рли, - промолвил я, имея в виду сон Николаса.
   - Чарли нет, - сказал Николаc и тут же поправился:
   - Чарли никогда не существовал.  Чарли  был  совсем  другим.  Но  оба
служили мне поводырями - по-разному. - Обращаясь скорее к себе,  Николаc
тихо добавил:
   - Не пойму, что с Пинки происходит. Отказывается есть мясо. Когда  мы
даем ему мясо, он начинает дрожать, будто мясо есть нехорошо.
   - Он ведь вроде у тебя уходил?
   - Недавно вернулся, - ответил Николаc,  явно  не  желая  вдаваться  в
детали. - Фил, этот кот начал меняться в тот самый день, когда я впервые
увидел огненные круги и тебе  пришлось  вести  меня  домой.  Я  лежал  в
постели,  прикрыв  глаза  полотенцем,  а  Пинки  вдруг   встал,   словно
сообразил, что со мной что-то не в порядке. И начал искать причину этого
"не в порядке". Он хотел исцелить меня, привести меня в норму.  Ходил  и
по мне, и вокруг меня - все искал и искал. Я  чувствовал  его  заботу  и
любовь... Пинки  так  ничего  и  не  нашел.  В  конце  концов  свернулся
калачиком у меня на животе и лежал, пока я не поднялся. Даже с закрытыми
глазами я чувствовал, как он старается определить  причину  беды.  Но  с
таким маленьким мозгом... У кошек ведь знаешь какие маленькие мозги?
   Пинки улегся на постель рядом с плечом Николаcа и заурчал, не сводя с
него пристального взгляда.
   - Если бы они могли говорить... - пробормотал Николас.
   - Он словно пытается установить с тобой контакт, - сказал я.
   - Ну? - обратился Николаc к Пинки. - Что ты хочешь сообщить мне?
   Кот продолжал  смотреть  ему  в  лицо  тем  же  исполненным  силой  и
напряженностью взглядом.
   - Раньше он таким не был, - пробормотал Николас. - До начала перемен.
До того дня с огненными кругами.
   - Странного дня, - произнес я. Тогда  все  для  Николаса  изменилось,
сделав его слабым и пассивным -  как  сейчас:  готовым  принять  все.  -
Говорят, в последние дни перед пришествием в зверях произойдет перемена.
Они станут ручными.
   - Говорят? Кто говорит?
   - Свидетели Иеговы. Мне показали  книгу,  которой  они  торгуют;  все
самые разные звери лежат себе в обнимку, больше не  дикие.  Словно  твой
кот.
   - "Больше не дикие", - повторил Николаc.
   - Ты и сам такой. Словно у тебя выдрали клыки...
   Хотя так оно и есть. - Я рассмеялся.
   - Сегодня утром я задремал, - промолвил Николас,  -  и  мне  снилось,
будто я в прошлом, на греческом острове Лемнос. Там  была  черно-золотая
ваза на трехногом столике и очаровательный диван... Год примерно 842  до
нашей эры. Что произошло в 842 году? Микенский период...
   - Восемь сорок два ты заплатил за болеутоляющее, - сказал  я.  -  Это
сумма, а не дата. Деньги.
   Он мигнул.
   - Да, там еще были золотые монеты...
   - Девушка тебе сказала "Восемь сорок два". - Я пытался вывести его из
стопора, вернуть на землю. Давай,  Николаc,  очнись,  приди  в  себя,  в
настоящее, в наш грешный мир - уж где ты  там  витаешь,  куда  бежал  от
страха - страха перед властями, перед тем будущим,  которое  ждало  всех
нас в этой стране. - Ник, ты не должен сдаваться.
   - Со мной не происходит ничего страшного. Странное - да, и начиналось
плохо, однако теперь все в порядке. Наверное, иначе и нельзя  было.  Что
мы знаем о подобных процессах? Думаю, когда-то  они  происходили,  очень
давно. А сейчас - только со мной.
   Я ушел с тяжелым сердцем. Николаc уступал. Словно  лодка,  без  весел
брошенная на волю течения, он слепо двигался в опасную тьму, куда влекла
его невидимая сила.
   Наверное, это был некий способ  бегства  от  присутствия  Ферриса  Ф.
Фримонта и всего того, что представлял собой наш президент. Жаль, что  я
не мог поступить так же;  тогда  развеялись  бы  мои  вечные  тревоги  о
"дановцах", врывающихся в дом, - в дом,  где  спрятаны  наркотики,  и  о
Вивиан  Каплан,  обратившейся  к  окружному  прокурору  с   жалобой   на
совращение несовершеннолетней.
 
*** 
 
   Сон, как всегда, не шел. Мысли вертелись все быстрее, а вместе с ними
- цветовые пятна перед глазами. В конце концов Николаc встал  и  босиком
прошлепал на кухню за витамином С.
   И именно тогда сделал очень важное открытие. Он-то  предполагал,  что
таблетки в новой большой бутылке, как и в прежней, по сто  миллиграммов,
а на самом деле  они  оказались  пятисотмиллиграммовые.  Таким  образом,
Николаc принимал в  пять  раз  больше  витамина  С,  чем  думал.  Быстро
произведя необходимые расчеты, он понял, что в день  перебирал  по  семь
граммов. Сперва это его испугало,  но  затем  Николаc  успокоился:  ведь
витамин С растворяется в воде и не накапливается в организме, а  выходит
вместе с жидкостью.  И  все  же  семь  лишних  граммов  в  день  -  дело
нешуточное. Семь тысяч миллиграммов!
   Николаc вернулся в постель, лег на спину и натянул на себя покрывало.
Справа на столике горела свеча. По  мере  того  как  глаза  привыкали  к
темноте, он стал видеть плавающие  цветовые  пятна,  только  сейчас  они
словно удалялись от него, причем  быстро,  а  вместе  с  ними  будто  бы
уплывали мысли... "Они бегут, - подумал  Николаc,  -  а  с  ними  и  мой
разум".
   В комнате царила тишина. Рэйчел, лежавшая слева...
 
Часть вторая 
 
НИКОЛАС 
 
Глава 15 
 
   ...спокойно спала, не догадываясь о происходящем.
   Пинки дремал где-то в гостиной, и у себя в детской  безмятежно  сопел
Джонни - в новой кроватке, которой мы недавно заменили его  колыбель.  В
квартире  стояла  полная  тишина,  нарушаемая   лишь   тихим   жужжанием
холодильника на кухне.
   "Бог мой, - подумал я, -  цвета  удаляются  все  быстрее  и  быстрее,
словно стремятся набрать скорость  убегания,  словно  их  высасывает  из
вселенной. Вот они достигли границы и  исчезают  за  ней.  И  мои  мысли
вместе с ними?.."
   Я понял, что вселенную  выворачивает  наизнанку.  Это  было  странное
чувство, и мною завладел страх. Что-то происходило, а рядом никого, даже
не поделиться.
   Почему-то мне и в голову не пришло будить жену. Я  продолжал  лежать,
глядя на клочья неопределенного цвета.
   И вдруг прямо перед глазами возник яркий квадрат.
   Я понял, что мои оптические нервы  раздражены  до  предела  -  должно
быть, все это вызвано чудовищной передозировкой витамина  С.  Я  сам  во
всем виноват, виноваты мои попытки исцелиться.
   Пестрый, слегка мерцающий квадрат напоминал  современную  абстрактную
картину; казалось, я вот-вот вспомню имя художника. Потом картины  стали
мелькать с огромной скоростью; за несколько секунд я  увидел  не  меньше
двадцати. "Поль Клее - восторженно крикнул я про себя. - Я вижу выставку
репродукций Поля Клее! Да не репродукций, а подлинников!"
   Во многих отношениях ничего более  чудесного  и  удивительного  я  не
видел в жизни. Как бы ни был я озадачен - и испуган, - я решил лежать  и
получать удовольствие.
   Ослепительный показ современной абстрактной графики  продолжался  всю
ночь. После Поля Клее  пошли  работы  Марка  Шагала,  затем  выставлялся
Кандинский, затем художник, которого я не узнал. Десятки  тысяч  полотен
великих мастеров... После двух часов непрерывного показа странная  мысль
пришла мне в голову. Эти художники не написали такого количества картин,
просто физически не могли написать. Одного только Клее я насчитал  около
пятидесяти тысяч, хотя кадры менялись так быстро, что  деталей  было  не
разглядеть.
   Во мне зрела уверенность,  что  со  мной  вступили  в  телепатический
контакт из какой-то удаленной точки, что  выставку  экспонатов  большого
музея показывает бешено вращающаяся телекамера. Говорят, в ленинградском
музее собрана богатая коллекция французских абстракционистов;  наверное,
советские  телевизионщики  закольцевали  снимки  картин   и   в   режиме
ускоренного воспроизведения посылают их через шесть тысяч миль прямо  ко
мне.
   Впрочем, я не мог принять такую абсурдную идею.
   Скорее Советы проводят некий  телепатический  эксперимент,  используя
экспонаты музея современного абстракционизма  просто  как  материал  для
передачи некоему  подопытному  субъекту,  а  я  по  неизвестной  причине
"подслушал" - уж и не знаю, как подобрать более точное  слово.  Передача
предназначалась не мне, я лишь  совершенно  случайно  увидел  экспозицию
современной графики из ленинградского музея.
   Всю ночь я  наслаждался  великолепным  советским  шоу;  когда  взошло
солнце, я по-прежнему лежал  на  спине,  без  страха  или  беспокойства,
свежий  и  полный  сил  после  восьмичасового  купания  в  ослепительных
красках. Встала Рэйчел и с ворчанием пошла кормить Джонни. Все вроде  бы
было в порядке; но стоило закрыть глаза, как я видел  совершенно  четкое
изображение того, на что я недавно смотрел: спальня,  затем  гостиная  с
книжными полками и пластинками,  лампой,  телевизором  и  мебелью;  даже
Пинки, окрашенный с  точностью  до  наоборот,  дремал,  как  обычно,  на
кушетке  рядом  с  вывернутым  наизнанку  по  цветовым  тонам   журналом
"Нью-Йоркер".
   Похоже, у меня открылось какое-то новое зрение;  я  бы  даже  сказал,
новое видение. Словно до сих пор я был слеп.
   Обычно я звал жену и подробно рассказывал ей свои ночные переживания.
Однако сейчас я так не сделал. Они  были  слишком..,  странными.  Откуда
велась эта телепатическая передача?  Следовало  ли  мне  как-то  на  нее
отреагировать - к примеру, написать в Ленинград?
   После  серьезных  размышлений  я  пришел  к  выводу,  что  витамин  С
воздействовал на метаболизм моего головного мозга. В  конце  концов  это
кислота, а умственные процессы - связи между  нейронами  -  в  кислотной
среде активизируются. Не  исключено,  что  яркая  разноцветная  графика,
возникшая у меня перед глазами, есть следствие синхронного  срабатывания
нейронов по ранее  неиспользовавшимся  маршрутам.  Тогда  Ленинград  тут
совершенно ни при чем; причина и следствие всех явлений -  мой  головной
мозг.
   Внезапно я понял - ГАМК ! То, что я видел - следствие резкого падения
уровня ГАМК, Значит, новая цепочка срабатывания  нейронов  действительно
существует!..
   Хорошо, что я не успел написать в Ленинград, В тот день на  работу  я
не пошел, остался дома. Около полудня принесли почту.  Нетвердо  держась
на ногах, я вышел за ней наружу к ряду металлических почтовых  ящиков  и
вернулся в гостиную. А когда разложил корреспонденцию и рекламные листки
на кофейном столике, меня озарило совершенно достоверное  чувство,  и  я
сказал Рэйчел:
   - Послезавтра из Нью-Йорка придет письмо, в высшей степени опасное. Я
хочу быть на месте, когда оно придет,  чтобы  оно  не  лежало  ни  одной
лишней минуты.
   Необычная уверенность меня буквально переполняла.
   - Письмо от кого? - спросила Рэйчел.
   - Не знаю.
   - А ты.., его определишь?
   - Безусловно.
   Назавтра вообще не было никакой почты.  Зато  следующим  днем  пришло
сразу семь писем, большей частью  от  молодых  начинающих  исполнителей.
Мельком взглянув на конверты  и  даже  не  открыв  их,  я  повернулся  к
последнему письму - без обратного адреса.
   - Вот оно, - сказал я Рэйчел.
   - Ты его не откроешь?
   - Нет. - Я пытался сообразить, что мне следует С ними сделать.
   - Тогда его открою я, - заявила Рэйчел. И открыла. - Обычная реклама,
-  добавила  она,  кладя  листок  из  конверта   на   кофейный   столик;
инстинктивно, сам не зная почему, я отвернул голову, чтобы  на  него  не
смотреть. - Заказ обуви по почте, с особыми подметками, чтобы...
   - Это не реклама, - оборвал ее я. - Переверни.
   Рэйчел перевернула листок.
   - Тут кто-то написал имя и адрес. Женщина. Ее зовут...
   - Вслух не читай! - воскликнул я. - Я не хочу  знать  ее  имя  -  оно
загрузится в мой банк памяти.
   - Она, наверное, дистрибьютор, -  рассудительно  заметила  Рэйчел.  -
Ник, это самый обычный рекламный листок.
   - Принеси ручку и бумагу, я тебе покажу.
   Тем временем я пытался прислушаться к себе и понять, что со всем этим
делать. Чувство смертельной опасности  только  усилилось,  когда  Рэйчел
принесла ручку и бумагу и я сел за стол.
   Мне пришлось прочитать рекламу,  чтобы  расшифровать  ее.  На  черную
типографскую краску были наложены ярко-красные слова. Я  быстро  записал
их на отдельном листке бумаги и протянул листок Рэйчел.
   - Прочти. Только про себя, не вслух.
   - Это тебе, тут твое имя, - проговорила Рэйчел.
   - Чего они хотят?
   - Речь идет о какой-то определенной звукозаписи - что-то связанное  с
твоей работой. Ник. Члены партии...
   Я не могу разобрать, почерк совсем...
   - Так или иначе, оно адресовано мне и касается моей работы.
   - Как такое может быть? - удивилась Рэйчел. - В  заурядном  рекламном
листке, предлагающем обувь? На моих глазах ты сам составил это послание,
выдергивая отдельные слова из текста... Эти  слова  действительно  здесь
есть, но откуда ты знал, какие брать?
   - Они другого цвета, - объяснил я. - Красные, а остальные  -  обычные
черные.
   - Вся реклама напечатана черным! - возразила Рэйчел.
   - Не для меня. - Я по-прежнему  находился  в  тягостном  раздумье.  -
Партийная шифровка. Инструкции и имя босса,  написанные  ее  собственной
рукой на обороте. Мой связник.
   - Ужасно, - прошептала Рэйчел. - Ты...
   - Я не коммунист, - искренне заявил я.
   - Но ты знаешь, как расшифровать послание. Ты его ждал.
   Я взял рекламный листок и впервые перевернул его.  И  тут  у  меня  в
голове раздался голос, который словно бы подвел  итог  моей  собственной
умственной деятельности:
   - Власти.
   Одно слово, относящееся к листку у меня в руке. Не от резидента  КГБ,
обосновавшегося в Нью-Йорке, как показалось вначале.  Не  инструкции  от
Партии. Нет, это фальшивка, подделка, работающая на трех уровнях  сразу.
На  взгляд  Рэйчел,   обыкновенный   рекламный   листок.   По   какой-то
необъяснимой причине - сейчас не важно почему - я был способен прочитать
его истинное содержание.
   И на третьем, самом глубоком уровне, это  полицейская  провокация.  В
результате я сижу  у  себя  в  гостиной,  держа  в  руке  неопровержимое
доказательство собственной преступной деятельности -  достаточно,  чтобы
на всю жизнь отправить меня за решетку и уничтожить будущее семьи.
   Внезапно я понял: от листка надо избавиться. Сжечь.
   Но что толку? По почте будут приходить все новые  и  новые  шифровки.
Пока они не добьются своего.
   И снова у меня в голове раздался  голос.  Теперь  я  вспомнил:  голос
сивиллы, я слышал его во снах.
   - Позвони в ДАН. Я буду говорить за тебя.
   Взяв телефонную книгу, я нашел контактный телефон штаб-квартиры  ДАНа
в Южной Калифорнии.
   - Ты что делаешь? - настороженно спросила Рэйчел.  -  Ты  собираешься
позвонить.., в ДАН? Но зачем?
   Боже милостивый. Ник, ты себя погубишь! Сожги эту бумажку!
   Я набрал номер.
   - Друзья американского народа.
   Прорицательница у меня в голове зашевелилась, и я утратил контроль за
голосовыми связками; меня  поразила  немота.  А  затем  начала  говорить
сивилла.
   - Я желаю сообщить, -  произнес  мой  собственный  голос,  правда,  с
несвойственными  мне  интонациями,  -  что  меня   преследует   угрозами
коммунистическая партия.
   Несколько месяцев они пытались  добиться  от  меня  сотрудничества  в
деле, связанном с моей работой, но я отказывался.  Теперь  они  пытаются
добиться  своего  угрозами  и  насилием.  Сегодня  я  получил  по  почте
зашифрованное послание. Я не собираюсь выполнять их  требования  и  хочу
передать это послание вам.
   - Одну минутку, - после некоторой паузы сказал агент ДАНа.  В  трубке
наступила тишина, затем послышались щелчки соединений.
   - Важно действовать без промедления, - объяснил я Рэйчел.
   - Добрый день, - раздался в трубке голос человека постарше. -  Вы  не
могли бы повторить то же самое, что только что сказали оператору?
   - Путем шантажа и угроз  коммунистическая  партия  пытается  склонить
меня к сотрудничеству в одном деловом вопросе.
   - В каком именно?
   -   Я   занимаю   ответственный    пост    в    фирме    звукозаписи,
специализирующейся  на  народной  музыке.  Компартия   заставляет   меня
записывать прокоммунистических исполнителей,  чтобы  их  песни,  несущие
закодированные послания, звучали на радиостанциях Америки.
   - Назовите, пожалуйста, ваше имя.
   Я назвал свое имя, адрес и номер телефона.
   Рэйчел не сводила с меня ошеломленного взгляда, не в силах поверить в
происходящее. Да я и сам не мог в это поверить.
   - Как именно вас шантажируют, мистер Брейди?
   - Я получаю корреспонденцию угрожающего характера.
   - Угрожающего характера?
   - Меня вынуждают действовать, угрожая расправой.
   - Мы кого-нибудь к вам пришлем. Улики не выбрасывайте.
   - Там еще есть имя человека, с которым мне надлежит связаться.
   - Ничего не предпринимайте. Из дома не выходите.
   Ждите наших представителей - вас проинструктируют, как себя вести.  И
спасибо за сообщение, это очень патриотично, мистер Брейди. - Человек на
другом конце провода повесил трубку.
   - Дело сделано, - сказал я Рэйчел, почувствовав волну облегчения. - Я
уже не на крючке. Полагаю, что в  течение  ближайшего  часа  в  наш  дом
ворвалась бы полиция.
   Теперь же это не имело никакого смысла  -  я  сообщил  кому  следует.
Кризис миновал, хотя и благодаря не мне, а сивилле.
   - Но предположим, - пробормотала Рэйчел, - что послание действительно
от партии?
   - Не может быть. Я никого там не знаю. Я даже не уверен,  что  партия
вообще существует. Стали бы они писать мне, тем более шифровки!
   - Может, это какая-то ошибка, и письмо предназначалось другому.
   - Тогда пошли они к черту, - отрезал я. Хотя я знал  точно,  что  это
провокация. Вернее, знала сивилла.  Знал  ВАЛИС,  в  критический  момент
пришедший мне на помощь.
   - Они могут принять тебя за коммуниста, - сказала Рэйчел.
   - Ничего подобного. Ни один коммунист не стал  бы  им  звонить.  Меня
примут за того, кем я и являюсь -  за  простого  американца-патриота.  А
вообще, ну их к дьяволу, по мне что власть, что коммунисты - одно  и  то
же. Кто безжалостно расправляется со своими  политическими  соперниками?
Кто, борясь за власть, убил Кеннеди, доктора Кинга и Джима Пайка? Враг у
нас один - товарищ Феррис Фримонт.
   Жена потрясение смотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова.
   - Прости, - тихо добавил я, - однако такова правда.  Люди  не  должны
это знать. Но я знаю. Мне сказали.
   - Феррис не коммунист, - пробормотала Рэйчел, бледная как полотно.  -
Он фашист.
   - Весь Советский Союз во времена  Сталина  превратился  в  фашистское
государство. Америка была последним оплотом  свободы.  Нас  захватили  -
изнутри, тихой сапой. Фримонт -  первый  президент  от  коммунистической
партии. И я собираюсь с ним покончить.
   - Боже всемогущий! - прошептала Рэйчел.
   - Именно, - кивнул я.
   - Ты ни к кому не проявлял раньше такой враждебности, Ник, ни к кому!
   - Сегодняшнее письмо, - едва сдерживая ярость, произнес  я,  -  якобы
безобидный рекламный листок - это попытка убийства. Меня хотели убить, И
до своего последнего вздоха я буду мстить ублюдкам.
   - Но раньше ты не питал ненависти к Партии! В Беркли...
   - А раньше меня и не пытались убить.
   - Думаешь, многие... - Рэйчел не могла говорить.
   Дрожа, она опустилась на диван возле Пинки. Кот продолжал дремать.  -
Думаешь, многие знают правду? Ну, про президента?
   - Взгляни на его внешнюю политику: торговые сделки с Россией, продажа
зерна нам в убыток... Он дает им то, чего они хотят.  Соединенные  Штаты
снабжают Советы, пляшут под их дудку. Нет  зерна?  Пожалуйста,  вот  вам
зерно. Кончился...
   - А наша огромная армия?
   - Чтобы держать в узде собственный народ.
   - Вчера ты этого не знал, - заметила Рэйчел.
   - Все стало ясно, когда я увидел рекламный листок.
   Когда получил послание от Коммунистической партии - и одновременно от
ДАНа. Они работают не против КГБ, а вместе с  ним,  они  заодно;  единый
разведывательный и карательный орган, и мы все его жертвы, где бы мы  ни
жили.