ил, как это
самое жало входит копьем в  мой бок -- о Боже, какая  боль, этот заостренный
крюк, вгоняемый в меня с небес. Господь Всемилостивый, пощади и помилуй, и я
в агонии мечусь, как  фигура в пляске  смерти, и Лурин пытается остановить и
успокоить меня, и вот  я вижу это копье, слежу его древко  от самой Земли до
горних  высот, откуда на меня взирают  те трое,  которые пригвождают  меня и
удерживают, и  в глаза смотрю,  о  Лурин, сердце моих исканий, и твой вопрос
здесь  и  там,  и тут и везде  эта боль  никогда не  закончится, но брызжет,
брызжет из-под нее радость и  учащеннее дышится, когда то жало пронзает меня
вновь  в  сердцевине лесов  и в этой  ночи, о Ты, в Котором Все, я  здесь  и
больше не вопрошаю, но я действительно..."
     Впереди  возникли  фигуры  Шульда и  Тибора у  костра.  Они  смеялись и
казались такими счастливыми, что и Питу стало хорошо на душе. Он ощутил, как
что-то  мягко  коснулось  его ноги. Это  был Тоби.  Пит  нагнулся и  ласково
погладил его по загривку.
     Нежно прижимая куклу к груди, Алиса баюкала ее, раскачиваясь всем телом
-- влево-вправо, взад-вперед. Потом она присела на корточки, усадила куклу в
кузов большого игрушечного грузовика и легким толчком пустила машину вниз по
покатому коридору. Алиса весело засмеялась, глядя, как  ускоряется  движение
грузовичка. Но тут  он ударился  о стену, перевернулся и  вывернул  куклу на
пол.
     -- Нет! Нет! Нет! Нет!
     Алиса подбежала к кукле и взяла ее на руки.
     -- Нет! Все будет хорошо!
     Она поставила на колеса опрокинувшийся грузовик и  снова усадила в него
куклу.
     -- Ну-ка, -- сказала она, опять толкая грузовик вниз по коридору.
     И снова  смеялась, наблюдая за лихой  ездой машинки,  которая  чудесным
образом лавировала между препятствиями. Когда же грузовик с силой уткнулся в
ящик с кафелем, кукла совершила кульбит в воздухе и ударилась об острый угол
-- голова отвалилась, а тело покатилось дальше.
     -- Нет! Нет!
     Слабоумная, тяжело  шлепая ногами и задыхаясь от  спешки,  подбежала  к
месту аварии и стала прилаживать голову куклы к ее телу.
     -- Все будет хорошо! -- приговаривала она. -- Все будет хорошо!
     Но голова не  хотела оставаться  на прежнем месте. Притискивая голову к
телу, девушка подбежала к комнате с закрытой дверью.
     -- Папочка!  -- прокричала она, распахивая  дверь. -- Папочка! Папочка,
почини!
     В  комнате  никого  не  было.  Сумрак,  беспорядок.  Алиса  добрела  до
незаправленной кровати и грузно опустилась на нее.
     -- Ушел, -- сказала она, баюкая на  коленях свою искалеченную куклу. --
Все будет хорошо! Пожалуйста, пусть все будет хорошо!
     Она тыкала голову куклы на положенное место, а та расплывалась в тумане
Алисиных слез. Из-за слез комната казалась еще мрачнее.
     Опустив голову, корова дремала подле дерева, к которому была привязана.
А  Тибор в тележке пережевывал все одну и ту  же мысль: куда подевалось  его
приподнятое настроение?
     "Моя мечта, материал для моего грядущего шедевра, вожделенная цель всей
моей работы  -- совсем рядом,  рукой подать. Да, я  бы, наверное, предвкушал
исполнение желаний  с куда большей радостью, если бы Он не  являлся мне и не
сделал того, что Он сделал. Теперь, когда мне твердо обещана встреча с Ним и
возможность воплотить  Его  на полотне, горизонты моей  радости распадаются,
бегут прочь от меня, душа  моя остается не то чтобы темным, но пустым гулким
домом с опрокинутой  мебелью, а моя  жизнь сейчас  --  как  переспелый плод,
готовый  взорваться  от  переполняющего  сока,  но распирают  меня  страх  и
непомерное тщеславие, спровоцированные последними событиями.  Обратить все в
гимн камням и звездам  -- что ж, я должен попробовать. Но только сейчас  это
труднее, намного труднее, чем мне прежде казалось.  Эх, мне  бы  былую силу,
как она мне нынче нужна..."
     -- Пит! --  окликнул Тибор, когда Сэндз  подошел  к огню вместе с Тоби,
вилявшим хвостом у его ног. -- Как прогулялся?
     -- Прекрасно, -- сказал Пит. -- Такая божественная ночь.
     -- По-моему, у меня осталось немного  вина, -- сказал  Шульд. -- Почему
бы нам не прикончить его?
     -- Хорошая мысль. Я не против.
     Шульд передал им бутылку.
     -- Последнее вино. И хлеб кончился. Не думаешь ли ты, Пит, что ты очень
скоро  можешь  оказаться в  этой ситуации --  допьешь свое последнее вино  и
съешь последние  крохи хлеба? Почему ты  выбрал себе такую судьбу  -- в наши
многотрудные времена связал себя с гонимыми христианами?
     Пит пожал плечами.
     -- Трудно  сказать. Ясное  дело, не потому, что хотел  отличиться.  Кто
может с уверенностью  объяснить, почему  он выбрал  что-то одно  и  позволил
этому одному  руководить всей  его жизнью?  Наверно,  я  хотел доискаться до
истины, обрести красоту -- в некоей определенной форме...
     -- Ты не упомянул о добродетели, -- сказал Шульд.
     -- И это тоже.
     --  Понятно.  Средневековые  философы  подчистили  древних  греков  под
христианство,  так  что  и  Платон с  его обожанием добродетели  вдруг  стал
приемлемым.   Вы  даже  косточки  Аристотеля   с  готовностью   крестили   в
христианскую  веру, как только нашли способ  приспособить  его мысли себе на
потребу.  Да  если из  вашей веры  изъять  идеи  древнегреческих  логиков  и
иудейскую мистику -- много ли останется!
     -- Полагаю,  Страсти Господни и  Воскресение чего-нибудь  да стоят,  --
кротко возразил Пит.
     -- Ладно. А как  насчет заимствований из восточных мистических культов?
И, если продолжить тему  свинства, как насчет крестовых походов, святых войн
против христиан-еретиков, а также инквизиции?
     --  Высказались? -- спросил Пит. -- Я устал  от всех этих вещей. У меня
достаточно хлопот с моими  собственными мозгами  -- такой  спутанный  клубок
мыслей! Если язык чешется поспорить, вступите в дискуссионный клуб.
     Шульд рассмеялся:
     --  Вы  правы. Ей-же-ей, я не хотел вас  обидеть. Я  знаю,  что  внутри
христианства столько проблем, что нет резона притягивать их со стороны.
     -- Что вы имеете в виду?
     --  Процитирую вам великого математика Эрика Белла: "Всякие религиозные
убеждения имеют тенденцию расщепляться  надвое, и  каждая новая часть в свою
очередь  делится пополам и  т.  д.,  пока  через  некоторое  конечное  число
поколений (которое  можно  вычислить,  используя  простой логарифм)  в любом
районе земли, даже самом огромном, оказывается  меньше людей, чем верований,
и  дальнейшее деление идей,  заложенных в исходном символе веры,  приводит к
полному их  распылению,  созданию  предельно разреженного  газа, который  не
способен  поддерживать  веру  даже в  доверчивом  ребенке".  Иными  словами,
христианство распадается само по  себе, без посторонней помощи.  В каждом из
разобщенных  селений возникает собственная форма христианства. Нахмурившийся
было Пит просветлел.
     -- Ну,  если  таков жестокий закон природы, то он приложим  и к  другой
стороне.  Церковь  Служителей  Гнева  будет  подвержена  диффузии  в  равной
степени. Да  только у нас за спиной традиции,  которым две тысячи лет, и они
нас могуче поддерживают. Так что я не склонен впадать в отчаяние.
     -- Но давайте предположим -- о, только предположим, -- сказал Шульд, --
что Служители Господа Гнева правы, а вы не правы. Что, если небесные силы на
их стороне и гарантируют их от искажений веры и от ее вырождения? Что тогда?
     Пит  молодым  бычком  нагнул  голову, как  бы  боднулся  и  простодушно
улыбнулся:
     -- Как говорят арабы: "На что воля Господа, то не может не случиться".
     -- Аллаха, -- поправил Шульд.
     --  Возможно, --  согласился Пит и  встал. --  Впрочем, сейчас для меня
всего важней воля  моего переполненного мочевого  пузыря.  Прошу прощения, я
должен отлучиться.
     Когда Пит скрылся в зарослях, Тибор сказал:
     --  Быть  может,  разумней не перечить  ему  и  не раздражать его.  Это
сделает его  еще  менее  покладистым, и вам будет  труднее  отвлечь его, или
ввести в  заблуждение, или что вы там собираетесь сделать, когда  мы наконец
отыщем Люфтойфеля.
     --  Я  знаю, что  делаю,  --  беззлобно  огрызнулся  Шульд.  --  Я хочу
показать, какую гнилую и никудышную веру он исповедует.
     -- Теперь мне  известно,  что  в  вопросах  религии  вы знаете безмерно
больше Пита,  --  сказал Тибор. --  Еще бы! Вы же  глава Церкви! А парень --
неотесанный  церковный служка.  Вам не стоит  показывать мне, что вы  знаете
больше  Пита. Это  и без  того ясно.  Мне бы хотелось, чтобы остаток  нашего
путешествия прошел тихо-мирно и все мы остались добрыми друзьями.
     Шульд рассмеялся.
     -- Погоди, имейте терпение,  -- сказал  он. --  И  вы  увидите, что все
образуется.
     "Нет, не таким мне представлялось мое  Странствие, -- подумал Тибор. --
Было бы правильно, если б я проделал Странствие в  одиночку, самолично нашел
Люфтойфеля,  поглядел бы  на него и сфотографировал без суеты, без спешки  и
шума, а потом тихонечко вернулся в Шарлоттсвилль и закончил свою работу. Вот
и все, что  мне хотелось. Ненавижу теоретические споры  о чем угодно.  И так
повернут мысль, и этак, и наизнанку вывернут. Не желаю я брать чью-либо одну
сторону.  А  впрочем, сердцем я  с Питом. И не он затеял  эту  перепалку. Не
желаю быть наглядным пособием для урока теологии. Нашли подопытного кролика!
Одного хочу -- чтоб это прекратилось".
     Пит вернулся.
     Становится  холодновато,  --  сказал  он,  присел  на  корточки  и стал
подбрасывать хворост в костер.
     -- Холод у вас в душе, -- подхватил Шульд, -- потому что вы чувствуете,
как темнота извне наконец проникает в вашу душу.
     -- Ах, ради всего  святого! -- воскликнул Пит, выпрямляясь.  -- Если вы
так помешаны  на этой религии,  какого  дьявола вы не становитесь Служителем
Гнева? Бегите класть поклоны  чинуше, который отдал приказ смешать всю Землю
с дерьмом! Займитесь  лепкой бюстов с портрета, который Тибор вмалюет в свою
фреску!  Играйте  в  карты  на  деньги  в  алтаре своего  вонючего  Господа!
Устраивайте лотереи и  пикники для сбора средств на  проведение Судного Дня,
если  у  вас такой  зуд поваляться в  грязи!  Остальным  гадостям вас охотно
обучат  матерые  проповедники Гнева  --  поверьте,  вам  будет  чему  у  них
поучиться. Идите  к  ним, но  меня извольте оставить в покое, потому что мне
плевать, плевать  и  еще раз плевать на всю  эту  белиберду! Шульд закатился
смехом.
     -- Отлично, Пит! Замечательно! Я рад,  что гнев небесный не парализовал
ваш язык. Но  ваши речи вызвали у меня  позыв определенного  рода, так что я
вынужден покинуть вас. Извините, я в свою очередь отлучусь.
     Все еще посмеиваясь, Шульд удалился в заросли.
     -- Чтоб ему пусто было, этому типу! -- в сердцах воскликнул Пит. Сейчас
было трудно  напоминать себе, что "этот тип" спас ему  жизнь --  из простого
человеколюбия.
     "Какой бес вселился в Шульда, что он внезапно принялся донимать  меня с
упорством  маньяка? Сегодня ночью он стал моим крестом.  Тяжело ощущать, что
эта  замечательно  пригнанная  и  отлаженная  машина  с  идеальной  системой
охлаждения и переработки топлива и правильно организованной системой выхлопа
-- что эта исправнейшая могучая живая машина вдруг начинает наезжать, причем
норовит  не просто переехать,  а  вернуться задом  и  додавить, сплющить  до
толщины листа бумаги, чтобы  его можно было  налепить  в качестве  одной  из
фигур на тиборовскую фреску! Нет, если он опять заговорит  со мной, я просто
не стану ему отвечать!"
     С  какой  стати он  вдруг  стал таким?  Что  за блажь? --  сказал  Пит,
обращаясь наполовину к самому себе.
     -- Мне  кажется, он  затаил  злобу против христианства, -- подал  голос
Тибор.
     -- А мне это и в голову не приходило. Как странно. Он ведь говорил мне,
что религия для него -- пустой звук.
     -- Он так говорил? Действительно странно.
     -- А вы, Тибор, как вам его речи?
     -- Я в известной степени согласен с тобой,  -- сказал Тибор.  -- И  мне
тоже все эти рассуждения до одного места.
     Внезапно  они  услышали   в  зарослях  громкое  рычание,  завершившееся
коротким, но яростным лаем, который сменился  пронзительным жалобным визгом.
Затем -- полная тишина.
     -- Тоби! -- вскричал  Тибор,  привел в  действие электродвигатель своей
тележки и покатил к кустам. -- Тоби!
     Пит бегом последовал за ним. Тележка  буквально проломилась через кусты
на полной скорости и запнулась у поваленного дерева.
     -- Тоби! -- горестно простонал Тибор. -- Вы его убили, убили!
     Запыхавшийся Пит  увидел возле  остановившейся тележки Шульда,  который
ровным голосом говорил:
     --  Никакая другая реакция не была  бы  адекватной в данной  конкретной
ситуации.  Я  практикую  стандартный ответ на  попытку  агрессии  со стороны
субчеловеческих существ: уничтожение. Эти нападения  являются привычными для
меня. Они чуют, что я...
     Гидравлика с силой раздвинула манипулятор  Тибора, и механический кулак
попал  точно  в  подбородок Шульда.  Тот покачнулся,  схватился  за дерево и
только поэтому не  упал. Каска слетела с его  головы, покатилась по земле  и
остановилась  возле  трупа собаки,  которая  лежала на траве с неестественно
вывернутой шеей. Выбираясь из  кустарника, Пит  увидел в  лунном свете,  что
рассеченная губа Шульда опять  обильно кровоточит. На голове виднелась рана,
которую Шульд упоминал в разговоре.  Теперь и она увлажнилась темной кровью.
Пит стоял как вкопанный:  зрелище  было жутковатым. Не  сразу до Пита дошло,
что Шульд  пристально смотрит  на него. В этот момент  чудовищная  ненависть
захлестнула его, и он невольно выдохнул, захлебываясь от ярости:
     -- Я тебя узнаю!
     Шульд  криво  усмехнулся  и  кивнул  головой,  будто  ожидал  какого-то
продолжения.
     Но  Тибор,  который наблюдал  всю  эту  сцену,  опять  горестно  взвыл:
"Убийца!"  -- и опять огрел  Шульда манипулятором -- да так, что  тот рухнул
наземь.
     -- Нет, Тибор! -- вскрикнул Пит. Его мгновенное  прозрение закончилось.
-- Остановитесь!
     Шульд  вскочил  на ноги.  Теперь половина его лица  была залита кровью.
Видимая  часть  лица  выглядела  более  человечно  --  искаженная  заурядным
страхом, с широко открытым глазом. Шульд повернулся и побежал прочь.
     Но экстензор Тибора,  стремительно удлиняясь, Догнал его и  хрястнул по
затылку.  Шульд  опять  свалился  на   землю  и  покатился,   несколько  раз
перевернувшись через голову.
     Тибор подкатил к распростертому телу. Пит кинулся к тележке.
     К  моменту, когда  он добежал до  передка  тележки,  Шульд поднялся  на
колени. Он расшибся еще больше, теперь кровью залито было не только лицо, но
и грудь. Выглядел он ужасно.
     -- Нет! -- вновь прокричал Пит, становясь между Тибором и его жертвой.
     Однако манипулятор был проворнее -- он снова жахнул Шульда в челюсть, и
тот упал навзничь.
     Пит  стал  поднимать и оттаскивать упавшего, размахивая свободной рукой
перед его окровавленной головой, чтобы Тибор не нанес нового удара.
     -- Не надо, Тибор, -- молил Пит. -- Не убивайте его! Слышите меня? Ради
всего святого, Тибор! Он же человек! Как  вы и  я! Это  будет  убийством! Не
надо!..
     Пит выпустил Шульда и прикрыл теперь уже свою голову в  ожидании удара.
Но удара  не последовало. Вместо этого захваты манипулятора  обхватили левое
предплечье Пита и потянули его вверх. Тележка  громко скрипнула и качнулась,
но манипулятор, действуя как лебедка, поднял Пита над землей  на целый метр,
раскачал -- и швырнул на кусты. Падая, Пит услышал истошный стон Шульда.
     Пит весь исцарапался,  набил массу синяков, хотя куст  в  целом смягчил
удар при падении. Лежа на ветках, полуоглушенный,  Сэндз слышал, как тележка
снова громко скрипит на рессорах. Он начал выдираться из сплетения веток, но
это было  непросто  и  потребовало времени.  Тем временем раздался  лязг, за
которым последовал булькающий звук, что-то вроде сдавленного крика.
     Пит как сумасшедший вскочил на ноги -- и обмер от того, что увидел.
     Правый манипулятор  Тибора  был  вытянут  на полную  длину и  устремлен
вперед  и вверх, как стрела  крана. На его  конце висел  Шульд. Механические
пальцы сомкнулись на его  горле  и уже  доделывали  свое дело. Глаза  Шульда
выкатились  из  орбит, язык свисал. Вены на лбу вздулись канатами. Прямо  на
глазах у Пита  конечности Шульда исполнили  страшную пляску  смерти.  Агония
закончилась, и члены повисли плетями.
     -- Нет, -- тихо простонал  Пит, понимая, что он опоздал, что уже ничего
не вернешь.
     "Тибор, -- подумал Пит, -- я буду  молиться, чтобы ты никогда не узнал,
что ты сделал".
     Питу Сэндзу пришлось прикрыть свои глаза ладонью, потому что  он не мог
зажмурить их или отвести взгляд.
     Все произошло по плану, все это было заранее продумано -- до мельчайшей
детали. Но в самом конце произошел сбой. Один-единственный сбой...
     "Это должен был сделать я. Он хотел, чтобы это сделал я. Чтобы его убил
я. Чтобы я его -- убил. Чтобы в последний момент -- в самый последний момент
-- он мог прокричать тебе, Тибор: "Гляди!  Гляди! Гляди!"  И тогда бы ты был
свидетелем, тогда  бы ты  всеми чувствами  почувствовал, тогда  бы  ты  зрел
воочию  то, чему свидетелем  ты должен был стать  -- по  его желанию, по его
плану, по  его  замыслу,  --  ты  наблюдал бы логически  необходимую  гибель
Карлтона Люфтойфеля, гибель от  моей  руки. Тот, кто сейчас  висит тряпичной
куклой высоко  в воздухе,  облитый кровью и заляпанный грязью, с выпученными
открытыми  глазами,  которые  до скончания  века  будут глядеть прямо  вдоль
горизонта,  как  будто весь  мир  плоский и  просматривается  до самых своих
последних пределов, -- этот человек желал, чтобы это сделал с ним я, чтобы я
сделал это -- для него,  а ты, Тибор,  был бы свидетелем и запечатлел все  в
своей душе и на фреске на веки веков, дабы весь мир до скончания времен имел
перед  глазами эту  сцену  ухода  заблудшего,  исстрадавшегося человеческого
существа,  которое страстно  жаждало  одновременно  и обожания и  наказания,
поклонения  и  смерти, --  здесь  бы оно раскрылось  во  всем своем  ужасе и
сложности в момент, когда я убил бы его, дабы на  мгновение явить и тебе,  и
через тебя всему миру искаженные в секунду смерти  черты Господа  Гнева. Ах,
как досадно! Ведь  это  все могло  произойти именно  так,  как задумывалось!
Могло, могло! Но ты, мой друг, сейчас ослеплен безумием и ненавистью.  Пусть
же  безумие  и ненависть,  уходя, заберут  из  твоей памяти  и видение тобой
сотворенного. Заклинаю,  да  будет  так.  Да не  узнаешь  ты никогда, что ты
сотворил. Да не узнаешь. Аминь".
Глава 17
     Дождь...  Серый  мир,  зябкий  мир  --  Айдахо.  Былой  край  пастушьих
пасторалей. Овцы, овцы, овцы.  У местных был  диалект,  который, говорят,  и
дьявол не понимал...
     Пит брел рядом с поскрипывающей  тележкой. "Хвала Господу, -- думал он,
-- оказалось нетрудно убедить Тибора,  что негодяй Шульд  все  врал  и мы не
найдем никакого Люфтойфеля в месте, указанном подлецом-охотником. Две недели
прошло. И две недели Тибор никак не может успокоиться, что он убил человека.
Он никогда не должен узнать, кого он убил на самом деле. Теперь Тибор пришел
к  мысли, что Шульд  был  просто  помешанным. Я  был бы  рад  думать так же.
Тяжелее всего далось погребение. Мне бы следовало произнести  какие-то слова
над могилой, но я был нем -- совсем как  та странного вида девушка  с куклой
без  головы,  которую мы  встретили на  следующий день  сидящей на  сретенье
дорог.  Да, мне бы следовало  произнести какую-либо молитву над могилой. Так
или  иначе он был человеком с бессмертной  душой... Но с уст моих не слетело
ни  единого слова.  Уста мои остались  замкнуты для  молитвы.  Мы  двинулись
дальше  в  путь... Деваться  некуда,  надо  продолжать  теперь  уже  липовое
странствие. И таскаться нам по миру до тех пор, пока Тибор не отчается найти
Люфтойфеля.  Если понадобится