ней были начертаны греческие буквы. А однажды, к своему
изумлению, я увидел, как из-за этой двери в наш мир выходит Пинки, но не
обычный Пинки,  а  огромный  и  свирепый,  как  тигр.  Пинки,  брызжущий
энергией и здоровьем.
   Я рассказал Садассе об этой двери, и она  молча  внимала  мне,  кивая
головой. Потом я описал ей то, что мне удалось разглядеть  за  дверью  -
неподвижный ночной пейзаж, спокойное черное море, небо, край острова и -
как это ни удивительно - застывшую фигуру обнаженной  женщины,  стоявшей
на песке у кромки воды. В женщине  я  узнал  Афродиту.  Мне  приходилось
видеть немало фотографий греческих и римских статуй этой богини.
   Пропорции,  красота,  чувственность  фигуры  не  давали  поводов  для
сомнений.
   - Ты видишь последний уходящий образ  любви  -  теперь,  когда  исчез
спутник, тает и образ, - печально сказала Садасса.
   - Там мой мертвый кот, - заметил я.
   - Это далекий край, - продолжала Садасса, -  страна,  от  которой  мы
теперь отрезаны. Еще несколько дней - и видения прекратятся,  ты  больше
никогда этого не увидишь. - Она рассмеялась, однако в ее смехе  не  было
радости. - Похоже на послесвечение экрана, когда  выключаешь  телевизор.
Остаточный заряд.
   - Я не перестаю думать, что должен быть способ попасть туда, - сказал
я.
   - Такой способ существует.
   - И каков он? - спросил я. И вдруг вспомнил Пинки. - Да,  я  понимаю,
что ты имеешь в виду.
   - - Афродита была богиней, дающей жизнь, - сказала Садасса, -  как  и
любовь. Я тоже все это вижу, Николаc. Вижу дверь, в которую нам не  дано
войти.
   Вижу неподвижный пейзаж, который для нас недоступен. Там  -  источник
жизни. И он кружил в нашем небе. А теперь мы ощущаем только след, только
образ, оставленный спутником перед тем,  как  его  уничтожили.  Это  его
прощание с нами. Прощание - и одновременно обещание.
   - Никогда не видел ничего более прекрасного, - отозвался я.
   Садасса сменила тему:
   - Что ты намерен делать после разговора с Вивиан Каплан?
   -  Мы  дадим  им  какую-нибудь  пленку,  не   содержащую   материала,
воспринимаемого на подсознательном уровне.  На  какое-то  время  их  это
должно удовлетворить.
   Потом запустим диск в производство, сделаем несколько  экземпляров  с
мастер-диска без такого материала и  тоже  дадим  "дановцам".  Такие  же
чистые диски я оставлю в  своем  офисе  на  случай,  если  они  вздумают
проникнуть туда и стащить парочку. Это подтвердит, что с пленкой  мы  их
не  обманули.  И,  наконец,  начнем  распространять  диски  с  настоящей
записью. Затем  нам  останется  только  сидеть  и  ждать,  когда  явится
полиция.
   Они обойдут все радиостанции и все магазины грампластинок,  конфискуя
диски, но будем надеяться,  что  кое-что  все-таки  попадет  в  эфир.  И
конечно же, они схватят нас, нас и всех наших родственников. И убьют.  В
этом нет никакого сомнения.
   - Никакого, - согласилась Садасса.
   - Жаль только, что мы оказались в ловушке, - сказал я. -  Они  знают,
что мы делаем, им известно о  записи.  По  крайней  мере  они  прекрасно
осведомлены о том, что таковая  существует  и  что  мы  замыслили  некий
политический акт, связанный с этой записью.  Им  нужно  лишь  дождаться,
когда тираж диска появится в продаже, чтобы проиграть его и  определить,
что же там записано.
   Мы делаем как раз то, чего от нас хотят. Впрочем, может быть,  они  и
не на  все  сто  процентов  уверены  в  преступности  наших  планов.  Не
исключаю, что никакой звукооператор  им  не  звонил,  и  вовсе  не  были
подслушаны наши разговоры в баре "Ла Пас". Возможно, им известно  только
то, что "Давай поиграем" - наш новый альбом,  на  который  мы  возлагаем
большие надежды и в который вложили бездну денег  и  энергии;  а  потому
полиция, которой свойственна подозрительность, держит  руку  на  пульсе,
требует от нас предоставления пленки с записью  и  экземпляра  диска  до
поступления его в торговую сеть.
   - Я думаю, они лгут, - сказала Садасса. - Блефуют.
   Это вполне возможно. Мы должны продолжать.
   - Но если мы остановимся, - заметил я, - они не станут нас убивать.
   - И все же нужно продолжать.
   - Понимая, что мы обречены?
   Она молча кивнула.
   - Я думаю о Джонни, - сказал я. - ВАЛИС охранял его, велел  мне  дать
ему тайное имя. Оно, наверное, исчезнет, погибнет вместе с ним, и  очень
скоро.
   - Если ВАЛИС охранял его, ребенок уцелеет.
   - Ты уверена?
   - Уверена.
   - Надеюсь, ты не ошибаешься.
   - Пусть ВАЛИСа теперь здесь нет, - сказала Садасса, - но в каждом  из
нас...
   - Знаю. Недавно я почувствовал, как он  шевельнулся.  Новая  жизнь  в
моем мозгу. Второе рождение... Рождение, данное свыше.
   - Это - знак из вечности. Можно ли надеяться на  большее?  Если  твое
тело или мое тело будет уничтожено, огневик вылетит из него в атмосферу,
а с ним и наша собственная искорка. И там наконец  мы  сольемся  в  одно
неразделимое целое. До самого  возвращения  ВАЛИСа.  Все  мы  -  ты,  я,
остальные, сколько бы их ни было.
   - Мне это нравится, - сказал я.
   - Хочу спросить, - продолжала Садасса, - из  всех  образов,  явленных
тебе спутником,  какой  поразил  тебя  более  других,  какой  был  самым
глубоким?
   - На мгновение я увидел вселенную как живой  организм,  -  сказал  я.
Садасса кивнула. - И мы - в нем. Это ощущение было таким странным, я  не
могу выразить его словами. Словно улей с  миллионами  пчел,  и  все  они
сообщаются друг с другом через огромные расстояния разноцветными огнями.
Постоянно меняющиеся световые картины, а мы - внутри этой пляски  огней.
Пчелы или кто бы они ни были - может,  звезды  или  звездные  системы  -
непрерывно посылают сигналы и отвечают на них. А кроме того, все  они  в
унисон издают мелодичное жужжание.
   - Вселенная - огромный коллективный разум, - сказала Садасса.  -  Мне
тоже являлся этот образ.
   - Посылая  сигналы  друг  другу,  пчелы  мыслят.  Так  осуществляется
процесс мышления целого организма. А еще в нем действует  силовое  поле,
охватывающее все пространство, и эта сила координирует и  синхронизирует
все части организма, направляя их на достижение общей цели.
   - Он живой, - вставила Садасса.
   - Да, - повторил я. - Живой.
   - Мне разъяснили, - сказала Садасса, - что эти  пчелы  -  приемные  и
передающие станции. При передаче такая станция загорается своим  цветом,
заранее  определенным.  Огромная  вселенная,  состоящая  из  приемных  и
передающих станций. Но немало таких станций погружены во тьму,  временно
выключены. Я наблюдала за  станциями,  которые  принимали  сообщения  из
такого далека... У нас, кажется, такие расстояния называются парсеками.
   -  Прекрасное  зрелище,  -  заметил  я.  -  Живые   световые   узоры,
образованные работающими станциями.
   - А потом в эти узоры вторглось нечто, убивающее станции и занимающее
их место, - продолжала Садасса.
   - Однако взамен уничтоженных появились новые.
   Садасса помолчала.
   - Наша планета ничего не принимает и не передает.
   Разве только горстка людей - несколько тысяч из  трех  миллиардов,  -
которыми управлял спутник. А теперь и мы онемели. Свет погас.
   - До прибытия нового спутника, - отозвался я.
   - Да, нам показали грандиозное зрелище, - кивнула  Садасса.  -  И  мы
наблюдали его с самой выгодной позиции. Такое не забывается. Пусть  даже
все станции в этом секторе угаснут навеки - мы запомним увиденное.  Ведь
спутник  передал  нам  самое  сокровенное  знание  о  природе  вещей,  о
вселенной как живом мозге, где  клетки  связаны  друг  с  другом.  И  мы
называем этот мозг... - Она улыбнулась  мне.  -  Вот  почему  ты  увидел
фигуру Афродиты. В ней причина того, что триллионы станций  находятся  в
гармонии.
   - Да, в гармонии и согласии, несмотря на разделяющее их расстояние, -
подтвердил я.
   А называем мы эту скоординированную  систему  передающих  и  приемных
станций, подумал я, называем мы ее ВАЛИС. Это наш друг, который не может
умереть.  Его  любовь  сильнее  любых  властителей.  И  она  никогда  не
иссякнет.
   Садасса откашлялась.
   - Когда, по-твоему, будет готова пленка с записью?
   - Думаю, в конце месяца.
   - А мастер-диск?
   - Вскоре после пленки. Но моя работа  заканчивается  изготовлением  и
утверждением записи.
   - Будь уверен, - мрачно сказала Садасса,  -  они  могут  появиться  в
любой момент и захватить штамп.
   Прямо в процессе изготовления тиража.
   - Знаю. Мы перемешаем чистые штампы и штампы с нашим  материалом  для
подсознательного усвоения.  Может  быть,  нам  повезет  и  они  захватят
чистый.
   - Кстати, - сказала Садасса, - пожелай мне удачи.
   В последний день месяца я иду  к  врачу  -  узнать,  продолжается  ли
ремиссия.
   - От всей души желаю тебе счастья.
   - Спасибо. Я немного волнуюсь. Видишь ли, я продолжаю  терять  вес...
Никакого аппетита. Похудела до девяноста двух фунтов.  А  теперь,  когда
спутника больше нет...
   Она слабо улыбнулась.
   Я обнял ее и привлек к себе - легкую и хрупкую, как птенец.  А  потом
поцеловал - в первый раз. Она прижалась к мне.
   - Они арестуют твоего друга Фила, -  сказала  Садасса.  -  Сочинителя
научно-фантастических романов.
   - Знаю.
   - Ты думаешь, оно того стоит? Его карьеры и твоей?
   И его жизни...
 
Часть третья 
 
ФИЛ 
 
Глава 28 
 
   ...И его жизни и моей. Мы оба погибнем.
   - Ты думаешь, оно того стоит? - спросил  я.  -  Твоя  гибель,  гибель
твоей семьи и друзей?
   - Дело должно быть сделано, - сказал Николаc.
   - С какой стати? - Я требовал объяснений. Именно в это время я  писал
новый роман, лучший из всех мною написанных. - Скажи мне,  Николаc,  что
содержится в материале, который ты намерен записать на диск?
   Мы сидели  на  трибуне  анахаймского  стадиона  и  следили  за  игрой
"Ангелов".  Мой  последний  бейсбольный  матч,  подумал  я  с   грустью,
потягивая пиво из бутылки.
   - Информация, которая со временем  приведет  к  падению  Фримонта,  -
ответил Николаc.
   - Никакая информация не в состоянии этого сделать, - сказал я. У меня
не было столь наивной веры в силу слова - сказанного или написанного.  -
А кроме того, полиция не допустит распространения записи.  Им  наверняка
все известно.
   - Так всем кажется, - отозвался Ник. - Но мы должны попытаться. Я  не
исключаю, что только  один  человек  из  ДАНа,  ретивая  Вивиан  Каплан,
вцепилась в нас, надеясь нагреть на этом руки. Полиция, возможно,  и  не
разделяет ее подозрения.
   - Полиция подозревает всех и всегда, - возразил я.
   - Наш славный президент, - сказал  Ник,  -  является  тайным  агентом
коммунистической партии.
   - Это голословное обвинение или у тебя есть доказательства?
   - Мы в эту запись вмонтируем имена, даты и Бог знает что еще.  Вполне
достаточно, чтобы...
   - Но у вас нет документальных доказательств, - прервал его я.
   -  Зато  мы  знаем  многие  детали.   Слушатели   воспримут   их   на
подсознательном уровне.
   - И вы зальете этой информацией всю Америку?
   - Именно.
   - И в одно прекрасное утро все  проснутся  и  начнут  петь:  "Красный
Фримонт, красный Фримонт, Белый дом не для тебя!"
   Николаc кивнул.
   - Из миллиона глоток. Из пятидесяти миллионов.
   Из двухсот миллионов глоток. "Красный Фримонт..."
   - Это вовсе не шутка, - резко оборвал меня Ник.
   - Еще бы, - сказал я. - Какие уж тут шутки. Речь идет о наших жизнях.
Правительство изготовит любые фальшивые  документы,  чтобы  опровергнуть
тебя - если, конечно, вообще обратит на это внимание.
   - Все данные абсолютно правдивы. Фримонт  -  агент  Москвы.  По  сути
дела, идет скрытый коммунистический переворот, бескровный и  незаметный.
Мы располагаем фактами.
   - Вот это да! - До меня начинал доходить смысл. - Неудивительно,  что
Советский Союз не критикует нашего президента.
   - Он им по вкусу.
   - Что ж, действуй.
   - Ты согласен? - Николаc пристально посмотрел на меня. - Я должен был
рассказать тебе все. Она так считает.
   - А Рэйчел ты рассказал?
   - Собираюсь.
   - У Джонни будут другие родители, - сказал я. И подумал, что  кому-то
другому  придется  написать  великий  научно-фантастический   роман.   -
Действуй, - повторил я. - Изготовьте миллион дисков. Два миллиона.
   Отошлите по экземпляру каждой американской радиостанции. Отправьте их
в Канаду, в Европу, в Южную Америку.  Продавайте  диски  за  восемьдесят
пять центов.
   Раздавайте их в супермаркетах. Оставляйте у дверей. Благословляю вас.
Если хотите, я вставлю этот материал в свой новый роман.
   - Нет, этого мы не хотим, - отозвался Ник.
   - Вами руководит ВАЛИС? Он направляет ваши действия?
   - ВАЛИСа больше нет,  -  ответил  Николаc.  -  Его  поразила  ядерная
боеголовка.
   - Знаю, - сказал я. - Тебе его не хватает?
   - Более, чем я могу выразить словами. До конца жизни я не услышу его,
не услышу ИИ-оператора.
   - Старина Мояшка, - заметил я.
   - Как славно  быть  ведущим  астрофизиком  и  сбивать  с  орбиты  все
объекты, которые ты не смог постигнуть и объяснить.
   - Тем не менее данные о Фримонте вы получили.
   - Да, мы их получили, - подтвердил Ник.
   - Ты теперь в Арампрове, - сказал я, догадавшись,  какая  организация
кроется под этим "мы".
   Николаc кивнул.
   - Ко мне приходила Вивиан, - сказал он.
   - Вивиан? С какой целью?
   - Расспрашивала о записи, над которой мы работаем.
   - Так им уже все известно!
   - Я намерен вручить ей образец без нашего материала. Может, это  даст
нам время выпустить настоящий диск.
   - Они придут и возьмут штампы.
   - Среди них будут чистые.
   - Но они возьмут все.
   - Мы рассчитываем, что они возьмут только один - в качестве образца.
   - Вы обречены, никаких шансов у вас нет, - сказал я.
   - Возможно. - Николаc не стал возражать.
   - Донкихотская атака на режим, вот что это такое.
   Впрочем, они  все  равно  до  нас  доберутся.  И  кто  знает,  может,
какой-нибудь "дановец" услышит вашу запись, узнает правду и  задумается.
Хотя бы на мгновение... Иногда  идеи  овладевают  людьми  по  совершенно
непонятной  причине.  А  иногда  наоборот:  все  знают  правду,  но  она
оставляет людей равнодушными. И причина  этого  столь  же  непонятна.  В
любом случае ты уже слишком далеко зашел, чтобы  останавливаться,  разве
не так? Поэтому делайте свое  дело  как  можно  лучше.  Когда  "дановцы"
прослушают диск, ваша информация проникнет в их мозги, и только это  уже
принесет успех.  Ведь  чтобы  узнать,  что  вы  натворили,  им  придется
прослушать всю запись, и даже если ее больше никто не услышит...
   - Значит, ты не против того, что я втянул тебя в это дело? Я рад.
   И мы пожали друг другу руки.
   "Ангелы" выиграли. Мы с Николасом вместе покинули стадион, сели в его
зеленый "маверик" и двинулись в сторону Пласентии.
   Перед нами затормозил синий лимузин.  В  тот  же  момент  позади  нас
замигал красным сигнальным огнем полицейский автомобиль.
   - Меня вынуждают остановиться, - сказал Ник.
   Когда мы притормозили у обочины, из синего лимузина выскочили люди  в
форме специального подразделения  ДАН.  В  мгновение  ока  один  из  них
оказался перед нашей машиной и направил пистолет Николасу в голову.
   - Не двигаться! - приказал он.
   - Я не двигаюсь, - ответил Ник.
   - Что... - начал было я, но замолчал, когда  ствол  пистолета  уперся
мне в бок.
   Через считанные секунды нас с Николасом затолкали в синий автомобиль,
двери захлопнулись и автоматически заблокировались. Лимузин  развернулся
и помчался по направлению к штаб-квартире ДАНа в округе Орандж.
   Мы с Ником оба это поняли - полицейские могли нам и не говорить.
   - Что мы сделали? - спросил я, когда автомобиль  въехал  в  подземный
гараж.
   - Вам скажут, - ответил один из полицейских, жестом приказав выходить
из машины. Они по-прежнему держали в руках пистолеты, и вид  у  них  был
свирепый и угрожающий. В жизни своей не  видал  лиц,  до  такой  степени
искаженных ненавистью.
   Вылезая из машины, Николаc сказал мне:
   - По-моему, за нами следили на стадионе.
   Мной овладел страх.  Неужели  они  могли  записать  наш  разговор  на
стадионе в разгар бейсбольного матча?
   В толпе людей?
   Нас повели по сырому темному тоннелю с бетонными  стенами,  потом  по
наклонному пандусу мы подошли к лифту и какое-то  время  стояли,  прежде
чем войти в него. Полицейский нажал кнопку на пульте, и через  мгновение
мы очутились в ярко освещенном зале с натертым до блеска паркетом. Затем
нас ввели в просторный кабинет.
   Вокруг стояли и сидели "дановцы", включая Вивиан Каплан  и  какого-то
большого полицейского чина -  судя  по  нашивкам  и  золотым  шнурам  на
мундире. Вид у них был зловещий.
   - Буду с вами откровенна, - заговорила Вивиан Каплан. - Мы прикрепили
записывающий прибор к вашему костюму, Николаc, когда вы стояли в очереди
за билетами на стадион. И записали вашу беседу во время матча от первого
до последнего слова.
   - Я уже распорядился опечатать помещение  "Новой  музыки",  -  сказал
высокий полицейский чин хриплым голосом. -  Никаких  записей  больше  не
будет. Все кончено, мистер Брейди. С минуты на  минуту  возьмем  и  вашу
сообщницу.
   Мы с Николасом молчали.
   - Вы намеревались включить в запись воспринимаемую на подсознательном
уровне  информацию,  утверди  дающую,  что  президент  Фримонт  является
агентом коммунистической партии. Это так? - спросила Вивиан. В ее голосе
звучало сомнение.
   Николаc не ответил.
   - Какое безумие, - продолжала Вивиан. - И какая  мерзость.  Этот  ваш
жалкий спутник... Ладно, с ним теперь покончено, покончено навсегда.  Мы
перехватили трансляцию с этого спутника материала  для  подсознательного
восприятия на частотах телевизионного вещания, но его  мощности  хватало
только для охвата небольших площадей за один сеанс. В тех  передачах  не
говорилось ничего подобного. Это спутник снабдил вас информацией?
   Он вас инструктировал?
   - Мне нечего вам сказать, - ответил Ник.
   - Вывести его и расстрелять, - велела Вивиан Каплан.
   Я в ужасе уставился на нее.
   Полицейский чин возразил:
   - Возможно, он сообщит нам...
   - Мы и так знаем все, - заявила Вивиан.
   - Хорошо.
   Офицер сделал знак, и два "дановца" вывели Николаcа из  кабинета.  Он
не сказал ни слова и не оглянулся.
   Я смотрел им вслед - бессильный, парализованный.
   - Верните его, - обратился я к Вивиан, - и я расскажу  вам  все,  что
узнал от Николаcа.
   - Он уже не человек, - сказала Вивиан. - Им управляет спутник.
   - Спутника больше нет! - воскликнул я.
   - В его мозгу отложено яйцо, яйцо чужой расы. Он служит  гнездом  для
этого яйца, а таких мы всегда убиваем. Прежде  чем  из  яйца  что-нибудь
вылупится.
   - Этого тоже? - спросил ее  один  из  "дановцев",  указывая  на  меня
пистолетом.
   - Он не входит в Арампров, - ответила Вивиан.  Потом  повернулась  ко
мне:
   - Мы сохраним вам жизнь, Фил. И  будем  выпускать  под  вашим  именем
книги нашего собственного сочинения.  Они  уже  написаны,  на  это  ушло
несколько лет. Должна сказать, что ваш стиль довольно легко имитировать.
Вам будет дозволено выступать  перед  публикой  ровно  столько,  сколько
понадобится, чтобы вы смогли подтвердить свое авторство. Или лучше  быть
расстрелянным?
   - Расстреляйте меня, подонки!
   - Ваши книги будут выходить одна за другой, - продолжала Вивиан, -  и
постепенно ваши взгляды,  выраженные  в  этих  произведениях,  придут  в
соответствие с официальными, нами одобренными. В первых книгах еще будут
заметны  следы  преступных  устремлений,  но,  поскольку  вы   стареете,
смягчение ваших позиций не вызовет удивления.
   Я уставился на нее.
   - Так вы все это время намеревались меня использовать в своих целях?
   - Разумеется, - сказала она.
   - И убить Николаcа?
   - Этого мы не планировали. Мы не знали,  что  им  управляет  спутник.
Поверьте, Фил, у нас нет выбора.
   Ваш друг уже не является...
   - Вивиан, - прервал ее я, - позвольте мне поговорить с Ником,  пре