стом
пространстве, невесомый и беспомощный.
   Чье-то присутствие - далеко,  за  холмами,  и  вместе  с  тем  рядом.
Невидимое присутствие, излучающее любовь.
   ВАЛИС. Я узнал его, почувствовал -  сострадание,  понимание,  желание
помочь.
   Мы не обменивались словами. Я не услышал ни голоса, ни звука - только
тихий рокот. Обычный звук для бескрайних открытых пространств на  земле,
пустынь, степей. Ветер и вода.., на этот раз они казались одушевленными,
живыми - они исходили от ВАЛИСа.  Это  его  послание,  доброе  и  теплое
послание, пришедшее из-за оживших холмов.
   ВАЛИС неслышно спросил, уж не думаю ли я, что он обо мне забыл.
   - А что, если они собьют спутник? - спросил я.
   - Не важно. Спутник - просто крошечная точка на  небе.  А  за  ним  -
свет, и только. Пелена света, а вовсе не небо.
   - Я умер?
   Нет ответа.
   - Все-таки я пришел сюда. Знакомое место - ведь я уже побывал  здесь,
правда?
   - Ты здесь родился. А теперь вернулся.
   - Это мой дом.
   - А я - твой отец, - отозвался ВАЛИС.
   - Где ты?
   - Над звездами.
   - Так я пришел оттуда? Из-за звезд?
   - Это так. И ты приходил оттуда много раз.
   - Так это был я? Я действовал после получения той рекламы обуви?
   - Да, это был тот ты, который помнил, осознавал, кто ты есть на самом
деле.
   - И кто же я на самом деле?
   - Ты - любой человек.
   - Любой? - Я был поражен.
   Нет ответа - только волны любви.
   - Что мне предстоит делать?
   - Ты просил, чтобы  тебя  искалечили,  -  сказал  ВАЛИС.  -  А  потом
вылечили. Сейчас твоя просьба выполняется. Ты станешь другим.
   - И продолжу свое дело?
   Тепло его любви окутало меня  подобно  невидимому  облаку  света.  Он
ответил:
   - И продолжишь свое дело. Ничто не потеряно. Есть только ты и  я,  мы
здесь вместе навеки - и больше ничего не существует.
   Меня озарило: ВАЛИС и я никогда не расставались - он просто временами
умолкал.
   Навалилась усталость. Я летел низко над холмами и захотел  отдохнуть.
Присутствие ВАЛИСа ощущалось все слабее - он как бы удалялся. Однако  не
совсем - так бывает с фонарем, когда фитиль прикрутят,  но  не  погасят.
Подобно ребенку, я считал: если я этого не вижу, стало  быть  это  и  не
существует. Так для малыша перестают  существовать  родители,  стоит  им
выйти из комнаты.
   Потом дитя подрастает и начинает иначе воспринимать  мир:  они  есть,
его родители, они где-то там, и не важно, видит ли он их, слышит  ли  их
голоса, может ли потрогать. Это один из первых уроков жизни.  Но  иногда
этот урок плохо усваивается.
   Итак, я знаю, кто такой ВАЛИС. Мой отец, мой истинный отец. Я вновь и
вновь покидаю свой род и  прихожу  в  этот  мир,  потом  ухожу  и  опять
возвращаюсь, ибо у меня есть некая далекая невидимая цель, пока мною  не
вполне осознанная. Такой целью может быть поиск. Я сделал к  ней  первый
шажок. А свержение тирании Ферриса Фримонта - не что иное, как остановка
на пути. Не цель еще, а поворотный пункт, миновав который, следует  идти
дальше. Уже изменившимся - усилиями моего отца, а вовсе не  тем,  что  я
совершил. Ибо - как я понял - все это делает сам ВАЛИС,  да  не  оставят
его силы, используя меня в качестве инструмента.
   Мы - словно перчатки, которые наш отец надевает, дабы  достичь  своих
целей. И это истинное счастье - когда ты чувствуешь себя полезным. Ты  -
часть чего-то большего, его продолжение,  простирающееся  во  времени  и
пространстве и служащее для изменения мира. Участвовать в этом изменении
- вот величайшая радость.
   - Я смогу давать тебе указания и без спутника, - сообщил мне ВАЛИС. -
Спутник уже выполнил свое предназначение:  открыл  твой  разум  и  разум
других. И разумы эти теперь никогда не закроются. Установленный  контакт
сохранится.
   Мне стало ясно - я подключен. Навсегда.
   - Ты все запомнил, - передавал ВАЛИС. - И запомнил навсегда.  Отбрось
печаль.
   - Спасибо, - сказал я.
   Красноватые холмы вдали  и  голая  равнина  подо  мной  расплылись  и
исчезли. Медленно стих звук ветра.
   ВАЛИС отвернулся и скрылся из виду, следуя своим  путем.  Но  теперь,
вопреки обыкновению, я не испытал чувства потери.
   Дитя Земли и звездное небо. Старинный  обряд.  Посвящение  в  древнюю
тайну. Надо мной свершился орфический ритуал - из темных подземных пещер
я воспаряю в залитый светом дворец и вижу золотую табличку, напоминающую
мне о моей природе и моем прошлом: полете через космос от далекой звезды
Альбемут, прибытии в этот мир, чтобы раствориться  в  нем,  укрыться  от
кротоподобного врага. Однако враг  настигает.  Он  отравляет  посаженный
нами сад - своим присутствием, своими экскрементами. Мы зарываемся в ил,
мы становимся полуслепыми, мы забываем все. Но вот приходит напоминание,
его источник - голос с неба, помещенный  на  орбиту  давным-давно  -  на
случай бедствия, резкого изменения  в  течении  событий,  излома.  Такой
излом произошел; тут же автоматически включился голос  и  рассказал  нам
то, чего мы уже не помнили.
   Если  русские  действительно  сфотографировали   спутник   внеземного
происхождения, вторгшийся в околоземное пространство, то знают,  что  он
стар и поверхность его изрыта неровностями. Я был там тысячи лет назад.
   Возможно, помнили и остальные.., пока кротоподобный недруг не замкнул
их разум и они не забыли.  Их  заставили  забыть:  изувеченная  природа,
отравленный воздух лишили их чувств  и  мыслей,  вернули  их  в  прежнее
состояние.
   Повторяющиеся циклы, думал я:  просыпаешься  на  время,  затем  вновь
впадаешь в сон. Я спал, подобно другим, затем пробудился - вернее,  меня
намеренно вывели из состояния сна. Ко мне воззвал голос друга, я услышал
и узнал этот голос. Он всегда пытался пробудить  нас,  спящих.  И  может
быть, когда-нибудь мы все проснемся. И снова соединимся с расой,  давшей
нам жизнь, расой, обитающей за далекими звездами - как будто мы  никогда
не расставались.
   Альбемут. Наш первый дом. Все мы -  странники,  бродяги,  изгнанники,
знаем мы это или нет. Большинство  из  нас  хотело  бы  забыть.  Слишком
больно помнить о истинном своем месте здесь, о  том,  кто  мы  на  самом
деле.
   Мы предпочли превратить этот мир в свой дом и никогда не вспоминать о
прошлом. Так легче.
   Простота жизни в неведении. Легкий путь. Но сколь трагична  развязка:
лишенные памяти, мы становимся жертвой врага. Ведь мы и его забыли, и он
застал нас врасплох. Такую цену мы заплатили. И продолжаем платить.
 
Глава 24 
 
   Я пришел в себя в послеоперационной палате. Медсестра держала меня за
руку и измеряла пульс. Грудь болела, я с трудом дышал через  кислородную
маску. Страшно хотелось есть.
   - О! - радостно воскликнула  сестра.  -  Наш  автомобильчик  попал  в
небольшую аварию.
   - Что со мной? - выдавил я из себя.
   - Доктор Уинтауб расскажет вам, как прошла операция. Но  сначала  вас
переведут в обычную палату.
   - Вы сообщили моей...
   - Ваша жена едет сюда.
   - В каком я городе?
   - Это Дауни.
   - Так далеко от дома, - сказал я.
   Через полчаса меня перевели наверх, в палату на двоих. Пришел  доктор
Уинтауб.
   - Как вы себя чувствуете? - спросил он, беря меня  за  руку  и  щупая
пульс.
   - Голова раскалывается, - сказал я.
   Не помню, чтобы у меня когда-либо прежде так  сильно  болела  голова.
Разве в ту ночь, когда ВАЛИС сообщил мне о врожденном дефекте у  Джонни.
И похоже, вновь стало хуже со зрением, как и в тот раз.
   - Вам здорово досталось. - Доктор откинул одеяло и осмотрел  повязки.
- Сломанное ребро пробило легкое, поэтому нам пришлось  вскрыть  грудную
клетку. Придется вам полежать. К тому  же  ударом  рулевого  колеса  вам
размозжило голову... - Внезапно он умолк.
   - Что там? - спросил я, испугавшись, что доктор что-то еще обнаружил.
   - Сейчас вернусь, мистер Брейди.
   Доктор Уинтауб вышел из палаты, оставив меня в недоумении. Вскоре  он
вернулся с двумя санитарами.
   - Снимите-ка повязку, - приказал доктор. - И  уберите  шины.  Я  хочу
осмотреть рану.
   Точными мягкими  движениями  санитары  принялись  разматывать  бинты.
Доктор внимательно наблюдал  за  ними.  Я  не  чувствовал  ни  боли,  ни
какого-либо неудобства, только по-прежнему раскалывалась  голова  -  как
при мигрени. В правом глазу вспыхивал яркий розовый свет - загоралась  и
гасла какая-то решетка. Размытые  цветные  пятна  медленно  плыли  слева
направо.
   - Готово. - Санитары отошли, уступая место доктору.
   Я почувствовал, как его ловкие пальцы коснулись моей груди.
   - Я оперировал два часа назад... - пробормотал он.
   Потом взглянул на часы. - Два часа и десять минут.
   - Вы не посмотрите мои глаза? - попросил я. - У меня болят глаза.
   Доктор посветил фонариком в мои глаза.
   - Следите за  светом...  Зрачок  отслеживает  свет  нормально.  -  Он
переключил свое внимание на грудную клетку и обратился к санитарам:
   - Отвезите его в рентгеновский  кабинет  и  сделайте  снимки  грудной
клетки во всех проекциях.
   - А его можно двигать, доктор? - усомнился один из санитаров.
   - Будьте предельно осторожны, - сказал Уинтауб.
   Меня перевезли в рентгеновский кабинет, сделали несколько  снимков  и
вернули в палату. В ожидании снимков мне удалось приподняться и  увидеть
собственную грудь.
   Ее пересекала четкая розовая линия. Разрез совершенно затянулся.
   Не мудрено, что доктор Уинтауб захотел незамедлительно сделать снимки
- чтобы узнать, как обстоит дело с внутренними повреждениями, не  зажили
ли они столь же стремительно.
   Вскоре в палату в сопровождении медсестер вошли два незнакомых  врача
и принялись меня тщательно осматривать, используя  какие-то  приборы.  Я
лежал молча, глядя в  потолок.  Головная  боль  начала  стихать,  зрение
становилось четче - остались лишь розовые световые круги. Судя  по  тому
участку грудной  клетки,  который  я  смог  разглядеть  в  рентгеновском
кабинете, а также зная, что означают  розовые  круги  перед  глазами,  я
понял, что мною занялся ВАЛИС - так же как в  свое  время  он  занимался
моим Джонни. Он  все  устроил  наиболее  экономичным  способом:  обычная
хирургическая операция, а затем - под воздействием излучения со спутника
- невероятно быстрое  излечение.  Похоже,  в  больнице  мне  уже  делать
нечего.
   Однако  врачей  убедить  непросто.  Они  никогда  не  сталкивались  с
чем-либо подобным.
   - Скоро я смогу выйти отсюда? - спросил я Уинтауба, когда вечером  он
вновь появился в  моей  палате.  Я  сидел  в  постели  и  уплетал  ужин.
Чувствовал я себя превосходно, и от доктора это не укрылось.
   - В этой клинике мы обучаем студентов, - заметил он.
   - И вы хотите показать меня им, - понял я.
   - Именно.
   - Легкое зажило само собой?
   -  Совершенно  зажило,  насколько  мы  в  состоянии  судить.  Но  нам
необходимо   понаблюдать   за   вами   -   излечение   может   оказаться
поверхностным.
   - Моей жене звонили? - спросил я.
   - Она на пути сюда.  Я  сообщил  ей,  что  операция  прошла  успешно.
Скажите, мистер Брейди, вам когда-либо ранее делали операцию?
   - Да, - подтвердил я, - Не заметили ли врачи, что  ваши  ткани  очень
быстро восстанавливаются после операционного вмешательства?
   Я молчал.
   - Вы можете как-нибудь это объяснить? - настаивал доктор.
   - Выделение гормонов, - предположил я.
   - Исключено.
   - Мне бы хотелось уехать домой. Завтра, вместе с женой.
   - Об этом не может быть и речи, мистер Брейди.
   После подобной операции...
   - Я подпишу отказ от медицинской помощи, -  заявил  я.  -  Дайте  мне
бланк.
   - Ничего не выйдет, мистер Брейди. Тут я вам не помощник. Мы намерены
продолжать наблюдение до тех пор, пока не выясним, что произошло в вашем
организме после операции. Когда вы поступили к  нам,  одно  ваше  легкое
было практически...
   - Велите принести мне мои вещи! - перебил его я.
   - Нет.
   Доктор Уинтауб вышел из палаты, и дверь за ним затворилась.
 
*** 
 
   Я встал с постели и обшарил шкаф. Никакой одежды,  кроме  больничного
халата. Придется уходить  в  халате,  ничего  не  поделаешь.  Ни  доктор
Уинтауб, ни больничное  начальство  не  могли  удержать  меня  -  я  был
совершенно здоров.
   Я ощущал это всем организмом и сознавал рассудком, как в  свое  время
осознал, что у Джонни врожденный дефект. Передо мной стояла единственная
проблема - попасть домой.
   Покинув палату, я пошел по  коридору,  заглядывая  в  открытые  двери
справа и слева, и наконец увидел палату, в  которой  не  было  ни  души.
Видимо, все пациенты вышли размяться после ужина. Я  вошел  в  палату  и
открыл платяной шкаф. Там обнаружились пара отороченных  мехом  тапочек,
яркое  ситцевое  платье  с  глубоким   вырезом   на   спине   и   шляпка
нежно-голубого цвета. Тем  лучше,  подумал  я.  Ведь  они  будут  искать
мужчину.  На  мое  счастье,  владелица  этих  вещей  была,  как   видно,
внушительных размеров. Мне оказалось впору все. Прихватив  темные  очки,
оказавшиеся в ящике, я снова вышел в коридор.
   Никто не остановил меня, пока я шел к лестнице.
   Быстро спустившись, я вышел на стоянку. Оставалось  только  сесть  на
скамейку и ждать, когда появится "маверик" Рэйчел.
   Так я и сделал. Нашел скамейку, сел и принялся ждать.
   Через какое-то время (не могу сказать точнее, ибо  часов  у  меня  не
было - то ли они пропали во время аварии, то ли  остались  в  больничном
сейфе) зеленый "маверик" въехал на стоянку. Из машины показались  Рэйчел
и Джонни, взволнованные, наспех одетые, взъерошенные.
   Когда Рэйчел поравнялась с моей скамейкой, я поднялся и сказал:
   - Уезжаем отсюда.
   Она остановилась как вкопанная и в изумлении уставилась на меня.
   - Я бы тебя никогда не узнала.
   - Меня не хотели отпускать.
   Я направился к машине, сделав Рэйчел знак следовать за мной.
   - А тебе можно уйти  из  больницы?  Ты  уже  оправился?  Ведь  доктор
сказал, что операция была сложная, вскрывали грудную клетку...
   - Со мной все в порядке. Обо мне позаботился спутник.
   - Так это все спутник, все, что с тобой было...
   - Да, - ответил я, садясь в машину.
   - И впрямь ты выглядишь вполне здоровым... Но в этом платье...
   - Завтра заберешь мои вещи. - Я захлопнул дверцу. -  Джонни,  привет!
Узнаешь папу?
   Сын смотрел на меня с подозрением.
   - Спутник мог  бы  снабдить  тебя  платьем  поприличней,  -  заметила
Рэйчел.
   -  Полагаю,  ему  не  до   того.   Мне   пришлось   добывать   одежду
самостоятельно.
   - Тебе стоило подождать, пока  он  что-нибудь  придумает,  -  сказала
Рэйчел. Выруливая со стоянки, она бросила на меня быстрый  взгляд.  -  Я
рада, что ты в порядке.
   Пока мы выезжали на шоссе, я погрузился в  размышления.  Конечно  же,
ВАЛИС передавал мне инструкции, когда я лежал под наркозом. Может, он  и
аварию устроил специально с этой целью? Нет, нет.  ВАЛИС  излечил  меня,
чтобы  иметь   возможность   действовать   моими   руками.   Он   просто
воспользовался  несчастным  случаем  и  извлек  из  него  пользу.  Какой
потрясающий разговор у нас получился! Такого еще не было, а может, и  не
будет никогда. Я получил безграничные знания. И мы пережили безграничную
радость - ВАЛИС и я, отец и сын. Мы вновь  обрели  друг  друга  -  после
тысячи лет разлуки.
   Но была  не  только  радость.  Я  понял:  нам  не  удастся  свергнуть
Фримонта. Кое-что, конечно, можно сделать, воспользовавшись тем,  что  я
работаю в "Новой музыке". Мы могли бы  распространить,  среди  населения
информацию, действующую на подсознательном уровне и скрытую  в  звуковой
дорожке при записи подпевок, аккомпанемента и шумовых  эффектов  -  наша
аппаратура это позволяет. Пока полиция поймет что-либо, мы  передадим  в
эфир все, что нам известно, мне и  Садассе,  и  об  этом  узнают  сотни,
тысячи, миллионы американцев. Но Феррис Фримонт не утратит власти.
   Полиция  нас  уничтожит,  сфабрикует  документы,  опровергающие  нашу
версию. Мы уйдем в небытие, а режим сохранится.
   И все же я не сомневался: игра стоит свеч - ведь это затеял ВАЛИС,  а
ВАЛИС не ошибается. Он не свел бы нас с Садассой, не помогал бы мне,  не
наполнил бы меня знанием, если бы все это  было  лишено  смысла.  Мы  не
добьемся окончательной победы, но и частичный  успех  пойдет  на  пользу
дела. Начнется процесс, который рано или поздно доведут до конца  другие
- их будет больше, они будут сильнее.
   ВАЛИС не распоряжался целиком и полностью  Землей.  Здесь  властвовал
его враг и соперник, Князь этого мира.  Влияние  ВАЛИСа  на  Земле  было
очень ограниченным, он общался  лишь  с  горсткой  людей,  да  и  то  не
открыто, а тайно - во сне или во время операции. Его  победа  придет  не
сейчас, позже. Еще не конец света.
   Ведь конец света всегда приближается,  но  никогда  не  приходит.  Он
воздействует на нашу жизнь именно тем, что всегда близко - но не здесь и
сейчас.
   Что ж, подумал я, мы будем делать то, что в наших силах. И  пребывать
в уверенности, что поступаем правильно.
   Я обратился к Рэйчел:
   - Я встретился с этой девушкой. Мы будем работать  вместе.  Тебе  это
может не понравиться - да и кому бы понравилось, однако так надо.
   Рэйчел спросила, не отрывая глаз от дороги:
   - Это сказал тебе ВАЛИС?
   - Да.
   - Поступай как должен, - сказала она тихо, напряженным голосом.
   - Я так и сделаю, - ответил я.
 
Глава 25 
 
   До сих пор я еще не говорил с Садассой Сильвией о  ее  матери,  якобы
ничего не зная. Таким образом, первым делом мне следовало  поговорить  с
ней о миссис Арампров и дать возможность откровенно рассказать  то,  что
мне уже сообщил ВАЛИС.  В  противном  случае  мы  просто  не  смогли  бы
работать вместе.
   Я решил, что лучше всего выбрать для  такого  разговора  какой-нибудь
тихий уютный ресторан. Там нас не смогут подслушать с помощью  "жучков".
Итак, я позвонил Садассе с работы и пригласил поужинать со мной.
   - Мне не приходилось бывать в "Дель Рейсе", - сказала  она.  -  Но  я
слышала  об  этом   местечке.   У   них   кухня   напоминает   рестораны
Сан-Франциско. Я свободна в четверг.
   В четверг вечером я заехал за Садассой домой, и вскоре мы уже  сидели
в уединенном кабинетике главного зала "Дель Рейса".
   - Так что вы хотели мне сказать? - спросила она, когда мы  приступили
к салату.
   - Я знаю о вашей матери, - ответил я. - И о Феррисе Фримонте.
   - Что вы имеете в виду?
   Я заговорил тихо, соблюдая осторожность.
   - Мне известно,  что  ваша  мать  была  активисткой  коммунистической
партии.
   Даже сквозь толстые очки было видно, как расширились  глаза  Садассы.
Она прекратила есть и устремила на меня пронзительный взгляд.
   - Кроме того, мне известно, - продолжал я ровным  тоном,  -  что  она
завербовала Ферриса Фримонта, когда ему еще не  было  двадцати.  Знаю  я
также и то, что она готовила его как тайного агента, который должен  был
заняться политической деятельностью, не открывая своих истинных взглядов
и партийной принадлежности.
   По-прежнему не сводя с меня глаз, Садасса сказала:
   - Вы сумасшедший.
   - Ваша мать умерла, - продолжал я,  -  и  партия  -  то  есть  Феррис
Фримонт - думает, что эту тайну она унесла с собой. Однако в детстве  вы
видели Фримонта с вашей матерью  и  подслушали  их  разговоры.  Если  не
считать высших  партийных  руководителей,  вы  -  единственный  человек,
которому ведома эта тайна. Вот почему правительство попыталось убить вас
с помощью рака. Они узнали, что вы живы, хотя и сменили имя, и  что  вам
все известно. По крайней мере у них есть такое подозрение. А это значит,
что вас должны ликвидировать.
   Садасса застыла с поднятой вилкой, молча глядя на меня.
   - Предполагается, что мы будем работать вместе, - продолжал  говорить
я. - Необходимые сведения будут записаны на  долгоиграющем  диске  таким
образом,  что  при   многократном   воспроизведении   слушатели   смогут
подсознательно воспринимать их суть. Техника записи позволяет.., да  это
и делается все время. Правда, информация для подсознательного восприятия
должн