стер Брейди, несмотря на
сотрудничество крупных сетей  и  основных  независимых  станций,  сейчас
записывается так много коммунистических исполнителей и крутят так  много
песен протеста...
   Николаc знал, что радиостанции отнюдь не увлекаются песнями протеста;
именно поэтому "Новая музыка" их не записывала.  Бесполезно  -  ни  один
диск-жокей не будет их ставить. Дело здесь было не в принципе  -  их  не
имело смысла записывать по экономическим соображениям.
   - В силу своей работы, мистер Брейди, - сказал  первый  агент,  -  вы
общаетесь с многими исполнителями  и  группами,  которые  не  привлекают
интереса вашей фирмы, верно? Наверное, на каждого, с кем вы подписываете
контракт, приходится иметь дело с сотней, кому вы отказываете.
   Николаc кивнул.
   - Известно нам, и какую зарплату  вы  здесь  получаете,  -  продолжал
агент, - а также то, что у вас растет сын  и  вам  надо  очень  серьезно
заняться его зубами.
   Известно, что вы в долгах, что хотели бы перебраться  из  квартиры  в
собственный дом,  что  Рэйчел  требует  устроить  Джонни  в  специальную
дорогую школу из-за его заикания,  в  противном  случае  грозит  от  вас
уйти...
   Я прав? Желая помочь вам найти решение, мы обсудили все это  с  нашим
непосредственным руководством и вот к  какому  мнению  пришли:  если  вы
будете предоставлять нам  тексты  песен  всех  исполнителей,  которые  в
разговоре с вами  проявят  прокоммунистические  настроения,  мы  обещаем
платить ровнехонько по сто долларов за каждого. По нашим оценкам,  таким
образом вы увеличите  свою  зарплату  до  двух  тысяч  в  месяц,  причем
прибавок свободен от налогообложения - налоговая инспекция ничего  знать
не будет. Конечно, решение, какие исполнители из тех, о ком вы сообщили,
настроены  прокоммунистически,  выносим  мы,  но  даже  если  мы   будем
принимать  только  половину  присылаемых  вами   текстов,   вы   сумеете
заработать приблизительно...
   - И мы гарантируем, - вмешался второй агент,  -  что  это  соглашение
останется строго между нами. Никто - ни в "Новой музыке", ни  где-нибудь
еще - о нем не узнает. Вы получите кодовое имя, и  во  всех  документах,
даже в платежных ведомостях, будет фигурировать только оно.
   - Но если мы отказываем этим исполнителям, не записываем их музыку, -
спросил Николаc, - какой вред они могут принести?
   - Возьмут да и изменят слова, - ответил более крупный из  агентов.  -
Тогда в песнях не будет ничего прокоммунистического, и их могут взять  в
каком-нибудь Другом месте.
   - Но если текст не является подрывным и не наносит  урона  моральному
здоровью общества, зачем тогда вам заниматься такими исполнителями?
   - Добившись успеха, они снова могут внести в свои  песни  вредоносную
струю. А справиться с ними  к  тому  времени  будет  гораздо  труднее  -
понимаете, они станут известны.  Именно  поэтому  мы  не  ограничиваемся
проверкой лишь тех, кого записывают; нам нужно знать имена и остальных.
   - Некоторым образом они даже более опасны, - добавил второй агент.
 
*** 
 
   Вечером Николаc рассказал мне о  беседе  с  двумя  правительственными
агентами. Он злился, злился и дрожал.
   - Ты согласишься? - спросил я.
   - Нет, конечно, - ответил Николаc. -  Знаешь,  мне  не  верится,  что
власти всерьез интересуются музыкантами-неудачниками. На самом деле  они
проверяют мою лояльность. Визит "дановцев" - хитрый трюк.  Очевидно,  на
меня в Вашингтоне завели досье.
   - Досье есть на каждого, - заметил я.
   - Если они знают о не правильном прикусе Джонни и о том, что  говорит
мне Рэйчел, то, безусловно, знают и о моих контактах с  ВАЛИСом.  Лучше,
пожалуй, сжечь мои записки.
   - Любопытно, каким может быть досье на ВАЛИС? - вслух  подумал  я.  -
Досье на превосходящий нас разум из иной звездной системы...
   - Через меня они выйдут на него, - сказал Николаc.
   - ВАЛИС тебя защитит, - успокоил я.
   - Значит, думаешь, мне не стоит соглашаться?
   - Конечно, нет! - изумленно воскликнул я, - Но если я откажусь с ними
сотрудничать, меня обвинят  в  нелояльности.  Это  они  и  вынюхивают  -
подтверждение нелояльности.
   - К черту их, - заявил я. - Все равно нет.
   - Тогда они все поймут. И я окажусь в Небраске.
   - Выходит, так или иначе они тебя поимели, - Ну, - кивнул Николаc.  -
Причем с тех пор как ко мне в пятидесятых заявились два  агента  ФБР.  Я
знал, что рано или поздно они займутся моим сомнительным -  с  их  точки
зрения - прошлым.  Теми  днями  в  Беркли  -  причиной  моего  ухода  из
университета.
   - Ты сломал винтовку.
   - Я вывел ее из строя. Я уже  тогда  выступал  против  войны,  раньше
всех. Неудивительно, что за меня взялись ищейки  Фримонта  -  им  стоило
только заглянуть в досье.
   Меня вычислили компьютеры - первого антивоенного активиста в Америке.
А теперь остается одно из двух: сотрудничать  с  ними  или  загреметь  в
тюрьму.
   - Меня вот не арестовывали, -  заметил  я,  -  а  я  вел  антивоенную
деятельность гораздо активнее, чем ты. Да, собственно, ты  после  Беркли
ничем таким и не занимался. С тех пор как к тебе пришли фэбээровцы.
   - Это ни о чем не говорит. Я - "крот". Они, вероятно, думают, что  по
ночам со мной вступает в связь Арампров. ВАЛИС -  кодовое  название  для
свободного радио Арампрова.
   - Арампров - всего лишь слово на асфальте.
   - Арампров - это все, что противостоит Фримонту.
   Послушай, Фил, - Николаc глубоко и прерывисто вздохнул,  -  наверное,
мне придется с ними сотрудничать. Или по крайней мере делать вид.
   - Почему?
   - А ты посмотри, что произошло с тобой:  в  дом  ворвались,  половину
бумаг унесли... С тех пор ты не в состоянии писать - по  психологическим
и практическим причинам. Нервы у тебя ни к черту. Ты плохо спишь  -  все
ждешь, что за тобой придут. Я вижу, что с тобой сделали - в конце концов
я твой лучший друг.
   - Ничего, переживу, - сказал я.
   - Но у тебя нет жены и маленького сына, - тихо произнес Николаc. - Ты
живешь один, Фил, без семьи.
   А что, если бы в ту ночь, когда выбили твою  дверь  и  разбили  окна,
дома находился бы твой маленький сын, один? Они могли бы...
   - Они дожидались, пока я не уйду, -  возразил  я.  -  Торчали  там  с
неделю, я видел их. Все ждали, когда дом опустеет.
   - Для  подобных  рейдов  правительство  нанимает  бывших  вьетнамских
ветеранов, - сказал Николаc. - Это называется "найти и схватить". Боевая
операция,  проведенная  профессиональными  военными   с   использованием
пластиковой взрывчатки. Фил, на твой дом напали солдаты. А у меня Рэйчел
и Джонни.
   - Если ты сломаешься, пойдешь им навстречу, то тело  твое,  может,  и
будет жить, но не душа.
   - Я дам им безобидную лирику без всякого криминала.
   - А что ты скажешь себе, когда они арестуют одного из тех бедолаг, на
которых ты настучишь?
   Николаc долго смотрел на меня скорбным взглядом.
   За все годы нашего общения я  никогда  не  видел  такого  несчастного
выражения на его лице.
   - А они арестуют обязательно, - добавил я. - И ты  это  знаешь.  Меня
еще тоже могут арестовать. Угроза не миновала.
   - В том-то и дело, - произнес Николаc.  -  Я  хочу  отвести  от  себя
угрозу - ради Рэйчел и Джонни. Я хочу быть рядом с сыном, видеть, как он
растет; это самое ценное, что есть у меня в жизни. Я не  хочу  сидеть  в
концентрационном лагере и вкалывать на плантациях репы.
   - Феррис Фримонт властвует не только над страной, - заметил я,  -  он
властвует и над умами. И он их обесчестил.
   - "Не судите", говорится в Библии.
   - В Библии говорится: "Царствие Мое не от  мира  сего"  ,  -  сердито
отозвался я. - То есть потом за свои поступки придется нести ответ.
   - А мне приходится нести ответ прямо сейчас.
   - Это ни в какое сравнение не идет с тем, что грядет.
   Ты советовался с ВАЛИСом?
   - С ВАЛИСом не советуются. Он - или они - мне диктуют.
   - Пусть велят тебе не сотрудничать.
   - Пока указаний не давали. Значит, я  продолжаю  поступать  так,  как
поступал бы сам по себе.
   -  Если  ты  будешь  содействовать  операции  "Накалывание"  (так  мы
издевательски называли операцию "Обследование"), спорю  на  доллар,  что
ВАЛИС никогда не выйдет с тобой на связь.
   - Я сделаю то, что должен сделать, - сказал Николаc.
   - Ты и обо мне им настучишь? Ну, о том, что я пишу?
   - То, что ты пишешь, они могут прочитать сами; все напечатано.
   - Заложи им "Пролейтесь слезы". Книга не вышла, а ты  знаешь,  о  чем
она.
   - Извини, Фил, для меня самое главное - жена и ребенок.
   -  И  ради  этого,  -  горько  произнес  я,  -  я  переехал  в  Южную
Калифорнию!..
   - Фил, я не могу рисковать ВАЛИСом, это чересчур важно.  Важнее,  чем
ты, я или кто угодно.
 
*** 
 
   Представьте ситуацию: близкий друг регулярно доносит  о  происходящем
клевретам Ферриса Фримонта.
   Когда я осознал, что  Николасу  известно  обо  мне  практически  все,
угроза стала совсем близкой - и очень .личной. "Если ВАЛИС существует, -
сказал я, - он защитит тебя - ты сам так говорил  когда-то.  А  если  не
существует, тогда тебе нечего оберегать и, следовательно, нет  мотива  с
ними сотрудничать. Так или иначе, скажи им, чтобы убирались к черту". На
самом деле я думал  о  себе.  Не  то  чтобы  я  был  видным  антивоенным
активистом или хотел  им  стать,  но  в  глазах  ДАНа  моя  деятельность
выглядела вполне подрывной. И Николаc все о ней знал.
   Так в наших отношениях наметился первый разлад.
   Николаc нехотя  согласился,  что  в  принципе  можно  устоять  против
"дановцев" с их досье, сохранив и семью и  работу;  и  все  же  он  явно
боролся  с  сомнениями.  Так  или  иначе,  я  больше  не  мог   доверять
закадычному дружку, которого знал и любил еще со старых дней в Беркли.
   Власти  сделали  свое  черное  дело:   вбили   клин   между   людьми,
полагавшимися друг на друга безоговорочно.
   То, что происходило между нами, в миниатюре отражало  картину  нашего
общества, сложившуюся при  ФФФ.  На  основе  собственного  опыта  я  мог
догадываться об ужасных трагедиях, разыгрывающихся повсюду.  Представьте
себе молодых исполнителей: полные надежд, они приезжают в "Новую музыку"
петь и играть, - а ответственный за прослушивание сотрудник передает  на
них  информацию  в  полицейские  инстанции.  То   же   самое   наверняка
происходило и в других фирмах звукозаписи, по  всей  стране.  А  коллеги
Николаса? В их среде появился стукач (во всяком случае,  потенциальный),
который готов увеличить себе зарплату за счет их безопасности и свободы.
И все это для того, чтобы маленький Джонни прошел курс лечения у зубного
врача. Хорошенькая причина.
   Хотя, конечно,  настоящий  мотив  -  забота  Николаcа  о  собственных
безопасности и свободе. По сути, он пошел  на  сделку:  угрожал  свободе
других,  чтобы  гарантировать  собственную.  Но  в  результате  подобных
действий многих людей в конечном итоге возникнет угроза всем и  каждому.
К примеру, подойдут сейчас ко  мне  "дановцы"  и  попросят  доносить  на
Николаcа. Я уже знаю, что он скорее всего на меня  доносит;  так  какова
будет моя реакция? Ведь воля к  сопротивлению  у  меня  уже  существенно
подорвана. Сработает известная полицейская тактика  запугивания:  донеси
на своего друга прежде, чем он успеет донести  на  тебя.  Мы  перегрызем
друг другу глотки, и единственным победителем выйдет Феррис Ф.  Фримонт.
Полиция использует такие трюки с незапамятных времен, и они до  сих  пор
прекрасно действуют. Стоит Николасу хоть  раз  на  кого-нибудь  донести,
особенно за деньги, как он на веки вечные будет  подвержен  полицейскому
шантажу. Полиция разложила перед ним петлю, и Николаc практически сам  в
нее лезет. Где тот человек, который готов был скорее  повредить  оружие,
чем пройти курс военной подготовки, хотя  бы  и  ценой  университетского
образования? Очевидно, растворился в приятности безбедной жизни:  теперь
у Николаcа были тепленькое местечко и недурные  перспективы,  не  говоря
уже об определенной власти над другими людьми.  Идеализм  уступил  место
более реалистичным мотивациям: безопасность, власть, благополучие семьи.
Время печальным заклятием легло на моего друга. Он уже не разгуливал  по
улицам, распевая бравые песни испанских бригад; напротив, приди  к  нему
какой-нибудь молодой исполнитель, настроенный подобным образом,  Николаc
вполне способен легко зашибить лишнюю сотню долларов.
   - Вот что я сделаю, - сказал я ему, - если ты согласишься шпионить на
правительство.  Во-первых,  позвоню   руководству   "Новой   музыки"   и
предупрежу их.
   Во-вторых, поставлю машину у вашего главного  входа  и  всех  молодых
артистов  с  их  гитарами,  надеждами  и  полной  верой  в   тебя   буду
останавливать и объяснять им, что ты платный...
   - Черт побери, - сказал Николаc.
   - Я это сделаю.
   -  Ну  тогда,  полагаю,  мне  надо  отказаться,  -  произнес   он   с
облегчением.
   - Именно отказаться!
   - Они меня уничтожат. Совсем как с тем визитом агентов ФБР - на самом
деле им нужен  я.  Представляешь,  какие  будут  последствия,  если  они
повредят ВАЛИСу?
   - ВАЛИС способен сам о себе позаботиться.
   - В отличие от меня, - вставил Николаc.
   - В таком случае ты ничем от нас не отличаешься.
   На этом разговор и закончился. Мораль сего дела в том, как я  мог  бы
указать Николасу, что если уж ты решил стать платным  осведомителем,  то
рассказывать об этом никому нельзя.
 
Глава 11 
 
   Тем вечером позвонил полицейский, мой давний приятель.
   - Похоже, к тебе частенько попадают посторонние люди, а? - сказал он.
   - Похоже, - согласился я.
   - Мне тут птичка в клювике принесла, а я передаю тебе: кто-то спрятал
наркотики в твоем доме, и местные "дановцы" это знают.  Если  нам  велят
произвести у тебя обыск и мы найдем заначку, придется тебя арестовать.
   - Несмотря на то что вам известно: наркотики мне подсунули нарочно?
   - Верно, - ответил знакомый полицейский.  -  Таков  закон.  Ты  лучше
найди и уничтожь их, пока нам не дали сигнал.
   Всю ночь я искал  наркотики  и  всего  обнаружил  пять  порций;  одну
ухитрились спрятать даже в телефон. Я отнес их в туалет и смыл в унитаз,
но откуда мне было знать - вдруг я нашел  не  все.  Да  и  тот,  кто  их
подсунул, мог сделать это еще раз.
   На следующий день ко мне пришли два "дановца".
   Молодые: худенький парень в брючках, белой рубашке и галстуке и с ним
девушка в длинной юбке. По виду - типичные миссионеры-мормоны, только  с
"дановскими" повязками.
   Чем они моложе, тем с ними труднее - совсем  уж  прыткие;  поэтому  я
отнюдь не обрадовался, увидев на пороге зеленую молодежь.
   - Разрешите нам присесть? - приветливо улыбаясь, спросил юноша.
   - Конечно.
   Девушка села на диван и скромно сложила руки на коленях.
   - У нас с вами общий знакомый. Николаc Брейди.
   - О, - произнес я.
   - Да,  -  кивнул  юноша,  -  мы  его  друзья.  Он  нам  много  о  вас
рассказывал. Вы ведь, кажется, писатель?
   - Угу.
   - Надеюсь, мы сейчас не отрываем вас от творчества?
   Молодые люди были воплощением учтивости.
   - Не-а.
   - Ваши романы имеют большое значение, - сказала  Девушка.  -  "Убик",
"Человек в замке"...
   - "Человек в высоком замке", - поправил я. Они явно ничего не читали.
   - Вы и мистер Брейди, - продолжала  девушка,  -  внесли  значительный
вклад в нашу культуру: вы - романами, а он - подбирая  исполнителей  для
фирмы звукозаписи. Наверное, поэтому вы и живете оба  здесь,  в  мировой
столице развлечений?
   - Ну, тут легко знакомиться с людьми, - уклончиво произнес я.
   - Вы и мистер Брейди дружите долгие годы, верно? - спросил  юноша.  -
Вы ведь жили вместе в Беркли, в одной комнате?
   - Угу, - ответил я.
   - Потом он переехал сюда, а через несколько лет за ним последовали  и
вы.
   - Мы хорошие друзья.
   - Готовы ли вы под присягой подписать нотариально заверенный документ
о том, что он и его жена политически лояльны?
   Совершенно ошарашенный, я вымолвил:
   - Что?
   - Или напротив, под таким утверждением вы подписываться не готовы?
   - Конечно, готов, - сказал я.
   - Пожалуйста, составьте нам  такой  документ  в  ближайшие  несколько
дней, - сказала девушка. - Окончательно мы все сформулируем и оформим  в
нашей штаб-квартире. Мы предоставим вам образцы и инструкцию.
   - Зачем? - спросил я.
   - Чтобы помочь вашему другу, - ответила девушка.
   - Он нуждается в помощи?
   - У Николаcа Брейди подозрительное прошлое, еще с Беркли,  -  ответил
молодой человек.  -  Чтобы  сохранить  занимаемое  ныне  положение,  ему
потребуется поддержка друзей. Вы готовы его поддержать, не так ли?  Хотя
бы положительной характеристикой. Вы ведь друзья.
   - Конечно, для Николаcа - все,  что  могу,  -  сказал  я.  И  тут  же
инстинктивно понял, что я заглотил приманку;  это  какая-то  полицейская
ловушка.
   - Отлично. - Девушка улыбнулась, и молодые люди встали.
   Юноша положил на стол небольшой пакет.
   - Здесь  инструкция,  образцы,  кое-какие  подсказки;  как  писатель,
думаю, вы справитесь легко. Вместе с  подтверждением  лояльности  вашего
друга мы хотели бы получить от вас краткую автобиографическую справку  -
чтобы тот, кто будет читать ваше заявление, знал немного и о вас самом.
   - Справку о чем? - спросил я, теперь по-настоящему испуганный - точно
ловушка!
   - В пакете есть соответствующие инструкции, - ответила девушка, и они
оба ушли, оставив меня наедине с красно-бело-синим пакетом.
   Я  сел,  открыл  пакет  и  начал   просматривать   первую   брошюрку,
напечатанную на дорогой глянцевой бумаге.
   На обложке красовались президентская печать и автограф Ф.Ф.Ф.
 
   Дорогой американец!
   Вам предложили написать короткую  справку  о  человеке,  которого  вы
знаете лучше всех: о самом себе. Лишь от вас  зависит,  что  вы  сочтете
важным и что предпочтете оставить в стороне. Однако о вас  будут  судить
не только по тому, о чем вы рассказали, но и по тому, о чем умолчали.
   Возможно, вас попросили это  сделать  ваши  друзья  и  соседи,  члены
"Друзей американского народа". Или, возможно, вы решили сделать  это  по
собственной инициативе. Не исключено, что к вам  обратилась  с  подобной
просьбой местная полиция...
 
   Я взял брошюру с инструкциями по подготовке  нотариально  заверенного
заявления касательно лояльности Друга.
 
   Дорогой американец!
   Вам предложили написать короткую  справку  о  человеке,  которого  вы
знаете очень хорошо: о близком  друге.  Лишь  от  вас  зависит,  что  вы
сочтете  важным  и  что  предпочтете  оставить  в  стороне.  Однако  чем
подробнее и тщательнее вы составите  справку,  тем  больше  вы  поможете
своему  другу.  Все   написанное   вами,   конечно,   останется   строго
конфиденциальным; справка предназначена исключительно для  использования
в соответствующих органах.
   Возможно, вас попросили это сделать ваши друзья и соседи, члены...
 
   Я сел за  машинку,  вставил  лист  чистой  бумаги  и  начал  сочинять
автобиографическую справку.
 
   Всем заинтересованным лицам и организациям.
   Я, Филип К. Дик,  находясь  в  здравом  уме  и  сравнительно  трезвой
памяти, желаю признаться, что в течение  многих  лет  являюсь  одним  из
руководителей  организации,  известной  ее  врагам,  как  Арампров.   На
занятиях по подрывной деятельности и шпионажу я научился лгать  или,  во
всяком случае, так мастерски искажать правду, что никакие мои  слова  не
могут быть использованы  власть  предержащими  в  стране-объекте  нашего
удара - США. Учитывая вышесказанное, я теперь намерен сделать  заявление
касательно моего  лучшего  друга  Николаcа  Брейди,  тайного  сторонника
Арампрова на протяжении многих  лет,  который  неоднократно  менял  свои
взгляды   вслед   за   постоянно   меняющейся    политикой    Арампрова,
соответствующей линией Народного Китая и других социалистических  стран,
включая и СССР - наше первое приобретение в безжалостной  борьбе  против
человечества, которую мы ведем со Средних веков.
   Пожалуй